Несколько слов о музее Академии Штиглица и ее создателе

Проплывая на кораблике по Фонтанке мимо аллей Летнего Сада, за фасадами Соляного Городка (увы, хронически реставрируемого) можно увидеть величественный стеклянный купол.

Это здание Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной Академии имени барона А. Л. Штиглица. В моем студенчестве она была всем известна как «Муха», потому что носила имя скульптора Веры Мухиной. А с титулом барона ассоциировался в первую очередь Мюнхгаузен, но никак не Штиглиц. Нельзя, конечно, умалять заслуг Мухиной в советском монументальном искусстве, но думаю, что возвращение заведению имени Александра Людвиговича Штиглица совершенно справедливо.

Именно на средства и при непосредственном покровительстве этого человека было основано в 1876 году Центральное Училище технического рисования, долгие годы обеспечивалась его деятельность, обучение студентов и пополнение музейной коллекции.

Семью Штиглицев называли русскими Ротшильдами. Отец и сын, Людвиг и Александр, владельцы крупнейшего банковского дома России, по сути придворные банкиры, обеспечивали финансирование крупных операций царского правительства, получение Россией внешних займов, вкладывали средства, как бы сейчас сказали, в развитие инфраструктурных проектов и новых отраслей промышленности. В частности, российских железных дорог, суконных мануфактур. Смело можно назвать их первыми российскими олигархами.

Журнал «Вестник промышленности» писал про Александра Штиглица:

«С векселями его, как с чистыми деньгами, можно было объехать всю Европу, побывать в Америке и в Азии. Нет городка в Европе, где бы не приняли его векселя»

Штиглиц был меценатом и щедрым благотворителем. Многое о его личности говорит ответ на вопрос, почему он, имеющий широкие связи и высокий авторитет в банковских домах Лондона, Парижа, Амстердама, вкладывает весь свой капитал в России.

— Отец мой и я нажили свое состояние в России, и если она окажется несостоятельной, я готов вместе с нею потерять всё свое состояние.

Во как.

Главный корпус Училища, построенный в 1878–1881 годах, создан архитекторами А. И. Кракау и Р. А. Гёдике. Первым директором этого учебного заведения стал архитектор М. Е. Месмахер. Он же стал автором здания Музея при нем.

Считалось, что для успешного обучения студенты должны видеть перед собой лучшие образцы декоративно-прикладного искусства, иметь возможность их изучать, формировать «насмотренность», чувство стиля и вкуса. Для этого и был создан музей при Училище. На пополнение коллекции денег не жалели, благо после своей смерти барон завещал Училищу огромную сумму, около 1 миллиона рублей (по другим данным около 7 млн)

А вот наследника у Александра Штиглица не оказалось. Единственный сын умер в младенчестве. Но потом случилась история, совершенно в духе мелодраматических сериалов. В имение барона подбросили младенца девочку, в дорогих пелёнках, с золотым крестиком на шее и запиской, что зовут ее Надежда, по отчеству Михайловна, и крещена она в православной вере.

По основной версии это была дочь Великого Князя Михаила Павловича, по другой — внебрачная дочь самого барона. Как бы то ни было, Штиглицы дали девочке фамилию Июнева (по месяцу находки), воспитали как родную дочь и впоследствии выдали замуж за Александра Половцова, государственного секретаря. К счастью для училища, Половцов любил искусство, сам был коллекционером, и поддержал дело своего тестя, значительно пополнив коллекции музея.

После революции для училища, как и музея, настали трудные времена. В 1924 году оно было закрыто, а экспонаты частично разворованы распроданы, частично пополнили фонды Эрмитажа.

Только в 1945, в разоренном войной городе, в условиях острой необходимости в реставраторах училище было вновь открыто.

Сегодня попасть в музей при Академии можно по предварительной записи на странице музея Вконтакте.

Всего в музее 32 зала, каждый посвящен отдельной стране, эпохе, стилю. Но поскольку это всё-таки действующее учебное заведение, свободно погулять по залам вам не дадут. Более того, в таком бодром темпе, который задала наш экскурсовод Даша, даже толком рассмотреть и расслышать всё не получается. Пока, открыв рот, разглядываешь потолки, она уже в соседнем зале рассказывает что-то интересное…

Аванзал выполнен в стиле Итальянского Ренессанса.

От него отходят итальянские галереи с собранием мебели разных исторических эпох от ХV до ХIХ веков. Освещение слабое, снимать, особенно на бегу, сложно.

Вот это армуар, мужской шкаф, где хранилась вовсе не одежда, а в первую очередь личное оружие и прочие мужские «игрушки». Как выразилась Дарья, это — предшественник современного «гаража», личное пространство, куда женщинам вход воспрещен.

Сундук 17 века из Нидерландов. В то время, как в Италии уже вовсю бушевало Возрождение с его культом Человека, на севере Европы после суровых времен Средневековья еще только делались первые попытки изображения человеческого тела. Адам и Ева тут явно диспропорциональны, да и Ева, как с подиума культуристов…

Кабинет-бамбоччо: множество ящичков, потайных ниш, все закрывается на индивидуальные ключики. Надо спрятать тайное послание — нет проблем. Главное, самому не забыть куда.

На нем бюст Ипполиты Марии Сфорца, сделанный в конце XIX века с оригинала работы итальянского скульптора Франческо Лаураны. Копия сохранилась, а вот оригинал, хранившийся в Государственном музее Берлина, пропал в огне Второй Мировой войны.

Но какие бы интересные экспонаты ни попадались на пути, взгляд поневоле стремится вверх. Потолки в залах один другого краше и затейливее.

 

Русский зал, «Теремок»

Задумывался Месмахером для отдела древнерусского искусства. Декор этого сказочного зала напоминает палаты Теремного дворца в Москве.

Полное ощущение, что попал в сказку. Вот сейчас тут за колонной Царь сидит, Ивана-дурака за Жар-птицей посылает…

Нижние части стен Теремка и обрамления оконных проемов набраны из цветных изразцов. Майолика, к счастью, пережила перипетии истории, а вот росписи пришлось восстанавливать.

Полы выложены метлахской плиткой, модной в начале ХХ века.

В русском зале сейчас выставлена коллекция кукол в костюмах Российских губерний. Это работа студентов Академии начала ХХ века.

Головы у куколок сделаны из бисквитного фарфора, использованы настоящие волосы и зубы. Шучу. Волосы действительно настоящие, а зубы выточены из кости. Но сам факт, что они есть, говорит о тщательности и тонкости работы.

Дарья обратила наше внимание на то, что в костюмах почти не используется зеленый цвет. Действительно, белый, красный, коричневый, реже синий, но зеленого практически нет. Объясняется это тем, что до эпохи анилиновых красителей получить чистый зеленый было сложно, поэтому он был редок, а потом этот факт закрепился в народном сознании, и зеленый цвет в костюме стал ассоциироваться с неудачей, бедой. (Вот мусульмане удивились бы)

Кукла из Владимирской губернии. Скромная девушка.

Зал печей

С ХVIII века изразцовые орнаментальные печи стали неотъемлемой чертой зажиточного русского дома. Они были центром притяжения, около которого собирались семьей, грелись, чаевничали. Это была статусная вещь, многое говорившая о хозяине. Неудивительно, что красоте печи уделялось первостепенное внимание.

Печи в зале в основном русские, привезенные из Владимирской, Калужской губерний, есть печи из Углича и Коломны. Можно долго рассматривать изразцовые узоры, это настоящие произведения народного творчества.

На одном из изразцов изображен монах с четками в руке, сидящий за столом, а на столе лежит раскрытый свиток с надписью: «1770 году маиа Работа Трубицена». Тот редкий случай, когда история сохранила имя мастера. Обычно керамика оставалась анонимной.

В 60-е годы ХХ века, выполняя рекламный заказ салона красоты на Невском, одна студентка Академии в качестве своей дипломной работы сделала серию женских портретов, применив новую технологию обработки хрусталя. Представьте, салон отказался от работы! Мол, клиенты просить такие прически начнут, а мы никогда их не сделаем))

И еще один экспонат, мимо которого просто невозможно пройти. Это шкаф ХIХ века, выполненный по заказу ордена монахов иезуитов. Сложной конструкции, богато инкрустированный слоновой костью, просто роскошный предмет, слабо вписывающийся в монашескую концепцию скромности и аскетизма.

 

Вишенкой на торте, конечно, Большой зал, тот самый, чей стеклянный купол возвышается над зданием.

Изначально зал, напоминающий внутренний двор итальянского палаццо, предназначался для студенческих и преподавательских выставок. По периметру он окружен двухъярусной галереей и украшен фризом с портретами художников, архитекторов и скульпторов. Двойной стеклянный купол первоначально был витражным. Увы, авиабомба полностью разрушила его, и несколько лет зал стоял открытый всем дождям и ветрам. Надо ли говорить, каких усилий стоило воссоздать эту красоту.

Сейчас студенты трудятся над воссозданием витражного остекления.

С 2002 года по периметру Большого зала размещается подаренная Эрмитажем гипсовая копия большого фриза Пергамского алтаря (180–160 годы до н. э.) Оригинал был возвращен Германии в рамках возврата вывезенных после войны культурных ценностей.

Строго говоря, зал — это и сейчас учебная аудитория, мы были в выходной день, студенты отдыхали, но тут и там стояли мольберты, начатые работы, в общем, царил такой легкий творческий беспорядок.

Надо же, есть ещё студенты, вдохновляющиеся Мандельштамом…

С высоты взирает на своё детище сидящий в кресле мраморный барон Штиглиц. В советское время памятник убрали. Но скульптура сохранилась, и в июне 2011 года ее вернули на историческое место.

Мне кажется, он доволен.