Юккасъярви — деревушка, расположенная на мысе, выступающем в озеро с таким же названием, километрах в 20 от Кируны, самого северного шведского города.
Юккасъярви — деревушка, расположенная на мысе, выступающем в озеро с таким же названием, километрах в 20 от Кируны, самого северного шведского города.
И была бы деревушка неизвестной и затерянной на саамских землях шведской Лапландии, если бы не решили создать здесь туристический оазис.
По правде сказать, особого скопления туристов во время нашего посещения не наблюдалось, что неудивительно, поскольку самой главной заманихой является ледяной отель, от которого в июле—августе остаются рожки да ножки.
Возможно, остаётся еще что-то ледяное, но на нашу долю выпал только этот кусок льда, что, впрочем, нас это позабавило.
Настоящей исторической ценностью Юккасъярви является церковь.
Церковь, действительно, старинная — датируется началом 17 века. Особенно привлекательно выглядит колокольня. Но чтобы увидеть саму церковь, через колокольню надо пройти.
Внутри колокольни. На самом деле, колокольня более, чем на 100 лет «моложе» церкви, и была построена ближе к середине 18 в. Однако тоже возраст почтенный. Старость не красит, но уважение вызывает. Неоднократно реконструированная сама церковь на фоне колокольни выглядит молодухой.
Кругом — ни души, дверь в церковь выглядела закрытой, да и особо веских причин пытаться попасть внутрь не было. Но что-то подтолкнуло всё же попробовать это сделать. Твёрдо могу сказать, это того стоило.
Прежде всего, обращают на себя внимание старинные церковные доски с выжженными текстами, датируемые 17 в.
Доска с записью о пребывании здесь французских путешественников Ж. Ф. Реньяра, де Феркура и де Кёберона. Нет, их имена не были мне знакомы, об их путешествии на «край земли» узнала позже, но вполне могу себе представить насколько в 1600-х годах такая экспедиция была невообразима, если и сейчас в этом краю складывается ощущение безлюдных диких просторов, а не кусочка европейской Швеции.
Следующие двери и следующий сюрприз.
Естественно, сюрпризом был алтарь. И не могу сказать, что в первый момент, приятным. Хотелось спросить: «Что это?». Я ничего не имею против примитивизма, но не в церкви же. Впрочем, другие элементы убранства вполне традиционны для скандинавских церквей.
Рассматривая их, я оказалась у алтаря и стала рассматривать представленные картинки, исходя из мысли: «Ну, где такое ещё увидишь?». А продолжение мысли было таково. То, что мы видим в храме, должно побуждать светлые мысли, соответствовать нашему понятию красоты, нашим представлениям. Да, увидеть столь яркие краски, неожиданно и странно. Но теперь остаётся только представить жизнь людей там, где зима составляет большую часть года, где средняя нормальная температура летом 10–13 град, — хочется яркого праздника! И на том языке, который понятен.
Кстати, о празднике и об языке. Стоишь, смотришь и почти всё понятно. Вот, слева — саамы разгульные, но грустные, перед проповедующем пастором. А справа — они за пастором и печали уже нет. Есть просветление и любовь. Это то, что «читаемо» без дополнительных «вводных». Но отображена здесь еще одна тема. Честно говоря, имя проповедника не очень интересовало, но прочитав, что «картинки» посвящены «миссии Ларса Леви Лестадиуса среди саамов Лапландии», фамилия показалась знакомой. Был такой шведский ботаник. Оказывается, проявлял он интерес не только к ботанике, но и к теологии. «Когда Лестадиус прибыл в Каресуандо, он столкнулся с проблемой повального алкоголизма местных жителей. В своих проповедях пастор начал резко высказываться о грехе алкоголизма. Его проповеди послужили началом Пробуждения в Лапландии. Случалось, что после них местные винокуры опрокидывали свои чаны с брагой и каялись. По настоящее время лестадиане — радикальные трезвенники». Стало понятно, почему валяющаяся винная бочка изображена.
Язык изобразительного искусства понятен каждому, несколько сложнее с тем языком, на котором здесь общаются.
Официальный язык — шведский. Также официальными являются языки меньшинств — меянкиели, саамский, финский. (Меянкиели — диалект финского, который развивался под влиянием шведского). В принципе, если ты не говоришь ни на шведском, ни на шведском, ни на саамском, то какая тебе разница? Но дело в том, что язык можно не знать, но его чувствуешь. И поскольку, путешествуя по северо-востоку Швеции, постоянно встречаешь финские названия, то создаётся ощущение, что ты в Финляндии. Благо иногда флаги помогают.
За примером далеко ходить не надо. Читаем про Юккасъярви: «Изначально название населённого пункта произошло от саамского Čohkkirasjávri, что можно перевести как „озеро сбора“; это объясняется тем, что деревня служила саамским рынком. Первые финноязычные поселенцы, пришедшие сюда в XVII веке, изменили название на Jukkasjärvi».
На саамский рынок мы не попали, опоздали чуток. Жаль.
Рядом с церковью расположен саамский музей.
Sami Siida есть и в Финляндии, и в Норвегии, и в Швеции. Год назад мы с большим интересом и удовольствием провели время в финском Инари, чуток посмотрели в норвежском Карасьоке, так что сейчас посещение в наши планы не входило.
Не отрабатывать же на ночь глядя навыки ловли оленей?
До места нашей ночевки добираться было не так далеко, хотя кемпинг был и здесь.
Максимум, что мы могли себе позволить, это полюбоваться на Турнеэльвен, или Торниойоки (в более привычном варианте).
Вернее, мы не могли себе позволить проехать мимо.