Несколько недель назад я ездил в провинцию Юньнань. В округ Сишуанбаньна. Если вы не можете выговорить эти слова с первого раза, не переживайте. Это нормально. Я сам научился их выговаривать без запинки совсем недавно.
Я поясню. Провинция Юньнань, и в особенности округ Сишуанбаньна, является сердцем китайской чайной индустрии. И с исторической точки зрения, эти места — знаковые. Потому что именно отсюда берет свое начало весь чай на планете. Именно тут человеку впервые пришло в голову заварить чайный лист в горячей воде.
Сложно сказать, ездил я путешествовать или по делам. В моем случае это почти всегда сочетается. У меня была задача добраться до двух культовых, но очень отдаленных. Задача интересная и выполнимая. Но чтобы справиться с ней эффективно, мне нужен был мотоцикл…
Провинция Юньнань — место уникальное. Это такая особенная территория, где Китай уже как бы не совсем и Китай. Тут живет большое количество национальных меньшинств. Тут в шаговой доступности — несколько граничащих государств. Тут этнические миксы и, как следствие, очень красивые девушки. Тут китайские законы не кажутся такими суровыми. Тут «кантри стайл», и все друг друга знают. Люди здесь небогаты, позитивны и гостеприимны. И, да, иногда, непонятно откуда, тут потягивает дымком марихуаны. А если встать на цыпочки, то можно увидеть заснеженные вершины Тибета. Такая вот провинция Юньнань.
2
…Я пришел в ближайший дворовый мотосервис. Познакомился с хозяином. Объяснил, кто я и куда еду. И сказал, что мне нужен мотоцикл без сюрпризов. Через десять минут я ехал по шоссе. Под характерный треск небольшого 125-кубового двигателя и с широкой улыбкой на лице. Вот так. Без лишних слов и вопросов хозяин протянул мне ключи и сказал: «Вот тебе, американец, мой мотоцикл, верни его тоже без сюрпризов. Шлем — на руле. Бак — полный».
Ни в одной другой китайской провинции такое невозможно. Это точно.
1
Я знал, что ехать далеко. Знал, что дорога плохая. Да еще и этот дурацкий недельный дождь. Но пойди останови меня. В такие моменты я не очень-то и принадлежу себе. Короче, я гнал по асфальту и ловил ртом крупные капли дождя. Дождь шел уже четвертый день подряд.
Я тут же промок, но мне было очень весело и тепло. Потом, когда я поднялся в горы, мне было очень весело и холодно. Потом — просто холодно. Потом закончилась асфальтовая дорога.
Гугл Мэпс знает не все маршруты на Земле. В джунглях Сишуанбаньны Гугл Мэпс ориентируется неважно. Развилок на сельских дорогах оказалось значительно больше, чем на карте. И тогда я стал останавливаться и спрашивать путь у местных. Я люблю это дело.
1
1
Когда местные китайцы узнавали конечный пункт моего назначения, они улыбались так, будто я шучу, и разворачивали меня обратно. «Ты не проедешь, там нет дороги», — говорили мне китайцы, но я делал вид, что не слышу их, и гнул свое.
Дорога становилась все хуже. А еще через несколько километров превратилась в жидкую и глубокую овсянку. Местами мотоцикл вяз в грязи по самые оси. Я навсегда забыл, что такое вторая передача. Сильно пахло сцеплением. Моя улыбка превратилась в оскал. Я боролся.
1
1
1
Дождь закончился в одночасье. Небо раздуло. И вышло яркое солнце.
На дорогу начали выползать большие черные змеи. Потом ящерицы. Потом я встретил несколько подряд перевертышей. Но я все поднимался, поднимался и поднимался.
1
1
В деревню Синьбаньчжан я въехал, когда уже начало темнеть. Уставший. Голодный. Заляпанный крупными кляксами грязи. Деревушка совсем небольшая — 140 домов, затерянных в джунглях.
Возле одного дома стояла девочка лет девяти. Я остановился.
— Привет, красотка, — сказал я.
— Здравствуй, американец, — серьезно ответила мне девочка.
— А где у вас можно поужинать? — спросил я.
— Нигде.
— А переночевать?
— У нас нет гостиницы.
— И что же мне делать? Я сейчас упаду в голодный обморок, и как вы потом со мной? — припугнул я.
— Я пойду спрошу у дедушки, — сказала девочка и скрылась за воротами.
Через пару минут вышел дед. Невысокий, смуглый, с лицом семнадцатилетнего юноши, но сильно морщинистым.
— Здравствуйте, дедушка, — сказал я.
— Здравствуй, американец, — ответил дед.
— Можно переночевать?
— Давай, — махнул рукой дед и, не глядя на меня, стал открывать ворота.
Я загнал мотоцикл во двор. Заглушил двигатель. Поставил на подножку.
— Голодный? — спросил меня дед.
— Да!
— Мотоцикл чинить надо?
— Нет.
— Пойдем, — сказал дед и повел меня в дом.
Дед жил вместе с бабушкой. А еще тут были их внучка и ее младший братик, которому только исполнилось два года. Дед с бабушкой почти не говорили по-китайски. В основном — на своем местном диалекте. Поэтому внучка переводила их слово в слово. Так мы и общались.
В этих местах много национальных меньшинств. Мои спасители принадлежали к народности Айни. На обычных китайцев они совсем не похожи. Ни внешне, ни одеждой, ни поведением. Они строят очень своеобразные дома. Из дерева и без окон. Первый этаж — хозяйственный. И без стен. Толстые брусья подпирают деревянный потолок. Тут стоят мотоциклы, культиваторы, станки по обработке чая, инструмент, дрова. По количеству и состоянию техники видно, что хозяйство доброе. Второй этаж представляет собой одну большую комнату. Но окон нет. Ни одного. Свет пробивается сквозь щели в досках. Считается, что этого достаточно. В центре комнаты — очаг. Открытый огонь. Но без дымохода. Я серьезно.
1
1
1
1
2
Дым от огня поднимается вверх, растекается по потолку и просачивается сквозь доски. Потолок от этого — черного цвета. Над очагом висит металлическая коптильня. Вялится мясо.
Дед принес охапку шкур. Аккуратно расстелил их на полу. Ткнул в них пальцем и сказал: «Кровать».
«Кровать!» — перевела девочка.
Потом он пододвинул ко мне маленький, плетеный из бамбука табурет и сказал: «Стул».
«Стул!» — перевела девочка.
Потом он налил из закопченного пятилитрового чайника крепкий чифир и с выражением произнес: «Пуэр!»
«Чай», — повторила девочка.
Мне было не до церемоний. Я рухнул на табурет, сжал в руке горячий стакан и уставился на огонь. Я пил крутой чифир. Чувствовал, как он щиплет стенки моего желудка. И думал о том, что мне сегодня, в общем-то, очень повезло.
Дед присел на корточки, положил на пол разделочную доску и стал готовить ужин. Лук, рис, яйца, салат, вяленое мясо. Я начал сходить с ума, когда услышал, как мясо заскворчало в воке. Вся пища — и супы, и мясо — готовится в большом воке.
Почему-то местные живут без мебели. Все, что они делают, они делают на корточках и на полу. Объективно, это совсем неудобно. Но тут вот так. В качестве стола служит большой плетеный поднос, который ставят на низенькую табуретку. После еды поднос вешают на стену, а табуретку ставят в угол. Так делают в каждом местном доме.
Дрова тлеют весь день. Их не тушат даже на ночь. Когда нужен огонь, два круглых бревна сдвигают, и разгорается пламя. Когда огонь не нужен, бревна раздвигают, и они переходят в режим тления.
Одежду многие местные шьют сами. Поэтому она яркая и колоритная. Особенно у детей. Продукты в деревню завезти очень непросто, поэтому все основное выращивается на месте.
1
Электричество в деревню провели не так давно. В каждом дворе стоят красные генераторы «Хонда». В каждом, без исключения, доме разводят кур и свиней. Куры и свиньи тут очень социальны. Людей они не боятся совсем. Даже американцев.
В деревне из 140 домов есть школа и сельсовет. В небе перед сельсоветом развивается алый китайский флаг.
Дед приготовил еды явно больше, чем я мог бы съесть. Но я съел все. Потом он скрутил самокрутку и заставил меня закурить. Налил стакан крепчайшего горького Пуэра и произнес: «Рассказывай».
Я рассказал, что я русский. Что путешествую. Что собираю информацию про чай. И что планирую ехать дальше. «Там плохая дорога, ты не проедешь», — сказал дед и встал. «Сейчас надо спать».
«Плохая дорога, пора спать», — перевела девочка.
Чтобы уснуть, мне понадобилось секунд семь.
Я прожил в этом доме два дня. На следующий день, прогуливаясь по деревне, я невольно насобирал толпу ребятни. Они облепили меня и наперебой задавали вопросы. Я устроил для них небольшую лекцию и рассказал про Россию. А потом немного про Европу и Австралию. В айфоне у меня были фотографии, так что я смог все это наглядно проиллюстрировать. Получился полуторачасовой урок о внешнем мире. Дети пересматривали фотографии по несколько раз и не хотели меня отпускать. Потом у меня был радиальный заезд на местные плантации, где я увидел, что старинных чайных деревьев в этих местах действительно невероятно много. Потом мы кололи дрова вместе с дедом и укладывали их в поленницу. Дед укладывал. Он был молчаливым, но очень комфортным. Улыбался.
Он сильно пнул кошку, она лежала у него на пути. Бедняга нормально отлетела в сторону. Я зажмурился и подумал, что кошку придется выводить из комы. Через несколько минут она запрыгнула к нему на руки, жмурила глаза и урчала.
2
3
2
3
2
2
1
В этих местах совершенно иная физика времени. Стрелки часов тут движутся раз в пять медленнее, чем в городе. Минуты густые. Часы вязкие и вкусные. Ты их не проглатываешь. Но проживаешь и смакуешь. Суете, видимо, не хватает топлива, чтобы подняться так высоко в горы.
Уже потом девочка объяснила мне, что я второй иностранец, который приехал в их деревню. Первым, два года назад, был американец.
На следующий день, когда я засобирался дальше, дед сказал мне: «Подожди». Он достал из чулана вот такой фаллос и протянул мне. Я знал, что в деревнях местные прессуют Пуэры в стебель бамбука. Отсюда и такая форма. Но никогда не видел. «Я сам сделал этот чай в 2008 году. Нормальный уже. Угостишь там своих».
1
Мы с дедом пожали друг другу руки. Девочка крепко-крепко-крепко обняла меня за шею. Бабушка с внуком на руках протерла тряпкой сиденье мотоцикла. Я выехал из двора и повернул направо. Через полкилометра дорога стала из рук вон плохая. Оранжевая каша. Это все из-за дождей. Дед предупреждал.
Еще через десять километров на одном из подъемов у мотоцикла лопнула цепь. Сюрпииириз!…
