Через прорези белых деревянных жалюзей гостевой спальни заливается полуденный апрельский свет. Троица воробьев рассыпалась в погоне за «хлебом насущным». Воздух в своей прозрачности доведен до состояния невидимости.
Через прорези белых деревянных жалюзей гостевой спальни заливается полуденный апрельский свет. Троица воробьев рассыпалась в погоне за «хлебом насущным». Воздух в своей прозрачности доведен до состояния невидимости.
Замираешь на мгновение от классики вида. Бирюзовые горы на той стороне залива. Терракота крыш с островками нефритовой зелени. Пытаться собрать ощущения во что-то осмысленное так же трудно, как прочесть надпись на вывеске, мелькающей среди вагонов.
На столике портрет. Юная девушка, с характерными еврейскими немного на выкате глазами и светлыми кудряшками. Она мила, в повороте головы изящество, легкость и беззаботность. Беатриса… Девочка, которой судьба выдала все козыри из двух карточных колод. Отец — Ротшильд из французской ветви Ротшильдов, мать — из английской.
Замужество в 19 лет. Морис Эфрусси — наследник евреев из Одессы, разбогатевших на Бакинской нефти и переселившихся в Париж, оказался неразборчивым кобелем, таскавшим заразу в супружескую постель с достойной лучшего применения периодичностью. После очередного «подарка» Мориса врачи объявили Беатрисе, что детей у неё не будет.
Тем не менее брак, прекратившийся де-факто через год, почил в бозе лишь спустя 20 лет, когда Эфрусси начал проматывать не только свои деньги, но и деньги жены. А говорят: «Миром правит любовь!»
«Разведенка» отметила похороны семейного союза собачьей свадьбой. Где и кобель, и его избранница были облачены в подвенечные наряды. Мероприятие проходило со всей полагающейся атрибутикой: фатой, кольцами, фейерверками и букетами цветов.
Баронессе на тот момент было 39. Как понимаете, затворницей она не стала. Путешествия, поклонники, коллекционирование предметов искусства, что предсказуемо. Но она была еще и автогонщицей, авиатором, участвовала в боксерских поединках. И это конец позапрошлого века!
В траур она облачилась после смерти отца — Альфонса — регента Французского банка и главного акционера компании железных дорог «Париж-Лион-Средиземноморье». Похороны, глубина потери, печаль по отцу. Наследство.
Именно в память о родителе в 1905 году она начинает строить виллу «Иль-де-Франс» (Французский остров) на каменистом участке земли в 7 гектар в узком, как бутылочное горлышко, перешейке мыса Кап Ферра, на который претендовал и Бельгийский король Леопольд II.
Ставки Беатрисы оказались выше.
И началась стройка: 7 лет, 20 архитекторов, 9 садов, 5 тысяч свезенных произведений искусства.
Розовенький домик в стиле ренессанс,
с готическим крыльцом, внутренним двориком, который все почему-то упорно называют венецианским. Мне же оно напомнило андалусское патио (Вот он прок от поездок — начинаешь рассуждать, как специалист!).
Секретер Марии-Антуанетты.
Хозяйская спальня с тем самым портретом юной Ротшильд.
Еще тогда, когда только вошла в те 9 садов, где головастые тюльпаны были уже готовы раскрыть все тайны, хранящиеся на дне их бутонов,
начала ловить себя на мысли, что я не понимаю. Не понимаю, что хотела сказать этим «лоскутным» одеялом женщина, обладающая неограниченными средствами. И ведь она не пускала дело на самотек. По гектарам раскладывались разноцветные лоскуты: синий — вода, бежевый — дорожки, зеленый — ну понятно для чего зеленый. Слуг, наряженных в макеты деревьев, она перемещала по будущему саду, как полководец роты и батареи.
А получилось… Что это? Отсутствие вкуса, раздрызг в душе, непонимание, что хочешь получить в результате?
Перемещаясь из испанского сада в японский,
из экзотического в розарий, где высажены лишь розы сорта Беатриса Ротшильд и Грейс Келли,
при всей красоте окружающего ландшафта непонимание не проходило, а усиливалось.
Лишь японский сад, с его минималистичностью средств, которыми он добивается максимальной душевной отдачи, примирил с той невероятной пестротой окружающей действительности. Четверть часа наблюдала за тем, как вода из верхней трубочки стекает в нижнюю, а после критической наполненности нижняя опрокидывается и выливает содержимое в крошечный водопадик. Умереть-не встать, какая милость.
И виды в своей неизменной гармоничности оказывались тем связующим раствором, не дающим рассыпаться этому не очень гармоничному пазлу.
Во время бродилок по парку, сквозь шум воды многочисленных фонтанов, то тише, то громче слышалась музыка. Она была веселая, бравурная, а иногда задумчивая. Что-то такое: Штраус, Штраус и еще немного Штрауса. Почему-то казалось, что она доносится из манежа, где лошадей учат вальсировать.
Кода же с высоты ротонды, являющейся копией Храма любви в Версале, я увидела источник этого «впечатления», то взвизгнула от внутреннего восторга.
Предо мной был музыкальный фонтан.
Он взлетал и падал, закручивался вензелями и стелился волнистыми лентами, выгибал лебединые шеи струй и топорщился острыми иголками. И между струй то тут, то там, то слева, то справа вспыхивала радуга.
Я сразу же забыла несовершенство (с моей точки зрения) сада Беатрисы.
Народу тем временем прибывало. Ластившееся с утра солнце, стало нетерпеливым и обжигающим. Я поспешила внутрь дома, где впрочем, прохлады так же не удалось найти.
Гостинная, пожалуй, самое притягательное место во всем доме, который Беатриса собирала так же с миру по нитке, как и сад.
Купила старинные китайские двери, за дверьми оборудовали китайский павильон, где за стеклом рядами лежат туфельки китайских аристократок. Оказалось правдой, что им в 10 лет перебинтовывали пальцы ног, чтобы ступня не росла. У моей дочери ботинки такого размера были в 3-х летнем возрасте.
Фарфор, средневековые картины, барочные гобелены, аудиогид жужжит, скучно.
Наверное, когда вилла в 1912 году наконец-то была готова, все её поздравляли, восторгались, говорили о красоте и гармонии. Я согласна на красоту. Вилла — место красивое. Но вот гармония…
Думаю и сама Беатриса это чувствовала. Прожив в законченном долгострое лишь месяц, она покинула его и никогда туда больше не возвращалась.
А после кончины (умерла она в 1934 году), дом и все что в нем и вокруг него завещала Французской Академии изящных искусств.
Билет на виллу и сад стоит 17 евро. Добраться можно на 81 автобусе. Остановка так и называется: «Вилла Эфрусси де Ротшильд». Там еще немного пройти по дорожке метров 50. Адрес сайта.
Я когда изучала его, сайт в смысле, нашла некое мероприятие, что там проводится. Называется «Бранч на вилле», за 40 евро с носа с правом посещения всего «комплекса».
Ну сервировка как полагается: на хрустале и фарфоре, серебре и во льду. Картинки красивые. Жаль, что во время моей поездки на Лазурный берег бранч не устраивали, а то бы я пошла, погламурила.
Возможно, у кого-то сложится впечатление из моего рассказа, что вилла не интересна, или не красива. Нет, там красиво. Вот я бы так и сказала: «Красивое место». А гармония… Не берите в голову. У каждого гармония своя.
На вилле я пробыла часа два с половиной. Далее предполагалась прогулка вдоль тропы, огибающей мыс Кап Ферра. На часах время около часа (какая тавтология — прелесть). Там, где дорожка эта начинается, есть ресторан на берегу бухты. Была мысль отобедать, но к счастью я не пошла у неё на поводу. Топать несколько часов, да после выпитого и съеденного, да когда фотоаппарат на желудок давит, было бы очень не комфортно.
А так на легке… Ну пошли. Променад прелестный. Дорожка удобная. Почти без подъемов и спусков. Живописно, а местами очень.
Где-то здесь затерялась вилла, называемая в народе «Розовая», а вообще у неё есть официальное название «Scoglietto». Вон там, где такая мини набережная загибается скобочкой она и стоит.
Виллу эту арендовали весьма знаменитые особы. До Второй мировой там проживала небезызвестная Консуэло Вандербильт — в замужестве Мальборо. Очень интересная жизнь у девушки была. Не поленитесь, изучите. В 60-х прошлого века, её арендовал Чарли Чаплин. Потом английский актер Дэвид Нивен.
А вот между ними затесалась фигура бельгийского короля Леопольда III, который был племянником того самого Леопольда II, что с нашей Беатрисой торговался за доставшиеся ей, 7 гетаров. Дядя Леопольд, вообще-то скупил почти весь полуостров, да и в соседнем Вильфранш-сюр-Мер отхватил несколько кусков. Был он королем страны Бельгии и рабовладельцем (единоличным) страны Конго. За время этого крепостного права население Конго с 30 миллионов уменьшилось до 15. Тогда при этом население самой Бельгии составляло лишь 8 млн.
Когда дело запахло жареным, он продал вотчину государству Бельгия, которая сосало из Конго соки вплоть до 1960 года. Геноцид там был страшный. Конечности рубились за малейшую провинность даже женщинам и детям. Потери населения составили 20 миллионов человек. Бельгия геноцида не признает и компенсировать ничего не собирается.
Как бы к чему я пишу тут про это все среди такой красоты? Столица Евросоюза очень любит осуждать и порицать, вводить санкции и наказывать, арестовывать и замораживать. Это как солнечные зеркальные очки, накинутые небрежно на европейский нос, чтобы никто не видел бревно в их глазу.
Так что при случае, если случай этот представится, используйте информацию для аппелирования бельгийскому собеседнику. Гипотетически.
Ну, а я иду, иду. Опять же, что можно сказать кроме того, что место красивое. А и нечего сказать. Погода еще выдалась на славу и это самое начало апреля. Припекает. Хотя свежий бриз порой крапит пупырышками руки. Смотришь по сторонам, вроде и то же самое море, что у меня дома, а не такое. Вот уж правда Лазурный берег. И виллы, виллы, виллы.
Здесь столько неба.
Какие-то очень яркие полу-кусты. Совершенно кислотного оттенка на просвет.
Лестницы на мини пляжи, вырубленные в известняке самим морем. Туда при желании можно спуститься.
Слепящая синь воды в заплатках белой парусины. Море вспыхивает разноцветными мальтийскими крестами. Прирученные подачками чайки.
С обрыва распахивается море со своей безудержной, переменчивой жизнью.
Вывихнутые мистралем суставы деревьев.
Девчонки выбрались на пикник. Каждая в своем сотовом. Какое счастье, что в нашем детстве были классики, скакалки, казаки-разбойники, прятки.
Вот в далеке уже показался маяк. Такой же беленький, как фрезии, устлавшие склон за ближайшим забором. Обожаю этот нежнейший цветок. И вид его, и аромат так подходят этому месту.
Рядом с маяком вверх идет дорога, уводящая вглубь полуострова. Я не ходила, но читала, что там масса знаменитых своими владельцами вилл: Ж.Кокто, С.Моэм. Какие-то из них более известны, какие-то менее. Вот вилла Моэма — Мавританка очень на слуху и про неё много где и чего написано.
А пейзаж как-то неуловимо изменился. Добавилось что-то вулканическое, или может лунное.
А вообще на ум пришло, что это Аппиева дорога, хотя до Рима далековато.
Ну к 4-м я уже порядком подустала и к косе Сен-Оспис подгребала с гораздо меньшим энтузиазмом, чем он был в начале похода. Да еще и место это было какое-то странное. При всей вылизанности окрестностей и нависающими над ним роскошными строениями, оно было неприбранным, с жуткими граффити на полуразрушенных сараях, с недостроенным или опять же разрушенным мостом. Наверное бесхозное, вернее на правах общинной соственности. Колхозное короче.
Немного поплутав по улочкам, я все же нашла искомое, узкий проход между домами в столицу этого миллионерского сообщества — городок Сен-Жан-Кап-Ферра.
По-идее, можно было бы пройтись еще по небольшому полуострову. Видите он рядышком через тонкий перешеек от основной тушки Кап Ферра.
Там есть очень красивый пляж. Палома бич называется. Если летом поедете, думаю искупаться там будет очень актуально.
А мне было уже очень актуально пообедать, а заодно и поужинать. Да и о купании в первых числах апреля речь не шла. Но помятуя о том, что в 17–00 во Франции кормят только сухими коржиками, да и ресторана соответствующего на глаз не легло, я взглянув снизу на местную церкву,
и сверху на стоянку яхт,
купив в булочной тот пресловутый коржик, чтобы не умереть голодной смертью до ужина, отловила по дороге автобус до Ниццы, куда прибыла минут через 40, где пообедала, а заодно и поужинала.
***
Вот даже я и не знаю, что мне написать в заключении. То что красоты тут через край, это как бы не обсуждается. Смотришь на эти выхоленные дома и думаешь:
— Чертовски повезло вам, ребята жить в таком роскошном месте!
И тут же задаешь себе встречный вопрос:
— А ты хотела бы здесь жить?
И каков ответ? А нет ответа!