Москва у всех разная… Кто-то живет мечтой: «В Москву! В Москву!», кто-то кривит губы: «Что я там не видел!», кто-то мечтает сбежать из «серой и слякотной», кто-то искренне любит свою белокаменную.
Путешествием в Москву нынче никого не удивишь, но толпы туристов, гуляющие по улицам столицы говорят об обратном — интересно народу. И город, о котором все и все знают, каждый день встречает все новых и новых путешественников со всех концов света, чтобы поразить, утомить и влюбить в себя навсегда.
Я не буду выкладывать здесь маршруты, давать исторические ссылки, советовать, где жить, где перекусить и в какое время лучше отправиться к той или иной достопримечательности — про Москву все знают. Но иногда становится интересно, откуда берутся те, кто замирает с картой в руках и недоуменно покрутив головой, решаются спросить, как им пройти к метро. Наверное, они тоже все знают…
Свято следуя правилу, что сначала полезная информация, а уж потом, если останется место, эмоции и чувства, в этот раз я решила иначе, пусть будет просто Москва — красивая, нарядная, предпраздничная, суетливая, стремительная. И совсем немножко меня в нашей Москве. Итак, Москва, декабрь, самый канун нового года…
Булгаков и Патриаршие пруды были главным пунктом моей московской программы. Я люблю Булгакова, его книги на все времена, персонажи остаются с тобой, сойдя с зачитанных страниц, а цитатами говорят даже те, кто Булгакова никогда не читал. И в первый московский вечер я спешила в гости к писателю, надеясь, что народа будет чуть меньше, чем обычно и можно будет просто побродить, посмотреть и проникнуться. Наверное, это можно назвать чудом, иначе как объяснить, что булгаковская квартира скучала в одиночестве и кроме билетерши на входе, не было больше никого. Правда, кота тоже не было, но кот существо вольное и ему время работы музея не указ, когда спать, а когда развлекать гостей квартиры.
Тишина стояла библиотечная, нарушаемая скрипом половиц, да вздохами уставшей хранительницы билетов и сувениров. Снег лип к черным окнам, пыль дрожала в свете старой лампы и казалось, еще чуть-чуть и раздвинутся стены, выпуская из иного измерения Воланда и компанию. Но никто не спешил нарушать музейную тишину — тихо дремал видавший виды примус, облезлая детская лошадка понуро скучала на высоком шкафу, чугунный утюг силился вспомнить времена, когда он был молодым и горячим, потертые кресла пахли старой пылью и рукописи, те самые, что не горят, серели полустертыми буквами на пожелтевшей бумаге. Воланд и компания путешествовали в своем, потустороннем мире, и Москва в этот вечер в их планах не значилась. Чуда так и не случилось, за ним надо было идти на Патриаршие пруды…
Патрики встретили снегом, тишиной, покачивающимися на ветру фонарями и пустыми скамейками. Пруд кокетливо подмигивал нарядной елочкой, строгие таблички запрещали выходить на коварный лед, где только ветер танцевал свои зимние танцы, наметая сугробы в причудливые дюны. Понятно, что Воланда тоже не было. И незнакомцев, с кем хотелось бы заговорить, тоже. Наверное, все-таки надо дождаться душного лета, чтобы было совсем уж по-булгаковски. Не знаю, что там думают москвичи о современных Патриарших прудах, но меня они в который раз очаровали своей совершенно особенной красотой, густо замешанной на мистике и щедро украшенной талантом Булгакова.
Холодно зимой на Патриках, красотой не согреешься, да и времени в запасе не так много, как хотелось бы. Пришлось попрощаться с Патриаршими прудами и отправляться дальше, по шумной и многолюдной Большой Садовой, которая тоже очень хороша в предновогоднем наряде, но слишком обыденна после магии булгаковских мест.
Сад Аквариум, тот самый, где Воланд давал сеансы магии и сорил деньгами, сонно дремал, убаюканный миганием гирлянд, удавами обвивающих замерзшие деревья. Летом было бы красиво! И многолюдно. В декабре весь сад принадлежал только мне…
Театральная Москва в этот раз никак не вписывалась в плотный график. Не прихватила я с собой наряды, в которых надо посещать театры, не забронировала билеты на что-нибудь поинтереснее, не, не, не… Хитрые ноги сами вывели туда, где собирались счастливые обладатели билетов, в предвкушении встречи с прекрасным. Изучила афиши, почитала репертуар, повздыхала завистливо… Нет, летом обязательно надо наведаться в Москву!
Дальше были ярмарки. Гуляя по Тверской (зря ругаются москвичи на обновленную Тверскую, красивая улица, и после реконструкции она еще больше похорошела!), дошла до ярмарки, что напротив мэрии. Ну, а раз дошла, надо посмотреть, что такое московские рождественские ярмарки.
Ярмарку заметало снегом, пыхтел огромный самовар, щедро разливался глинтвейн и горячий вишневый сок для тех, кто помладше, на углях румянился трдельник (публика вопрошала недоумевая: «А ЭТО есть или пить???» Нет, все-таки путешествия расширяют кругозор, и в гастрономическом плане тоже), елочки посверкивали и где-то совсем рядом названивали рождественский мотив колокольчики. С колокольчиков я и начала, отправившись послушать их нежные перезвоны. Школьники в сантаклаусовых колпачках, старательно поглядывая в ноты, вызванивали рождественские гимны, собрав вокруг себя внушительную толпу народа. Зрелища привлекали гораздо больше хлеба, и это не могло не порадовать. Аплодисментов публика не жалела, юные дарования старались на славу и пока дирижер не объявила, что концерт закончен, никто даже не подумал уйти.
Зрители переместились к трдельникам. Не дотягивает московский вариант ни до венского, ни до венгерского, ни тем более чешского ни ценой, ни качеством, увы… И размер тоже намного скромнее, и это при цене хорошо повыше. Но это если есть с чем сравнивать, конечно. Очередь, правда, отстоять настоящее геройство, и иностранных туристов в этой очереди было явное большинство. Самовар и глинтвейн я решила проигнорировать, а вот трдельник прихватила (не бродить же голодной!).
И опять Тверская. Нет, честное слово, очень она похорошела! Может способствовали тому многочисленные елки и гирлянды, вывешенные к празднику, может старался снег, все сильнее и сильнее валивший с неба, а может и трдельник добавил позитива во взгляде, этого я не знаю, но Тверская мне понравилась, под стать она красавице-Москве!
Полюбовалась Тверской, потолкалась среди москвичей и гостей столицы, прикрывая фотоаппарат от многочисленных китайских туристов, идущих напролом и сметающих все на своем пути и поняла, пора сворачивать туда, где потише. Ну, в Камергерский хотя бы…
С потише не получилось. Там тоже заманивали огоньками потенциальных покупателей ярмарочные домики, толпа любителей селфи фотографировалась на фоне световых деревьев, люди сновали-спешили-толкались и все те же китайцы огромной экскурсией шли за своим гидом.
Ярмарка разочаровала. Одинаковые сувениры, новогодние и те, что у всего мира ассоциируются с Россией, продавались по баснословной цене хмурыми и неприветливыми продавцами. Новогодние игрушки, точно такие же, как и у нас в городе, здесь отчего-то взлетели в цене и спросом не пользовались (у нас активно покупают, все-таки потратить 100 — 300 рублей не так жалко на хрупкую красоту, как отвалить рублей 600 и выше). Пришлось отложить мысль о столичных подарках к новому году до лучших времен — или я разбогатею, иди московские цены повернутся лицом к народу…
Кузнецкий мост атаковал меня огромными ростовыми куклами, ловившими жертв в свои фотографические сети. Сообразив, что на русском от них не отмашешься, пришлось перейти на английский, изобразить непреодолимый лингвистический барьер и быстро-быстро уносить ноги. Ну, выросла я из таких фото, даже если «за бесплатно»…
Потом был Большой. И первый раз за вечер, я поняла, что вроде бы симпатичная рождественская декорация страшно мешает и выглядит крайне нелепо, загораживая совершенное творение. Блестючая конструкция лезла в кадр, загораживая своей простецкой пестротой строгие колонны и летящую квадригу, паутина проводов опутывала небо, чтобы уж окончательно изуродовать воздушный фасад Большого. Пришлось исхитряться, изворачиваться и вертеться, пытаясь убрать ненужное. Не одна я прыгала вокруг театра, вцепившись в фотоаппарат, многих напрягала эта иллюминация…
Я люблю всю эту новогоднюю мишуру и радуюсь всем этим елочкам, огонькам, колокольчикам и прочей праздничной красоте, но чувство меры и вкус должны были вовремя подсказать, что Большому все это совершенно не нужно, красивое не нуждается в побрякушках. И пусть меня простят те, кто считает иначе…
Посмотреть представление на катке Ледового театра, что на Театральной площади, мне не удалось — каток был занят веселящейся молодежью, потом его закрывали для того, чтобы почистить от лепившего снега. Представление я умудрилась посмотреть в другой вечер, совершенно случайно оказавшись здесь аккурат к началу веселого действа.
Пройдя мимо ледяной горки, очень симпатичной в сиянии нарядных огней и совершенно невзрачной днем, под хмурым и неприветливым небом, я отправилась смотреть самое сердце Москвы, Красную площадь.
Красная площадь красива в любое время года. И многолюдно на ней тоже всегда. Время бежало, все ближе и ближе приближаясь к полуночи, но народ только прибывал. Кто-то спешил на каток, кто-то торопился на ярмарку, кто-то просто гулял по заснеженной брусчатке, любуясь занесенными снегом кремлевскими башнями и тающим в непроглядной снежной пелене собором Василия Блаженного.
Хмурые профили тех, кто нашел свой покой у Кремлевской стены, недовольно поглядывали на веселящуюся публику и звонкие песни, несущиеся со всех сторон, выглядели малость неуместно среди этих профилей и заснеженных скорбных елей. Да и Ильич, бог знает, за какие грехи заключенный в Мавзолей, наверное тоже тихо молился гонимым им самим богам, выпрашивая прощение и покой. Может я и не права, но плясать там, где хоронят, у меня не получается…
Гуляла по Красной площади я очень долго, снег все сыпал и сыпал, укутывая все и вся снежной пеленой, оседая на зубцах Кремлевской стены, запутываясь в понурых ветвях голубых елей, тихо кружа у куполов собора и приглушая ненужные звуки. Тишину время от времени прерывал звук проснувшихся курантов, и только их бой намекал, что время, в отличие от меня, на месте не стоит и стремительно тает первая моя московская ночь. Обратно, все под тем же снегопадом, под упорно сопротивлявшейся снегу Тверской, я шла совсем неспешно, стараясь получше запомнить очарование этой декабрьской ночи. И этот снег, и затихающая Москва, и мелькание огней на елках, и мимолетная тишина, взрываемая неумолкаемым шумом огромного города, так и остались главным воспоминанием моего московского путешествия. Память старательно зачеркнула лишнее, обрамив в рамочку самое красивое, пусть так и будет…
Каждый вечер, возвращаясь в отель почти без сил, я любовалась самой красивой рождественской аттракцией (опять же, это исключительно мой рейтинг) — световым тоннелем на Тверском Бульваре. И каждый вечер мечтала, что уж сегодня-то я его сфотографирую без снующих туда-сюда толп народа и замирающих в красивых позах любителях селфи. Ха! Зря мечтала! Что вечером, что ночью, тоннель не скучал в одиночестве.
И тогда, вспомнив слова Остапа Бендера («Большие города надо брать рано утром, когда жители мирно спят в своих кроватях!»), я встала пораньше и прихватив фотоаппарат, пошла к тоннелю. Остап был прав! Рано утром, когда ночные сумерки не спешили уступать место тоже сумеречному, но все-таки дню, тоннель был в моем полном распоряжении. И если вам интересно, то делюсь своим опытом — рано утром, в любой день недели, пока Москва досматривает свои самые сладкие сны, в тоннеле можно устроить дивную фотоссесию, никуда не торопясь и ни от кого не уворачиваясь.
Ну, а как только небо начнет светлеть и рабочий день потихоньку начинаться, тоннель снова заполнят люди и прощайте, красивые фотографии.
А желание в этом тоннеле я так и не загадала…
Новое утро встретило меня неприветливо, хмуро и сыро. Но на погоду жаловаться дело последнее, ждать ее вообще бессмысленно и воспользовавшись паузой в делах, я пошла любоваться Москвой дальше…
Дальше была Москва православная, старинные храмы, непонятно как уцелевшие в революционном порыве разрушить старый мир «до основанья», выжившие в непростые 30-е, когда столица потеряла много уникального и невосстановимого (а если и восстановимого, то уже не уникального). Москве можно позавидовать — в моем городе революция и война пощадили всего пару храмов, до и то, много времени и сил ушло на то, чтобы сейчас они выглядели как прежде. Все остальные безжалостно сносились, перепрофилировались, искоренялись даже из памяти человеческой. А новое, как ни крути, никогда не станет тем намоленным местом, куда приходили наши пра-пра со своими бедами или радостями.
И вспоминалось, как в далекие 70-е, а может уже и 80-е, водил меня по столице папа, показывая полуразрушенные и очень печальные храмы, как тогда казалось, доживавшие свои последние дни. Папа фотографировал эти развалины, втолковывая мне, что лет через десять вся эта старина останется только на его черно-белых фотографиях, а на месте храмов вырастут новые дома, да и то, при самом приятном раскладе. Пессимистический прогноз не сбылся и поглядывая на церкви я вспоминала ту, так мне запомнившуюся прогулку.
Погуляла по Малой Дмитровке от храма Рождества Пресвятой Богородицы в Путинках
до храма Успения Пресвятой Богородицы в Путинках.
Храмы были закрыты и пришлось довольствоваться внешним осмотром. Нравятся мне московские храмы и прежде всего очень бережной реставрацией, умело сохраняющей древнюю ауру места, словно божественная сила хранит эти стены от скоротечного времени, наносящего неизгладимые шрамы. А может, я просто очень редко их вижу и именно поэтому мне кажется, что ничего не меняется в их облике? В своем городе я примечаю все изменения, далеко не всегда к лучшему, увы…
Пока мысли были заняты высоким, ноги привели меня на Петровку, ту самую, которая 38. Завернуть сюда мне хотелось с того самого момента, как прочитала я где-то, что на Петровке стоит памятник Жеглову и Шарапову. Фильм я люблю, книгу люблю еще больше, перечитываю и пересматриваю с огромным удовольствием, зависая у экрана, если случайно наткнусь на показ серий на каком-нибудь канале, а значит памятник увидеть надо. Правда, стоят Жеглов и Шарапов на ступеньках, куда посторонним вход запрещен, но охранник, поглядывая на мои выкрутасы с протискиванием объектива сквозь прутья решетки, только посмеивался и фотографировать легенду совсем не мешал, за что ему огромное спасибо и не меньшее уважение за человечность и понимание.
А охранники бывают разные… Чуть сойду с маршрута и перепрыгну к цирку на Цветном бульваре, к памятнику Никулину. Туда я отправилась исключительно чтобы постоять рядом с памятником Великому Клоуну и замечательному человеку, потереть ему нос и сфотографировать памятник в свою коллекцию. В цирке шли новогодние представления, родители спешили фотографировать своих чад с Никулиным — это понятно, кстати, и я тихо-мирно ждала пауз между родительскими фотосессиями, чтобы щелкнуть пару своих кадров. Не знаю, чем у ж так показался подозрителен мой фотоаппарат мордатому охраннику, сидевшему где-то в тепле и выискивавшему жертвы, но подлетел он ко мне на всех парах, скользя на поворотах. Суть его наезда была проста и не замысловата — фотографировать Никулина на фотоаппарат с таким объективом ну никак нельзя, а потому валика-ты, подруга, отсюда куда подальше.
— А на что можно фотографировать? — нагло поинтересовалась я, показывая на толпу родителей, щелкающих кадры со своими детишками.
— На телефон можно — отвечал мне ухмыляющийся охранник.
— У нас в деревне телефон, чтобы позвонить, а фотоаппарат, чтоб баранов фотографировать — ответила ему я.
Охранник явно рассчитывал «срубить бабки» за съемки памятника Никулина, и уж никак не ожидал, что я уйду, оставив его без мзды. А мне было неловко перед Юрием Владимировичем, который, будь он сейчас жив, никак не допустил бы эдакого безобразия, да и такого охранника к своему цирку не подпустил бы за версту.
Получается, на Петровке работают люди куда как человечнее, чем в самом добром месте на земле — цирке. Или не место определяет?
Ну, а я вернусь на Петровку, к храмам. Благополучно сфотографировав Жеглова, я пошла дальше по Петровке, к Высоко-Петровскому мужскому монастырю.
Обогнув храм Сергия Радонежского Чудотворца, что в Крапивниках, (тоже поразившего своей древностью и безусловно требующий отдельного внимания и кучи времени — конец 16 века, как ни крути!) я заглянула во двор мужского монастыря, стараясь вести себя благопристойно и расположить к себе охранника, сидевшего на входе. К чести охранника, чинить мне препятствий он не стал, войти разрешил и даже ничего не имел против того, чтобы я сфотографировала приглянувшееся мне, даже подсказав, куда лучше стать. Счет на хороших людей увеличился — спасибо доброму человеку!
Храм Сергия Радонежского помнит Петра Первого, пережил, хоть и с потерями, нашествие Наполеона (поджег его Бонапарт, храм уцелел чудом), даже революция его было пощадила, обозначив памятником старины, но изъяв предварительно все ценности на нужды революции и прочего голодающего народа. Спас храм от поругания и разрушения тот факт, что приписан он был к подворью Константинопольского Патриархата. Но перед войной Сергиевский храм все-таки закрыли, перепрофилировали и к началу 80-х годов прошлого века все выглядело очень и очень печально. Правда, именно эта печаль и запустение осели в моей памяти так прочно, что вернувшись домой я полезла в архивы с фотографиями у своих родителей и разыскала-таки фотографии того нашего путешествия. Я не ошиблась, именно у стен Сергиевского храма папа и читал мне лекцию о неблагодарности потомков и неуважении к историческим реликвиям.
А вот Констальтинопольское подворье, что расположено очень близко от Сергиевского храма, в Крапивенском переулке, производит удручающее впечатление. Только та часть, что смотрит на Петровский бульвар, хороша и свежа. Остальная часть подворья выглядит грустно, местами даже аварийно и пребывает в большом запустении. То ли денег на все не хватило, то ли мировые кризисы помешали, то ли энтузиазм увял — причину я не знаю, но очень жалко смотреть на ветшающую красоту.
Я сфотографировала обе части подворья, но заброшенная выглядит настолько грустно, что я решила ее не показывать…
Дальше я отправилась любоваться красотой. Нет, в Москве куда ни пойди, все красиво. Но среди этой красоты всегда можно найти что-то совершенно особенное и невероятно красивое. Вот потому и шла я любоваться Чайным домом Перлова, что на Мясницкой.
На мой взгляд, это настоящая жемчужина, которая уцелела не иначе как чудом, пережив революционные смуты, военное лихолетье и безвременье 90-х, чтобы снова поражать своей изящной красотой всех, кто не поленился свернуть к дому Перлова. Чаи я там не покупала, да у меня и цели такой не было. Просто хотелось посмотреть, вернули ли к жизни ту обшарпанную замарашку, каким стал магазин в не самые простые для страны 90-е годы, уцелела ли пагода на крыше, живы ли все эти змейки, дракончики, фонарики, зонтики и очень симпатичная черепичная крыша. Да и внутрь хотелось заглянуть, чтобы в который раз полюбоваться совершенно удивительными потолками. Не знаю, можно ли фотографировать внутри, я, честно говоря, даже не спросила, обрадовавшись, что магазин стал краше, чем прежде. Сколько себя помню, на Мясницкую я заворачивала всегда с одной целью — увидеть Чайный дом и полюбоваться его фасадом.
А потом я пошла к легенде. Не знаю, правда это или вымысел, но есть легенда, уносящая во времена молодого царя Петра. Говорят, что тайно и очень секретно, велен он своему верному Меньшикову строить башню великую, превосходящую даже колокольню Ивана Великого, чтобы случись какая беда в любимом Петром Кукуе, первыми это заметили на высокой башне, а оттуда срочно передали в Кремль. С той поры башня получила прозвище Меньшиковской, москвичам полюбилась и даже вошла в присказку: «Сухарева башня — невеста Ивана Великого, а Меньшикова — ее сестра». В общем, шла я к церкви Архангела Гавриила или «Меньшиковой башне», что в Архангельском переулке.
Видеть раньше эту церковь мне не доводилось. Но в книгах я читала, что первоначально башня была выше колокольни Ивана Великого на целых 4 метра, что было очень смелым поступком со стороны Меньшикова, по чьему приказу она строилась (если только правда, что за Меньшиковым стоял сам Петр, которому никто был не указ, то все становится понятным). Говорят, церковь была дивной красоты! Жаль, что потом ее преследовала череда несчастий, даже масоны одно время обосновались здесь, да выли разогнаны митрополитом.
Каким чудом церковь уцелела и удивляет своим необычным видом всех, кто не поленится свернуть к ней, мне не ведомо. Но не иначе, хранитель у нее серьезный, вот и выстояла вся эта красота. Любоваться лепниной фасада можно часами, старательно отгоняя мысли, что оригинальные скульптуры были утрачены еще в 18 веке и все это изящество на самом деле только копии. Фотографировать церковь страшно неудобно, зажата она на небольшом пятачке, где не развернуться с фотоаппаратом. Но тот факт, что детище итальянских и швейцарских мастеров, трудившихся рука об руку с костромскими и ярославскими каменотесами, пережило века и живет дальше, заслуживает того, чтобы подойти к церкви поближе и задрав голову повыше, засмотреться на шпиль высоченной башни, вспомнив и Меньшикова, и царя Петра, и эпоху славных дел петровых…
Дальше были Покровка и Маросейка. Храм Николая Чудотворца в Кленниках (Маросейка, 5), очень и очень древний. Настолько древний, что мало кто сегодня вспоминает, что правильно называть его не «в Кленниках», а «в Блинниках», потому как жили здесь пекари, славившиеся своими блинами. Правда и иных версий великое множество и какая из них сегодня принята за официальную, мне не ведомо. Гуляла я по Москве без гидов, вспоминая все то, что было когда-то читано и осело в памяти. Иначе не получалось — очень уж Москва богата историей, тут и не захочешь, а начнешь в памяти копаться.
Есть на Маросейке и еще один симпатичные и даже необычный храм — Косьмы и Дамиана. Проскочить мимо не получится, церковь, хоть и зажата современностью, а все равно бросается в глаза, хотя бы своей композицией. Уважаю я Косьму и Дамиана, все же коллеги…
Потом была Лубянка, которую я последний раз видела украшенной памятником Дзержинскому, да и имя у площади было тоже другое. По советским временам я ни разу не печалюсь, в конце концов, времена, в которых приходится жить, не выбирают, и отсутствие Дзержинского меня совершенно не огорчает.
Самую малость полюбовавшись площадью и украшающей ее елкой (красивой очень, кстати!), я поспешила в Детский мир (уж простите, что я его величаю по старинке, так проще и привычнее), но не чтобы примкнуть к тем, кто шопингуется, а чтобы подняться на смотровую и полюбоваться столицей с высоты. Небо хмурилось, гнало плотные серые тучи и ничего позитивно-солнечного не обещало. Решив, что хмурый день Москву не испортит, я упрямо пошла штурмовать смотровую площадку, надеясь сделать хотя бы пару симпатичных кадров. В какой момент произошло чудо чудное, а может быть и диво дивное, я так и не заметила, но на крыше магазина меня ждало солнце, проковырявшее-таки дырочку в тучах и засиявшее на куполах, шпилях и звездах Кремля. Быстро-быстро поблагодарив солнышко за столь щедрый подарок, я вцепилась в фотоаппарат, чтобы не столько снимать Москву, сколько любоваться ею, воспользовавшись фотоаппаратом вместо бинокля. Какой же красивый город наша Москва!!!
А солнышко настолько расщедрилось, что решило пройти вместе со мной по Никольской и проводить до Александровского сада, где оно опомнилось и быстро убежало за горизонт, уступая место синим декабрьским сумеркам…
Меня ждал Александровский сад. Давненько я в нем не была, много изменений произошло за это время и хотелось разглядеть неизвестное новое, встретиться со знакомым старым и купить билеты в Кремль, где я тоже давненько не была, надо признать.
Но сначала надо было подойти к могиле неизвестного солдата и тихонечко постоять, вспоминая тех, кто так и не вернулся с войны. Приучили меня к этому родители в раннем детстве, рассказывая о безымянных героях, отдавших самое дорогое за мир на земле.
Подсчитано, что если количество погибших в этой войне поставить в парадный строй на главном параде в честь Дня Победы, что проходил в 1945 году, и пустить их маршем по Красной площади, маршировали бы они девятнадцать суток. Представляете? Девятнадцать суток по Красной площади шли и шли бы те, кто отдал ради Победы самое дорогое — свои жизни. Мужчины и женщины, старики и совсем еще дети, в горелых шинелях, стоптанных сапогах, прострелянных бушлатах, окровавленных телогрейках… Сгоревшие в танках, сбитые в небе, умершие под пытками, закрывшие собой амбразуру, так и не добежавшие до последней своей высоты, умершие от голода, не выжившие после страшных ран… Девятнадцать дней… И это был бы Парад Героев.
Было у меня и еще одно желание — хотела я увидеть свой город среди Городов Воинской Славы. Не так давно Воронежу наконец-то присвоили это звание, долго-долго отказывая признавать его заслуги в той войне. И то, что мирных жителей погибло больше, чем в Воронеже, только в блокадном Ленинграде, и то, что бои в городе шли 212 дней, и то, что героически сражавшийся город помогал Сталинграду и Ленинграду, оттягивая огромные силы противника, и то, что город так и не сдали врагу, так и не стало основанием для присвоения нам звания Города-Героя. Очень жаль…
Памятник Александру Первому я до этого не видела, шла с опаской, думая, как он вписался в привычную картину парка и обрадовалась увиденному — Александр стоял в парке, обустроенном по его приказу после окончания войны 1812 года и выглядело это символично и справедливо.
Потом я гуляла по Кремлю, совершенно никуда не торопясь, обстоятельно рассматривая храмы, слушая обрывки рассказов экскурсоводов, водивших свои группы по территории Кремля и старалась растянуть еще один московский вечер, уговаривая время не спешить, сделать паузу, притормозить. Не так уж и часто удается наслаждаться городом неспеша…
Если бы меня спросили где-нибудь в Вене или Париже, а есть ли в Москве сохранившиеся средневековые улочки, сохранившие колорит давно прошедших веков, навевающих нечто мистическое или даже таинственное, и настолько заполненные историей, что куда ни глянь, везде старина и древность, я бы посоветовала им погулять по Варварке и, думается мне, вряд ли они найдут что-то древнее. Любить Варварку и много чего прочитать о ее истории — за это тоже спасибо родителям. В детстве она казалась сказочной улицей, да такой она и осталась через много-много лет.
Коротенькая улица, идти по которой всего-ничего, от метро «Китай-город» до Кремля, напичкана храмами (их пять) и палатами каменными (их три), как ни одна другая улица Москвы, да и не только Москвы. А выходить к Варварке лучше всего из метро, потому как только там можно увидеть самую настоящую, не приукрашенную, древность — Китайгородскую стену. Конечно, увидеть можно только небольшой фрагмент этой стены, как раз перед лестницей, ведущей наверх, к Варварке, но и это не мало. Год построения стены аж 1530 и кто скажет, что это не древность? Именно с Китайгородской стеной Москва получила вторую линию обороны, после Кремля, да еще построенной с учетом ведения современных (для того времени) войн. Вот ее-то и можно запросто потрогать, выходя из метро и даже сфотографировать, если возникнет такое желание…
Жалко, что современная Варварка застроена домами, для таких непростых людей, что приходится им жить за высокими заборами, под присмотром камер наблюдения, под неусыпным бдением полицейских, в невероятных количествах расставленных по такой коротенькой улице. Даже щелкнуть просто так кадр не везде удается — свистят и просят «ты туды не снимай, сюды снимай». Не получилось снять многое…
Неспешно проходя по Варварке, я радовалась, что не сгинула эта улица, как исчезло в советское время старое Зарядье, что уцелели храмы и даже палаты бояр Романовых никто не решился снести, что иначе как чудом я и назвать не могу. Или это вмешалась нечистая сила, которой тоже славится Варварка…
Заканчивает Варварку (или начинает, это смотря с какой стороны прогуливаться) церковь Святой Варвары (церковь перестраивал сам Кваренги!), по имени которой и получила название эта совершенно необыкновенная улица.
Гулять здесь не долго, всего-то надо пройти метров 300, но это если просто идти, а если любоваться всем, чем так богата Варварка, то зависнуть можно очень надолго. Ну и не могу не заметить, что настоящая Варварка будет с левой стороны (если идти от метро). Справа — запрещенная для съемок Варварка, застроенная хоромами для слуг народа и заканчивающаяся Гостиным двором, который на любой другой улице произвел бы эффект, но совершенно не смотрится после старинных церквей и палат Варварки.
Подарив средневековому уголку Москвы немало своего времени, я пошла любоваться парадной, открыточной Москвой с Москворецкого моста. И будь погода чуть получше, фотографии получились бы намного симпатичнее. А с другой стороны, у всех есть виды столицы под ярким небом, должен же кто-то полюбоваться насупленной Москвой…
Под насупленным небом высился и князь Владимир, новое обретение Москвы. Смотрится памятник монументально, в отличие от Петра, подаренного Церетели, Москвы не портит и лет через несколько станет привычной достопримечательностью, как мне кажется.
А вот Петр мне не нравится. Помню, как несколько лет назад поговаривали, что сошлют этот памятник в провинцию и даже среди городов-претендентов называли Воронеж, как возмущались жители нашего города, всячески отказываясь приютить у себя эдакую громадину и аргументировали отказ тем, что Петр у нас уже есть, свой, родной. Но если смотреть на памятник очень издалека, то с Петром примириться вполне можно. Да и потом, Эйфелеву башню сначала тоже норовили снести и обзывали по-всякому, а теперь спешат сфотографироваться на ее фоне и признаются в любви. Глядишь, и Петр через сколько-то лет станет столь же любимым и желанным. Хотя, допускаю, что это слишком оптимистичный прогноз…
Патриарший мост — самая удачная точка, чтобы посмотреть, с одной стороны, на Петра (вдруг кому захочется, почему бы и нет?), а с другой — полюбоваться башнями Кремля. Вот вид на Кремль куда красивее и даже хмурое небо не испортило удовольствия от созерцания открывшейся красоты. Хотя признаю, погода мне досталась не самая приветливая…
Хотелось посмотреть храм Христа Спасителя. Историю его многострадальную знают все, даже поверхностный рассказ производит впечатление, а уж если вникать во все пророчества и предсказания, выпавшие на долю храма, так и вовсе задумаешься о многом. И посмотреть, как там внутри, было очень любопытно. Вроде и одета я была прилично, в соответствии со всеми требованиями, но нашлось препятствие — непреклонный охранник велел снимать с шеи фотоаппарат и убирать в сумку. Робкое возражение, что такой большой фотоаппарат ну никак не поместится в малюсенькую сумку, куда еле-еле втискивался минимум необходимого (паспорт да деньги), принято во внимание не было. Строгое приказание «Сымать и убирать» я выполнить не могла и пришлось мне уйти из негостеприимного храма. Осадочек остался, второй раз уже не пойду. Это я в путешествиях хулиганю, снимая запретное, на родине я такого себе не позволяю и привыкла, что моему честному слову верят. Не получилось проникнуться храмом…
Времени оставалось совсем мало, увидеть все, что было задумано, не получалось. Но на Арбат я все-таки пришла, чтобы впервые в жизни увидеть его зимним, да к тому же и пешеходным. Конечно, такую улицу лучше смотреть летом или хотя бы осенью. Зимой теряется очарование Арбата, даже новогодние украшения не спасают ситуацию.
Пробежалась я быстро, замерзнув к этому времени окончательно. Но тормознула у Окуджавы — как же, «Арбат, Булат»!
Приостановилась у Пушкина с юной Натали, отметив, что как-то мало они похожи на себя. Люблю я Александра Сергеевича, а его Наталью Николаевну еще больше люблю и безмерно уважаю. Ради них и спешила я на Арбат, потратив на дорогу изрядное количество времени.
А потом, отклонив все доводы разума и протест уставших к этому времени ног, поспешила, время от времени сверяясь в навигатором, чтобы не свернуть с самой короткой дороги, еще к одному памятнику — Холмсу и Ватсону, на Смоленской набережной. Кстати, памятник был отмечен на навигаторе. Не навестить лучшего детектива всех времен и народов и его верного летописца я никак не могла, и сгущающиеся сумерки меня не остановили.
Ватсон-Соломин любезно предложил мне присесть на ледяную скамеечку, дабы послушать, какое дело сейчас раскручивает Холмс-Ливанов, но я деликатно отказалась, опасаясь примерзнуть. Да и был у меня еще один интерес, ради которого пришлось перейти мост к Киевскому вокзалу и спуститься в метро.
На одном из мозаичных панно есть интересная картина, словно художник предвидел будущее, когда появятся ноутбуки, мобильные телефоны и прочие современные гаджеты. Мне всегда нравилось московское метро не только своим удобством, но и красотой, какую не встретить ни в одной подземке мира, поэтому картины и скульптуры на станциях я изучала внимательно и, понятно, во времена моего детства мне и в голову не приходило, что рация солдата так похожа на ноутбук, а трубка напоминает современный мобильный, потому как без шнура.
Современная молодежь смотрит на привычное совсем иначе, видя то, что нам не могло прийти в голову…
В последний вечер я поехала в парк Победы, надеясь, что выставка ледяных скульптур откроется чуть раньше и я успею полюбоваться творениями ледяных дел мастеров. Увы, зря я надеялась. несмотря на поздний час, работа кипела, скульпторы трудились над своими хрупкими творениями и посторонним вход был запрещен. Так я и не увидела то, что сильно хотелось посмотреть…
В качестве утешения я добрела до Триумфальной арки, сфотографировала ее на память и повернула назад, чтобы попрощаться с Москвой.
Мое небольшое путешествие, львиная доля времени в котором была отдана решению рабочих вопросов и прочих важных дел, из-за которых я и оказалась в столице под самый новый год, почти подошло к концу. Оставалась самая малость — полюбоваться сияющей предпраздничной Москвой, завернуть еще раз на Красную площадь, подняться по Тверской и пообещать себе и Москве новую встречу…
Я не стала описывать здесь свой отель, ресторанчики, в которые я заглядывала, чтобы поесть и согреться в тепле (согреться хотелось даже больше, чем поесть) — все это можно найти в отзывах, если вам это понадобится или будет просто интересно почитать. Пропустила и Красную площадь, Кремль, Детский мир, ГУМ — все это я подробно описала и показала в альбомах. Музей Булгакова тоже есть в альбомах, умолчать о нем я не могла, но постаралась быть очень краткой. И даже красоту предновогодней Москвы я старательно обходила в своем повествовании — это тоже есть в отдельном альбоме.
Здесь просто Москва, много Москвы и совсем немножко меня, вернувшейся в столицу через очень много лет и пожалевшей, что я так долго собиралась в город, расположенный так близко от моего родного Воронежа.
Спасибо Москве за нескучные прогулки! Я обязательно вернусь…
Фотоальбомы к рассказу
Теги:
Самостоятельные путешествия
