Париж. Вчера, сегодня, завтра

Жили мы в отеле «Lebron» на улице Ламартин. Это был небольшой отель, зажатый между двумя, такими же как он, серыми зданиями. Улица Ламартин — тихая и ни чем не примечательная. Мы ни разу не прошли её от начала до конца, так и не узнав — было ли на ней хоть что-нибудь интересное.

Наш маленький номер находился на третьем или четвёртом этаже, куда можно было попасть либо на лифте, если тот работал, либо по узкой винтовой лестнице, выстеленной тёмно-вишневой ковровой дорожкой. Нам несказанно повезло, что в те дни, когда мы въезжали и выезжали из отеля, лифт работал. Комната была катастрофически мала, тем не менее, она каким-то чудом вмещала в себя всё самое необходимое: шкаф, кровать, пару тумбочек, ванную комнату, консольный стол, стул и два шикарных французских окна в пол, скрываемых тяжёлыми портьерами. Но всё равно, для того, чтобы перекусить перед сном, на стуле приходилось сидеть поверх одежды, сумки, стопки карт и путеводителей, лишней подушки и необъятного покрывала с кровати.

Напротив наших окон — прямо через улицу — всё в таком же сером здании 19-го века — располагался офис какой-то компании, где постоянно забывали выключать на ночь свет. Каждый вечер, закрывая шторами окна, я видела там ярко освещенные безжалостным светом ряды пустующих компьютерных столов и стульев и мысленно содрогалась, отгоняя от себя мысли о работе. Другие соседние здания были жилыми, потому улица была очень тихой и немноголюдной. Однако по ночам на ней начинало твориться нечто совсем невообразимое. Почти до рассвета с оглушительным рёвом по улице Ламартин носились так любимые парижанами мопеды, а однажды какой-то пьяница полночи распевал Марсельезу и ломился в невидимую дверь. В остальном же «Леброн» был идеален. На завтрак там подавали свежайшие круассаны, персонал был очень приветлив, а местоположение отеля отвечало основным требованиям — за углом находились станция метро, супермаркет и, на чрезвычайный случай — МакДональдс. Вправо уходила улица Лафайет, упирающаяся в Оперу, а чуть ниже была улица Кадет, взяв направление которой можно было за пятнадцать минут спуститься к Сене.

Улица Кадет — пешеходная, с множеством крохотных магазинов и лавок, а по вечерам на ней можно застать «блошиный рынок». К сожалению, нам довелось пройти по ней всего лишь раз — и то уже вечером, по пути в отель. Наверное, поэтому, воспоминания о ней покрыты некой дымкой загадочности, и она вспоминается мне как прекрасный мираж, олицетворение богемной атмосферы Парижа. Вообще, выйдя из нашего отеля, заблудиться было практически невозможно. (Но шанс всё же всегда оставался — и мы, естественно, пару раз его не упустили). Если спускаться по уклону улиц вниз — то рано или поздно выйдешь к Сене, если же подниматься вверх — никак не миновать Монмартра. Следуя этому принципу, мы ещё в первый день пребывания в Париже дошли до Лувра. По дороге мы, правда, немного поплутали, но не о того, что заблудились, а от того, что искали, где купить воды — в тот день было невыносимо жарко. Оказалось, что страдать от жажды в центре Парижа — не так уж и невозможно. Отыскав крохотную бутылочку воды втридорога, мы всё-таки добрались до пункта назначения. Лувр сразу покорил меня.

То ли от того, что он был первым знаковым местом Парижа, которое я увидела, то ли от того, что там действительно есть какая-то особая энергетика — мне тут же захотелось остаться во внутреннем дворе, распластаться на парапете и никуда не уходить до скончания века. А вообще, это был не внутренний двор, а площадь Каррузель с одноимённой триумфальной аркой, находящаяся между Лувром и парком Тюильри, но они соседствуют настолько гармонично, что воспринимаются частями одного архитектурного ансамбля. Площадь эта настолько уютная и в ней совершенно нет официальности и помпезности, что на ней чувствуешь себя как дома. Поразмыслив, я пришла к выводу, что в основном это заслуга мягкой гравийной отсыпки песчаного цвета, покрывающей площадь вместо жёстких каменных плит — ощущение как будто ступаешь по ковру или прогуливаешься по пляжу. Отсюда и возникает то ощущение расслабленности и защищённости, когда, опустившись на каменную скамью, за день нагретую солнцем, ты уже не в силах подняться, и согнать тебя оттуда может только легкое чувство сильного голода. В общем, кто-то приходил к Лувру ради культурной программы, я же — ради пассивного отдыха и расслабления.

Насмотревшись вдоволь на толпы туристов и двухэтажные туристические автобусы, выныривающие из одной арки, и исчезающие в другой — на противоположной стороне площади, можно было, не спеша, перемещаться в Тюильри — парк в стиле «аля-франсез», расположенный между Лувром, Сеной, улицей Риволи и площадью Согласия. Свой современный вид парк приобрёл в далёком 1664 году благодаря стараниям архитектора Андре Ленотра, но и по сей день он не утратил своего первоначального шарма. В тот первый жаркий день все лежали на газонах, прохлаждались у фонтанов, нежились в тени раскидистых деревьев. Лежащие на газонах пили вино, ели багеты и целовались. Более французской атмосферы не найти нигде.

Когда же на следующее утро мы проснулись от звука капель, стучащих по подоконнику, Париж предстал перед нами совершенно другим. Пробираясь к Мулен Руж, где была назначена встреча с гидом, мы шли по совершенно одинаковым вымощенным брусчаткой серым улицам с серыми домами под серым небом. Нам не встретилось ни души — это было утро понедельника, все парижане уже были на работе. Только пару раз на другой стороне улицы промелькивала фигура в дождевике и резиновых сапогах. Как я успела заметить, европейцы в целом, и французы в частности, очень чувствительны к холоду. Когда мы — русские — только кладем зонт в сумку, они одеваются чуть ли не по-зимнему. Сразу почему-то вспоминается зимнее отступление Наполеона. Мулен Руж оказался маленьким зданием с помпезным входом, зажатым между непримечательными жилыми домами. Красная мельница на крыше дерзко притягивала к себе взгляд.

Открытый вестибюль, устланный ковровой дорожкой и пестрящий кричащими вывесками кабаре, при дневном свете выглядел как-то нелепо. С афиш нездоровыми улыбками улыбались танцовщицы в перьях. Через дорогу, на пешеходном островке, располагалась большая решетка размером примерно пять на пять метров, вмонтированная в брусчатку. Это — вентиляция из метро. Если встать на неё в прохладную погоду, можно неплохо себе так погреться. Именно поэтому, по всему Парижу, даже в самом центре, есть риск невзначай споткнуться о бездомного или о бродячую собаку, лежащих на такой решетке. Всю экскурсию по Монмартру дождь то прекращался, то снова начинал моросить. Но, если честно, я не представляю эти улицы в какую-либо другую погоду. Мне кажется, что Парижу больше идёт мокнуть под тихим дождём, чем изнывать от назойливой жары. При ярком солнечном свете маленькие, жмущиеся друг к другу домики казались бы не более чем фоном для красивых фотографий. Под дождём же действительно ощущался дух времени. Посетив старинную церковь из красного кирпича, где все боковые нефы были уставлены зажженными свечами, мы оказались у так называемой «стены любви». По сути — это глухая торцевая стена старого дома, вся испещренная граффити. Но граффити объединяла одна тема — l’amore. Там были признания в любви на всех языках мира — так по-французски! У нас — стена Цоя, в Праге — стена Леннона, в Париже — стена любви. Кому что) Потом мы заглянули в какой-то тупиковый переулок, где в самом конце оказался дом Далиды. Жутковатое место — за высоким глухим забором, оплетенным вьющимися растениями — нескладный трехэтажный дом, странно повернутый к улице то ли боком, то ли углом. От забора вбок поднималась узенькая дорожка между домами — улицей её не назовёшь — метра два шириной, по которой мы и направились к Сакре-Кёр — базилике на вершине 130-метровой Горы Мучеников, как переводится Монмартр. По дороге мы зашли в очаровательный магазинчик — там продавались всевозможные предметы искусства, навеянные творчеством Пикассо. Там было всё — начиная от посуды и заканчивая живописными полотнами. Чем выше мы поднимались по Монмартру, тем больше становилось подобных магазинов и лавок. Как, впрочем, и туристов. И везде — между столиками уличных кафе, на тротуарах и обочинах дорог — можно было увидеть художников. В беретах и с пышными шевелюрами, серьёзных и забавных, с мольбертами и с кистями. Несмотря на огромное количество туристов, художником был каждый второй. Монмартр, судя по всему, имеет самую высокую концентрацию богемы в мире.

Вообще, Монмартр — удивительное место. Там, где ещё нет толп туристов, и извилистые улицы пусты и однообразны, он похож не на район города, а на отдельный небольшой городок или деревню. Жилые дома; раскрашенные в разные цвета двери; закрытые ставнями окна первых этажей; диковинные дверные молотки в виде животных и сказочных существ; подпорные стенки и заборы выше человеческого роста, увитые плющом, за которыми скрыты от глаз заросшие старинные сады; покрытые мхом каменные тумбы, отделяющие тротуар от проезжей части — и при этом ни автомобилей, ни людей. Идеальный фон для готического романа или детектива в духе Агаты Кристи.

Но всё меняется, когда, наконец, поднимаешься к Сакре-Кёр. Миниатюрность домов сменяется монументальностью собора, запустение превращается в разноцветную толпу, а узкие улицы уступают головокружительной панораме, открывающейся со смотровой площадки. В самом соборе мы задерживаться не стали — там как раз проходил обряд конфирмации, и туристам там не были особы рады.

Однажды я читала, что собор Сакре-Кёр (в переводе «святое сердце») представляется очень интересным тем, что не его поддерживает холм, на котором он стоит, а наоборот. Дело в том, что в начале строительства собора было обнаружено, что заброшенные шахты по добыче известняка, испещряющие весь Монмартр, как ходы в муравейнике, грозят в будущем обрушением нового здания. Тогда было принято решение залить их цементом, таким образом, создав надежное бетонное основание для грандиозного строительства. С тех пор так и повелось — не холм держит собор, а собор холм. Со смотровой площадки у подножия Сакре-Кёр открывался действительно красивый вид.

Горизонт тонул в тумане, еле угадывался силуэт башни Монпарнас. Как ни утверждают, будто Эйфелеву башню видно из любой точки города, это неправда. От Сакре-Кёр её не видно, и по моим примерным расчетам, мешали в этом — всего лишь не такие уж высокие деревья Монмартра. Зато с берега Сены её было видно отлично. И поэтому, на следующий день мы предприняли дерзкую попытку дойти пешком от Лувра до Башни.

Помня про все её 324 метра, мы всё же недооценили её масштаба. Сколько бы мы ни шли, и сколько бы раз нам не казалось, что завернув за угол, мы, наконец, окажемся у её подножья, время шло, а узкие улицы разбегались в разные стороны, уводя нас от цели. Несколько раз принимался идти дождь. Спасаясь от него в каком-то супермаркете, мы умудрились накупить кучу продуктов, а потом расплачивались за это, не зная, куда деть пакеты, зонт, фотоаппарат и самих себя. Вообще, улицы в Париже — как будто живые. Они играют с тобой. Казалось бы — начинаешь идти по прямой ровной улице, но в какой-то момент она начинает незаметно отклоняться от оси, чуть-чуть изгибается, слегка поворачивает — и вот ты уже в недоумении стоишь на перекрёстке где-нибудь в трёх кварталах от того места, куда тебе надо. С Эйфелевой башней всё было именно так.

Но всё же, спустя полтора часа упорных усилий мы вышли к небольшому пруду, в противоположный берег которого впилась одна из четырёх гигантских стальных лап. Накрапывал дождь, пузырясь на водной поверхности, на берегу мокли нахохленные утки. Зайдя под башню, казалось, стоит сложить зонт, но не тут-то было. Все конструкции башни сквозные, поэтому, то здесь, то там просачивалась капель, а под ногами скапливались лужи. Это было похоже на какую-то огромную пещеру внеземного происхождения, где вместо сталактитов — металлические фермы, а вместо каменного свода — стальные балки. И только стоя прямо под ней, осознаешь размер башни. Только увидев вокруг себя толпы людей, кажущиеся по сравнению с ней полчищами муравьев — начинаешь представлять впечатления, которое она производила на своих современников. Вообще, Эйфелева башня сломала моё представление о ней — я знала, что от неё начинается Марсово поле, но я никак не думала, что всё это расположено на самом берегу Сены, и башню от реки отделяет лишь широкая восьмиполосная автомобильная дорога. Я всегда почему-то представляла себе творение Эйфеля на большом открытом пространстве, в окружении регулярных парков — что-то вроде московского ВДНХ, но в действительности оказалось, что башня зажата между рекой, двумя трассами, мостом и жилым кварталом. Но, конечно же, все эти впечатления поблекли после того, как мы однажды забрались на самый её верх. Все путеводители в один голос твердили — подняться на Эйфелеву башню — убить полдня в очереди. Но судьба благосклонна к упрямцам. Мы пришли с утра пораньше — к открытию — и несмотря на то, что поначалу очередь была пугающих размеров, спустя уже полчаса старинный лифт поднимал нас в серое парижское небо.

На верхней площадке над окнами написаны названия городов и стран, в направлении которых открывается вид. Смотрим в сторону России, но видим только радиальную сетку улиц под чёрными крышами. Последний рывок — по узкой винтовой лестнице — и мы на самом верху. 320 метров над Парижем. На одной высоте с нами только верхние этажи Монпарнаса.

Ветер прорывается сквозь сетчатое ограждение, глаза разбегаются — куда не повернись — со всех сторон готовая панорама на открытку. Сена томно изгибается и убегает к острову Сите, вдали белеет Сакре-Кёр, а подножие Монмартра почему-то похоже на фрагмент какого-то арабского мегаполиса — несметное множество однообразных белых домиков и абсолютное отсутствие растительности.

Там где нет холмов, виден выпуклый горизонт, над которым нависли тяжёлые свинцовые тучи, и только современный район Дефанс, выхваченный случайным лучом солнца, кажется островком привычной жизни среди всех этих шпилей, королевских площадей и мрачных дворцов.

Вообще, любопытные ощущения возникают, когда оказываешься в каком-либо историческом городе в районе с модернистской архитектурой — будто проваливаешься в другое измерение. Или попадаешь в фильм о будущем, где всё само функционирует, разговаривает и живёт собственной жизнью, а механический голос из невидимых колонок рекламирует заморозку азотом или однодневную экскурсию на спутник Марса. Вот и Дефанс такой же. Металлическо-стеклянные колоссы банков и офисов корпораций, мосты, развязки, зеркальные стены и бетонные площади, странные скульптуры и инсталляции и при этом полное отсутствие людей. Мы были там днём, и, скорее всего, все просто были на своих рабочих местах, но, тем не менее, это ещё больше придавало контраста этому месту по сравнению с историческим центром города, кишащим интернациональной публикой. Среди туристов по всему городу очень часто встречались полицейские и жандармы, хотя не было никаких политических волнений или общественных беспорядков. С одной стороны такое количество стражей порядка должно внушать спокойствие, но, как показал опыт, они сами могут стать для туриста источником дискомфорта.

Однажды, попав под сильнейший ливень у подножья всё той же Эйфелевой башни, я решила спросить у жандарма, где ближайшая станция метро. Он начал что-то невразумительно объяснять на смеси французского и английского и неопределённо махнул рукой куда-то в сторону. Истолковав это как указание к действию, мы долго шли вдоль Сены под проливным дождём. Когда же, наконец, мы увидели станцию подземки, то спускаться в неё передумали. Во-первых, это была станция пригородной ветки метро. В Париже метро, а точнее сказать, подземные поезда, делятся на два вида — собственно городской метрополитен и подземные пригородные поезда, которые отходят от одних и тех же станций (они называются RER). То есть на станции пригородных электричек можно сесть на внутригородской поезд, только нужно знать на какой. А во-вторых, на станциях RER всегда огромное количество подозрительно выглядящих иммигрантов, от чего желание спускаться туда совсем пропадает, а дождь перестаёт казаться такой уж большой проблемой. И только обойдя вокруг целый район, по дороге поминая злополучного жандарма, и практически вернувшись к исходной точке, мы сами нашли метро, которое оказалось в ста метрах от башни — через мост на другом берегу. В очередной раз я убедилась, что нет ничего надёжнее карты и собственной головы.

Станция метро Trocadéro — одна из самых оживленных в исторической части города, потому здесь не возникло проблем с покупкой проездных — нужно было только озвучить свои пожелания кассиру. Не так всё просто оказалось на станции Cadet, что возле нашего отеля. Там были только бездушные терминалы, общающиеся с пассажирами только на французском языке и не внимающие мольбам о билете. Кое-как подсмотрев за впереди стоящими, кто приобретал проездные, мне всё-таки удалось, нажимая на кнопки в нужной последовательности, заполучить вожделенные билеты. Но всё равно каждое последующее приобретение билетов сопровождалось для меня известной долей волнения. Вообще, зная об историческом соперничестве и антипатии французов и англичан, можно не удивляться, что во Франции всё исключительно на их родном языке. Но англоговорящему туристу это доставляет довольно много хлопот, когда все бытовые мероприятия, начиная от покупки проездных и заканчивая походом в супермаркет, приходится делать практически наугад. Хотя часто на помощь приходят местные жители.

Один раз, ещё в самом начале путешествия по Франции, мы стояли на одном из многочисленных маленьких перекрестков в старом районе Парижа и, развернув карту, в задумчивом молчании смотрели на неё, пытаясь понять, где мы находимся. Созерцание прервал французский старичок, предложив свою помощь. Быстро объяснив нам жестами, в какой стороне Мулен-Руж, он поинтересовался: «Американо? Англизе? А-а, Руссэ?» И, просияв, гордо добавил: «Сталинград!» Так что, несмотря на стереотипы и политическую ситуацию, русских в Европе всё-таки любят. Ещё как-то раз, мы отдыхали после утомительного и насыщенного дня в Люксембурском саду. Практически весь день до этого мы были на ногах — побывали на обзорной экскурсии, посетили Нотр-Дам, и изучили Латинский квартал. Нотр-Дам де Пари, конечно, не может не впечатлить. Признанный шедевр готической архитектуры, полноправный герой многих литературных и кинематографических произведений — душа города.

Не зря же от плиты в мостовой перед входом в него идет измерение расстояний по всей стране. С какой бы стороны не предстояло вам впервые подойти в Нотр-Дам де Пари — это всегда будет некое небольшое приключение. Если пойдете от Лувра или Латинского квартала — то вам не миновать набережных с бойкой торговлей сувенирами, картинами и другими произведениями искусства. На парапетах набережных там даже сделаны специальные шкафы для торговцев, которые служат им витриной днем и, закрытые на замок, хранилищем товаров ночью. И как вы не будете сопротивляться, вы не сможете равнодушно пройти мимо и ничего не купить на память. А Нотр-Дам в это время, по мере вашего приближения, будет постепенно показываться из-за деревьев, снисходительно взирая со своей высоты на разношерстную публику. А если вы решите схитрить, и пойдете к нему со стороны остова Сен-Луи, то и тут вас будет ожидать несколько интересных открытий. Перейдя по пешеходному мосту на остров Ситэ, вы окажетесь в небольшом, но очень уютном саду с подстриженными деревьями и диковинными цветами, а сквозь ветви то тут, то там будут проглядывать старинные витражи Нотр-Дама. Внутри собор также поражает своей красотой. Сложно представить, насколько он впечатлял современников в далеком 14 веке. Ведь тогда сложно было себе даже представить здание, вмещающее под своей крышей девять тысяч человек.

В отличие от фасадов, богато украшенных скульптурами и рельефами, интерьер кажется достаточно сдержанным — основным украшением служат массивные люстры, капители колонн и яркие витражи. Стены же и сами колонны, отделяющие центральный неф от боковых — гладкие, расцвеченные только неброским рисунком природного камня, — плавно переходят в крестовые своды, теряющиеся на тридцатиметровой высоте. Особую атмосферу создавала репетиция церковного хора, которую нам посчастливилось застать.

В трансепте собора стоял небольшой, но массивный деревянный стол, с огромной раскрытой книгой на нём. В этой книге каждый желающий мог оставить свою подпись, тем самым как бы запечатлеть себя в многовековой истории Нотд Дама де Пари. Выйдя на улицу, даже пасмурный день показался нам после сумрачного собора ослепительно ярким.

Отобедав в милом маленьком ресторанчике на улице Сен-Северен, где все стены были увешаны фотографиями Луи де Фюнеса, мы посвятили себя изучению Латинского квартала — традиционного студенческого квартала Парижа, где расположены все самые крупные высшие учебные заведения города. Названием район обязан латинскому языку, на котором в старину читались все лекции в Сорбонне и других университетах. Мы побывали в очаровательном саду Медьеваль при Музее Средневековья, дошли до Пантеона, который на мгновение перенес нас из Парижа в Рим, и прогулялись по улице Сен-Жак. Порядком устав после прогулки по академическому городку мы и устроились в Люксембургском саду, где к нам подошел интеллигентного вида пожилой мужчина. Разговорившись, мы узнали, что он профессор Сорбонны на кафедре романно-германских языков. Мило пообщавшись на смеси английского и французского, мы разошлись. Но самым колоритным впечатлением от Латинского квартала стал для меня один ранний вечер и неспешная прогулка до отеля.

Латинский квартал знаменит своими узкими старинными улочками, бистро, уютными кафе, и, конечно же, книжными лавками. Направляясь от Сорбонны к Сене, мы не смогли пройти мимо одного из таких книжных магазинов. Он располагался в небольшом помещении первого этажа старинного здания, а книг в нём было настолько много, что прилавки были выставлены даже на улице, а над ними были натянуты полосатые маркизы. Уже начинало смеркаться и под пологами навеса горели гирлянды маленьких лампочек, создавая волшебное впечатление. Столы с книгами тянулись вдоль витрин здания и даже заворачивали за угол, несколько покупателей неспешно перемещались от стола к столу, а где-то в глубине магазина углубился в чтение продавец. И никто — ни покупатели, ни продавец, ни случайные прохожие вроде нас — даже не могли допустить мысли, что любую книгу можно совершенно безнаказанно взять и унести, не заплатив. В этом и есть весь европейский менталитет, именно такими мелочами и создается атмосфера спокойствия, надежности и размеренности, ради которой туристы миллионами приезжают сюда. Жаль, что все книги в том магазине были, что закономерно, только на французском языке, иначе я бы непременно что-нибудь там купила. Выйдя к Сене, мы перешли её по мосту Искусств, что протянулся через реку от Института Франции до Лувра. Мост этот — пешеходный, выстланный деревянным настилом, а все ограждения на нём сплошь увешаны всевозможными замками и замочками — оказывается, во Франции есть такая же, как у нас свадебная традиция. Правда через несколько лет я видела в новостях, что под тяжестью замков ограждения обвалились и их решили заменить чем-то более безопасным. Сейчас там установлены лёгкие панели, которые уличные художники украсили колоритными граффити. С обеих сторон моста Искусств открывается прекрасный вид на Сену. С одной стороны видна стрелка острова Ситэ с изысканным сквером Вер-Галан и мост Нёф, с другой целая анфилада мостов — мост Каррузель, мост Руаяль и даже мост Конкорд.

Но самое любопытное — это, стоя на мосту, разглядывать проплывающие теплоходы и катера. Одни роскошные, белые, с рестораном на главной палубе, и танцполом на верхней, и другие — маленькие, потрепанные, с потертыми тентами наверху и целой горой домашнего скарба на корме. Дело в том, что в Париже, да и во всей Франции, очень распространено жить в таких вот плавучих домах — особенно — среди богемной публики. Так что вдоль берегов Сены и Луары можно встреть бессчетное множество таких суденышек — с собачьими будками, садовой мебелью на крыше надстройки или даже с целой маленькой оранжереей. Но удобнее всего, конечно, рассматривать их с воды. Как и в других крупных городах, стоящих на реке, в Париже есть сеть прогулочных туристических теплоходов, курсирующих по одному и тому же маршруту с остановками вблизи основных городских достопримечательностей. Очень удобно, купив проездной на целый день перемещаться по историческому центру именно по воде — сразу открываешь для себя город с другой стороны.

Казалось бы — всё те же здания и набережные, только немного под другим углом — но нет. Глядя на город с реки, видишь его таким, каким он складывался исторически. Ведь независимо от континента, широт и климата, именно по берегам рек, начинали многие века назад селиться люди, а позднее складывались населенные пункты, превращающиеся с течением времени в крупнейшие города современного мира. И по сей день, в век потребления и цифровых технологий, люди всё равно подсознательно тянутся к тому, благодаря чему стали складываться города. Река, зажатая в тески каменных улиц, не потеряла своего значения — напротив, теперь она стала оазисом в ритме современно города. Особенно вечером легко заметить, как вокруг реки кипит жизнь. Возвращаясь из офисов домой многие выстраивают свой маршрут так, чтобы обязательно прогуляться по набережной. Компании студентов после лекций устраивают пикники на парапетах, разливая вино и ломая хрустящие багеты. Кто-то рисует, прислонив к высокой стене набережной свой велосипед, кто-то фотографирует, а кто-то просто читает, сидя у самой воды. У кого-то свидание, а кто-то, собравшись большой компанией единомышленников, принес магнитофон и танцует латино-американские танцы. Именно этот образ теперь ассоциируется у меня с Парижем — городом любви, — не в понимании любви между мужчиной и женщиной, а любви к жизни, к своему городу, к настоящему моменту.

Всё это мы видели с борта теплохода — и как же прекрасно было проплывать мимо великолепных старинных зданий, под низкими, искусно украшенными мостами, вдоль оживленных берегов — по тихой спокойной реке. Нарушало эту идиллию только две вещи. Во-первых, никогда не было гарантии, что на очередной остановке на теплоход не завалится компания громогласных американских туристов, которые способны испортить благословленные минуты отдыха своей бесцеремонной манерой вести себя так, будто они одни на этой планете. А во-вторых, когда выходило солнце, белые борты теплохода настолько сильно отражали свет, что солнцезащитные очки едва помогали. А однажды, когда выходя пасмурным утром из отеля, я забыла их, а спустя несколько часов небо стало совершенно безоблачным, плыть не теплоходе стало совсем невыносимо. Эти обстоятельства согнали нас на берег на ближайшей остановке в поиске магазина, где можно купить солнцезащитные очки. Так мы, по воле судьбы, оказались в интереснейшем и одном самых старых кварталов французской столицы — районе Бобур. Названием он обязан одноименной деревне, которую во времена Филиппа II Августа включили в черту города. Кто читал Эмиля Золя, тот знаком с рынком Чрево Парижа. Он располагался именно в этом районе вплоть до конца ХХ века. Кроме того, в Бобуре появился на свет всемирно известный Парфюмер. Бобур отличается от других районов Парижа смесью средневековой и современной архитектуры. Свернув с более или менее широкой улицы Риволи, мы попали в паутину узких петляющих улочек — Сент-Оноре, Сен-Дени, Сен-Мартен. Так мы постепенно и вышли к Центру Жоржа Помпиду. Центр Жоржа Помпиду — это галерея современного искусства, но примечателен он, в первую очередь, своей архитектурой. Построенный по проекту величайших архитекторов ХХ века Ричарда Роджерса и Ренцо Пиано, он представляет собой наглядное пособие стиля хай-тек, а ещё точнее — направления боуэлизм — что подразумевает под собой вывод всех инженерных коммуникаций здания на фасады.

Вообще, следует отдельно отметить кухню Франции. Конечно, первые ассоциации — это сыр, лягушачьи лапки и вино, но, как говорится, одним этим сыт не будешь. Как и в любой стране — небольшой стране (не в пример нашей бескрайней родине) — имеющей выход к морю, очень популярны и относительно недороги блюда из морепродуктов. Продвигаясь от Парижа на запад к Атлантике, замечаешь, что морепродукты и рыба становятся всё вкуснее и дешевле. И уже в Руане можно вдоволь полакомиться мидиями, креветками, улитками, всевозможными видами рыбы и даже скатом.

Приезжая в другую страну, нужно обязательно пробовать местную кухню — ведь это неотъемлемая часть культуры, также как и архитектура, искусство и другие традиции. Даже имея скромный бюджет на питание, всегда можно несколько дней перебиться фаст-фудом (который, между прочим, тоже часто бывает очень даже самобытным), зато потом отыскать ресторанчик местной кухни и почувствовать себя настоящим гурманом. Кстати, слово «гурман», как и многие другие слова, пришли в нашу речь именно из французского языка. Но нюанс в том, что у французов «гурман» — это человек, который просто любит обильно и вкусно покушать, а вот, тот, который ест мало, но разбирается в кулинарных тонкостях — это «гурмэ». Так что, применять эти слова нужно с осторожностью, чтобы не прослыть трагладитом. Но как же сложно держать себя в руках, когда национальная кухня предлагает столько заманчивых вкусностей! Начиная с завтрака, состоящего из нежнейшего омлета, ароматного кофе и воздушного круассана с ягодным джемом. Пусть австрийцы до сих пор пытаются отвоевать звание родоначальников круассана, тем не менее, именно французы смогли сделать его брендом. Отмечу, что здесь принято печь круассаны без начинки и только при сервировке подавать к ним соусы и джемы. А багет? Это же настоящий символ Франции! Ну и что, что он черствеет и превращается в дубинку через несколько часов после выпечки? Зато как живописно он смотрится торчащим из бумажного пакета с продуктами, пристроенного в корзинке велосипедиста! На обед просто необходимо попробовать один из превосходных французских супов — вишисуаз или традиционный луковый суп на выбор (отличаются тем, что первый — готовится на основе сливок), консоме — говяжий или куриный крепкий, но осветлённый бульон, или знаменитый буйабес — суп из миллиарда разновидностей рыбы и морепродуктов и овощей, хотя, чтобы попробовать его настоящий следует ехать в южные регионы Франции и Марсель — на его родину. Никак нельзя пропустить вторые рыбные блюда — фрикасе из креветок, камбалу по-бретонски, клафути из тунца и мидии в белом вине. Вообще, французская кухня отличается малым использованием круп и огромным количеством всевозможных соусов. Самый простой, а потому самый распространенный — растопленное сливочное масло. Не попробовав — сложно представить, насколько преображаются привычные нам блюда, политые таким соусом. Но самая пытка начинается, когда приходит время десерта. Сыры во Франции считаются десертом, и подают их после всех основных блюд. Вот и представьте — хрустящий багет, пряная фуа-гра, и десятки сортов сыра с виноградом, орешками, и неизменно превосходным вином, а потом — эклеры, крем-брюле и тарт татен — французский яблочный пирог. Хотя во время дегустации сыров нужно быть настороже — у французов в этом плане специфические предпочтения. Один только сыр «бри» чего стоит — чем он выдержаннее, тем больше чувствуются удушающий запах и вкус белой плесени, с помощью которой он готовится — в общем, фейерверк новых вкусовых ощущений обеспечен. Но не вся местная кухня настолько яркая — например, известные по всём мире пирожные макароны (не стоит путать с хорошо знакомым нам изделием из теста и с миндальным итальянским десертом макарунами) — лично мне показались безвкусными — обычное бизе с пищевыми красителями — зато на витринах, выстроенные в целые пирамиды, выглядят они очень симпатично.

Обильная трапеза а-ля франсе обязывает к энергичному расходу калорий, так что после обеда — снова в путь. В нескольких кварталах от моста Понт Нёф и одноименной станции метро, расположено одно из моих любимых зданий Парижа — городская ратуша. Кстати говоря, мы почти всегда старались проложить свой маршрут так, чтобы в отель возвращаться именно с этой станции, так как она была нам уже знакома. Загвоздка в том, что спуски в метро в столице Франции не так уж и легко найти. Оформлены они в стиле модерн — коваными козырьками с растительными элементами и выкрашены в зелёный цвет, что на фоне летней листвы совсем незаметно. Случалось, что, даже сверяясь с картой, можно потратить довольно много времени ходя кругами вокруг станции и в упор её не видя. Городская ратуша на площади Отель-де-Виль очень красива. С высокой темно-серой крышей, симметричным протяженным фасадом и большими окнами — постройка её относится к концу XIX века, и хоть мне, как архитектору, не пристало восторгаться эклектикой, всё же нельзя не признать, что фасады ратуши вобрали в себя всю французскую изысканность какую только можно представить. Одни только мансардные окна в стиле шато чего стоят! И как по заказу — на противоположном берегу Сены — брутальные фасады больницы Отель-Дьё — чтобы подчеркнуть контраст. А вообще, Париж, как и любой другой мегаполис — город контрастов. Стоит немного задержаться вечером на улице, и можно увидеть, как там, где ещё час назад проходили толпы чинных туристов — дефилируют «ночные бабочки»; стоит рано утром спуститься к Лувру, и можно заметить на ещё не подметенных тротуарах иглы и шприцы; а выйдя из шикарного торгового центра «Лафайет», где даже нормальный человек чувствует себя неловко из-за навязчивого сервиса и дороговизны товаров, вырвавшись из этого царства удушливых облаков элитного парфюма и наигранного изобилия ювелирных украшений и завернув за угол, можно наткнуться на шайку бездомных, готовящихся к ночлегу на решетке метрополитена. И даже если не брать во внимание социальное расслоение — контраст присутствует повсюду.

Например — жилая застройка Парижа XVIII–XIX веков во многом однообразна — похожие фасады, окна в пол, серые крыши. Но однажды нам сказали, что даже если очень долго искать — невозможно найти двух одинаковых решеток на окнах. У каждого дома они эксклюзивны. Вот и контраст вам, пожалуйста, — с архитектурой они заморачиваться не стали, зато к решеткам подошли со всей креативностью, — почему бы и нет? Или взять хотя бы тот же Лувр. Снаружи — смесь барокко и неоклассицизма, внутри — начиная со входа в виде пирамиды — модернизм.

Попадая в залы Лувра из ультрасовременного подземного холла с интерактивными информационными стойками, лифтами-платформами и другими радостями XXI века, чувствуешь, будто провалился во временной портал, очутившись сначала в зале Древнего Египта, Античной скульптуры и Древнего Востока, потом — погрузившись в изучение фламандской живописи, а под занавес вливаясь в огромную гудящую толпу в зале с одним единственным полотном. Конечно, там есть и другие картины, но до них никому нет дела, потому что в центре — Джоконда Леонардо да Винчи — снисходительно улыбается за бронированным стеклом, наблюдая за всеобщим ажиотажем.

Но даже в таком круговороте разнообразия и контраста, после целого дня выживания в англонеговорящей стране и постоянного бегства от назойливых чернокожих торговцев пластмассовыми Эйфелевыми башнями, можно найти островок блаженства и релаксации. Для этого нужно оказаться на закате в парке Тюильри. Желательно, чтобы вечер выдался прохладным, тогда людей будет мало, и найти свободный шезлонг возле одного из фонтанов с золотыми рыбками не составит труда. Вот тогда можно поставить на паузу свою туристическую гонку и просто замереть, глядя на закатные блики на воде и золотые пылинки, висящие в вечернем воздухе, как висят в голове накопленные за день впечатления, прежде чем осесть в памяти.

Но даже Париж, несмотря на его многогранность, не позволит составить полное впечатление о Франции. Чтобы почувствовать всё разнообразие этой богатой на историческое и природное наследие страны нужно отправляться в провинцию. Чем мы собственно и занялись, изучив более или менее столицу. Невозможно представить Францию без знаменитых шато, разбросанных по всей её территории. Но больше всего их, конечно, в долине реки Лаура, протекающей с юга на северо-запад и впадающей в Атлантику в районе Нанта. Самым большим, и, на мой взгляд, самым необычным замком в долине Луары является несравненный Шамбор — огромный, окруженный искусственно созданными прудами и многими гектарами охотничьих угодий. Кстати, королевская охота до сих пор очень популярна в кругах французской аристократии.

Так, один наш знакомый, который уже много лет живет во Франции, рассказал нам забавную историю, связанную с охотой. Только закончив университет в Париже, он загорелся попасть на королевскую охоту на оленя. И вот однажды, его друг, знакомый с неким бароном, пообещал раздобыть такое приглашение. Близился долгожданный день, приготовления шли полным ходом, а у нашего героя хватало денег только на охотничий костюм. Охота же проходит на лошадях. Но делать нечего, и к назначенному часу бедолага поехал на велосипеде. Собралась изысканная публика, все были в предвкушении. И вот — прозвучал рожок, собаки спущены, королевская охота началась. Не прошло и получаса, как несчастный велосипедист отстал от наездников и застрял в непроходимом лесу. Выбившись из сил, продираясь сквозь заросли, он решил передохнуть, устроившись под деревом. День клонился к вечеру, он порядком проголодался. Сидя в мрачной задумчивости, он срывал и ел землянику, растущую тут же. Вдруг, в тишине осеннего леса, он услышал за спиной шумное сопение. Похолодев, он медленно обернулся, и увидел свору охотничьих собак, тянущих к нему свои любопытные носы и приветливо машущие хвостами. Глядя на него, собаки, которых, естественно перед охотой не кормили, тоже стали есть землянику. Уже вечером, когда все собрались в столовой замка барона, горе-охотник решил развлечь гостей, рассказав об этом забавном моменте. Все от души посмеялись, и только барон был мрачен и молчалив. Позже оказалось, что оленя всё-таки не загнали, и охота была испорчена тем, что собаки почему-то потеряли охотничий энтузиазм.

Но вернёмся к замкам Луары. Шамбор — с его длинными коридорами, галереями и переходами, с бесчисленным количеством комнат, вспомогательных помещений и внутренних дворов, кажется отдельным самостоятельным городом, вмещенным в одно здание. Что уж говорить, если поднявшись на крышу по знаменитой двойной винтовой лестнице, спирали которой идут в разных направлениях и ни разу не пересекаются, спроектированной самим Леонардо да Винчи, — мы очутились в городе башен, балконов и террас. И только глядя вниз, или вдаль — на зеленые луга и густые леса, можно было понять, что находишься на крыше.

По дороге к выходу, нам порядком пришлось поплутать с риском заблудиться, а всё-таки спустившись в холл, мы попали в другое место, из которого очень сложно выйти, во всяком случае, с пустыми руками — сувенирный магазин. Подкупало то, что там не было избитых китайских сувениров, магнитов и прочего. Там были элегантные альбомы для набросков, украшения ручной работы, изысканные сладости и изумительные книги по искусству. Время поджимало, нужно было не опоздать на автобус, но я всё же вынесла оттуда столько, сколько позволил мой кошелек. Недалеко от одноименной деревни расположен ещё один примечательный замок — Шенонсо.

Миниатюрный, но дерзко расположившийся посередине реки — однажды увидев, его уже невозможно спутать ни с чем другим. В народе его также называют «дамским замком». И действительно, он — один из самых утонченных замков Луары.

Окруженный цветниками, прогулочными террасами, зелеными лабиринтами, с воздушной галереей, переброшенной через реку и стройными башенками на крыше — он производит впечатление загородной резиденции исключительно для изысканного дамского общества.

Способствуют этому эффекту многочисленные букеты лилий, расставленные по всем помещениям замка. Хотя, скорее всего, его называют так потому, что на территории поместья располагается Музей восковых фигур — «Галерея дам». Но в любом случае, пройдя по длинной аллее под исполинских размеров платанами, смыкающимися где-то высоко зеленым сводом, и попадая на широкую эспланаду, откуда открывается великолепный вид на главный фасад замка — невозможно остаться к нему равнодушным. Возвращаясь в Париж, можно заехать к замку Амбуаз, расположенном на высоком холме на самом берегу Лауры. Правда полюбоваться им придётся только с противоположного берега, т. к. он находится в частной собственности и до сих пор обитаем.

А если честно, даже не обязательно ехать специально к какому-то конкретному замку — попадая в долину Луары, невозможно не увидеть хотя бы один из них. Они повсюду. Даже просто глядя из окна автобуса, понимаешь, что они здесь на каждом шагу — стоит только посмотреть вправо или влево от дороги — в глубине подъездных аллей обязательно мелькнёт или увитый плющом фасад, или башня, или домик привратника.

Вообще, разные регионы Франции настолько сильно отличаются друг от друга, что не верится, что страна не очень большая. В каждой области есть что-то своё, безумно интересное, и не похожее ни на что другое. Взять хотя бы Нормандию. Получившая свое имя в раннем средневековье в связи с основанием её герцогом Нормандским — бывшим скандинавским конунгом, она до сих пор хранит свои северные корни. Небольшие городки с узкими мрачными улицами, зажатыми фахверковыми домами, жмущимися друг к другу; древние деревянные церкви, чернеющие под серым небом; мачты кораблей, рассекающие низкие тучи. Весь этот край окутан туманом легенд и жутких историй.

Гуляя по главному городу региона — Руану — можно пройти дорогой, которой вели на казнь Жанну д’Арк, увидеть место её сожжения; посетить футуристической архитектуры церковь, выстроенную в её память; полюбоваться астрономическими часами на центральной улице; посетить величественный готический собор — самый высокий во Франци,

и гробницу Ричарда Львиное Сердце или зайти в один из внутренних дворов и оказаться в совершенно жутком месте — прототипе современного колумбария — на церковном кладбище Сен-Маклу, которое представляет собой трехэтажные галереи, где когда-то складировали эксгумированные останки, чтобы освободить место для новых захоронений после пандемии чумы.

Мрачной северной атмосфере Руана, когда мы были там, подыграла погода. Выезжая солнечным утром из Парижа, ничто не предвещало пронизывающего нормандского ветра и ледяного дождя. Так что, закончив осмотр города, пришлось за полчаса до отправления автобуса, в панике бегать по магазинам на улице Башенных часов, и покупать одежду потеплее, чем изрезанные джинсы и сандалии на тонких ремешках. Чуть не забыть в одном из магазинов сумку, по дороге к автобусу на бегу купить кофе, чтобы хотя бы погреть об него руки, еле успеть к отправлению, а потом пытаться переодеться на тесном сидении, не привлекая к себе внимания — ох уж эта дорожная романтика! А вообще, передвигаться по Европе, и в частности по Франции, на автобусах — может не самый комфортный вариант, но зато он имеет два значительных преимущества. Во-первых, это экономнее, чем поезд и другие виды транспорта, а, во-вторых, автобусные маршруты проложены по гораздо более интересным местам, чем железнодорожные пути. Автобусы едут через города, по центральным улицам деревушек — так что всё это можно отлично рассмотреть, скоротав время в пути. Во Франции, таким образом, самые памятные сувениры мы купили именно в придорожных магазинчиках, именно из окна автобуса увидели поражающие воображение своими размерами ветряки и оценили всё буйство красок полевых цветов — особенно огненно-красных маков. После Руана, прямая дорога в Онфлёр — морской порт, расположенный в устье Сены напротив Гавра.

Онфлёр — живописнейший городок с фахверковыми домиками, мощеными улочками, гаванями, под завязку забитыми яхтами и катерами, уличными кафе и реками сидра и кальвадоса — яблочного бренди.

Здесь уже чувствуется дыхание Атлантики, но проехав ещё двадцать километров по побережью — попадаешь в поистине райское место. Довиль. Курорт для высшего общества. Ещё в середине XIX века он был построен специально для отдыха аристократии, чтобы те могли расслабляться у моря, при этом не сильно страдая от палящего солнца, а также афишировать своё богатство, особо не стесняясь. Отсюда — и роскошные виллы во всевозможных архитектурных стилях, и просторные пляжи с деревянными променадами и галереями индивидуальных кабинок для переодевания, и респектабельные отели, и помпезные казино.

Свой первый бутик Коко Шанель открыла именно здесь. Но всё это, конечно же, меркнет в соседстве с океаном — неистовым, тёмно-стальным, ни на минуту не успокаивающимся. Как прекрасно бродить по обнажившемуся после отлива пустынному пляжу, отыскивая в нагретом солнцем песке разноцветные раковины!

Но стоит только хотя бы по щиколотку зайти в воду — сразу вспоминаешь, что ты не на тропических островах, где даже океан какой-то притихший и заискивающий. Кристально чистая вода тут же опаляет кожу своим ледяным огнем, и потом ты ещё полчаса пытаешься найти место за ветром, чтобы согреться. Но всё равно, в завершении путешествия сложно поставить более подходящую точку, чем встреча с океаном. Вернее не точку, а многоточие. Ведь каждый раз, путешествуя по какой-либо стране, невольно понимаешь, что всего увидеть и прочувствовать просто невозможно. Любой поворот, любая улица или площадь в городе, в котором ты ещё не бывал — это что-то новое не только в плане визуального восприятия, памяти и впечатлений, — это новый пазл в мозаике твоего понимания этой страны, её людей и традиций. И только тогда осознаешь, что сколько раз ни возвращайся в какое-либо место — всегда найдется что-то интересное, непознанное и бесконечно прекрасное, особенно, если это место — такая разная, такая необыкновенно многогранная Франция, куда ещё предстоит вернуться, и не раз.

Теги: Самостоятельные путешествия, Культурно-познавательный туризм