Я сижу на «Обкоме». Ну, как, «Обком» — это обиходное название, используемое нами, «фонтанщиками». Фонтан в сквере на улице Андропова был разбит возле «Белого дома», сейчас — Правительства Ярославской области. Отсюда и название — наследие советского прошлого: «Обком». И вот сижу я здесь и осознаю: ничего не изменилось! За те два года, что наши фонтаны были, по сути, бесхозными, что за это время удалось испортить все, что было можно, что на восстановление и запуск ушло много сил — тем не менее, все осталось здесь нетронутым, нашим. И, видя на лице мужа ликование, прежний азарт, воодушевленность (даже не смотря на его поздние возвращения с работы, выходы в выходные, кучу проблем), я тихо радуюсь: мы вернулись!
1 мая, традиционно, мужа поставили в смену — как самого главного «фонтанера», ответственного и надежного работника, практически «правую руку» начальника цеха в водометном деле. Он, конечно, пошел на работу пораньше, в 6 утра (спасибо, дежурка заехала). А я вот шла не спеша, любуясь и наслаждаясь утренним праздничным городом, таким по-летнему солнечным, обдуваемым легким ветерком, путающимся в моих распущенных волосах, пустынным, без вереницы вечно мешающих бесконечных машин, без толп заполонивших центр туристов, теплым и бесконечно родным!
Центр встретил пустынным простором чистых улиц и устремившейся в пронзительную синь майского неба башенкой-куполом нарядной часовенки Александра Невского.
Фонтан на «Обкоме» уже работал, весело взметая свои жемчужно-бриллиантовые струи. С запуском, с почином! И так как народу в этот ранний час не было ни души, мне хотелось думать, что фонтан играет для меня одной, именно меня приветствует. Подмигнув ему в ответ, я пошла своим привычным и бесконечно любимым маршрутом на Стрелку. За те два года так и не забытым, но не хоженым (зачем, если фонтаны — не наши?).
Иду по бульвару Мира — откровенно очаровательному променаду, начинающемуся от Советской площади, проходящему по тенистому Демидовскому скверу и упирающемуся в небольшую площадку с Вечным огнем. Он горит, и ветер мягко треплет языки пламени, как готовится ласково теребить георгиевские ленточки во время главного парада страны. Два барельефа с изображениями матери и солдата обрамляют трепещущие языки пламени, пробивающиеся из-за цветов. Здесь всегда много венков и букетов. В хрустальной свежести майского дня, обещающего быть жарким, в этой прозрачной тишине, окутывающей приволжский городок, мне вспоминаются строчки талантливейшего Окуджавы из его так любимого мною «десятого десантного батальона»: «И только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут». Они и врастают, символы великой Победы, немеркнущей истории — мать и солдат.
Аллея уводит меня дальше. И казавшиеся призрачным видением вздымающиеся золотые купола над обелиском Воинской Славы становятся ближе, уже полностью поглощают внимание. Успенский собор! Величественный, гордый, огромный — намного больше того, первоначального, безжалостно взорванного большевиками. Помню, как в один из Дней города награждали мецената В. Тырышкина — его идейного вдохновителя и спонсора. Я тогда работала на мероприятии и была приятно удивлена, когда этот пожилой болезненный человек (о нем много, чего говорят, часто нелицеприятного) подошел и совершенно без всякого пафоса поздоровался со мной, по сути, «специалистом 25-й категории», «держателем букетов». Так что, для меня Успенский собор — очень персональный. Многие ли могут похвастаться, что их чаяниями был построен такой величественный храм?
Пылает золото куполов над весенней Волгой, вонзаясь в непередаваемо глубокую голубизну неба, торжественно несет свои прекрасные белоснежные стены, лишь слегка тронутые искусной цветной мозаикой, главный собор Ярославля. «Город — воин, город — князь!» — в это мгновение совершенно иначе воспринимаются слова нового ярославского гимна, еще на тот момент не принятого, авторства талантливого союза А. Н. Пахмутовой и Н. Н. Добронравова.
Я стою на верхнем ярусе Стрелки — месте слиянии двух рек: Волги и Которосли. Быть может, именно здесь, в дремучих языческих лесах победил князь Ярослав страшную медведицу и повелел основать наш прекрасный город, княжье детище, ярославово — Ярославль. Здесь, под вольным ветром с двух рек, под ласковым теплом майского дня со слабым речным запахом мне хочется петь, мечтать и летать!
О, как люблю я крутые волжские берега! Как трепещет каждая струнка моей метущейся души при виде этой спокойной стальной глади волн, неслышимых здесь, на высоком берегу, при виде призрачных апокалипсических драконов — кранов в далеком порту. Как отзываются на неброскую красоту сердце и глаза (мои прооперированные, подлеченные глаза, способные теперь видеть не только в глубине вещей и себя, но и по сторонам!), которые устремились вдаль — на такой изящный в своей органичности храмовый комплекс в Коровниках с церквями Иоанна Златоуста и Владимирской иконы Божией Матери.
На Стрелке (сейчас я это отчетливо вижу) копошится народ. Рядовые работники, начальство. Даются последние «цу», наконец, запускают, снова настраивают.
Стоять наверху мне скучно. Вот и Успенский собор со стоящими перед ним «Камнем в честь основания города», панорамные виды нижнего партера перефотографированы. Да еще эти осы — откуда они взялись здесь, возле свежевыбеленного парапета?
Спускаюсь. Ближе не подхожу — муж все-таки на работе, замечая, делает жест: «Подожди, скоро». Я сижу на лавке, безрезультатно пытаясь поймать обещанный бесплатный wi-fi, фотографирую фонтаны. Лысенькая наша Стрелочка! Вазоны пока не облепили розовые и бордовые петунии, символ города — клумба «Медведь» еще отсвечивает своей земляной, не покрытой растительностью «шерсткой».
Лишь смешные деревца с изогнутыми ветвями без листьев, похожие на сбежавших из кукольного театра уродцев, слегка оживляют картину с уже ожившими, пока только осторожно пробуждающими в себе залихвацкое поведение фонтанными струями.
Наконец, начальство довольно. Оставив фонтаны статически танцевать и получив от мужа очередной невидимый знак «Обратно!», я возвращаюсь к многочисленным ступеням лестницы — лишь ленивый не сделал подобную в городе, стоящем на высоком волжском берегу.
В Демидовский сквер, к фонтану «Ежик» я подошла почти во время — бригада только что его включила и теперь спорила о напоре воды. Чаша постепенно заполнялась, веселые струйки стекали с черного шара в чугунные емкости. «Ежик» жил!
Кстати, почему вы не спрашиваете, отчего я называю этот фонтан «Ежиком»? Его история долгая: когда-то чашу украшал Буратино, потом — сфера с шипами, оттого и «Ежик». Признаться, это мой самый любимый фонтан в городе. «Ежик» — именно так, через букву «е» я произношу его называние.
Возвращаясь, сворачиваю к бульвару на улице Революционной — здесь давно уже мое внимание привлекает интересная инсталляция. Оказывается, этот арт-объект «АйТи-Покрути» призван символизировать доступность IT-технологий. Креативная композиция представляет собой ромб из разноцветных подвижных прямоугольников из стеклопластика, на каждом — надпись с желанием компьютерной тематики. По замыслу авторов проекта (среди которых студентка нашего Политеха) необходимо выбрать понравившуюся табличку и, покрутив ее трижды (даже в современном мире куда же без древнеславянских ритуалов?), загадать понравившуюся мечту. Кстати, арт-объект является также бесплатной точкой доступа во всемирную паутину.
А дальше был снова «Обком», собравшаяся для празднования открытия фонтанов смена, мое бегство на первомайскую демонстрацию — обязательную для всех бюджетников, шествие под флагами профсоюзов, смешки с коллегой, изнывание от жары на Советской площади под пафосные речи и многообещающие лозунги. И постоянные думы: как он там, муж, как там они, фонтаны?
В течение смены полагается неоднократно посещать водометные комплексы, проверять, все ли в порядке. На этот раз мы идем на площадь Юности, к фонтану у ТЮЗа. Этот длинный глубокий бассейн с невысокими струями, растянувшийся перед симпатичным сказочным домом — театром для малышей, был построен в далеком 1983 году — почти мой ровесник. И вот сегодня, в этот весенний, похожий на декорацию к кукольному спектаклю день я прощаюсь с ним. Как прощаются с детством.
Почти историческая фотография. Чуечка у меня перед закрытием фонтаны фотографировать (уже не в первый раз). Ну, что, запустили, проработали недельку и закрыли на реконструкцию. Проще говоря, такого, как на фото, вы больше не увидите. Фонтан на площади Юности, как и многое другое в нашей непостоянной жизни, уходит в историю. Жалко. Вот никогда не питала к нему особой привязанности, да и красивым его не назовешь, а какая-то часть и моей истории уходит вместе с ним.
Помню, как спускалась с мужем в подвалы ТЮЗа, видела всю начинку — кишки. Говорят, фонтан строился для охлаждения здания театра, вроде вместо кондиционеров, которых тогда еще не было. Извилистый полутемный подвал с трубами и гудящими насосами. И как только бабушка-вахтерша меня пропустила? Вроде помахала перед ней «корочками»: «Здрасьте, департамент работает». Смешно. А еще задолго до этого, в далеком детстве, проезжая с мамой в троллейбусе по улице Свободы, увидела, как в фонтане плещется девчонка с длинными волосами и в зеленой, облепившей мокрое юное тело майке. «Русалка!» — восторженно завопила я, «болевшая» тогда, видимо, одноименным стихотворением небезызвестной Агнии Барто. Говорят, десантура здесь любила купаться. Не знаю, кроме той, запомнившейся от неожиданности «русалки» никого купающегося в фонтане у ТЮЗа я не помню… Жаль, мы с тобой почти ровесники, мог бы еще послужить. Что же, пусть на месте твоего протекающего бассейна будет красивая клумба.
В маленьком тенистом сквере между ТЮЗом и корпусом Педагогического университета (а также знаменитой «Юты», увековеченной в «Ярославской» песне Михаила Круга, — воспоминанием из лихих 90-х и небезызвестным ФСКН) находится еще одна городская достопримечательность. На этот раз — современная (хотя и с историей) и, наверное, неизвестная большинству туристов. Когда-то на этом месте был храм Иоанна Богослова и святителя Алексия, митрополита Московского, построенный в 1679 году, но до наших дней не сохранившийся. Уже в новом веке в сквере возвели изящную краснокирпичную часовенку с темной главкой, украшенную поливными изразцами, — в память о Святейшем Патриархе Московском и всея Руси Алексии II.
Не знаю, есть ли традиция у будущих учителей перед экзаменом тихонько молиться у часовни, а вот мамочки с колясками и парочки в теплые дни очень любят сидеть на лавочках в сквере, центром которого и является Алексеевская часовня. И ФСКН-цы отметились — на асфальте написали призыв против наркотиков. Кстати, этот уютный сквер некоторое время назад (ой, давнишнее, оказывается!) тоже был любимым местом наших летних посиделок.
Розовый майский вечер невидимой вуалью опускается на город, золотит облачка на еще светлом небе и белоснежную Которосльную беседку.
Окрашивает теплыми красками играющие над гранитными боками искристые струи фонтанов.
И куда не кинешь взгляд — всюду видны маковки церквей. Мой несвятой, богатый на святыни город!
На фоне золотых куполов Успенского собора высятся скромные зеленые маковки старой церкви Николы рубленого, когда-то охранявшей границы города.
Взбежал на пригорок и замер, радуя своей классической красотой, мой самый любимый храм Спаса-на-городу, ладный, с шатровой колокольней, с крепким пятиглавием куполов.
Древние стены недавно возрожденного Кирилло-Афанасьевского монастыря с обезглавленным, но по-прежнему монументальным храмом Спаса нерукотворного Образа (в народе — Спасо-Пробоинским) выходят на площадь Челюскинцев и вглядываются из глубины веков в тень Демидовского сквера. А за ними — церковь Афанасия и Кирилла, скромная, одноглавая, но уже действующая.
И украшает центральную площадь города — Советскую одни из главных символов Ярославля — храм Ильи Пророка, красивый, бело-розовый, с изумрудными куполами и резными шатрами-колокольнями.
Первый майский день незаметно уходит, как сквозь пальцы вода фонтанных струй.
И вот уже неслышной кошачьей поступью крадется бархатная ночь, осторожно заглядывая сумраком глаз в Нахимсоновскую подворотню. О, эти центральные подворотни — слабый отголосок питерских дворов-колодцев, подворотен и проходных дворов. Они — как порталы в потаенные миры, и каждая хранит свои тайны, интриги, хитросплетения судеб и времен. Когда-нибудь я обязательно познакомлю вас с их скрытой от чужих глаз жизнью, мифами и реальностью и, как знать, быть может, вместе нам удастся угадать хотя бы один из их притягательных секретов.
В темное время суток любой город становится немного загадочным. Приглушенные краски, размытые контуры, причудливые тени и театральный свет глазастых фонарей — чем не декорации для пьесы? Тусклым золотом мерцают на бархате неба купола Успенского собора — старинное ювелирное украшение, бережно передаваемое от поколения поколению.
Изящно подсвеченной брошкой на просторном, обтянутом китайским шелком блюде Советской площади выглядит храм Ильи Пророка. Вечерний город надевает все свои самые лучшие украшения и отправляется в театр.
Да и нам сегодня есть, что посмотреть. Спустя несколько лет фонтанам на Стрелке вернули подсветку, а, значит, вечером предстоит грандиозное светомузыкальное представление. Последний звонок — манипуляции в машинном отделении. Мы начинаем!
С первыми аккордами, в вечернем полумраке, подсвеченном разноцветными бусинками-фонариками, словно балерина, встающая на пуанты, из чаши большого фонтана медленно, прислушиваясь к мелодии, вливаясь в нее, начинает осторожно подниматься главная струя.
И вот уже, догоняя, будто стараясь дотянуться до темного неба, следуют за ней остальные струи. Высокий и пышный водяной столб, переливаясь всеми цветами радуги, встает торжественным сказочным замком.
Струи танцуют, то поднимаясь, то с плеском оседая, играют в такт музыке. Меняется мелодия, и вот уже другой сюжет.
Динамичное действие под аккомпанемент звуков и света завораживает, зовет за собой в сказочные дали.
Играющие струи так похожи на марионеток в руках невидимого кукольника.
Кажется, что чья-то талантливая рука дергает их за хрустальные ниточки, заставляя то кружиться в медленном танце, кланяться, словно приглашая на вальс, то неистово взвиваться ввысь, то опадать подбитой птицей и вновь пускаться в светящийся фантасмагорический хоровод.
Последний всплеск где-то высоко в черном беззвездном небе — как слабая попытка взлететь, оторваться от суетной земли, и оглушительное падение вниз, в мириадах рассыпающихся крошечных жемчужинок-брызг.
Где-то вдалеке еще отдается прощальный отзвук последней ноты, мерцают, исчезая, огоньки. Спектакль окончен. Занавес.
Мой город засыпает, погружаясь в негу первой майской ночи. Свежий волжский ветерок слегка ласкает пока еще обнаженные ветви деревьев.
Мы возвращаемся домой, и, кажется, что в этот час на всем свете есть только мы двое, ночь и Ярославль. Мой самый любимый город. Город — воин, город — князь!
