Коллаж Полиньяно-а-Маре

Что могут написать о Полиньяно туристы, которые приезжают в это местечко на один-два часа, даже если на один-два дня! Юг Италии требует более глубокого отношения — чтобы понять этот городок и его обитателей, здесь надо жить…

Бело-голубой город на скалистом утесе, в который толкаются волны лазурной Адриатики… Впрочем, многочисленные гроты, что расположены под скалой, куда туристы устремляются на лодках с моря — они успокаивают этот спор воды и камня, пропуская в себя теплые, пенные струи.

В Полиньяно всегда много отдыхающих и в основном это сами итальянцы. Европейцам нужны хорошие пляжи, а здесь всего-то один, да и то — крупная галька, на которой лежать можно, разве что за грехи…

Однако Полиньяно-а-Маре — это простор! И за этот призыв, пожалуй, самим ветром,

теплым и сильным, зовущим взлететь в невозможную распростертую синь неба, Полиньяно легко размещается в сердце каждого и навсегда.

Чем знаменит городок? Чтобы узнать, нужно, как и в любом другом посетить церковь, кладбище и рынок (так советовали древние философы). Церковь расскажет о духовной жизни города, кладбище познакомит с историей, рынок вернет в настоящее и покажет благосостояние людей.

Когда я заехала в Полиньяно — церкви были закрыты — пресловутая сиеста.

Главный храм называется «Церковь Матери» (Chiesa Madre), если точнее… di Santa Maria Assunta.

В городе же называют просто: Храм Матери. Вообще-то «assunta» — что-то вроде «принимающей».

В православной службе на Троицу, в Задостойнике, который поется Богородице есть удивительное слово «удобообращательная». Вот на этом удивительном, родном ласковом слове я, сфотографировав главную «Кьезу» города и успокоилась.

Почему-то на память пришел фильм «Суббота, воскресенье и понедельник» с Софи Лорен, в главной роли. Ах, да! Жители Полиньяно горды тем, что этот фильм снимали якобы у них в городе! Но, право, это фильм о неаполитанской семье и действие происходит в основном в помещениях. Проезжают герои и по Неаполю, а вот так чтобы в фильме был показан Полиньяно, да во всей красе, что-то не припомню… Возможно где-то в воспоминаниях героя о встрече с главной героиней Розой Приоре… Да, там кажется мелькают силуэты ночных скал… А-то ведь, такая беда нашего времени: кто-то написал, остальные просто перепечатывают — вот уже все и поверили, что городок был увековечен в фильме.

Нет сомнения, что какие-то фрагменты ленты снимали и в Полиньяно — жители помнят. Для маленького провинциального городка это было событие, о котором будут рассказывать еще долго. Но, право же, поскольку в фильме, Полиньяно не стал «главным героем», добавим немного скептицизма! Мало ли где и что снимают: Англию в Таллине, Россию в Канаде, средиземноморский городок в Баку…

Может быть мне вспомнился тот фильм еще и потому, что вначале в нем повествуется о землетрясениях, которые случаются у подножия Везувия и о которых в народе говорят, будто «земли эти пляшут по воле Великой Матери»… Нужно понимать, что южане не просто религиозны, они трудно прощаются с суевериями. Достаточно вспомнить «Ночи тарантула», на которых танцуют тарантеллы… Но это уже Саленто, август… Я там еще не была, а вроде бы и была… Мистика!

Просто, видимо, иногда во мне просыпается «историческая память».

Нет, я не пошла и на кладбище. Достаточно было увидеть тот мост-виадук, в центре Полиньяно, через который проходила древнеримская дорога — еще при императоре Трояне строили!

Признаюсь: я не была и на рынке. Денег было немного, а южный рынок прекрасно показан в том же фильме «Суббота, воскресенье и понедельник», где женщины у прилавка, едва ли не подрались, доказывая свою правоту в познании верного рецепта приготовления рагу!

Я сфотографировала памятник Доменико Модуньо, у которого так любят сниматься туристы и отправилась… к Художнику!

— Ciao! — сказала я, входя в распахнутую дверь, впрочем, была ли там дверь — я не помню. — Можно посмотреть работы?

— Avanti!

Он вышел из боковой комнаты, вытирая руки о фартук и пока я разглядывала его мастерскую, скрылся в другой комнате. Кажется, я оторвала его от дела.

— Как тебя зовут? — Крикнула я молча, чтобы продолжить общение.

Как ни странно, но он услышал меня и ответил, рассеянно и так же, молча, как и я.

— Это не имеет значения.

— Твой материал стекло и камень?

— Все, что лежит под ногами, то, что выбрасывают люди. — Он сделал паузу и продолжил. — Я подбираю и стараюсь рассказать им, что они поторопились выкинуть на помойку то, что еще готово ожить и задышать!

— Ты сказочник? Вот этот железный дровосек, он из сказки «Волшебник изумрудного города», помнишь?

Там всем жителям раздавали очки с зелеными стеклами, и они верили, что живут в счастливом изумрудном городе. Здесь даже не надо раздавать очки, чтобы все поверили, что живут в лазурном городе. Удивительный город, в котором есть улицы, площади и Небо, как доминанта, организующая пространство. Я понимаю: здесь и только здесь Модуньо мог написать «Volare». Здесь действительно хочется взлететь! Я начала читать нараспев:

— …«Мне кажется, что этот сон, больше никогда не повторится. Я окунул лицо в синюю краску, и когда меня подхватил ветер, я начал летать счастливый в бездонном небе… Я летел вверх, все выше, а мир оставался где-то далеко внизу. Для меня играла нежная музыка. Такой сон бывает только однажды. Он не может повториться»…

— Все верно. Здесь хочется летать! — Он по-прежнему отвечал молча, но я слышала его. Мне хотелось заставить его рассказать что-то важное и я на ходу придумывала сюжет, чтобы заставить его быть более откровенным.

— Ты выходишь на свою огромную террасу каждое утро, ты паришь над землей и смотришь на древний виадук сквозь этот стеклянный многогранник. Что чудится тебе в этом «искривленном времени»! Какие видения тревожат!

— Ты неплохо фантазируешь. Продолжай!

— У меня, как и у тебя есть тайны. Объясни мне, если сможешь! Я слышала эту песню «volare», кажется, сто тысяч раз. Я помню, как ее пел сам автор — Доменико Модуньо. А как зажигательно пели «Цыганские бароны — Gipsy kings» — эта песня в стиле фламенко тоже получилось.

Клаудио Вилла положил свой нежный тенорок на ритмичную основу — в те далекие годы такая версия нравилась. Андреа Бачелли, Лаура Паузини, Рита Павоне, — разве всех перечислишь! И вдруг, несколько лет назад я услышала Лучано Паваротти — это было откровение. Он спел не просто красивую, знакомую, ритмичную песню, он рассказал человеческую драму. Некоторые «меломаны» позволили себе записать эту песню без первоначального вокализа (очень неаполитанского, с этим невероятным привкусом Востока) — какая ошибка! В интерпретации Паваротти все важно: от первой до последней ноты. Особенно та пауза в конце… Это невероятно. Он пел о крушении мечты… Почему он почувствовал эту песню так! Теперь для меня только его версия и лежит на сердце.

Художник долго не отвечал, потом продолжил.

— Здесь много солнца, много неба. Высокий сезон — на пляже «вавилонское столпотворение», но бывают такие дни зимой, когда волны бьются о скалу и небо бледнеет от боли. Тогда все вокруг становится серым, небо и море сливаются в непроглядности и на сердце такая тоска… Кстати, знаешь, здесь не только взлетают вверх, здесь любят падать вниз. — Мне показалось, что он грустно улыбнулся и вспомнил уже о другом. — Здесь в Полиньяно проходят международные соревнования по клифдайвингу. Мужчины прыгают с двадцати семи-тридцати метров. Это прыжки со скалы. Вон там, напротив моей террасы, устанавливается специальная платформа. Кажется, шесть лет назад победил парень из России — Артем Сильченко. На эти прыжки могут отважиться немногие. В мире таких спортсменов чуть больше десяти, и они соревнуются между собой. Если человек прыгает в воду с высоты в 30 метров, он развивает скорость 100 километров в час, случалось, что спортсмен ломал позвоночник, случались другие травмы, тогда, если прыжок даже и состоялся, его все равно не принято засчитывать. Когда человек летит вниз, он успевает делать множество сальто. Наверное, тогда кажется, что это свободное парение… Но встреча с водой — большое испытание, она встречает смельчака, превращаясь для него по плотности в камень, так что каждый, кто летит с такой высоты пробивает ногами камень. В воду можно входить только ногами.

— Это очень интересно, но ты хотел сказать о чем-то другом. — Я хотела узнать о нем больше, но он надолго замолчал.

Я ходила по террасе. Обработанные морем камни лежали рядом со стеклом, которое чуть-чуть напоминало застывшую воду, такую ласковую под голубым небом и такую неумолимую для отважных. Стекло и камень, море и скалы.

Бутылки на фоне синевы, казалось, желали что-то спеть каждому взирающему, но они были слишком неуклюжими актрисами, да и зрительницей была лишь я одна. Однако Небо, как великий режиссер, находило в них что-то такое, что помогало воспринимать эту робкую попытку вполне благосклонно.

А эти полиэтиленовые пустышки, стали произведением искусства лишь после того, как по ним проехалось тяжелое колесо. Так и в жизни бывает…

Неожиданно я услышала художника. Мы ведь разговаривали молча… Мне подумалось, что он и раньше мог что-то говорить, но я отвлеклась и прикрыла свое сердце!

— Мы танцевали с ней тарантеллу…

— В Саленто?

— Да.

— Эти жуткие «пауки»- воспоминание о тех «ночах тарантула»?

— Она кружилась и дразнила, но она не отдала мне красный платок. Она умчалась с Джанкарло на его прекрасном авто. Мы встретились через год. Я сказал: ты разбила мне сердце. Она ответила — разве у тебя стеклянное сердце!

— Тогда ты взял осколки и слепил это новое сердце? Я сразу заметила его, как только вошла! Оно красивое. Наверное, оно горит, когда на него падают лучи солнца.

— Сюда не заглядывает солнце…

Мне захотелось сказать ему что-то ласковое и я начала читать стихи Роальда Мандельштама:

— «Я не знал, отчего проснулся;

Но печаль о тебе легка,

Как над миром стеклянных улиц —

Розоватые облака.

Мысли кружатся, тают, тонут,

Так прозрачны и так умны,

Как узорная тень балкона

От, летящей в окне, луны.

И не надо мне лучшей жизни,

Лучшей сказки не надо мне:

В переулке моем — булыжник, —

Будто маки в полях Монэ!»

— Я услышал тебя! Мыслям не нужен перевод! Это красиво. Для итальянца главное не рифма, но ритм!

— О, я не смогла бы найти рифму твоему одуванчику! И это одуванчик! — Я послала ему усмешку, чтобы снять пафос признаний.

Он хмыкнул за стеной, кажется был доволен тем, что удивил меня, а я послушно притворилась что удивлена — безобидный ответ на эпатаж.

Железный петух гулял между прогретых белых камней, которые еще не знали своей судьбы и просто грелись на солнце.

Какая-то «абра-кадабра» была опрометчиво выпущена из ящика Пандоры к людям и казалось, что ее сотворили в те самые сумеречные дни.

На полке под потолком топорщился морской ёж, и он был похож на живого. Заброшенный на полку и может быть забытый всеми, он таращил глаз и ждал, когда Фортуна повернется к нему с улыбкой.

— Знаешь, я люблю танцы в стиле модерн. Пластика! Может быть это один из самых древних языков на планете. Но конвульсивные изгибы тела человечка меня страшат… Та матрица, из которой он выпал — это ухо, — универсальная форма? Может быть это опустошенное лоно, которое способно вынашивать жизнь… И… ужас отторжения! Это надо пережить, иначе как сотворить подобное под ласковым солнцем юга, где, кажется, оживают даже камни и начинают рассказывать древние истории.

— Ты хорошо фантазируешь. — Продолжай! — мне показалось, что он впервые отложил свое дело и прислушался ко мне.

- Камень, стекло, железо, — упрямые материалы, а человеческому сердцу хочется тепла, - заметила я.

Он кивнул и посетовал:

— Я разгребаю мусорные кучи и нахожу старые обломки, я собираю что-то брошенное под ноги равнодушных прохожих. Потом я приношу все это в мастерскую и делаю свою работу. Неживое обретает жизнь.

Однако все они, мои произведения, становятся теплыми только если их пригреет солнце. Они не способны дарить собственное тепло.

— Тот красный платок, — я осторожно продолжила его тему. — Он так нежно обвивал шею и, хотя это были лишь мгновения в танце, ты помнишь эти ласковые прикосновения шелка, как продолжение ее руки. Я не раз слышала, что самое огорчительное — печалиться о том, что мы упустили в жизни. Дарю тебе на прощание мудрый совет матери: на свете нет ничего выше и прекраснее неосуществленности! Той, когда духовное воспаряет над материальным. Тогда ты летаешь высоко-высоко… Volare!

— Какой удивительный коллаж у тебя получился, — засмеялся он весело: — море и скалы, я и мое «стеклянное» сердце, Лучано и Доменико, Софи Лорен, бьющаяся в буднях текущих дней под неумолимостью ярких софитов и смельчаки, которые прыгают со скалы, чтобы узнать, как летают птицы, синь простора, туристы, что ласкают в руках бокалы красного апулийского вина и украдкой поглядывают на часы, диктующие прощание с райским уголком, где им хотелось бы пожить, серая хмарь будней, неизвестная проезжающим мимо по ленте горной дороги, в шикарных авто, музыка, стихи… Я еще не все перечислил, но уже задохнулся! — он снова улыбнулся за стеной. — Мне нравится примирять, казалось бы, несовместимое, мне нравится твой коллаж, но все решит название, которое должно объединить этот прекрасный бред. Как ты назовешь свой коллаж?

— Очень просто, — сказала я уже спускаясь по каменным ступеням вниз. — Это Полиньяно -а-Маре…

Теги: Самостоятельные путешествия