Случайно наткнулась на фотографии о Сахалине и сразу вспомнилась та поездка, показалось интересным, читайте. Только впечатлений много, и хочется даже для себя посмотреть как бы со стороны, на такой странный остров, который стоит на угле и нефти, в котором живут такие замечательные, и такие бедные люди.
Прибыв в аэропорт, я к своему ужасу обнаружила, что желающих отбыть на славный остров много, рейсы задерживаются на сутки, и стоя в очереди в справочное доброжелатели тут же сообщают о страшенном снеге, об обледенелом самолете, и сугробах на взлетной полосе. Но чудо свершилось! Появилась форточка в циклоне, и нас тут же в неё запихали. Чтобы побыстрее спровадить, была привлечено все, что по мнению работников аэропорта могло летать, и даже продержаться в воздухе часа два. Нашему рейсу достался АН-24, чудо самолетостроения семидесятых, причем судя по внешнему виду, все детали были оригинальными. С трудом протиснувшись на продавленную седушку, с чувством мазохистского удовлетворения обнаружила, что стандарты межкресельных расстояний делались на недоношенных китайцев и ближайшие два часа дама впереди будет сидеть у меня на коленях.
Разместив с трудом свои ноги под спасательным жилетом начала с удовольствием рассматривать сквозь грязный иллюминатор матерящихся заправщиков, пытающихся выдернуть шланг из перекошенной горловины. Но вот матершинники бросились на утек, что то заскрежетало, из-под двигателя плюнуло дымом, винт закрутился, салон наполнился противным визгом и мы полетели.
Следующие полтора часа мои наушники пытались переорать двигатели, но наушники были китайские, а самолет русский, поэтому первыми не выдержали наушники — левый стал противно булькать, хрюкать, а потом заткнулся. Но уже гнусавый голос, который при богатом воображении можно считать женским сообщил радостную весть — садимся. Утробно крякнув мы подребезжали по утоптанному снегу. Картинка за иллюминатором оставалась мутно-серой, а налипшие снежинки, и мерное покачивание говорили о нешуточной метели. Радостная стюардесса, с видом промахнувшегося самоубийцы, торопливо выталкивала замешкавшихся пассажиров из теплого чрева самолета.
Выскочив в белесую морозь я оторвала глаза от трапа и оторопела. Кругом стояла белая, абсолютно белая тишина. Даже постукивающий дизель автобуса не мог прорваться через неё, он казался таким далеким и абсолютно чужеродным в этом белом великолепии тишины. Огромные хлопья падающего снега мягко скользили по лицу, оставляя ощущения нежного поглаживания ресниц при поцелуе, прикасались к губам влажной свежестью и чистый, пьянящий воздух наполнял легкостью и кружил запыленную городом голову. Эта игра белого света, от бледно сероватого под ногами до синеватой белизны на нетронутой целине взлетного поля, заставляла щуриться, но притягивала взгляд, показывая все новые и новые оттенки.
Слегка ошарашенная, вываливаюсь на привокзальную площадь. Галдящая толпа быстро рассосалась по машинкам и дверям, такие же как я одиночки тоскливо провожали глазами автобус, который специально отъехал при приближении прилетевших. Сторговавшись с водителем «жучки», который минут десять рассказывал про раллийные способности своего агрегата, скорость которого была достаточной, чтобы неторопливо передвигаться по дороге, контуры которой обозначались подтаявшим снегом.
Местная гостиница порадовала теплой водой, однако при попытке присесть на край ванны, поскольку стоя в прибитое зеркало я могла рассматривать только пупок, чуть не рухнул на пол. Пластиковая ванна просто лежала на полу, и любой груз более 15 кг заваливал её на бок. Зато любовно свалянное в комки ватное одеяло приятно радовало своим ненавязчивым массажем и будило далекие воспоминания детства.
Вид в окошке навевал спокойствие, какую вселенскую грусть и умиротворение.
1
(1)
Гостиница на железнодорожном вокзале имеет одно очень большое преимущество перед остальными, даже более дешевыми — проспать там невозможно. Правда и уснуть тоже. Возникало ощущение, что каждый маневровый тепловозик (хорошо, что их всего 2), так и норовил подъехать поближе и погудеть от избытка чувств. Хорошо, что ночь короткая и спать много вредно.
Обычный трудовой день ознаменовался обычными встречами и обычными разговорами. Правда, есть одна приятная мелочь — солнце. В этот день Сахалинское солнце решило реабилитироваться за весь года и светило так, что снег просто на глазах оседал в мокрую слякоть, от луж шел пар, а воробьи, ошалевшие от избытка чувств орали до звона в ушах и носились со скоростью ласточек, не забывая на секунду остановиться и добавить в слитный хор еще пару децибел.
На окраине города, где находится дорожная больница ситуация была другая. То же солнце, но на стерильно белом снегу зацепиться солнечным зайчикам было не за что и они врассыпную бросались на лица, глаза, стекла домов и вновь в глаза, залезали под одежду, расстегивая её. Это ощущение, знакомое любому северянину, сочетание жары и холода лежащего снега, будило казалось бы заснувшие навсегда чувства, вызывало странное ощущение энергии и томной лени. И еще вороны. Огромные, черные они казалось всюду. Их любовные игры давили на уши лающими звуками, а брезгливо — любопытное разглядывание копошащихся внизу людишек вызывало желание бабахнуть чем-нибудь тяжелым.
С большим облегчением залезла в старый автобус, из корейского секонд — хенда, за рулем которого сидел такого же возраста кореец. Корейские автобусы на Дальнем Востоке это яркий показатель оторванности инфраструктуры от всего остального российского. Именно они спасли города от полного транспортного коллапса, заткнув прорехи в бюджете. И что самое интересное, автобусы теплой Кореи оказались более приспособленные к суровой зиме, чем машины из северной России. В этих автобусах зимой тепло! Те остатки российского автопрома, которые еще остались на городских улицах, воспринимаются как недоразумение и издевка над человеком, вынужденного отрывать примерзшую задницу от заледеневшей седушки после непродолжительной поездки. Единственное, что меня всегда веселило, это ширина сиденья. Мало того, что эти размеры ничего общего не имеют со среднестатистической российской задницей, они еще и имеют подлокотники. И когда среднегабаритная дама, явно идеализируя собственную талию, с грацией парализованного бегемота пытается втиснуться в этот скворечник… а ведь потом еще надо вставать… И это еще одна особенность дальневосточных автобусов — сидящие дети и стоящие взрослые. Ну где еще так заботятся о подрастающем поколении?
Вечер прошел, как все гостиничные вечера, с созерцанием телевизора и неспешным поеданием желто-бурой куриной ноги. Судя по всему, кур гнали на Сахалин своим ходом, но те остатки мяса, которые ещё можно было обнаружить на мозолистом бедре, позволили меланхолично пережевывая воспринимать информацию с бубнящего экрана.
Утром меня посетили нехорошие предчувствия. Не смотря на синее небо и лупящее в окошко солнце, что-то предвещало ухудшение погоды. На Сахалине не бывает утренних снегопадов с последующим улучшением погоды, вернее бывает, но крайне редко. Поэтому любая проблема с погодой могла означать только одно — будет хреново и надолго. А это проблемы с передвижением и возможность ознакомиться с достопримечательностями зала ожидания и буфетом в аэропорту.
Тучка потихоньку увеличивалась, как бы поддразнивая, отчего благодушное настроение плавно перешло в никакое.
2
(2)
Но время потихоньку подталкивало в ванную, к чайнику, к останкам курицы и вскоре я вывалилась на свежий воздух, рассматривая белый снег под ногами, с энтузиазмом эскимоса в пустыне Сахара.
Сегодня мне предстояло прокатиться к восточному побережью острова, дабы убедиться в наличие и соответствии местных возможностей и директивных документов, регламентирующих зачатки самостоятельности и ограничивающих инициативность.
Мы поехали. Поскольку сам город не поражал архитектурными изысками — стандартные коробки всех стилей и времен вперемежку с такими же коробками, но побольше и позастекленней с иностранными буковками и воспринимающимися как заплатка из стеклоткани на заднице у бомжа, то я даже несколько задремала.
Но за городом, где трасса петляла по равнине между хребтами, а потом плавно взлетала наверх к перевалу, спать расхотелось совсем.
1
(3)
Сочетание пронзительно синего неба и режущей белизны снега завораживали, а горы, такие близкие в кристально чистом воздухе, гипнотизировали своим величием. Их было много, этих поворотов и этих гор и каждый из них был прекрасен и очарователен по-своему.
1
(4)
И уже не все проблемы становились такими маленькими и пустячными, а мы подъезжали все ближе и все выше….
1
(5)
1
(6)
На перевале, когда сопки обступали со всех сторон, и дорога резала вершину, было даже немножко жалко за эту красоту…
1
(7)
1
(8)
Дорога выглядела шрамом, на этом безмятежном, убаюкивающем горном безмолвии.
1
(9)
Уши опять стало закладывать — мы поехали вниз.
1
(10)
Въезд в Холмск был ознаменован фонтанами грязной воды от обильно тающего снега, такими же коробками зданий и после величия и чистоты природы воспринимался как инородное пятно. Фотографировать уже не хотелось, хотя встречались оригинальные домики, но впечатление искусственности портило восприятие и мешало насладиться вновь увиденным.
Обратная дорога, как вторая серия долгожданного фильма, пролетела быстро. Это было похоже на наевшегося гурмана, когда голод уже утолен и смакование маленьких кусочков позволяет обрести дополнительное обрамление к уже известному вкусу. Глаза уже воспринимали и разбросанные куски резины по обочине, и притаившуюся внизу свалку, портившую воздух запахом тлеющего мусора, проплешины от пожаров и встречающиеся кучки пакетов от любителей пожевать горячее сырое мясо на лоне природы.
Самые плохие предчувствия начали сбываться. Небо к вечеру затянуло серой пеленой, появились первые снежинки и только отсутствие ветра хоть как то бодрило. И я поняла, что застряла на Сахалине надолго.
