Заклинание
Когда я был дошкольником, деревья были большими, трава была зеленее, и мир был полон чудес и открытий. С чудесами на улице было проще — их можно было увидеть своими глазами. А вот дома было сложнее — мир познавался посредством советского телевидения и радио (советского интернета тогда еще, увы, не придумали). Из телевидения и радио становилось ясно, что мир гораздо больше, чем дом и улица. Я понял, что кроме нашей страны на свете есть еще и другая страна, где живут иностранцы. Называлась та другая страна «Международная панорама» и по телевизору иногда говорили, что она «в эфире». И если в нашей стране всё происходило как обычно — иногда была зима, иногда шел дождь, иногда мы с бабушкой ходили гулять в парк, иногда мы с мамой и папой ездили в гости, — то в той другой стране ничего такого не было, а вместо этого в ней постоянно происходили какие-то «хроники, факты и комментарии».
В этих «хрониках, фактах и комментариях» не было ничего, что я любил — ни прогулок в лесу, ни катания с горок, ни мороженого. Поэтому я был рад, что у нас ничего такого не происходит, и гордился своей страной. А еще я любил слушать радио. Особенно когда оно говорило: «Передаем сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует пятнадцати часам московского времени». И я долго думал, как же это время может быть в виде каких-то сигналов, которые к тому же можно кому-то передавать. «В Ашхабаде семнадцать. В Караганде восемнадцать…» Для моего детского сознания все это было набором взаимоисключающих пространственно-временных понятий, и оттого само это объявление звучало как таинственное магическое заклинание, понимаемое только посвященными, а моему разумению пока недоступное. «В Красноярске девятнадцать. В Иркутске двадцать…» И еще мне было непонятно, зачем во время прекрасного таинственного заклинания радиоприемник начинал противно пищать. Это мне казалось совершенно лишним. «В Хабаровске и Владивостоке двадцать два…»
А заканчивалось заклинание словами, казавшимися мне совершенно сакральными: «В Петропавловске-Камчатском полночь»… Из всего этого я делал один очень важный вывод — это заклинание каким-то образом соединяет в единое целое всю нашу огромную страну. И этот самый Перопавловск-Камчатский играет в этом волшебстве какую-то особенную роль, так как в полночь всегда происходят чудеса!
Памятник Св. Петру и Св. Павлу. Не думали, наверное, апостолы, что занесет их так далеко от родины.
И вот через тридцать с лишним лет после описанных выше событий мы с женой добрались до Петропавловска-Камчатского. А там и правда чудеса! Начиная с аэропорта, когда уже с трапа самолета открывается вид на три «домашних» вулкана — Корякский, Авачинский и Козельский. Потом в городе стоит выйти на набережную Авачинской губы, увидеть Вилючинский вулкан в облаках на другом берегу или полюбоваться закатом с Никольской сопки, или взглянуть на город с Мишенной, и мир твой никогда больше не будет прежним!
Изобилие рыбы и красной икры на рынке в Петропавловске.
Но главное в Петропавловске и окрестностях это, конечно, вулканы! Лазанию по ним мы с женой и посвятили основную часть времени.
Горелый
После описанного вот здесь восхождения на Авачинский вулкан прошло несколько часов. После 12,5-часового восхождения/спуска мы приехали в нашу гостиницу в Петропавловске в 2 часа ночи, и упали спать, как мертвые… чтобы всего через 4 часа снова подняться и отправиться в очередное восхождение — на вулкан Горелый. Тот самый, который знаменит двумя своими главными кратерами, в одном из которых находится кислотное озеро, а в другом — серное.
Конечно, по сравнению с Авачей, Горелый — «детское» восхождение. Детское не только в переносном смысле слова, так как уже наверху мы встретили девочку лет, эдак, пяти, которая, по заверениям родителей, бОльшую часть пути прошла сама.
Однако Горелый это все-таки 1829 м над уровнем моря. А после, так сказать, немного насыщенного предыдущего дня нас в прямом, к сожалению, смысле слова ноги почти не держали.
Итак, проснувшись в 6 утра, мы вызвали такси и подъехали к месту сбора — турагентству. Там мы просочились в ожидающий нас микроавтобус и, не обращая внимания на возмущенные взгляды остальных концессионеров, повалились на сидения, где приняли горизонтальные положения, нимало не заботясь о том, что кому-то может не хватить сидячего места. Что поделать — когда тело нефункционально, совесть тоже отказывается работать. Да и вообще после восхождения на Авачу всё человечество для нас навсегда разделилось на тех, кто восходил на Авачу и остальных жалких людишек тех, кто на нее не восходил. Так вот вторая часть человечества была, в общем-то, и недостойна сидячего места в микроавтобусе. Сквозь объявшую нас приятную дремоту мы слышали голос нашего сегодняшнего гида девушки Саши: «А, это, видимо, вы вчера с Авачи?» Отвечать не было ни сил, ни желания, ни надобности — наши безжизненные тела на сидениях микроавтобуса говорили сами за себя. Саше только оставалось вздохнуть: «Бедолаги!»
Нас безбожнейшим образом разбудили где-то через час, когда мы подъехали к Вилючинскому вулкану. Типа, вставайте! Фотографируйте! Вилючинский! Мы, зло отмахнувшись и пробурчав что-то типа «да в гробу мы видели ваш Вилючинский! Мы уже к нему поднимались!», завалились обратно спать, и не самые удобные сидения старенького японского микроавтобуса казались нам роскошными царскими перинами на подобных которым нам еще не приходилось лёживать в нашей грешной жизни!
Едем дальше и выше. Мы все-таки понемногу вынужденно пробуждаемся, — и путешественническое любопытство и вулкановедческий адреналин начинают брать свое.
Добравшись до небольшого кемпинга, мы, выгрузились из нашего транспортного средства и, забыв (на время) об усталости, понеслись к вершине Горелого. Точнее сказать, понеслась вся наша группа в составе четырех человек и гида Кати, а мы, в сопровождении гида Саши, что есть сил поплелись. Но поплелись одержимо и воодушевленно! Тело не могло, но душа очень-очень хотела. И душа пересилила! Сравнительно скоро нам удалось оставить кемпинг далеко внизу, и взору нашему открылся величественный вид на Вилючик.
Кстати, пару слов о вулкане, по конусу которого мы так упорно карабкались. Горелый — действующий вулкан, последнее извержение которого зафиксировано в 1986 году, представляет собой цепочку из 11(!) кратеров. Туристы обычно осматривают только два самых интересных, расположенных рядом. Как раз те, в одном из которых кислотное озеро, в другом — серное.
После всего-то трех часов восхождения мы на краю кратера вулкана Горелый. С первого взгляда в кратер захватывает дух! И совсем не от высоты или крутизны (хотя и то, и другое тоже приличные), а от вида кислотного озера на дне кратера! Конечно, то, что оно кислотное, по одному виду не определишь, хотя цвет у него, конечно, завораживающий: такой ярко-сине-бирюзовый, или не знаю, как еще описать, — не очень силен я в колористике, — но цвет завораживающий!
А о том, что озеро кислотное, стало нам известно, конечно, из путеводителей и от гидов. Да и не бывает, вроде, «обычных» озер в кратерах действующих вулканов. Конечно, после того, как к пораженным видом кратера и цветом озера туристам вернулся дар речи, первым вопросом, который заинтересовал всех, был: «А что будет, если в это озеро упасть?!" Причем сами туристы, с видом заправских знатоков кислотных озер, стали друг другу на этот вопрос наперебой отвечать. Ответы разнились от «Ничего!» до «Сразу полностью растворишься!». Спор прервали гиды, пояснив, что в принципе, можно окунуться (хотя категорически не рекомендуется), а вот если просидеть в озере подольше, будет плохо. Насколько «подольше» и насколько «плохо» они, правда, не уточнили, очевидно, не обладая таким экзотическим личным опытом.
На этом дебаты на эту тему были прекращены, так как пробовать вроде все равно никто не хотел. Да и к тому месту, где к озеру можно было как-то спуститься, нужно было идти на другую сторону кратера, — еще, наверное, не меньше часа, — а там еще спускаться к этому сомнительному кислотному удовольствию по экстремально-крутому склону. Хотя позже мы наблюдали (в оптические приборы), как несколько очень смелых (или пьяных) молодых людей к озеру-таки спустились. И даже разделись. Правда, дальше криков друг другу «Давай! Ныряй!» дело не пошло, и они ретировались, так и оставив нас без наглядной демонстрации степени реальной вредности вулканического озера для человеческого организма.
С нашей обзорной точки был виден и другой кратер, — в котором находится серное озеро. Озера было не видно, но сам кратер дымил как адова чаша.
Попив чаю из термоса и налюбовавшись видом, мы отправились по краю кратера к кратеру с серным озером.
А если глянуть вниз — туда, откуда мы пришли — отрывается вид на просторы Камчатки (и да, это снег в августе!) и Вилючинский вулкан. В правом нижнем углу фотографии (если открыть ее в полном размере) можно разглядеть крохотные точки — это кемпинг, откуда мы начали восхождение.
Кратер с серным озером — такое, согласитесь, не каждый день увидишь! Но тут впечатления, конечно, двоякие. С одной стороны восторженные: отвесные стенки почти идеально круглого кратера, внизу которых — дымящие фумаролы, и само озеро — молочно-голубое, нереально блестящее на солнце. Все-таки не каждый день такое видишь! С другой стороны, — резко инфернальные: во-первых, все-таки серные озера ассоциируются далеко не с раем, а во-вторых, серой несло так, что через пару минут становилось реально плохо.
Закутав чем попало рты и носы, мы продержались на краю этого кратера минут пять. Несмотря на наши натянутые улыбки на фото, в уме постоянно вертелось что-то из Откровения Иоанна Богослова.
Мы рады были поскорее ретироваться. По сравнению с серным, кислотное озеро, видневшееся в соседнем кратере, казалось просто благодатной утренней росой!
И мы не спеша проследовали по кратеру в обратном направлении.
Кстати, можно оценить размеры кратера: точки на его вершине — это люди.
Ну что же, последний взгляд на изумительное кислотное озеро, и начинаем спуск.
Из своего походного студенческого прошлого я вынес как аксиому, что спуск сложнее восхождения. Однако по прошествии стольких лет аксиома сия стала вдруг требовать доказательств, то есть, превратилась, по сути, в теорему. А ведь и правда, логика говорит, что наверх идти сложно, а вниз — легко! Увы, не все в этом мире подчиняется логике. На спуске у меня неожиданно (хотя, впрочем, вполне ожиданно) прихватило сначала одно, а потом и другое колено, а чуть позже и все, что выше и ниже этих колен находится. Так что спуск я завершил в ужасных страданиях, опираясь на две лыжные палки, как на костыли, и даже в конце после непродолжительного, но упорного сопротивления доверив девушке Саше нести мой рюкзак с фотоаппаратурой. Теорема была доказана!
И вот, наконец, мы внизу! Я достигаю состояния нирваны! И если при восхождении на Авачинский эта ипостась была достигнута мной с девизом «Наконец-то не надо идти вверх!», то сейчас девиз был прямо противоположный — «Наконец-то не надо идти вниз!»
Осталось всего ничего — сварить и съесть уху на берегу кристально-чистой речки Паратунки. Жена, правда, с некоторыми туристами полезла нежиться в Верхне-Паратунских термальных источниках, но я на такие пешие подвиги был уже не способен.
Потом была камчатская уха, которую Саша сварила из свежей кеты. Уха настоящая. С водкой и головешкой. Незабываемая! Камчатская! Это вам не рыбный суп!
Ну, и напоследок, фотография на память — Аня (моя жена — справа) и наш гид Саша.
В другие дни нашего пребывания на Камчатке была еще поездка на Халатырский пляж и купание в холодном Тихом океане, полет на вертолете в Долину гейзеров и в кальдеру вулкана Узон, восхождение к водопаду на Вилючинском вулкане, но об этом будет уже в следующем рассказе.
Халактырский пляж. Тут купались Путин, Медведев и Жириновский. Правда, не все втроем разом, а каждый в одиночестве и в разное время.
Я купаюсь на Халактырском пляже. Тоже в одиночестве.
