Глава пятая, оптимистическая, ведь до полной гибели экспедиции Лаперуза остается целых восемь месяцев, справедливость восторжествует — взяточников арестуют, а автор этих строк увидит-таки остров Монерон, после 30 лет ожидания этой встречи…
Глава пятая, оптимистическая, ведь до полной гибели экспедиции Лаперуза остается целых восемь месяцев, справедливость восторжествует — взяточников арестуют, а автор этих строк увидит-таки остров Монерон, после 30 лет ожидания этой встречи…
Через 228 лет после открытия острова Монерон экспедицией Лаперуза, и 90 лет после того, как святейшая нога наследного принца Хирохито ступила на берег Кайбо, надеюсь таким же теплым, солнечным, августовским днем, наша посудина вышла из порта Невельск и взяла курс на синеющую полоску на горизонте — остров Монерон, который находится в 54 км от порта.
Сам «порт» оставлял достаточно гнетущее впечатление своей не ухоженностью в сочетании с достаточно грязной акваторией, по которой, переливаясь всеми цветами радуги то там, то сям плавали пленки нефтепродуктов, бутылки и прочий бытовой мусор. Чувствовалось, что последний раз порядок наводили вечером 22 августа 1945 года, накануне десантирования советских войск. Как известно это десантирование носило импровизированный характер, заранее не планировалось, и было осуществлено, по пути на Оодомари (Корсаков) по причине плохой погоды (где ещё в истории войн можно найти такой повод!). В этот день сводная бригада майора Гульчака высадилась в городе Хонто (Невельск), Найхоро (Горнозаводск) и на острове Кайбати (Монерон). Гарнизоны этих городов и весей не оказали ровным счетом никакого сопротивления, по причине своей малочисленности, да и нежелания зря геройствовать, защищая уже капитулирующую Японию.
Перед выходом долго решался вопрос о посещении острова, обивались пороги, писались бумажки. В конечном итоге все согласовали, выехали из Южного…. И на тебе, когда скользя на джипе по рельсам (как в фильме «Сталкер»), добрались до входа в порт (с заднего двора) выяснилось что остров «закрыт по непогоде». Эта фраза означала, что кто-то важный на верху, росчерком пера, или точнее командным голосом в телефонной трубке пожелал, что бы у острова на расстоянии пушечного выстрела ни одной шаланды не появлялось… Меня это расстроило, ребят приехавших из Москвы тоже — в кои веки нужно было выбраться на задворки великой империи, одним из пунктов которой был Монерон, и на тебе. Необходимо заметить, что остров Монерон, не смотря на то, что находится у берегов Сахалина, по сравнению с Шикотаном, например, более недоступен по причине того, что это место, где сахалинские губернаторы восстанавливают свое здоровье, пьют боржоми, да отдыхают от всего, радуясь одиночеству. По острову можно шляться часами, так и не встретить никого — постоянного населения здесь нет уже очень давно, с 1972 года. Почему нет, да, наверное, по этой же причине нет. Кому понравится на каждом шагу натыкаться на отдыхающих секретарей обкомов, да губернаторов. Ну, а для этого придумали особо охраняемые территории (ООПТ), как один из способов ограничения пространства от «посторонних». Кстати парадигма «охраны природы» не так безобидна, как кажется (но об этом как-нибудь в блоге). Что касается Монерона, то, на мой взгляд, это как раз о чем в поговорке: «поздно пить боржоми, когда легкие отвалились…». На памяти многих сахалинцев яйца кайры с птичьих базаров Монерона, которые в сельпо продавались. Вот тогда спасать надо было и заповедник, и заказник…
Кстати у айнов юго-западного побережья Монерон и был территорией особо охраняемой, причем кроме них, а это несколько родов живущих на побережье напротив острова, никто на остров не совался — родовые владения, однако! В сезон, а их было два — забивали по 90–100 голов сивуча, и не более.
Не отстали по части охраны природы и японцы. В 1929 году остров Кайбо, стал ООПТ по охране лебедей. Когда ресурсы острова стали истощаться были попытки превратить его в туристический центр, даже была построена туристическая тропа длиной 6 км и мост из бетона (кстати, единственный на Карафуто пешеходный мост из бетона). Он до сих пор стоит переброшенный через ручей, упираясь в берега, по которым уже нет тропы. Такой вот мост есть на Монероне — «в никуда».
Процессы, происходящие в сфере управления охраной природной среды в Сахалинской области, начиная с бесконечной череды реорганизаций органов управления и заканчивая появлением и исчезновением особо охраняемых природных территорий динамичны, как и процессы в береговой зоне острова. В начале 1950-х годов были скоропалительно организованы и скоропостижно ликвидированы Южно-Сахалинский (20 тыс. га) и Средне-Сахалинский (158 тыс. га) заповедники. Причина очевидна: в «необдуманно» созданных заповедниках оказались богатые массивы леса, столь необходимые для лесной промышленности.
В 1958 году с целью охраны ценных пушных зверей острова Монерон и Уруп были объявлены заповедниками областного значения. Видимо, речь шла о первоклассных «лисьих фермах», доставшихся от японцев, зверье из которых разбежалось по недосмотру пьяных работников, и теперь это все нужно было охранять, пока не перестреляли. Потом было затишье. В 1988 году остров был отнесен к государственным памятникам природы местного значения, в 1992 году на Монероне создается морской природный парк, в 1995 году он реорганизуется в природный парк областного значения, а в 2007 году превращается в государственный природный парк, затем в государственный природный заказник и опять в природный парк. В разгар статусных изменений, словно спохватившись, появляется распоряжение администрации Сахалинской области от 21.07.2003 № 389-ра «О признании утратившим силу решения исполнительного комитета Сахалинского областного Совета депутатов трудящихся от 2 сентября 1958 г. № 331 «Об объявлении островов Уруп и Монерон заповедниками областного значения». Таким образом, Монерон на протяжении более десятка лет был и парком, и заповедником одновременно (!). Примечателен список государственных органов и юридических лиц, ответственных за обеспечение охраны и функционирование парка, состоящий из областного бюджетного учреждения «Природный парк «Остров Монерон», департамента управления делами губернатора и правительства Сахалинской области и, наконец, Министерства лесного и охотничьего хозяйства Сахалинской области. Вот уж воистину особо охраняемая территория…
Вернемся к нашей поездке, как вы помните, мы остановились на том, что наша посудина должна была выйти в море, но не смогла, по причине «плохой погоды». Мы в ожидании чуда (нас с посудины еще не выгнали), оранжевели в спасательных жилетах, шхуна тихо качалась вниз-вверх подскрёбывая о бетонную стенку, капитан в живописных полу-бриджах канареечного цвета, задумчиво что-то жевал, сплевывая в банку из-под дешёвого кофе, при этом, к верхней губе приклеился тлеющий окурок «Беломорканала», он что-то себе там мысль думал. Видимо ему, тоже, как и всем нам не понравился вариант с «плохой погодой», так как это явно лишало его средств, к существованию, не говоря уже о всевозможных жидких продуктах. На мой вопрос кто там нынче отдыхает, капитан икнул и сказал: «да так, очередной любитель твиттера…». Видимо закинутая мной якорная фраза «отдыхает», осевшая в подсознании, моментально проросла до размеров осознанных действий. Капитан сплюнул в банку, выкинул ее за борт и крикнул: «Петруха заводи…», для пущей убедительности долбанув ногой по стенке машинного отделения. Двигатель застучал на удивление ровно. Мужик с причала, в болотниках, кинул конец и удивленно посмотрел на капитана. «Да пошли они все…», далее он перечислил пару высокопоставленных особ, элегантно изнасиловал любителей интернета и твиттера, покрыл тридцати трехэтажным матом все и вся, и грязно выругался. Почувствовав гнев капитана, посудина пошла на удивление быстро и ровно, вдоль бетонного ковша, в море, к Монерону. Море было спокойное, в ковше полный штиль, при выходе практически тоже и только отдалившись от берега, почувствовались потоки свежего ветерка.
За кормой удалялся Невельск, над пенной дорожкой парили чайки и я чувствовал, что через пару часов, я увижу то, что хотел увидеть ну, наверное, года с 1988. Прочитав однажды об острове, я посмотрел с десяток фотографий и он меня не впечатлил. Ну, остров и остров, лесов на нем практически нет, рек тоже. Побережье, ну красивое и что. Таких побережий много. В общем, так и оказалось, берег из вулканических туфов, базальтов, бухточки, заливчики, камни, островки…
Мы пошли вокруг, начав с северного, перейдя на западный и затем на южный берег. Когда впереди было мелководье и камни — уходили дальше в море, когда позволяла глубина, подходили к берегу. С каждым мысом, открывались новые картины, и я с удивлением почувствовал, что остров мне нравился все больше и больше, с каждым галсом, открывались новые и новые скалы, то обрывами, то скатами, уходящие в очень прозрачную воду. Вода была действительно прозрачна. Я смотрел на проплывающие мимо берега и думал о том, что Монерон, Лаперуз и вообще французская экспедиция потеряли очень много не осмотрев остров со всех сторон. Ведь они, проходя мимо него, лишь зафиксировали, на сколько смогли его координаты, а Лаперуз отметил в своих бумагах, что: «…следуя вдоль берега Сагалина, заметили на юго-западе маленький, безжизненный островок». До французской кругосветной экспедиции адмирала европейцам об острове находящемся в 48 км к западу от Сахалина не было известно абсолютно ничего. Остров был открыт 10 августа 1787 года и назван в честь офицер-инженера экспедиции Поля Меру Моннерона. Через почти 20 лет И. Ф. Крузенштерн, по невнимательности нанес на свою карту его название, пропустив букву «н». Так остров Моннерон, стал Монероном.
Поль Меру Моннерон родился в 1748 году, и всегда отличался тягой к технической мысли, что отмечали окружающие. В 1770 году он, успешно завершил учебу в школе Мезьер и получил диплом инженера. Прославился в войне на американском континенте, выполняя поручения Лаперуза и за эти заслуги, удостоился чести участвовать в экспедиции, а затем в знак уважения от Лаперуза «получил» остров. Такой вот он — Пьер Меру Моннерон, не только человек, но и остров, танкер, гостиница (в ЮС) и… марка водки, которая уже не выпускается, так как Южно-Сахалинского ликероводочного завода уже нет.
Мне думалось, что Моннерону, наверное, хотелось бы посмотреть остров, названный его именем. Я бы, наверное, хотел. А Моннерон? Ну, вот, прошли французы мимо, остался за бортом остров и никогда Моннерон его больше не увидел, как и ордена Святого Луи, который планировалось вручить инженеру в 1788 году. Потерял он что-нибудь, или приобрел от того, что получил такой «подарок» мы уже не узнаем. Наверное, скорее всего он гордился бы тем, что у острова богатейшая история, закрученная в хитроумные сюжеты и страсти. И, наверное, Моннерон никогда бы не поверил, стоя на палубе и разглядывая свой остров в подзорную трубу, что это будет любимое место отдыха сахалинских губернаторов, и что некий губернатор Хорошавин, здесь будет проводить производственные совещания, накрывая столы на которых будет стоять водка из старых запасов названная «Монерон». А потом губернатора арестуют, конфискуют все, включая золотые коронки его мамы, и он, сидя в камере, будет разглядывать голубое небо за решёткой, и думать о том, что, скорее всего Монерона он никогда больше не увидит…
Посудина остановилась у Восточных островов и я, свесившись за борт, увидел дно. Было такое ощущение, что оно рядом, и мы вот-вот царапнем по нему днищем. «Сколько глубина?» — спросил я у моториста. Тот небрежно кинул взгляд за борт, просканировал расстояние и сказал: «20–22 метра».
Там, на глубине, на камнях, неподвижно лежали звезды, проплывали лениво шевеля хвостами какие-то морские рыбы и все было так сонно и лениво, что глаза сами собой начали закрываться… к счастью на пыльной дороге стало заметно какое то движение, пошли клубы пыли и на берег спустился старый бортовой грузовик, чем вызвал удивление в наших рядах. Моторист рассказал, что до недавнего времени на острове было две машины, однако недавно они попали в аварию, столкнувшись друг с другом на повороте. Удивительная история скажу я вам, которая является классическим примером теории невероятности.
Нас высадили в бухте Изо, на противоположной стороне резиденции (от греха подальше) и мы часа четыре ходили по пляжу покрытому кусками туфа и галькой с вкраплениями маленьких агатов, которые больше напоминали опалы — выковырять на память не удалось.
Я понабрал полные карманы раковин галиотиса, которыми в изобилии был усыпан весь пляж, поднялся на морскую террасу на водопад реки Усова, где на полянке с удивлением нашел кустики шалфея, с характерным степным запахом, который даже водоросли на берегу не перебили. Было очень жарко, чувствовалась близость Японии. На юге торчал конус вулкана, названный пик-Де Лангля. Но название не прижилось в этих краях, и японцы упорно называют его Рисири, оставаясь приверженцами своей традиции.
Кстати Монерон японцам тоже не понравился (кто такой Монерон для самурая, так, тьфу…), да и не только им. Айну называли остров Тотомасири, японцы — Тодомасири и Кайбато, в советское время, после 1947 года остров пытались переименовать, назвав Пограничным. Сахалинский краевед И. А. Самарин в монографии «История острова Монерон», приводит пример такого содержания: «…остров Кайбато было предложено переименовать в остров Пограничный. Однако в этой графе чьим-то размашистым почерком, синим карандашом, было начертано: «Монерон. Назван с 1787 г. русской экспедицией Лаперуза».
Кто спас историческое название острова осталось загадкой, так же как и загадочна гибель экспедиции Лаперуза на рифах Ваникоро. На картах Тихого океана до сих пор много загадок. Вот и эта надпись в листе переименования. Я как то даже представил себе как сзади человека, который эту надпись только что сделал, медленно растаял силуэт Лаперуза, а рука чиновника еще долго светилась голубым, потрескивая и распространяя запах электрических разрядов…
Вот подумается же такое…