Венский дивертисмент

Нынешнее мое в ней присутствие накладывало определнные обязательства и на прогулки по Вене мне оставались, в основном, вечерние и утренние часы, и я видела её или просыпающейся, или отходящей ко сну. Никогда за границей я не вставала так рано. Но раньше просыпались венские кофейни и пекарни, обвалакиявая меня, спешащую, ароматами свежего кофе, ванильного крема и посыпанного корицей теста.

Жила я в этот раз идеально — рядом с Альбертиной, равноудаленной ото всех основных досторимечательностей исторического центра. Она была, как виртуальная точка, в которую можно поставить воображаемый циркуль, чтобы начертить невидимый круг, вернее кольцо, которое в Вене имеет свое название — Ринг.

Наклепав тут недавно рассказ про Париж и собираясь с духом, чтобы сообразить что-то внятное про Вену снова, (подобный опыт я уже предпринимала несколько месяцев назад, описывая свою третью поездку, прочесть можно здесь: www.tourister.ru/responses/id_11351), я поймала себя на мысли, что со столицей Франции масса музыкальных ассоциаций: «Париж в розом свете», песни Азнавура, Дассена и… список огромен. Тогда как в Вене, кроме «Ах, мой милый Августин» ничего на ум не приходило.

У «милого Августина», однако, был совсем иной привкус и настрой, ассоциировавшийся с реальныйп прототипом: музыкантом-бедолагой и пьяницей, свалившемся в чумную яму, выбравшемуся из нее живым и невредимым и даже не подхватившим эту заразу. Но бедолажность же его заключалась в том, что горькая, заместившая в его венах и жилах кровь и помогшая не заразиться чумой, в конечном итоге, через два года убила-таки «милого Августина» и умер он от цирроза печени. А поскольку прототип реальный, то и происходило это действо в месте реальном, а именно здесь, в нынешнем ресторане «Грихенбайзель». Здание, упоминание о котором есть уже в 1350 году, начавшего служить по своему нынешнему предназначению с 1447 года, является старейшим рестораном Вены. Отсюда в 1852 году, когда им владел Леопольд Шмидт, пошло триумфальное шествие нового сорта пива «Пилзнер Урквэлле».

Но такой город, как Вена, в своем вычурном, но бесконечно изысканном барокко и рококо, не может не иметь собственного лейбмотива. И конечно он есть — это музыка венского короля вальсов, несравненного Иоганна. Польки, вальсы, оперетты Штрауса-сына (был ещё и отец) — это венские шлягеры. Причем шлягеры эти, сорвавшись с легкого смычка в Х!Х веке, продолжают возникать в мозгу и голосовых связках без видимых усилий и сейчас, спустя 150 лет, даже у столь далекого от музыки индивидуума, как я. И это не мудренно, т. к. в них есть все: шелест веера светской красавицы, звон хрусталя роскошных люстр, отражающих свет в начищенных штиблетах вальсирующих кавалеров, но и мещанские простота и уют, легкость только что подоенной коровы и смех вымазанного сливочным маслом со свежей булки белобрысого малыша.

Такова для меня сама Вена. В ней и имперское величие, и давящая помпезность, и кружевная легкость и пасторальная, где-то даже деревенская, атмосфера парков.

В одном из них — Бюрггартене и стоит свежепозолоченный (последний раз позолоту наносили в 2011 году) памятник Штраусу.

Рядом с ним, приняв позу идентичную композиторской, обожают фотографироваться китайцы. Но я без конца могу рассматривать пластичные, текучие, беломраморные фигуры, обрамляющие постамент. Они плывут, как кувшинки по течению Голубого Дуная, как музыка золотого Штрауса.

По средине другого венского парка Штадтпарка протекает тухлая канавка, которую многие принимают за исток Дуная. Но это не так. Ни она, ни Дунайский канал, огибающий исторический центр Вены, им не являются.

Недалеко от канала (если пройти Штадтпарк и повернуть к конце нараво) на Кегельгассе угол Лёвенгассе стоит если не самый знаменитый, то уж точно самый экстравагантный дом Фриденсрайха Хундертвассера,

созданный им в содружестве с Йозефом Кравиной в 83–86 гг. прошлого века. Второго архитектора вспоминают редко, а дом уже имеет свое собственное, нарицательное имя — «Дом Хундертвассера».

52 квартиры составляют его жилой фонд, а внутри музей, сувенирный магазин, в котором по идее нельзя фотографировать, но никто этого правила не придерживается.

На канале, робко позеленив ветки ивы, вступала в права весна. Кораблики готовились к новой навигации, а мутные воды Dunau kanal текли в том направлении, где их уже ждал тот самый, воспетый Штраусом Дунай, и цветом, и мощью соответствующий своей красивой, гордой приставке — Голубой.

На берегу Дуная, на площади Мексики, стоит одна из относительно новых венских церквей — церковь св. Франциска Ассизского (метро Vorgartenstrasse). Редко кто до нее доезжает. Но я в этот раз сподобилась и мне там понравилось. Туда приходят латинос , хотя не только. А вот туристов там почти не бывает. Про неё я как-нибудь напишу совет. А пока посмотрите на этот неороманский стиль. Правда хорошенькая. Как Красная Шапочка.

И ещё Вена очень красиво смотрится с воды.

Но вернемся в исторический центр. Прелесть моей альбертинской прописки выдавала изумительные виды. По вечерам Вена абсолютно завораживающая. Некоторые столицы экономят на электричестве, высвечивая лишь основные достопримечательности, а вот Вена старается во всю.

На противоположной стороне Альбертинаплатц, напротив гостиницы «Захер» высится знаменитая Венская опера. Вена и сама похожа на торжественную музыку. Симфония её Ринга строилась в 60-80е годы Х!Х века. Опера открылась в 1869-м. Она монументальная и тяжеловесна. Я не большая поклонница её экстерьера, а внутрь до сих пор не сподобилась зайти. Но перед началом спектакля вокруг нее царит удивительная атмосфера. Красивые люди, красиво одетые, красиво пьют бледное шампанское из высоких бокалов.

С 1897 по 1907 гг. в опере царствовал Малер, в стране царствовал Франц-Иосиф. Империя его времени не была уже антисемисткой, но существовали правила императорской службы, хотя есть свидетельства, что получив на подпись указ о назначении Малера директором Венской императорской оперы, император Франц Иосиф спросил:

— Но ведь он еврей?

— Нет, Ваше величество, он крестился, прежде чем подать прошение на пост.

— Знаете, он мне больше нравился евреем.

Не буду говорить, что славу Вене, как культурной столице мира, принесли только евреи. Но евреем были Малер, Фрейд, одиозный Хундертвассер, сыном выкреста отца был Штраус-сын. Кстати, все они жили в Леопольдштадте (кроме Хундертвассера), где в ХVII веке было основано еврейское гетто. Тогда этот район находился за крепостными стенами, а сегодня Йуденплац, чье название говорит само за себя, находится в самом центре старой Вены.

Во все периоды венской истории, когда евреи не горели на кострах (к примеру, в 1422 году ни одного еврея в городе не осталось, т. к. часть еврейской общины пожгли, а остальные предпочли костру самоубийство), они щедро и бескорыстно приносили свои таланты в жертву культуре Австрии, да и не ей одной.

Сейчас в Вене 8 тысяч евреев. Не могу сказать, что пылаю к ортодоксам пламенной любовью,

но жечь на костре, или в печах людей только за их вероисповедание — дикость. Однако антисемитизм в Европе растет и плодоносит, поэтому на моей Альбертинанплац под мемориалом жертвам последней мировой в апреле были размещены тематические фотографии о геноциде евреев в период, когда у власти в Австрии были фашисты. Мрамор для мемориала добыт в каменоломнях концлагеря Маутхаузен.

Но довольно о печальном. Вена хранит свою историю и хранит свою память. И это хорошо. А мы обогнув оперу и повернув направо, пройдя Бюрггартен с памятником нашему Штраусу, оказываемся на Бюргринге, вытекающем из Опернринга. Слева у нас будет площадь Марии-Терезии — бабушки Европы,

справа Хофбург.

Не буду расписывать про Хофбург. Про него масса прекрасных рассказов, например, у Тани onegina17 и у Лены Kapuletta. Я и сама ими зачитывалась и засматривалась.

Музейная составляющая Вены огромна. В свой второй приезд в Вену я даже подхватила там стендалеву болезнь и не пошла в сокровищницу Хофбурга и музей Сиси, хотя билеты у меня были. Мозг уже просто отказывался воспринимать увиденное.

Франц Иосиф, правивший Австро-Венгрией 68 лет, приучил Вену рано ложиться и рано вставать. Идешь по венской улице, пустынной уже после шести, вдоль ослепительных реклам с зафотошопленными красотками,

только ритмично и молча крутится рыбка ресторана «Nordsee».

Радует глаз лежащий бродяга. Он не нью-йоркский и не вонючий парижский, а в спальном мешке, рядом свежая газета. В Вене во всем чувствуется вдумчивая заботливость, удобная для жизни основательность.

Архитекторы, творившие в Вене знали о дискретности мира, но были уверены в возможности преодолеть хаос разумом. Они не ведали сомнений и были одержимы императивом прекрасного.

Стефансдом — удвоенная готика. Он строен и заострен. А Доминиканская церковь квинтессенция раннего барокко.

От Оперы по прямой, по Опернгассе на третьем углу справа — Сецессион.

А если от Оперы повернуть налево и опять сразу направо, то на следующем переулке попадаешь на Карлсплатц, где высится моя любимая Карлскирхе. Она хоть и выглядит диковато для стильного города, но захватывающе. Смесь барокко, римских аллюзий, мавританства — красота!

Недалеко на Рингерштрабе Венский Академический театр. Если пройти ещё чуть-чуть, то попадем в Штадтпарк.

После Хофбурга, за парком Вольксгартен с печальным памятником прекрасной Елизавете — жены Франца Иосифа, стоит Народный Бюргтеатр,

напротив него ратуша,

по левую руку от ратуши — красавец Парламент.

Приглядитесь к богам. Как нежны их отношения, а этот эротичный жест её руки. Представляете такой адюльтер где-нибудь возле советско-российского храма власти. А в Вене художник — диктатор, обладающий всей полнотой картинки мира, вернее тем, каким мир должен быть.

Поэтому Вена, построенная художниками, а не диктаторами, чудесным образом сочетает домовитость с роскошью Парижа и Милана. Переходя от пышности Ринга в плетеную глубь мощеных брусчаткой улочек, утоляешь голод по «большой архитектуре» и растворяешься сахарным кубиком света в чайной темноте старинных переулков.

Вена компактна. По идее её можно пробежать и за день. Но что тогда поймешь и почувствуешь, распробуешь и прочувствуешь. Перед глазами будет яркое пятно, застилающее зрение и перекрывающее чувства, как от смотрения на солнце. Вену надо смаковать, в нее нужно возвращаться. И тогда из холеного, давящего, имперского города она, как заколдованная красавица, волшебным образом превратится в милую, любящую, нежную девицу. Нет, все же, наверное, не девицу, а в даму, но приятную во всех отношениях!

Собираясь в спешном порядке в свою нынешнюю венскую поездку, я была совершенно раздосадована свалившейся в пейсахальные (здесь не опечатка, т. к. в Израиле праздновали Пейсах и все отдыхали) дни работой. Но вспомнив свое жгучее, пятнадцатилетней давности желание приехать в Вену, внезапно успокоилась. Ты получила то, что так хотела, что надумала и наколдовала себе сама. Ведь сила заклинания не в том, что оно приводит к какому-то определенному результату, а в том, что оно совершается.

Теги: Самостоятельные путешествия