У Ксении в Петербурге (памяти Сергея Первухина)

Сколько раз, в путешествиях по миру, я встречала людей, которые узнав, что я приехала из Петербурга, обращались ко мне с негромкой просьбой — пойти к святой Ксении Петербургской и передать ей прошение…

Люди были разные, иногда невоцерковленные, некоторые даже не знали — где похоронена святая юродивая, но, несмотря на эти «пробелы в знании», просьба их всегда была искренняя, иногда одетая в смущение, но всегда горячая!

Я брала записочки, иногда деньги на свечу и, прибыв в Петербург, неизменно, хотя и не всегда тотчас, шла на Смоленское кладбище — к Ксении. Неизменно шла от метро «Василеостровская» пешком, хотя можно было и на трамвае доехать или на маршрутке — да куда спешить! Надо мысли собрать, сердце настроить — встреча с Ксенией — это всегда Событие.

6 февраля — день памяти святой. Ровно год назад, именно в этот день, ушел из жизни наш друг Сергей Первухин и я тогда, выбирая церковь, в которой можно было бы помолиться об упокоении, вдруг поняла, что нужно непременно отправиться в новый храм, который совсем недавно был выстроен на Лахте, на Петроградской стороне.

Храм был освящен в честь Ксении Петербургской и построен приблизительно в том месте, где она когда-то жила, молилась в храме св. Матфея, возможно, пела на клиросе.

Вот так и возникло желание написать этот рассказ. В день памяти св. Ксении Петербургской и в первую годовщину ухода в иной мир нашего друга Сергея — 6 февраля.

Сергей любил Петербург какой-то особой любовью, словно понимая, что этот город, находящийся на другом конце большой страны, имеет для него какое-то особое значение.

Так получилось, что именно в этот город он приехал прощаться с далекого Сахалина...

День его ухода — день памяти св. Ксении Петербургской. Конечно, это не случайно.

Это поклонный крест у храма Ксении Петербургской.

Мы не знаем, где могила Ксении — где-то на Смоленском кладбище. Народное предание хранит память о том, что незадолго до кончины, Ксения говорила, что вскоре «уезжает в далекое путешествие», а вскоре ее нашли бездыханную, сидящую под деревом на Смоленском кладбище, где она подвизалась в последние годы жизни.

Это одна из картин Александра Простева. Цикл его художественных работ находится в музее Ксении Петербургской. И далее я еще не раз воспользуюсь его картинами, как иллюстрациями к повествованию.

Мы не знаем, сохранился ли дом, в котором она жила — вряд ли! Церковь, св. Матфея, в которой она была прихожанкой — точно не сохранилась. Но Ксения — добрый ангел Санкт-Петербурга везде с нами. Она слышит, отвечает, помогает, вразумляет. Сегодня я позволю себе рассказать сокровенное. И тем, кто приезжает в Петербург, чтобы не только прикоснуться к истории России через знакомство с северной столицей — культурным центром мирового значения, но и приобщиться именно к святому городу (все же Санкт-Петербург) — этот рассказ станет страничкой, из путеводителя паломника — «по святым местам Петербурга».

Я могла бы предложить три адреса: Смоленское кладбище, где находится часовня Ксении Петербургской, Музей Ксении Петербургской на Камской 22 — рядом с кладбищем и недавно открытая церковь на Лахте (Петербургская сторона), которая находится по адресу Лахтинская 17.

Этот храм строился совсем не просто. Было много неудовольствий по поводу того, что была урезана детская площадка… Но что теперь вспоминать прошлое.

Когда я пришла в храм, на первом этаже проходила беседа священника с прихожанами.

Присутствующих было достаточно много.

Храм был освящен в июне 2019 года.

Созданный по инициативе общества инвалидов Петроградской стороны, храм во многом предназначен для того, чтобы люди с ограниченными возможностями могли бывать в храме, поднимаясь на второй этаж на лифте, могли бы молиться.

Блаженная Ксения Петербургская родилась между 1719 и 1730 годами. О ее жизни ничего не известно, кроме того, что она была замужем за певчим придворного хора Андреем Федоровичем Петровым, который находился в звании полковника.

После его внезапной кончины, без приготовления и покаяния, что для христианского сознания считается большим несчастьем, потрясенная этим событием 26-летняя вдова, во спасении души любимого мужа, взяла на себя подвиг юродства — принесла в жертву самое ценное достояние — разум.

Ксения отказалась от всех благ земной жизни, притворилась безумной, оделась в платье мужа и назвалась его именем, начав свое скитание по улицам Петербурга: «Не зовите меня больше Ксенею, но зовите меня Андреем Федоровичем».

В музее Ксении есть камзол идентичный тому, который она носила, одевшись в одежду мужа.

Когда платье истлело — а Ксения подвизалась в подвиге юродства 45 лет, — она надела юбку, кофту (всегда зеленого и красного цветов), на ногах же носила рваные башмаки. Так она ходила в любую погоду — ноги распухали от морозов и непогоды, но она не болела и прожила чуть более 70 лет.

Дом и все имущество Ксения раздала бедным или тем, кто бедным помогал, а когда родственники и знакомые, решившие вначале, что молодая вдова лишилась разума от горя, устроили психиатрическую экспертизу, вердикт комиссии был неожиданный — нет сомнения в совершенном психическом здоровье!

Вначале Ксению жалели, потом и довольно скоро, привыкли к «безумной женщине в лохмотьях» что скитается по улицам города — тогда, со стороны некоторых, начались унижения и издевательства, которые она сносила со смирением. Вновь прошло время, и те же люди, что так бездумно издевались над несчастной, вдруг стали замечать, что «женщина в лохмотьях» совсем не простая. Она лечила, предсказывала, помогала в житейских делах, так что извозчики просили ее с утра проехать с ними хотя бы немного — тогда день обещал быть удачным. То же было и у торговцев — если Ксения брала что-либо (кусок хлеба или копеечку — тут же отдавала ее нищим), тогда день у купца случался удачливый. Надо заметить, что у злых, недобрых людей она ничего не брала, но если просила — это было знаком грядущей невзгоды для того, у кого было спрошено. Если же сама что-то давала — ту же копеечку, то следовало ждать какой-то неожиданной радости.

В житии Ксении Петербургской описано немало свидетельств помощи святой, которые народная память сохранила, несмотря на длинный временной период — более чем в 200 лет.

Уже стерлись из памяти имена других юродивых, которых было немало в том же Петербурге, а вот Ксению не забывают.

В 1902 году на Смоленском кладбище, была устроена часовня. В центре часовни находится надгробие, хотя, как я уже писала, настоящее место погребения блаженной неизвестно. Да и важно ли это! Она… везде! Но люди идут именно в часовню, чтобы отслужить молебны или панихиды — просить Ксению о сокровенном.

Людская память хранит предание о том, что когда-то современники Ксении заинтересовались — где она ночует в такой холод и петербургскую непогодь. Проследили тайно и выяснили, что блаженная уходит в поле и там, в любую погоду, молится, кланяясь на все четыре стороны. Молится всю ночь, в любую погоду.

Так же тайно проследив за Ксенией, выяснили, что ночами, она носит тяжелые камни, поднимает их наверх, для церкви, что тогда возводилась на кладбище и которая впоследствии была освящена во имя Смоленской иконы Божьей Матери. Сейчас в этой церкви есть придел, освященный в честь св. Ксении Петербуржской, но когда я смотрю на храм, то представляю, что сложена она и из тех камней, которые когда-то поднимала вверх, по шатким ступеням, тайно от всех, петербургская святая.

Впервые я услышала о Ксении Петербургской в конце 80-х, в передаче Молчанова «До и после полуночи». Подумала тогда, что очень хотела бы побывать когда-нибудь у Ксении, но не запомнила ни адреса, ни места, даже не очень поняла — где именно находится часовня — то ли в Петербурге, то ли в пригороде.

Прошло время. В один из первых дней Великого поста, я ранним утром вышла на Невский, довольно пустынный, и пошла «куда глаза глядят», полная впечатлений от ночи, проведенной большей частью, за чтением Нового завета. Тогда многие искали свой путь в духовной жизни — незабываемые трудные 90-е годы.

Неожиданно у Гостиного двора меня позвали на экскурсию «По Православным храмам Петербурга». Тогда подобный маршрут был совсем новым, и я вошла в просторный автобус.

В группе набралось всего четыре человека, но девушка-гид ничуть не смутилась количеству и очень интересно и добросовестно провела экскурсию. В маршрут входило посещение Александро-Невской лавры (Троицкий собор), Спасо-Преображенского собора, который впоследствии стал мне и родным, и любимым, Князь-Владимирского собора, где в то время хранилась Казанская икона Божьей Матери (чудотворный список) и… Я не поверила своему счастью — мы должны были побывать у Ксении Петербургской, на Смоленском кладбище!

Не буду описывать экскурсию, но так случилось, что каждый из нас, четырех «зависал» в «своем» храме. Мы долго ждали девушку, которая задержалась в Троицком соборе, потом пожилая женщина долго не возвращалась в автобус из Спасо-Преображенского собора, а после посещения Князь-Владимирского, мы так долго ждали старого генерала, одетого по форме, что наша гид, которая отличалась терпением, все же послала меня поторопить генерала.

Я нашла его в пустом храме у Казанской иконы Божьей Матери, но не смогла подойти к нему — он беззвучно, плакал, как плачут мужчины.

После посещения часовни Ксении, на Смоленском кладбище, все направились в автобус, а я в восхищении и необыкновенной сердечной радости вдруг дерзнула молча, но как-то очень звонко крикнуть Ксении, в весеннее солнечное пространство, крикнуть приблизительно так:

— Вот все чего-то просят… А мне так хорошо, даже и просить нечего. Но сегодня я читала Новый Завет и застряла на мысли, что «нельзя любить мир»… Не понимаю! Я так люблю этот мир — людей, небо люблю, каждую травиночку! Объясни — что это значит — не любить мир…»

Шла к автобусу и как-то случайно зашла в Смоленскую церковь, что оказалась в конце тропинки, ведущей от часовни. Почему-то подошла к группе людей, собравшейся вокруг священника, и как только приблизилась — услышала, видимо в продолжение уже начавшейся беседы (будто бы мне и адресованное):

— А вот еще некоторые задаются вопросом: Как это не любить мир!

И священник объяснил так легко и просто, что я, хотя и улыбнулась тому, почти детскому объяснению, но приняла его.

Смысл сводился к тому, что не нужно быть слишком привязанным к земным благам, ибо в этом и заключается мысль. Батюшка даже пригласил собравшихся улыбнуться над его рассказом об одной прихожанке, которая, по ее словам, не может куда-либо уехать, так как боится, что в ее отсутствие могут обокрасть дом…

Я вышла из церкви и пошла к автобусу. В этот раз все ждали меня. А я подумала, что совсем недавно, в мыслях проявляла неодобрение по поводу каждого, кто опаздывал, да вот и сама оступилась, провинилась в том же.

Мне показалось, что Небо улыбается мне, а наука — «не осуждай» была принята к сведению.

После этого первого посещения, я не раз бывала у Ксении, сама водила экскурсии по Православным храмам Петербурга, и каждое посещение Смоленского было каким-то важным уроком, ответом, едва ли, ни чудом.

Описывать все, случившееся со мной у Ксении, нет никакой возможности — это будет большой роман, да и сокровенное нужно ведь беречь, дабы не расплескать в пустословии. Но все же, расскажу несколько историй.

Молилась в Православной церкви, в Барселоне, и, познакомившись с прихожанами, получила две записочки к Ксении от милых молодых женщин — Марии и Ирины. О чем просили — я не знала. Вернувшись в Петербург, побывала у Ксении, поставила свечи, передала неозвученные просьбы — она-то знает… Месяца через четыре получила электронное письмо от Ирины. Она писала, что в их семье большое счастье — вот уже три месяца, как ждут ребенка, а до этого никакие врачи не помогали. Жили с мужем в любви и согласии, а вот мечта о ребенке, так и оставалась мечтой уже много лет. Мы не стали упоминать Ксению, но поняли друг друга.

У моей знакомой, когда-то муж, много лет назад, пропал без вести — не вернулся с охоты. Она не знала, как молиться — как о живом, или нет…

Однажды решили поехать к Ксении. До этого долго ходили по кладбищу, искали могилу кадетов, расстрелянных в революцию. Припозднились и пришли в часовню тогда, когда службы уже закончились.

Постояли у Ксении в некоторой печали… Вдруг вышел священник и сказал: ну вот, разошлись… А мы будем молиться о пропавших без вести!

У Ксении всегда много людей. Иногда очереди растягиваются на большое расстояние.

Однажды проводила экскурсию со студентами. У склепов купцов Пахомовых, где мозаичный образ Христа мироточил в начале 50-х годов, я стала рассказывать о блокаде и о том, что в отсутствии храмов на Васильевском, сюда, к этому образу, выложенному мозаикой, приходили ленинградцы и молились. Какова была сила молитвы этих изможденных, но не сломленных людей, сколько горя они несли к этому Образу, в истиной вере и надежде на помощь! Тут и камень заплачет… Уж не знаю — почему, но тогда, в заключении своего рассказа, я запела древний духовный стих.

Рядом с моими студентами и другими участниками экскурсии оказалась какая-то странная худенькая старушка. Косы заплетены «корзиночкой», как во времена моего далекого детства — теперь уж так и старые люди не заплетаются. Я обратила внимание на старушку, потому что у нее было какое-то необычное лицо — лицо девочки, с ясными голубыми глазами.

Так случилось, что отправив присутствующих в часовню, я еще задержалась, а девочка-старушка, стоявшая неподалеку, вдруг спросила:

— А что у тебя ничего не болит?

— Рука болит, — сказала я, и подумала, что как раз собиралась в поликлинику просить процедуры электричеством — когда-то помогло при болях в локтевом суставе.

— а ты зайди вон туда! Там камень и сейчас мироточит! Помажь!

Я зашла. Помазала свой локоть и забыла о случившимся — экскурсия была только на середине и нужно было работать. О старушке-девочке в тот день больше не думала.

Через несколько дней вспомнила о руке и поняла, что больше ничего не болит.

А эта история длинная, с продолжениями.

Однажды молилась у Ксении, а после молебна, вышла вместе со всеми прихожанами, и «отодвинутая» в сторонку оживленной и довольно динамичной толпой, желающих получить святое масло после молебна, со стороны наблюдала за происходящим. Батюшка сдерживал желающих и уговаривал «не жадничать», наливая всем по «чуть-чуть». Малое количество иногда вызывало неудовольствие, так что просьбы «добавить, потому что мало», время от времени были слышны, но батюшка был непреклонен. Вдруг какая-то женщина спросила меня, не хочу ли и я взять масло.

Я объяснила, что у меня в этот раз нет никакой маленькой емкости. Моя собеседница тут же откликнулась на мою незадачу и протянула пустой пузырек.

Не успев поразмышлять — как мне продвинуться сквозь толпу, я почему-то разом оказалась в центре, не предприняв никаких усилий. Священник взял мой пузырек и почему-то налил его до самого горлышка.

На следующий день я уже была в Эстонии, где в то время работала, и после лекций, поехала в Пюхтицкий монастырь, в котором, в то время часто бывала. Заночевав в келье, утром пошла на службу. Дело в том, что накануне, у Ксении, мне почему-то захотелось купить свечу и отвезти ее в монастырь. Это было необъяснимо — какая-то странная выдумка, почти детская тайна…

Ранним утром я была в храме одной из первых. Подошла к храмовой иконе Успения и поставила свечу от Ксении. Как только я зажгла и поставила свечу, в храм заглянуло раннее солнце и скользнуло лучом по иконе. Икона вспыхнула золотом и мне это показалось хорошим знаком.

Сев на самую дальнюю скамейку, я приготовилась ждать начало службы и вдруг старая монахиня, что сидела рядом сказала, обращаясь не ко мне, а скорее в пространство:

— Как бы я хотела сейчас оказаться на Смоленском кладбище, в Ленинграде.

Я живо ответила, что только что побывала там.

Монахиня необыкновенно оживилась и сказала, что постоянно молится Ксении и мечтает о том, чтобы получить от нее святое маслице — «хотя бы на язычок».

— У меня целый пузырек с собой! После службы принесу!

Монахиня вытерла слезы и благодарно помолчала.

После службы, старая женщина пригласила меня к себе. Она уже не жила в келье, но была определена в «багадельню», где доживали свой век старые монахини.

Начался ее рассказ о жизни. Если бы я могла тогда его записать! Это было постоянное подвижничество. Уехала в богоборческие времена за батюшкой в сибирские лагеря, чтобы помогать, облегчить участь осужденных священников.

Во время блокады оказалась снова в Ленинграде — водила трамвай. Однажды везла два полных вагона людей, возвращавшихся с работы. Вышла перевести стрелку, прошла вперед… И тут прямое попадание снаряда. Никто не выжил. Только она одна…

Рассказ был простой, безыскусный и в этой отстраненности был особый драматизм.

На следующий день. На службе она подошла ко мне и немного смущаясь сказала:

— Ты сегодня уезжаешь? Попрошу тебя. Я свечку сейчас куплю, а ты отвези ее Ксеньюшке. Поставь в часовенке и скажи — это тебе от Аннушки (меня раньше Аннушкой звали). Она знает…

Монахиня сходила в свечную лавку, купила перевитую медовую свечу и вручила мне.

В Петербурге я исполнила все, как просила старая женщина. Пришла к Ксении и сказала: Это от Аннушки… Ты ее знаешь…

Я думала, что на этом данная история и кончится, но продолжение последовало совсем неожиданно.

На научной конференции, посвященной блокаде, я должна была зачитать доклад о жизни и роли Православной церкви в осажденном городе.

К докладу я приготовилась основательно, была подготовлена и презентация. Однако, как это нередко бывает, ведущий конференции был не слишком хорошим модератором. Значительных, по его мнению, людей (например, представителей власти) он не останавливал, и те, тоже от неопытности участия в научных форумах, переходили все рамки заявленного регламента, мне же, несмотря на очередность, слова не давали.

В таких случаях, я не огорчаюсь, хотя жаль затраченных усилий на подготовку доклада. Наконец дали слово другим оставшимся «изгоям» — профессору, так называемого Большого университета — историку, потом сотруднику Эрмитажа… Причем, ведущий, все время их прерывал и напоминал о сокращенном времени, что остался им на озвучение текста.

Когда все же подошла моя очередь выступать, я каждой клеточкой своего организма почувствовала, что аудитория меня уже активно не любит лишь за то, что я сейчас начну говорить, в то время, как все устали.

Я взмахнула листками, в нескольких предложениях объяснила, о чем хотела бы доложить, если бы все соблюдали регламент и… начала рассказывать о другом — о «человеческом», в том числе о той же Аннушке.

Присутствующие заслушались. Все перестали спешить. А когда я закончила, один из особо почитаемых гостей — известный кинорежиссер преподнес мне букет цветов, которым его одарили чуть ранее.

После конференции меня окружили, желающие продолжить тему. Один из них заметил, что мне непременно нужно познакомиться с автором книги о священномученике Вениамине Петроградском.

Результатом знакомства стал совет непременно прочитать только что вышедшую в свет книгу «Священномученик Вениамин Митрополит Петроградский».

После конференции я зашла в храм и купила эту книгу. Она оказалась в единственном экземпляре.

Это было серьезное исследование, работа в архивах, изучение документов эпохи, в том числе и частных писем. Книга кончалась упоминанием о… моей Аннушке. Вот цитата с последних страниц книги:

«Адресованы письма Анне Яковлевне Хаткевич, той самой женщине, которую во время инцидента у церкви на Сенной площади, милиционер „прикрепил“ к саням, усевшись на Анну Яковлевну сверху. Сама Анна Яковлевна работала кондуктором трамвая, в дело попала случайно, и не была выведена на большой процесс, ввиду невозможности обнаружить в ее действиях хоть какого-то признака вины. Но, судя по изъятым письмам, была Анна Яковлевна очень душевным, истинно православным человеком».

Далее приводятся цитаты из переписки. А кончается книга так: «Нет! Не зря все-таки сидел я в невыносимо душном Санкт-Петербурге, дожидаясь недостающих томов. Этих писем явно не хватало для книги».

О, если бы автору книги, при ее написании, знать бы, что еще жива Аннушка, что многое может рассказать!

Вернее могла… Теперь уж поздно.

Завтра состоится конференция памяти Сергея Первухина. Это очень важно — хранить память! И в народных преданиях — память о Ксении Блаженной, и в книгах, и в письмах, и в научных работах…

Мы все единый народ! И все, что с нами происходит — совсем не случайно. Надо только уметь во-время прислушаться и понять — куда зовет тебя твое сердце. А для того, чтобы путь был выбран правильный — сердце должно быть чистым и мирным. Как все просто!