Следующий, второй день пребывания в Пушкинских горах подарил настоящий летний, знойный день.
Пока ехали в Святогорский монастырь, чтобы узнать расписания церковных служб, я вспоминала…
Много лет назад, после запомнившегося на всю жизнь посещения квартиры поэта на Мойке 12 в Петербурге, потрясенная рассказом экскурсовода, я вышла на набережную. Рядом со мной шла девушка, как выяснилось из Самары (тогда города Куйбышева). Мы обменялись лишь несколькими фразами, познакомились и поразились тому, что у нас одно желание — побывать на могиле жены поэта.
Отправились в Александро-Невскую Лавру, долго бродили по Некрополю. Красные гвоздики (другие цветы в советское время было трудно купить) уже чуть привяли, а мы все вглядывались в надписи на крестах и памятниках.
— Девушки! Вы кого ищете? — Спросила нас служительница.
— Могилу жены Пушкина.
— Так вам надо искать не Пушкину, а Ланскую, вон там! — Она указала направление.
Мы нашли могилу, положили цветы, постояли… Было несказанно больно оттого, что вот она — здесь, а он — там, где-то на псковщине…
Ощущение несправедливости разлуки, юношеский максимализм в оценке происшедшего много лет назад, вера в великую любовь этих двух людей, — все смешалось и сохранилось в сердце до тех пор, пока, однажды, я со своими эстонскими студентами ни побывала в Святогорском монастыре, на могиле Пушкина. Тогда эта боль получила продолжение, хотя и не была уже столь острой.
3
Теперь я стремилась не только побывать на могиле Пушкина, я очень желала войти в храм Успения Пресвятой Богородицы. Много лет назад, я была там на службе, которую запомнила навсегда.
Тогда храм только восстанавливался. Деревянные полы были дырявые и принакрыты старым ковром, чтобы молящиеся — их было немного, не повредили ноги. Служили два монаха — один в алтаре, другой пел. Не могу рассказать, насколько та служба была благостна!
Теперь, оказавшись в Святых горах на Иоанна Крестителя — 6, 7 июля, мне непременно хотелось в праздник, быть на литургии именно в этом месте, в этом храме.
Жизнь Пушкина была тесно связана с этим древним монастырем.
4
История обители удивительна и тесно связана с историей России, ведь датой основания считается 1569 год!
Это необычайно волновало Пушкина. Он часто работал в монастырской библиотеке, особенно, когда работал над «Борисом Годуновым», общался с братией, особенно с настоятелем Ионой.
В апреле 1836 года поэт похоронил здесь свою мать и тогда же внес в монастырскую казну деньги, закрепив место и за собой. Всего лишь за год…
«И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать».
2
В приходно-расходной книге записано: «Получил от г-на Пушкина за место на кладбище 10 руб. Сделан г-ном Пушкиным обители вклад — шандал бронзовый с малахитом и икона Богородица пядичная, в серебряном окладе с жемчугом».
Ранее именно здесь были похоронены его дед и бабушка, а также брат-младенец.
4
Пушкину был люб этот монастырь — «милый предел», сюда он чаще всего ходил из Михайловского пешком, через Бугрово — это пять километров.
В советской искусствоведческой атеистической, по своей направленности, литературе было принято делать особые акценты на якобы «безбожии» Пушкина, что на самом деле совершенно искажает истину, без понимания которой, невозможно глубоко понять саму суть творчества светлого гения.
Я подошла под благословение монаха, спускавшегося по крутой лестнице.
Разговорились.
Меня заинтересовал искалеченный войной огромный колокол, находящийся во дворе.
3
Сошлись на том, что люди слишком часто ищут приметы материального мира, которым, как фетишам готовы поклоняться.
— Какое имеет значение: предмет — старинный, или новый. Здесь место святое! Если бы случилось несчастье, как это было в войну, и все бы вдруг, по какой-то злой воле исчезло, это место все равно осталось бы святым!
Я радовалась единомыслию, тому, что услышала в столь простой форме именно то, что чувствовала.
Мы говорили спокойно и мирно. Наконец он взмахнул крылом черной мантии и протянул мне кулек конфет — вот, угощайтесь!
Этот жест был таким добрым, простым, даже детским в своей безыскусности.
Видимо ему захотелось, чтобы я больше узнала об обители и он позвал инока, стоявшего вдали у Анастасьевских ворот:
— Алепий! Липушка!
Инок стоял озираясь, но не двигался с места.
— Слепнет он! Совсем теряет зрение, а тут еще и солнце, — сказал иеромонах со вздохом. Он снова позвал инока и тот нетвердо побежал нам навстречу.
Вместе с Липушкой мы поднялись по крутой лестнице и вошли в храм. Он стал рассказывать об иконах, о святынях, об истории монастыря.
5
Наш храм Успения, пожалуй, единственный в своем роде, ведь все три придела освящены в честь Пресвятой Богородицы!
Три чудотворных образа — Одигитрии, Умиление и Федоровская…
А эту икону — он обращает мое внимание на сюжет обретения иконы Одигитрии юродивым пастушком Тимофеем, написал один американец. Сейчас он уже монах на Афоне, а тогда — приехал к нам в обитель, вдохнул этот воздух святой и вся жизнь его изменилась.
Я слушаю импровизированную экскурсию по храму и чувствую только, какая это светлая и чистая душа — инок Липушка…
Чувствую — как вообще все тут просто и чисто. Вот она — первая и главная тайна: здесь особый дух! И неважно, как мы называем это место: по старинке — Святыми горами, или Пушкинскими, что тоже верно, главное, что дух мира и святости, что сошел когда-то на эти благословенные места, неистребим.
Мне вдруг становится особенно понятно, почему так хотелось в Михайловском, снимать не столько воссозданные интерьеры — результат кропотливого научного труда многих поколений, но небо, природу!
Как все просто! Усадьба Пушкина много раз горела, леса вырубались, а Небо все такое же, как и столетия назад! И изгиб Сороти тот же! И травы так же благоухают! Все так же, как и во времена Пушкина!
4
Мы едем в городище Воронич. Останавливаемся на пустой стоянке — лишь двое молодых художников на пленэре. Спрашиваю их о земляном вале, что видится вдалеке.
5
— Нет! Это не древнее сооружение — это железнодорожная насыпь. Когда-то шла железная дорога, но как в войну мост разбомбили, так и не стали восстанавливать. Здесь много незалеченных ран осталось — бои шли страшные. А Воронич — вон там, на горе! Видите церковь?
5
Мы идем по узкой тропинке, что петляет вокруг горы, и кажется, что ей нет конца.
6
Наконец тропинка начинает подниматься вверх и мы оказываемся на одном из трех холмов Тригорского.
Когда-то Воронич был богатым псковским пригородом, важной крепостью «польского рубежа» у большой дороги из Москвы на Литву и Польшу.
3
Крепость была построена на слиянии двух рек — Сороти и уже несуществующей реки Воронец.
Пушкин постоянно бывал здесь и даже в первоначальном заглавии к исторической драме «Борис Годунов» написал, не без улыбки: «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве — летопись о многих мятежах и пр. писано бысть Алексашкою Пушкиным в лето 7333 (1825) на городище Воронич».
Над «Борисом Годуновым» поэт работал вдохновенно в течение всего 1825 года. «Писанная мною в строгом уединении, вдали охлаждающего света, трагедия сия доставила мне всё, чем писателю насладиться дозволено», — писал он.
Мы тоже отметили это место фотографией, где муж обновил свою новую толстовку «Туристер», хотя потом снял ее, так как было жарко.
Толстовка отличная! Красивая, уютная. Теперь вот нужно зарабатывать для себя — тоже хочу такую!
9
Но оставим лирические отступления.
Когда-то Воронические земли назывались Егорьевскими, да и храм освящен в честь св. Георгия Победоносца. Это не случайно, ведь крепость когда-то защищала приграничные русские земли, постоянно отражая нападения с Запада.
Церковь эта известна еще и тем, что именно здесь Пушкин заказал панихиду по любимому и чтимому им Байрону.
3
Сегодня древнее городище Воронич — это погост на живописном холме. Здесь похоронены и Вындомские.
8
Им, вместе с Ганнибалами были дарованы когда-то эти земли, так что соседство и дружба двух родов Осиповых-Вульф и Пушкиных, была давняя и даже древняя.
1
Здесь же нашли место своего последнего упокоения Семен Степанович Гейченко и его жена.
1
С погоста Воронича открываются удивительные виды, удивительный простор, ощущение полета и близости неба.
13
Спустившись с горы, мы решили попробовать какую-то лестницу в 60 ступеней. Наверху на скамейке отдыхала пожилая пара.
— А что это за дом? Музей? — Спросила я будто мимоходом (дом издали не казался слишком привлекательным).
— Да, музей, — был ответ.
— А какой? — Спросила я на всякий случай.
— Тригорское. Усадьба.
— Как! Вскричала я в восторге. Мы вчера долго ехали на машине и предполагали, что сегодня или завтра опять придется специально повторить этот неблизкий маршрут, и вдруг! Вот оно! Тригорское! Совсем рядом.
9
Поговорив о неустройствах нашей гостиницы — они тоже остановились в «Пушкиногорье», мы поспешили в усадьбу Тригорское.
Как же я могла не узнать этот длинный дом — бывшая фабрика! Столько читала об этой усадьбе, видела фотографии и вот — не узнала!
Купили билеты на экскурсию в дом-музей и по парку, и пока ожидали своего часа несколько раз обошли вокруг длинного одноэтажного приземистого дома.
Припоминаю, что Семевский в 1929 году в книге опубликованных дневников А. Н. Вульф Писал: «Это — не то сарай, не то манеж, оба конца которого украшены незатейливыми фронтонами. Дело в том, что эта постройка никогда не предназначалась под обиталище владелец и владельцев Тригорского. Здесь помещалась парусиновая фабрика, но в 1820-х годах тогдашняя владелица Тригорского задумала перестроить обветшавший дом свой, бывший недалеко от этой постройки, и временно перебрались в этот „манеж“, да так в нем и остались».
5
В доме было десять комнат и гуляя вокруг дома мне стали особенно понятны записки младшей дочери Прасковьи Александровны Осиповой — Марии Ивановны:
«Пушкин являлся к нам из своего Михайловского. Приезжал он обыкновенно верхом на прекрасном аргамаке, а то, бывало, приволочится и на крестьянской лошаденке. Бывало, все сестры мои, да и я, тогда еще подросточек, — выйдем к нему навстречу. Приходил, бывало, пешком: подберется к дому иногда совсем незаметно; если летом, окна бывали раскрыты, он шасть и влезет в окно… он, кажется, во все перелазил… Все у нас, бывало, сидят за делом: кто читает, кто работает, кто за фортепьяно… Я это, бывало, за уроками сижу. Ну, пришел Пушкин — всё пошло вверх дном; смех, шутки, говор так и раздаются по комнатам».
6
Опущу рассказ о доме-музее и парке в Тригорском — это достойно отдельного рассказа (вновь привяжу к объекту), ведь в отличие от Михайловского здесь парк уже 20 гектаров!
Гулять, ходить, отдыхать и восхищаться.
2
Ну, а мы усталые и счастливые должны были вновь проделать свой путь, так как наша машина ждала на стоянке, которая из Тригорского казалась теперь уже очень далекой.
6
Второй день нашего пребывая в Пушкинских горах был выпит только наполовину. Стоило озаботиться обедом. О! Где ты, воспетый поэтом знаменитый тригорский яблочный пирог!
Мы шли знакомой тропинкой, дышали медовым запахом трав, в который так гармонично вплеталось жужжание трудовых пчел и строчки Пушкина, казалось, легко слетают, помогая ровному и бодрому шагу:
