Выгрузившийся на Центральном вокзале Амстердама турист сразу попадает в плоский, без вертикалей мир. Зато царство горизонталей, расходящихся кильватерным следом снующих туда-сюда многочисленных плоских, но юрких плав средств, поражает воображение. Нарисованная подсознанием скученность расшатанных, как зубы старика, домов, нестройными рядами стоящих вдоль замызганных каналов,
разбивается о почти морской простор, которому вторит Научный музей Немо, больше похожий на мощный ледокол нежели на вместилище пыльных артефактов.
Залив Эй пытается докричаться до стоящих на противоположном берегу: собора св. Николая — покровителя моряков, купцов, путешественников да и самого Амстердама и Башни плача, орошенной слезами женщин, провожавших своих близких в море. Именно от неё, когда она еще была частью городских укреплений, в 1609 году отправился в экспедицию тот самый Генри Хадсон, в честь которого названы и река Гудзон, и одноименный пролив в Северной Америке. Да и сам Нью-Йорк с «ферст нэйм» — Нью-Амстердам, первоначально принадлежал Голландии.
Строительство барочно-ренессансного собора св.Николая "в стенах" было закончено к 1887 году.
Именно в этом районе, на улице Принца Хендрика я первоначально заказала гостиницу. И какое счастье, что они что-то там путали с моей кредитной картой и я решила благоразумно отказать им в удовольствии принять меня на постой. А почему отказ в удовольствии был счастьем? Ну не знаю, как им, но мне, казавшееся по началу неразумным размещение в гостинице сети Годен Тулип, что на выселках в районе станции Слотердейк, обернулось редким везением.
Еще тогда, когда пыхтя тащила по асфальту свой упирающийся, по случаю очередного повреждения колеса, чемодан, я поняла, что тишина и покой, минимум народа и запахи зеленой окраины мне обеспечены. А уж когда возвращалась после целого дня блуждания по городу в эту пастораль, радости моей не было предела. Просто как выехать на дачу после трудовой недели в пыльном мегаполисе.
Поэтому, как вы понимаете, город я начала осматривать не со стороны, находящегося практически в центре вокзала, а от очень неспешных задворок. Трамвай номер 12, везя меня к месту пересадки, пересекал нитки каналов. Они не были так живописны, как те, по которым ходят круизные баржи, но отличный от повседневного пейзаж за окном трамвая невероятно будоражил.
А уж когда я очутилась на площади Спуи, куда приехала для рекогносцировки на местности, т. к. на завтра собиралась именно с Бегинхофа, там расположенного, начать плотное знакомство и общение с Амстердамом, то эмоции у меня как-то неожиданно поползли вверх. Волна приятия города с первой же минуты захлестнула и не спадала даже тогда, когда я уже из Амстердама уехала. И даже тогда, когда после видела много другого и красивого. И даже тогда, когда вернулась после долгого отсутствия домой в Москву.
Скульптура Любимчик на площади Спуи.
Боясь по первости заплутать в таком отличном от повседневного жизнеустройстве, за ориентир были взяты две готические башни церкви св. Франциска Ксаверия.
Вот от них я фланировала туда-сюда по меридианам и параллелям переулков, переходя по мостикам с одного берега на другой, впрочем стараясь не сильно в них углубляться, по причине слабого знакомства с топографией и уже темному времени суток. Из-за последнего пришлось также наступить на горло собственной песне, зазывавшей в район Красных фонарей, памятуя при этом, что «любопытство сгубило кошку» и еще что-про Варварин нос.
Поразило какое-то невероятное количество тумб с афишами, приглашающими в музей с таким родным россиянину названием «Эрмитаж». Судя по всему, там была развернута экспозиция, связанная с тогда еще предстоящей, а теперь уже с прошедшей годовщиной Октябрьской революции. Что ни говори, мировое жизнеустройство она перевернула. Другой вопрос: к счастью это или как?
Вечер был теплый, синий и очень романтичный. Народ чинно пил пиво. Пахло фаст-фудом и никакие посторонние запахи не отвлекали от томного вечера и предвкушения завтрашнего дня.
— Главное чтобы повезло в погодой, — думала я, засыпая.
Погода не только не подвела. Она очень мягко, вторя вчерашним сумеркам, рассинило небо, раскидав по нему тут и сям облака, которые в течении дня постоянно меняли конфигурацию. То они притворялись мирными овцами, но стоило выйти на простор перед Центральным вокзалом, небо зачертило фарватеры и стало закладывать галсы (если что-то попутала не обессудьте, в терминологии не сильна, просто слова нравятся), зовя в путь и обещая сделать морским волком.
Но это было потом. Вышла я рано. Город только просыпался. На столики кафе, теснящиеся на тротуарах, выставляли вызочки с живыми цветами и пепельницы. Первые немногочисленные посетители. Запах кофе. Плюшек. Какая-то деревенская неспешность во всем.
Пункт первый — Бегинхоф на пл. Спуи. Бегинхоф Дамме мне еще только предстоял, и как раз там-то он очень соответствовал тому прямому предназначению, для которого создавался — приют для малоимущих, набожных женщин. Белые окошки, с белыми же занавесками и такого же цвета антуражем на подоконниках наружной стороны Бегинхофа амстердамского поначалу ввели меня в заблуждение,
казалось, что встречу сейчас бабулек-божьих одуванчиков, одетых чуть-ли не в монашескую одежду. Но меня обогнала очень статная немолодая леди, в которой чувствовался и стиль, и элегантность, и очень характерная для голландцев стать. Вот что значит ежедневные велосипедные экзерцисы.
А сам Бегинхоф, выстроенный в ярком, очень характерном и узнаваемом бело-буро кирпичном стиле, называемым в народе «беконом», на фоне декораций из синего неба и яркой майской листвы походил скорее на молодежное общежитие, чем на последний приют голландской странницы.
Мне показалось, что сейчас в Бегинхофе живут бывшие представительницы богемы, хотя в заблуждение и вводили статуя святого на лужайке и беленькая церковь на углу. Но полки заставленные книгами в глубине комнаты, куда я в наглую заглянула и быстро отпрянула, т. к. наткнулась на взгляд смотрящей на меня с обратной стороны женщины, и вид еще пары обитательниц, которых я встретила на выходе, в этом убеждении меня утвердили.
Бегинхоф открыт только в утренние часы с девяти до часа, так что если возникнет у вас желание туда заглянуть, а там очень мило, то поторопитесь (вход бесплатный).
Следующей остановкой была центральная площадь Амстердама — площадь Дам: с Королевским дворцом, Музеем Мадам Тюссо, Новой церковью, Национальным монументом, обещанными толпами народа, что сидит прямо на брусчатке и покуривает траву, никого не таясь. Хотелось приобщиться к этому празднику жизни хоть таким образом — пассивного курения. Но обломилось. Площадь была пуста. Впечатления она не произвела никакого. Что-то серое, в меру запыленное, скучное. И траву посреди неё никто не курил.
Разозлила экспозиция в Новой церкви, из которой сделан кадр на площадь Дам. В свете сирийских событий там была выставка с фотографиями, одна из которых: с картинно «скорбящей матерью», держащей на руках хорошо упитанную девочку, с пухлыми губками и пробивающимся даже через смуглую кожу румянцем, но с забинтованной головой, привела меня просто в бешенство. Как я ненавижу подобные спекуляции, рассчитанные на малотребовательную публику! Они унижают всех: и тех на ком это ложь возводится, и тех — для кого.
Но это был, пожалуй, единственный негативный момент из всего плавного течения моей амстердамской жизни. Хотя нет, был еще один, но об этом в самом конце.
В проеме между дворцом и Новой церковью нарисовался знаменитый Амстердамский универмаг и я вспомнила, что утром выпила слишком много кофе.
Искомое нашлось на втором этаже за один евро. Магазины там никакие, а вот люстра хороша.
— Ну вот как бы и хватит с обязательной программой на сегодня, Лена, — сказала я самой себе и отправилась в свободное плаванье вдоль каналов, занырнув в первый попавшийся около универмага переулок.
Ровнять амстердамские фасады в фоторедакторе — бесполезное занятие. Расшатанная болотная почва не выдерживает даже таких миниатюрных, похожих на карандаши в пенале, домов.
Пожить в доме, где 30% от площади, наверное, занимает лестница, было бы интересным приключением. Но поскольку на данном этапе подобный опыт мне был недоступен, я пыталась понять, что происходит за этими, похожими на печатные пряники, фасадами, где когда-то жители тратили больше денег на чистящие средства для окон, чем на занавешивающий их от посторонних глаз тюль.
Но памятуя взгляд постоялицы Бегинхофа, решила сосредоточиться на кирпичах, которым, в пору, ставить в Амстердаме памятник, т. к. из него, кажется, построен весь город, на мини-огородах, чудо мини-лестницах, ведущих непосредственно в жилища и прочей околодверной и околооконной атрибутике.
И если вы последуете моему примеру, то здесь вас ожидает мини-открытие, что Амстердам, вопреки сложившимся стереотипам — не город, который легализовал легкие наркотики, не город Красных фонарей и не город эмигрантов, хотя в XVII веке каждый третий житель столицы Голландии таковым являлся благодаря Ост-Индская компании, где только на постоянной основе работало 150 тысяч человек, не считая сменных экипажей, торговцев и пассажиров, перемещавшихся на их кораблях.
Так вот вернувшись к фасадам, похожим на растрепанные реснички, обрамляющие темные, где-то ясные, а где-то подслеповатые каналы, вы поймете, что это очень уютный, домашний, даже пасторальный, выпестованный и озелененный, насколько это позволяет тот минимум земли, что находится в распоряжении владельцев фасадов, город.
Догуляв таким образом до обеда, я нашла милейший ресторан с видом на канал, но пока медленно соображала, хочу я туда или нет, единственный, оставшийся свободным на улице столик бодро заняла однополая, мужская пара. Зато в зале я сидела одна и принявший заказ официант, не в силах вынести правильности моего выбора, в экстазе всплеснул руками, выговорив с придыханием:
— Прекрасный выбор, мадам!
Мадам, бывши подслеповатой из-за того, что хоть и слаба глазами стала на определенном периоде жизни, очки носить с собой все никак не привыкнет, смогла разобрать в мелко напечатанном меню лишь слово «эскалоп».
— Ну, если эскалоп стоит 26 евро, то его должно быть много, — подумала она и под дивное лангедокское вино, отражающее поверхностью светлое майское небо и кружевную, почти уже полностью распустившуюся листву погрузилась в нирвану созерцания.
Заказ не заставил себя ждать. То-ли выражение лица мадам, ожидавшей что-то более существенное, то-ли это входило в меню, но официант, поставив тарелку с эскалопом на стол, бодро произнес:
— Сейчас я принесу хлеба с маслом.
Ну что сказать. Я съела все до последнего зеленого листика на тарелке, стараясь прожевывать каждый мини кусочек по 20 раз, для достижения максимальной сытости, как учат диетологи, но затормозила только на 3-м куске хлеба с маслом, вспомнив, что диету никто не отменял. Но было вкусно. Эх, где бы взять силы воли на такой ежедневный обед, может быть влезла в штаны пятилетней давности!
Прикинув по карте, что нахожусь где-то не далеко от церкви Вестеркеркт, где похоронен Рембрант, решила отправиться туда. В этом месте расположен треугольник из аттракций самого разного толка: вышеупомянутая церковь, музей Анны Франк и монумент жертвам гомофобии. До квардрата там дотягивал дом номер 6 по Вестермаркт, где жил с свое время Декарт. До Декарта мне не было никакого дела, церковь с местом упокоения Рембранта была закрыта, а в музей Анны Франк змеилась огромная и единственная за 2 дня в Амстердаме очередь, в которой мне стоять совершенно не хотелось, а памятуя аскетичное содержание музея, почерпнутое из отзывов, идти я туда и так не собиралась.
Фрагмент памятника Рембранту.
Решив заполировать недавний обед грушей, позаимствованной на завтраке, я уселась на лавку возле Вестеркеркт, ловя на себе неодобрительные взгляды стоящих и уже, видимо, проникшейся трагичностью момента, очередников музея, и стала искать взглядом монумент жертвам гомофобии, которое уже в названии таит в себе драматизм.
Мне представлялось что-то такое из серии «друг спас жизнь друга», когда один изможденный приверженец однополой любви, как герой обороны чего-то там (название подставить из личных предпочтений) сам полуживой, несет на плече, другого еще более изможденного и сползающего с того самого плеча.
То самое погубившее кошку любопытство и желание закончить начатое заставили обойти по периметру всю церковь. Памятник найден не был. Но внезапно зацепила взглядом треугольный гранитный постамент. На всей этой конструкции сидели почему-то только юноши.
Монумент жертвам гомофобии. На заднем плане церковь Вестеркерк.
Еще немного улиц с домами состоящими из невообразимо прянично-беконного микста и вот уже в просвете переулка видны проходящие по насыпи поезда. И пройдя направо, я вышла к Амстердаме Централе, с которого начала этот рассказ.
Но заканчивать им не собираюсь, т. к. жутко не люблю рассказы с продолжением. Выдал эмоции на пике повествования и переходи к другому пику. А то они — эмоции эти смешиваются, бродят и вообще мутят третий глаз и внутреннее око! Или вообще испаряются и писать вторую тире бесконечную часть невероятно лень!
Перед продолжением на минуточу покажу интерьер собора св. Николая. Там красиво и торжественно, как и положено в католическом храме.
Учитывая, что ночная забава с посещением Квартала Красных фонарей потерпела фиаско из-за врожденной осторожности, а поглядеть на гнездо разврата хоть одним глазком очень хотелось, то по яркому дню дойти до туда уже ничто не мешало!
Пройдя рядом с пристанью, от которой отходят круизные баржи и жмурясь от сиявших на просвет фиолетово-желтыми фонарями анютиных глазок (кстати, если кому-то хочется докапаться до дат и фундаментов посмотрите фотоальбом Ани Кудрявцевой про Амстердам, там все очень побродно с чудесными картинками),
я через тот правый, что на фотографии, угол проникла в район, где правит то, чего в Советском Союзе не было.
Девушек и юноши, торгующие телом, по дневному времени отдыхали от трудовых ночей. Какие-то невнятные реплики на небросающихся в глаза вывесках, солнечные отражения от окон на мостовой. Они отсылали в совершенно противоположный ожидаемому мир. Во дворе Старой церкви, в кафе мирно и тихо сидели явно не завсегдатаи ночных игрищ и забав (хотя тут палец на отсечение не дам) и лишь малочисленные туристы фланировали в поисках фритюра.
Но «общежитие для путан» я нашла.)
В Старой церкви можно подняться на немногочисленную в Амстердаме вертикаль-колокольню. Цена вопроса — 8 евро, но принять согласились только кредитную карту. Подобная история была и Вестеркерк. Почему-то и там, и тут мелочью они брезговали. Платить по кредитке, да еще такую сумму, да еще потом проценты на обмен за оплату в валюте… Увольте. Амстердам с высоты птичьего полета прошел мимо меня.
Не знаю смогла бы столько пройти, как за этот день, если бы вместо кроссовок на ногах были несносимая местная обувь, т. к. уходилась я очень хорошо.
Но до Рейхсмузея, в который собиралась завтрашним утром, дойти все же решила. Амстердам, не смотря на кажущуюся путаницу каналов, очень четко и понятно организован, и если быть внимательным, то и фланирование по его территории, а также поездки на главном городском транспорте — трамвае не принесет никаких сложных и запутанных моментов. Но это, опять же повторюсь, если быть внимательным.
Внимательность при перемещении в Амстердаме еще важна и тем, что как только вы ступите с тротуара на проезжую часть, но вас почти мгновенно, нечаяннно, а может и нарочно, собьет велосипедист. Пешеходы, а еще больше автомобилисты, которые-то как раз и тормозят ради вас на перекрестках и даже там, где нет зебры, бесправные обитатели амстердамских улиц.
Крепконогие голландки и элегантные голландцы рассекают на двухколесном транспорте со скоростью малолитражки на подъеме, а может еще быстрее. Но рядом с Рейхсмузеем их число достигло апогея поездного состава. Я специально встала на разделительной в арке под музеем, чтобы почувствовать себя уткой, которую «раздавил товарный». Плотная толпа двухколесных кентавров создавала такой шумой и воздушный эффект, как аэродинамической трубе. Уххх!
Утро следующего дня началось с трамвайного дежавю. На месте вчерашней, сидевшей напротив и завтракавшей в общественном транспорте девушки сегодня находился похожий на неё, как брат-близнец, юноша, жевавший бутерброд. Как-то у всех нас в голове есть стереотипный образ коренного жителя той или иной страны. С Африкой сложнее, а вот произнеси: француз, шотландец или даже поляк, и картинка материализуется. Про голландцев никакого видеоряда не возникало, но то что у них один из самых характерных в Европе физиотип, я убедилась на собственном опыте.
Светлые, но толстые и при этом шелковистые волосы, немного заостренные, как у эльфов уши, миндалевидные, широко расставленные голубые глаза. Что-то скандинавское, но более утонченное и элегантное. Вообще, Амстердам элегантен. Всем и жителями в том числе. Не банален. Ни на что не похож.
В Рейхсмузей я доехала без пересадок, прошла мимо музея Ван Гога и пожалела, что не выделила на него времени. Сам Ван Гог мне интересен не сильно,
но в музее в это время проходила выставка француского плаката начала прошлого века. Ну знаете эту эстетику. Очень мне нравится. К сожалению пришлось пройти мимо.
Рейхсмузей — отдельная планета. Там понимаешь про Голландию и голландцев если не все, то многое. Этот тотальный уют замкнутого пространства, который на миниатюрных полотнах малых голландцев выставлен в апогее. Кажется, что запечатленное на холсте воодушевленное воображение художника — единственный способ вдохнуть жизнь в собственное неодушевленное восприятие. (Во наворотила.)
А эти их групповые портреты. И «Ночной дозор», хоть и пользующийся бешенной популярностью, не самый интересный из них, на мой взгляд. Рембрант предвосхитил имперессионистов, но Голландия шестнадцатого века — она другая, как я самоуверенно полагаю. Может потому-то заказчики и были ею так недовольны.
То-ли Хальсовские портреты на эту тему. Тут видно братство. Братство не-за: в битве за урожай, за победу в борьбе или за жертв гомофобии. Это когда «за-за»: братство по состоянию, по общности интересов, когда все скреплено взаимной симпатией и общностью социального круга.
И не ждите там массового «ню». Рейхсмузей — музей бытового портрета, заказанного ремесленником, чтобы повесить в семейной гостинной. Он не хотел видеть свою жену Данаей, а себя «золотым дождем». Я там долго бродила в экстазе и побродила бы еще не раз, не смотря на 17 евро оплаты. Ну, за красоту надо платить. А как же.
Зато в очень атмосферный садик, там где знаменитая надпись про любовь к Амстердаму, зайти можно совершенно даром.
В нем симпатичный фонтан-шутиха, создающий водяными струями картинную рамку разной конфигурации. Очень хотелось мне в этой рамочке запечатлеться, но отдавать кому-то в руки свой фотоаппарат побоялась. А вдруг заработают одновременно все сегменты «рамки»? Тогда «ищи его, свищи его»!
Отцвели знаменитые голландские тюльпаны, когда-то разорившие пол-страны, но ирисы склонялись на прудом, отдавая дань тому голландцу, чьи картины в собрание Рейхсмузея не вошли. Жужжали трудолюбивые голландские пчелы и уходить никуда не хотелось.
Но нужно было ещё что-что прикупить брендового. На близлежащей Van Baerle straat это удалось с большим воодушевлением. Отходящие от неё улицы были образцом бело-красной кирпичной кладки, а внутренние дворы, в один из которых я заглянула из окна магазина, где шопилась, образцом того нидерландского уюта, которому я и пою эту весьма затянувшуюся, и я это понимаю, песню.
А потом я прошла прямо и налево и причапала в Вондель парк. Где было очень зелено, красиво, и где я хотела пообедать вон в том ресторане, что на заднем плане, но пожалела времени!
Но поесть все же было надо. И тут я вспомнила про фаст-фуд местного изобретения — двойное малосольное селедочное филе. Почему-то продавец посчитал, что мне надо три булки вместо одной. А я в этот момент не поняла, что это был знак свыше, т. к. моментально проглотив тающее во рту явство, я отчетливо поняла, что тех недокупленных, но предложенных бутербродов с селёдкой мне не хватило до полного счастья.
Но с лавки вставать категорически не хотелось. И я решила просто поглазеть какое-то время на так пришедшуюся мне по душе амстердамскую действительность.
До отъезда оставалось чуть меньше двух часов. Обратная и такая знакомая дорога от пл. Спуи до гостиницы не предвещала никаких сюрпризов. Ну не пришел во-время один трамвай, хотя за два дня ни разу такого не случилось. Не пришел второй, а за ним и третий.
Через минут двадцать оттуда, откуда должен появиться трамвай, появилась девушка и сказала, что транспорта не будет, т. к. рядом с вокзалом то-ли произошла техническая авария, то-ли кто-то «попал под лошадь».
— Не беда, — опять поговорила я сама с собой.
— Дойду до Рейхсмузея, а там на 12-м по прямой доеду до гостиницы.
Но помните, я говорила про неусыпное внимание. Даже при неспешном фланировании можно пропустить знакомые вешки,
а если пробегаешь условно знакомую дорогу на предельной для себя скорости, то ошибки неизбежны. Так и я свернула не в нужный мне переулок, вынурнула не в том месте, на которое рассчитывала и тут меня отвлек шум разорвавшейся петарды. Я вспомнила, что сегодня играет Аякс.
Подходы к остановке, на которую я рассчитывала, были перекрыты полицией и увидав, стоящее перед крыльцом какой-то гостиницы такси, я приняла это за помощь судьбы, от которой было грех отказываться. Я и не отказалась.
Но эта гнусная таксисткая морда, повезла меня какими-то окольными путями, через разводные мосты, перед которыми мы исправно стояли, а счетчик в это время тикал и тоже исправно. И видимо он-водитель, не подозревал, что дорогу я приблизительно знаю и был очень удивлен, услышав мою гневную тираду. Сдачу я забрала до «копейки», на прощание ощутимо хлопнув дверцей.
В конце-концов все обошлось. На поезд, который тронулся под речевку только что прибывших болельщиков Аякса, я благополучно успела и даже с запасом. Во время этого запаса мужчина хотел передать с моей помощью что-то кому-то в Париж. Но я отказалась.
Подведем итоги. Два раза несильно погневаться за два дня — результат, прямо скажем, не плохой. Хотя 20 таксистских евро жалко. Лучше бы я на них сыру купила.
В остальном я могу сказать, что Амстердам мне не просто понравился. Я чувствовала себя там очень расслабленно. Было ощущение, да почему ощущение? Именно так и было на самом деле. Почти два дня я ходила по берегу воды, а временами казалось, что в руке у меня веревочка, за которую я тяну за собой кораблик.
Охотно верю, что мое восприятие города, живущего в клетках, расчерченных каналами и трудолюбием амстердамских предков, не каждому придется по душе. Меня же его атмосфера обволокла каким-то невесомым, но четко ощущаемым облаком, навевающим сладкую дрему, в которой все как в жизни, но мягче и приятнее. Буд-то кто-то невидимый вывел искусную, но не сложную мелодию, которым, с течением жизни, все больше и больше отдаешь предпочтение перед контрастной музыкой, не говоря уже про марши.
Свежесть истинной, неспешной, четкоорганизованной жизни, где люди ценят малые формы, не отказываясь от больших покорила меня в Амстердаме.
Теги:
Самостоятельные путешествия