Без языка. Путешествие второе. Эстония

Наконец дверь открывается и в оглохшее от тишины пространство, со смехом и гомоном врывается целая ватага шумливых и смешливых девчонок. Они ведут себя совсем несерьезно, как школьницы. Иногда поглядывают на меня с интересом, видимо принимают за новенькую. Что ж! Мы ровесницы. Я учусь на третьем курсе Казанской Консерватории. Слышу незнакомую эстонскую речь, которая кажется очень музыкальной, особенно мягкое, «итальянское» «L».

Знаю, что здесь в этом старинном учебном заведении, где-то наверху есть карцер-музей, куда сажали средневековых студентов за непослушание. Разве что-то изменилось в характере юных!

Входит молодая женщина хормейстер и с ней маэстро — автор музыки, над которой сейчас начнется работа.

Девочки моментально выстраиваются, подтягиваются, становятся серьезными.

Хормейстер представляет композитора — хор почтительно аплодирует. Затем она обращает свой взгляд на меня и представляет. Это — музыковед из Казани, хоть и на эстонском, но я разбираю свой «титул» и различаю собственное имя. Встаю, раскланиваюсь. Хор снова почтительно аплодирует.

Руководитель поднимает руки, девочки берут дыхание, и начинается музыка.

Куда исчезло озорство и веселье. Чистые голоса, прозрачные как холодная северная вода, взлетают к высокому своду аудитории, дарят небесную свежесть утра. «Ливские песни» Вельо Тормиса звучат в исполнении женского хора Тартуского Университета.

Я слушаю. Пью музыку. Вспоминаю.

Как это случилось в моей жизни, с чего началось!

Сентябрь. Встреча с научным руководителем. Выбор темы курсовой работы. Хочется чего-то нового, такого, над чем еще никто-никто не работал!

— А почему бы не выбрать хоровую партитуру! У нас с хоровой музыкой редко работают,- предлагает мне Ольга Константиновна.

— Хорошо! Соглашаюсь я. Может быть Эстония? Там такие хоровые традиции… Праздники песни…

Порешили и разошлись. Я как нормальный студент, не проявляю излишней активности в изучении выбранной темы, а когда через месяц заглядываю в консерваторскую библиотеку, выясняю, что нот нет. То есть вообще нет! Никаких партитур эстонских композиторов нет и в помине!

В глубокой задумчивости, граничащей с легкой паникой иду по улице. Поездка в Эстонию в то далекое время, если у тебя нет знакомых, которые готовы предоставить ночлег — это безумство. Заказать гостиницу невозможно. Обычно ночлег обеспечивает учреждение, которое посылает в командировку, или предприятие, которое ожидает специалиста. Зачем-то останавливаюсь у стенда с новым номером областной газеты и вижу объявление туристической фирмы, которая приглашает посетить Таллинн. Это мое спасение!

Путевка на пять дней стоит 80 рублей. Стипендия давно закончилась, и я бегу к бабушке, у которой уже давно копятся деньги «на похороны».

Вздохнув, она выдает мне очередной транш — на развитие науки не жалко, и уже через пять часов я влезаю в скорый поезд Казань — Москва со своим маленьким чемоданчиком.

Целый день в Москве, брожу под мелким осенним дождем, боюсь и подумать о том, что же получится из моей импровизированной поездки. Надеюсь на лучшее.

Поезд Москва — Таллин (тогда название города еще писалось с одним «н»), разговоры с попутчиками.

Группа из тридцати человек — в основном молодые женщины. Многие в предвкушении приобретения дефицитных вещей. Мужчины собираются в ночной бар. Оживление, ожидание чего-то необычного.

То там, то здесь слышится авторитетное слово «запад», причем это произносится на разные лады, но непременно с уважением и даже легким подобострастием.

Приходится рассказать попутчикам и о цели своего путешествия.

Люди смотрят на меня удивленно, немного вопросительно, решая для себя — уважать столь странную особу, что едет в Таллинн за эстонской музыкой, или просто не обращать внимание, на столь неожиданное чудачество.

Слышу уже знакомое, еще в Казани услышанное: Ничего у тебя там не получится!

Поезд мчится в северную осень, за окном темно и дождливо. Я засыпаю.

Что было потом? То ли сон… То ли явь… Сейчас уже не просто восстановить сюжетную канву, вспомнить какие события были вначале, а какие явились продолжением, следствием неожиданных и всегда интересных встреч.

Экскурсия по городу. С чувством восхищения и трепета ступаю по древним камням старого города. Никогда не видела ничего подобного! Какая-то ожившая добрая сказка любимого Андерсена! Средневековый город! Готика!

В то время путевка в любое место родной страны включала и экскурсионное обслуживание, и проживание в хорошей гостинице (тогда это была «Кунгла») и полный пансион с трехразовым питанием. Все это меня очень устраивало. Хотя кроме экскурсии по городу, я не смогла воспользоваться другими экскурсионными благами. У меня свой путь. Хожу. Стучусь в двери. Знакомлюсь.

Сижу в Эстонском Доме радио. Оставили одну с музыкой Вельо Тормиса.

Моя новая знакомая — музыкальный редактор Велья Курк, советует послушать Календарно-обрядовые песни Тормиса.

Мужской хор, речитация-заклинание, музыкальные пласты древнего языческого сознания, преобразившиеся щедрым музыкальным опытом, еще не знакомого мне современника.

Почему-то вспоминаю памятник «Русалке» в Кадриорге, ревущие волны Балтийского моря, что яростно обрушиваются на камни. Вчера и сегодня и, наверное, завтра — дарят мне необыкновенные ощущения причастности какой-то иной культуре, иной жизни, иной любви.

Останавливаю такси: мне в консерваторию! Таксист везет, перебрасываемся какими-то фразами: зачем я здесь, откуда, и вдруг — доверие, желание поделиться тем, что тяжелым грузом лежит на сердце.

В Таллинне у меня нет проблем с языком, почти все говорят на русском, хотя и с заметным акцентом.

— Вы очень торопитесь?- Таксист выключает счетчик, останавливается и начинает мне рассказывать историю своей репрессированной семьи.

Я ценю его доверие, хотя в основном слушаю. Что тут скажешь, или возразишь! Рассказать о моей соседке Наталье Владимировне… Ее мужа репрессировали, когда ему было 28, а ей всего 19. Их сыну было восемь месяцев! Рассказать, что она, красавица, всю жизнь ждала мужа и страдала о том, что он ушел без калош в весеннюю распутицу, «ведь него слабые легкие». Я росла, она старилась и все ждала…

Нет, не рассказать! Но можно выслушать и понять другого, потому что у меня ложится на сердце эта неизжитая чужая боль. И он это чувствует без слов, поэтому и рассказывает свою жизнь.

Прощаемся. Он желаем мне удачи в «сборе эстонских песен» и … запечетлевается в моем сердце почему-то навсегда.

Музыкальный фонд. Здесь хранятся ноты эстонских композиторов.

— Ноты! Копировать — переписать! Что вы! Молодая сотрудница машет руками! Категорически нельзя! Что вы!

— А если сфотографировать? — Предлагаю я неуверенно.

Она смотрит на мою маленькую сумочку, в которую никак не поместиться фотоаппарату, ценит мое страстное желание заполучить желанные ноты и говорит так же неуверенно:

— Ну… Наверное… Сфотографировать можно….

Я выглядываю за дверь. Там с фотоаппаратом ожидает мой новый знакомый — фотокорреспондент из Казани. В дороге мы узнали, что сотрудничаем в одной газете и прониклись друг к другу симпатией. В тот день я обещала помочь ему выбрать янтарное украшение для его жены, и он послушно пошел по моей тропе, заслуживая мое расположение.

Можете представить ужас милой собеседницы, когда в дверь вошел человек, с прекрасным фотоаппаратом и профессионально стал снимать страницы заветных партитур.

Вечером мы сидим в ресторане своей гостиницы с моей соседкой по номеру и фотокорреспондентом — нужно же отметить удачу!

В поезде руководитель группы всех предупредила, что в эстонский ресторан мужчин пускают только в костюмах и с галстуками, а женщин только с мужчинами. Иначе неприлично же!

Официант обслуживает блестяще. Когда он делает шаг назад и, щелкнув каблуками, кивает головой — хяад ису, — я понимаю, что здесь мои манеры и «прямая спина», которым меня все время учили дома, будут как раз кстати.

Рассказывали, что в Таллинне в каждом ресторане своя публика: молодежь, моряки, пожилые пары…

Играет музыка и люди начинают танцевать. «Облади-облада» — это наше! Мы выходим и радуемся жизни. Однако когда начинается вальс, я сожалею о том, что не могу спрятаться куда-нибудь подальше, чтобы кто-нибудь вдруг да не пригласил бы меня на этот сложный танец.

Пары танцуют превосходно, и я с облегчением выдыхаю, когда танец кончается, хотя наблюдать, за легко порхающими людьми очень приятно.

Но вечер продолжается. Через некоторое время, ансамбль музыкантов снова играет вальс и в этот раз меня приглашает какой-то седовласый, очень статный человек. Его жену приглашает кто-то другой. Всем весело и радостно.

Вылетаю в центр зала, понимая, все свое несовершенство и мы начинаем движение.

Мой партнер тут же оценивает мой «уровень подготовки» и начинает помогать.

Здесь на Туристире никто и никогда еще не писал о новогодних балах в Вене, а это такая тема!

Интересно, что купить билет в танцевальный зал можно при выполнении нескольких условий — одно из них, уметь крутиться как вправо, так и влево!

Если не умеешь — плати за мастер класс!

Мой партнер великолепен. Ребром ладони, которая легко, но властно поддержит мою талию, он показывает направления нашего полета, и я начинаю творить то, на что, казалось бы, не была способна.

Мы легко кружимся по залу, мы выполняем какие-то неведомые фигуры, которые я почему-то делаю с такой легкостью. По окончании танца, я вдруг замечаю, что мы остались одни на середине, так как все остальные отошли, смотрят на нас, и даже… Аплодируют!

Сколько я танцевала в своей жизни, но никогда у меня не было такого умелого, тонкого, властного и умного партнера, которому невозможно было не подчиниться.

Мы не обменялись не единым словом, лишь улыбки и совместное движение под музыку, но это было незабываемо.

Вам нужно в Тарту! Об этом мне говорят все мои эстонские коллеги. Там в Музее им. Крейцвальда хранятся эстонские руны. Карточки, систематизация — очень интересный метод хранения!

Беру билет до Тарту и еду в неизвестность. Уже на вокзале понимаю, что в отличие от Таллинна, здесь по-русски говорить не принято.

Городок маленький. Нахожу все, что мне нужно, хотя и с трудом.

Не очень похожая на эстонку, темноволосая с голубыми глазами красавица Ингрид Рюйтель рассказывает мне о рунах. Дарит свой автореферат о Новой эстонской песне, напечатанный на русском.

— Вам бы встретиться с профессором Хербертом Тампере! У него есть пятитомник эстонских рун с объяснениями. Тираж небольшой. Но у него, как у автора, наверняка есть экземпляр. Вам бы хоть одним глазком посмотреть!

Сейчас он болен. Если только к нему домой…

Думает. Можно ли мне доверить домашний адрес профессора и позволить вот так, нежданно нагрянуть, без предупреждения. Мы еще живем в мире, где нет компьютеров. мобильников, где может быть заветная «двушка» в телефоне-автомате свяжет с нужным собеседником, а может быть и нет — телефоны, как правило работают плохо.

Она пытается позвонить из соседнего кабинета, но телефон не отвечает. Наконец, я получаю записку с заветным адресом.

Иду по улицам Тарту. На все мои вопросы люди отвечают только по эстонски, или качают головой, в знак того, что по-русски не понимают. Мне кажется, что я попала в какую-то чужую жизнь, проживая ее фрагмент. Чувствую себя одинокой, кажется, мелькает чувство страха, но я смело стремлюсь преодолеть наваждение.

Я уже знаю три слова по-эстонски! Смело захожу в кафе.

— Тере!

— Тере!

Беру пирожное.

-Кофе?

— Яяяя!

Кто-то из посетителей спрашивает меня о чем-то. Смело и нагло отвечаю «эй оле». Мне нравится это слово по звуку и я готова отрицать многое лишь бы покатать языком «круглый, приятный камешек» во рту — ей оле!

Мой собеседник кивает, вполне удовлетворенный беседой со мной.

Я счастлива. Говорю только на эстонском!

Выхожу окрыленная, и уже смело показываю записку с адресом, который написан на русском языке. Русскую интерпретацию никто прочитать не может. Наконец молодой мужчина, понимая трудность моего положения, вынимает записную книжку и пишет адрес по-эстонски. Кроме того чуть-чуть исправляет мое произношение — название улицы, как сейчас помню — не слишком легкое для запоминания — Ныукогудэ!

Нахожу заветный дом. Звоню у заветной двери.

Профессор сам открывает мне и благосклонно выслушивает мой монолог. Затем, кажется без слов, уходит и выносит все пять томов своего великого труда: Eesti rahvalaule viisidega.

Отдает мне с улыбкой — дарит!

Нужны ли слова, нужен ли язык, когда человек отдает тебе на добрых, раскрытых ладонях свое сердце!

В поезде Тарту-Таллинн я засыпаю, прижимая бесценный дар. Сон переплетается с явью. Прошлое в будущем принакрытое тайной чуть-чуть приоткрывается.

Профессор вроде бы тоже из репрессированных… Муж Ингрид скоро станет президентом Эстонии… Я напишу свою курсовую работу и задумаю писать диплом на ту же тему…

Я снова приеду в Эстонию, чтобы встретиться с Вельо Тормисом…Это будет уже весной.

Позвоню в девять часов вечера (не терпится)!

Телефон-автомат. Ухо мерзнет, но связь есть. Гудки. Сердце бьется часто-часто.

— Вы Елена? Да! я жду вас. Мне говорили о вас. Музыковед из Казани. Да. Мне сказали это такой музыковед! О!!!

(Я чувствую, что мое фотографирование в Музыкальном фонде Союза Эстонских композиторов видимо, произвело впечатление).

— Когда встреча? Да хоть сейчас! Поздно? Хорошо, тогда завтра в девять утра!!!

Ему не терпится говорить со мной о руне.

Мы беседуем у него дома за завтраком, говорим всю дорогу до Тарту, куда едем на репетицию (какие авто! Едем на поезде, конечно). Продолжаем обмениваться впечатлениями в известном тартуском ресторане с примечательным названием «Волга», куда заходим после репетиции.

Маэстро хочет угостить меня каким-нибудь национальным блюдом. Мы вкушаем котлеты из лосятины и так называемый «хлебный суп» на десерт.

— Нравится?

-Очень!

Впоследствии, когда я стала работать в Эстонии (через двадцать лет привела судьба), мои друзья научили меня готовить этот десерт:

Сухой черный хлеб размачивается в воде и доводится до кипения. В получившуюся кашицу добавляется сок лимона, изюм, ложка меда и на остывший десерт накладывается «шапка» взбитых сливок.

Жаль, что сейчас я уже не помню эстонского названия этого десерта, а «хлебный суп» звучит как-то коряво, не передавая вкуса этого национального кушанья.

Мы идем по улицам Тарту. Маэстро показывает мне какие-то достопримечательности, известный покосившийся дом (эстонская пизанская башня), но делает это мимоходом, наша главная тема — руна и ее обработки.

Эстония в моей жизни — это целый роман. Невозможно в коротком очерке рассказать все.

Но несколько фрагментов все же стоит упомянуть.

Наша переписка с Вельо Тормисом. Это тоже целый роман, где главная героиня эстонская руна.

Когда Эстония была «под рукой» немцев, все эстонское считалось низким, неразвитым. Даже говорить на эстонском языке считалось не очень приличным, если человек принадлежал к зажиточному слою.- Рассказывают мне эстонские коллеги.

Язык элиты был немецкий. Немцы принесли свои культурные традиции, в частности подарили эстонцам хоровую культуру, а одноголосные руны — простые попевки, архаичные и «неразвитые» словно остались свидетельством такой же культурной «неразвитости» эстонцев. Но мать, качая дитя, все равно пела колыбельную на родном языке и интонировала те самые простые одноголосные мелодии, которые передавались, несмотря на запреты, из поколения в поколение.

Вельо Тормис стал обрабатывать эти древние руны, выращивая из них, как из маленького семечка то, что могло бы вырасти самостоятельно в прекрасное ветвистое дерево, если бы не было искусственных преград к развитию. Обогатив свои обработки новейшими средствами композиторской техники, будучи талантливейшим композитором, чувствующим хор, как голос, с которым можно работать, он создал произведения высокого значения, которые хочется слушать и слушать, постигая историю целого народа.

Кто сказал, что эстонцы флегматичны. Маэстро был сам пламень, и еще… камень (если это касалось принципов). Как мы спорили с ним в наших письмах! Какой он был непримиримый и увлеченный делом своей жизни!

Помню, с какой грустью он говорил мне о том, как некоторые эстонские композиторы уходили с его прослушиваний в Союзе Композиторов, хлопнув дверью, осуждая маэстро за то, что он якобы занимается «деревенской чепухой».

Моя вторая поездка в Эстонию была уже по проторенному пути — пять дней туристического путешествия с группой за 80 рублей.

Почему-то есть впечатление, что если ты описываешь архитектурные памятники в посещенной стране — значит твоя поездка не прошла даром. Но культура — это не только зримая красота это, конечно же, и искусство театра, музыки, многое другое…

Обратно мы возвращались в плацкартном вагоне. Обменивались впечатлениями. Женщины (они опять были в большинстве) доставали из чемоданов какие-то кофточки, мужчины сравнивали впечатления о посещенных ресторанах.

А ты купила «Vana Tallinn» — спросил меня кто-то из спутников.

— А что это такое?

Пауза глубокого удивления, граничащего с презрением, повисла в воздухе.

— Да это ликер такой! Все в Эстонии покупают. Ты что же! Не знала? Так спросила бы!

Народ смотрел на меня уже с сочувствием.

— В следующий раз поедешь в Эстонию, — обязательно купи!

Я согласилась.

А поезд мчался в темную даль к светлому будущему, которое в тот момент звучало во мне хоровой музыкой Вельо Тормиса.

Начало здесь:

https://www.tourister.ru/responses/id_11599

Фотографии, использованные в материале почти все из ИНТЕРНЕТА. Когда в следующий раз буду в Эстонии — сфотографирую сама, а пока благодарна тем авторам фотографий, которые помогли мне вспомнить мое прошлое, что запечатлелось только в сердце и в нотах.

Теги: Самостоятельные путешествия