Caput Mundi. Навона и окрестности

Я не буду углубляться в историю площади — эта информация широко доступна и всем хорошо известна. Скажу только, что всем этим великолепием мы обязаны папе Иннокентию X из рода Памфили и его невестке. Скорее даже, особенно его невестке. Дама носила гордое и малопроизносимое имя Олимпия Майдалькини, и приходилась женой почившему в бозе старшему брату папы. Нрава Олимпия была крутого, характера — железного, и ее выдающийся ум и политические способности не вызывали сомнений ни у кого. А особенно у новоизбранного папы. Невестка была его основной советчицей во всех делах, говорили даже, что папа не принимает ни одного решения, не посоветовавшись с Олимпией. Власть ее была безмерна, и когда благодарный родственник преподнес ей дворец на площади Навона — они сообща принялись за благоустройство площади, к которой относились как к своей личной гостиной. Именно Олимпия Майдалькини приложила свою руку к появлению на площади такого шедевра, как фонтан «Четырех рек» Бернини. Если бы не она — кто знает, что бы там сейчас было…. А дело в том, что Бернини изначально не сильно пользовался любовью папы Иннокентия. И к участию в конкурсе на проект нового фонтана приглашен не был…. несмотря на всю славу и регалии. Но друг скульптора князь Лодовизи все-таки уговорил Бернини сделать макет, и подсунул его Олимпии — знал ведь, чертяка, откуда ветер дует в папском семействе)) Конечно же, та пришла в полный и неописуемый восторг и притащила макет папе. Иннокентию он понравился ничуть не меньше. «В самом деле, мы должны его пригласить! — заявил папа. — Ведь единственный способ оказаться от его работ — это никогда их не видеть!». Вот так, с ее легкой руки, мир и обрел один из своих шедевров…

А впоследствии и сама пьяцца Навона перестала быть «любимой гостиной рода Памфили» и стала любимой гостиной римлян и гостей города. Ведь кроме вышеупомянутых красот тут еще много чего можно увидеть: например, мимов и прочих уличных артистов, устраивающих разные представления на потеху публике, а если повезет — то еще и съемки для какого-то модного журнала.

А еще тут масса наглых и жуликоватых уличных художников, что заполонили всю центральную часть бывшего Домицианова цирка — тутошние художники это полный ахтунг, скажу я вам!!! Поскольку я люблю украшать стены своего жилища живописными изображениями полюбившихся мне мест — в свой первый приезд в Рим я запланировала рейд по местным рафаэлям. Други, честное слово — каждый из этих каляк-маляк реально мнит себя потомком Рафаэля! Ну или как минимум Микеланджело. Потому что цены — просто атас. Раза в два выше, чем у их коллег с Испанской лестницы, к примеру… А самое главное — что некоторые из предложенных мне работ четкой проработанностью и обилием мельчайших деталей весьма смахивали на напечатанные на холсте фотографии, слегка тронутые сверху маслом. Но это так, лирическое отступление… к счастью, в окрестностях площади Навона можно увидеть образцы действительно стоящей живописи — да такой, что просто ах! Вот туда, пожалуй, и направимся!

Рядом с пьяцца Навона есть несколько заслуживающих особого внимания церквей. Поскольку я любитель все самое интересное припасать напоследок — то начну с наименее примечательной из них. Огромный купол Сант Андреа делла Валле, как путеводная звезда, будет маячить в проемах между домами, если вы пойдете с площади на юг, в сторону Кампо деи Фьори.

Этот купол — третий по величине в Риме после купола собора Святого Петра и базилики Санти Пьетро э Паоло, его высота — 80 метров! Внутреннее пространство тоже под стать куполу-гиганту — церковь очень просторная, с широким центральным нефом, огромными пилястрами и грандиозным алтарем, в котом изображено распятие Святого Андрея. Хотя изначально первая церковь, построенная на месте нынешней, была посвящена Святому Себастьяну… правда, снос старой церкви и постройка новой была разрешена только при условии, что почитание прежнего святого тут сохранится — поэтому в церкви есть капелла Святого Себастьяна. Никто из великих в этой церкви не отметился — только Доменикино изобразил четырех евангелистов в парусах под куполом. Хотя всем любителям оперы эта церковь должна быть хорошо знакома — в одной из ее вымышленных капелл разворачивается действие первого акта оперы Пуччини «Тоска».

Прежде чем двинуться дальше — заглянем на одну из улочек рядом с Сант Андреа — а точнее на виа ди Пасквино, для того чтобы встретиться с одним из самых знаковых персонажей Рима от средневековья до наших дней. Этот корявый обрубок античной статуи — тот самый Пасквино, которого боялись и крайне не любили все без исключения римские политики. Глас народа, предводитель римских «говорящих статуй» стоит тут — и как видите, дело-то его живет! Несогласные римляне до сих пор продолжают лепить на статую листовки — слово «пасквиль» берет свое начало именно отсюда. Мог ли предполагать простой римский сапожник Пасквино, у стены чьего дома был установлен найденный в 1501 году грязный обрубок статуи, что его имя так прославится в веках???

Но вернемся обратно к площади Навона — совсем рядом с нею есть еще две необыкновенно интересные церкви. Сан Агостино находится к северу от площади в лабиринте узких улочек.

У этой церкви дурная слава — в свое время ее называли «церковью проституток», потому что все окрестные куртизанки (а район Кампо Марцио был, как бы так помягче сказать — местом компактного проживания этих жриц любви) предпочитали ходить в эту церковь, а некоторые — как любовница кардинала Чезаре Борджиа Фьямметта — даже имели в ней свои капеллы, несмотря на то, что это было категорически запрещено. К сожалению, сегодня их уже не увидеть — ханжество окончательно победило в XIX веке, когда надгробные памятники этих дам были уничтожены. Еще одна куртизанка изображена и на одном из главных сокровищ церкви Сан Агостино — картине Караваджо «Мадонна Лорето», или «Мадонна паломников».

В качестве натурщицы для Марии Караваджо использовал свою любовницу, куртизанку по имени Лена (Маддалена Антоннетти). «Мадонна» Караваджо разительно отличалась от того классического канона, который был принят в религиозной живописи — кажется, что на картине изображена самая обыкновенная женщина, вышедшая с ребенком на руках встретить на крыльце путников. И только по еле заметным нимбам, да по тому, как один из паломников тянется к ножке младенца Христа — можно распознать религиозный сюжет. Поэтому совершенно неудивительно, что новая работа Караваджо была прохладно встречена в кругу церковников и их придворных художников. Зато простой народ валил валом — римские пролетарии вообще любили Караваджо, ведь он писал о них и для них. Его работы для них были интуитивно понятны и читаемы, ведь он изображал реальную жизнь.

Церковь Сант Агостино очень хороша — считается, что ее готические боковые галереи навеяны дизайном флорентийской церкви Санто Спирито Филиппо Брунеллески. Если даже это и так — то все равно интерьер Сант Агостино выглядит значительно нарядней и торжественней, чем монохромный интерьер Санто Спирито. Изумительный ярко-синий купол, также как и потолок нефа и галерей, расписан фресками Пьетро Галлиарди.

Колонны, на которые опираются арки центрального нефа, украшены изображениями пророков — перед одной из этих колонн всегда толпится народ.

Потому что пророк Исайя, изображенный на ней, работы — как бы вы думали, кого? Правильно, Рафаэля. А не Микеланджело, как вам сначала показалось. И я тоже ничего не путаю — это действительно Рафаэль, хотя плагиат налицо. Да собственно автор и не скрывал, что написал своего Исайю под впечатлением от посещения Сикстинской капеллы, только что законченной Микеланджело. А внизу под пророком Исайей еще один шедевр — «Мадонна с младенцем и Святой Анной» Андреа Сансовино. Тоже вещь весьма неоднозначная — современники почему-то считали скульптуру изображением Агриппины с младенцем Нероном на руках.

Кроме всего этого, в Сант-Агостино очень красивые капеллы — словно драгоценные ракушки, рассматривать их — одно удовольствие!

Неспешно прогуливаясь мимо них, я вдруг замерла, словно громом пораженная. Что это??? Не может быть! Откуда она тут??? Когда первый шок прошел — начало доходить, что скорее всего это копия, и табличка на бортике капеллы подтвердила, что так оно и есть. Помните, еще в самой первой части римского повествования я рассказывала о церкви Санта Мария дель Попполо и об алтарной картине «Мадонна с вуалью», написанной Рафаэлем для капеллы Киджи? Вот где еще в Риме встречается след этой картины — в виде написанной Аванцино Нуччи копии.

От церкви Сант Агостино совсем недалеко до еще одной церкви с работами Караваджо — Сан Луиджи деи Франчези. Я очень люблю Караваджо. И я категорически настаиваю, что для того, чтобы понимать, что из себя представляет этот художник — его нужно идти смотреть в церкви. Не в галерею Боргезе, не в палаццо Дориа-Памфили — а именно в церкви. И тогда потом не будет как в покорившем просторы интернета посте «Как распознать автора картины» : «если все мужики похожи на кучерявых волооких баб — это Караваджо». Нет, его вакхи и лютнисты, безусловно, хороши, и не надо упрекать меня в снобизме)) Но это не Караваджо — точнее, не совсем тот Караваджо, которого любил простой римский народ, и которого после веков остракизма и забвения наконец-то оценили и полюбили во всем мире. И уж точно не тот Караваджо, какого я вам сейчас покажу.

Сан Луиджи деи Франчези находится на самой что ни на есть популярной туристической тропе, но народ, плавно перетекающий от Пантеона к пьяцца Навона, в большинстве своем проходит мимо. Так что и эта церковь тоже встретит вас приятной немноголюдностью.

Сан Луиджи была титулярной церковью французской общины в Риме и посвящена она королю Франции Людовику IX Святому, о чем красноречиво свидетельствует эта богато украшенная капелла в середине левого нефа.

Но взгляд на этой капелле долго не задерживается, скользит дальше, до тех пор, пока не выхватывает из полумрака церкви другую капеллу, капеллу Контарелли — и тут все. Она словно взрывает пространство вокруг себя. Словно наполняет его каким-то потусторонним светом, невиданной энергией — в этом и есть гениальность живописи Караваджо, он словно включает зрителя в процесс, изображаемый им на картине. Вы просто поражаетесь реальности происходящего, персонажи его картин почти физически ощутимы, Караваджо полностью стирает грань между зрителем и живописным пространством картины.

Разговоры о росписи церкви Сан Луиджи деи Франчези велись без малого 25 лет — с тех самых пор, как разбогатевший французский делец Матье Контарель, ставший кардиналом Маттео Контарелли, выделил весьма крупную сумму для оформления капеллы, посвященной своему небесному покровителю, во французской приходской церкви Сан Луиджи. Был подписан договор с Чезаре д`Арпино, однако заказчик успел благополучно скончаться, а работы еще даже и не начинались. Попечительский совет церкви писал письма папе, умоляя подействовать на ход работ и живописуя, каким скандалом в отношениях с Францией может обернуться такое раздолбайство. И вот наконец, шесть (!!!) лет спустя после предполагаемого начала работ, которые, как вы уже наверное догадались, так и не начались, душеприказчик покойного кардинала Вирджилио Крешенци разорвал контракт с д`Арпино и подписал с Караваджо. Караваджо надлежало создать три картины на сюжеты деяний апостола Матфея — первой появилась на свет картина «Призвание апостола Матфея», что на левой стене капеллы.

Слухи о новой картине моментально распространились по Риму, и народ валом повалил посмотреть на новое творение «народного» мастера. Вскоре не заставили себя ждать и последующие два полотна — «Мученичество апостола Матфея» (на правой стене) и «Апостол Матфей и ангел».

Но именно с последней из картин произошла катастрофа — церковники наотрез отказались принимать работу. С их точки зрения, она противоречила всем евангельским канонам, изображая святого апостола в виде простого и не очень приятного на вид старика. Впрочем, как это уже неоднократно случалось и раньше со всеми отвергнутыми заказчиком работами Караваджо — ее моментально приобрело частное лицо. Впоследствии картина оказалась в Берлине, где и погибла в 1945 году. А Караваджо же написал для капеллы Контарелли еще одного «Апостола Матфея», на этот раз принятого церковниками. Казалось бы, все закончилось хорошо — народ валом валит в церковь посмотреть на картины, художник рад и счастлив такому признанию — но нет, основные перипетии оказывается, были еще впереди! Во второй половине XVII века, во время очередного витка реформации, картины Караваджо были сняты со стен и упрятаны в подвалы церкви как не отвечающие христианской идеологии. Где они и оставались аж до 1922 года — пока наконец историческая справедливость не восторжествовала, и они не заняли свое положенное место.

Теги: Самостоятельные путешествия, Культурно-познавательный туризм