Всех турок «греческий» Ата

Чудаком, который всё делает не так, никто быть не хочет. Куда слаще имя-судьба, например, «Тосики Кайфу», и чтоб умереть от скуки в 90+. При этом не каждый турист в состоянии объяснить иные маршруты и поступки даже спустя долгие годы. О подробном планировании поездок с некоторыми лучше не заговаривать. Подтолкнувший меня к путешествиям приятель как-то хапнул «романтический» тур, от которого семья в ужасе открестилась. Вышел сингл в летнее пекло в страну «арабской весны» длины неимоверной. Везунчик, одним словом… Сбросив килограммов пять из «родных» ста с лишним, выпучив глаза и еле ворочая языком, рассказал по возвращении, что лояльное отношение местных к бледнолицым «любителям абсента» через неделю от скуки и ужаса уже не спасало. Чередуя похмелья и тепловые удары, он готов был нырять с разбегу в раскалённый песок, устраивать спонтанные драки и связывать хвосты верблюдам. Причины накатившей блажи и тогда мало поддавалась объяснению, а теперь их подавно никто не узнает (земля ему пухом, всё зараза проклятая).

Греко-турецкий кровавый рубец глубиной в далёкую историю всем известен, но мой заезд в Салоники был не про то. Он посвящался расцвету царской Македонии и немного Кириллу с Мефодием. А ещё я «зеркалку» тогда купил и решил, что теперь король гламура с Голливудом, и все призы на сайте мои)). Про дом-музей Ататюрка вычитал на месте. Подумал, что за глупость! Это как пузатую статую Бонапарта в обнимку с Царь-пушкой прилепить. Однако у туриста-молодца всё срослось с перевыполнением, свободный финальный день стал хорошей традицией. Настроение благодушное, любопытство затеплилось, а идти совсем недалеко. Ладно, загляну, что от меня убудет что ли?

Отгородились…«Лицо со шрамом», особняк наркобарона.

Объясняется просто: этот же адрес у консульства Турции. Как только накатывает очередное соседское обострение, палками-камнями дело не ограничивается, Molotov cocktail всё ещё классика жанра, а местные «башибузуки» после четырёх веков симбиоза османским не уступят ни в чём.

Кстати не новодел, и цвет почти оригинальный. В краткую оттепель 1935 года горсовет Салоников передал строение туркам в дар с табличкой «Гази Мустафа Кемаль, выдающийся борец за турецкую нацию и активный участник Балканского союза, родился в этом доме» (согласно разным биографиям, 12 марта или 19 мая 1881 года). Даже улицу назвали в его честь, а в 1953 году и музей открыли. Недолго музыка играла (недолго фраер танцевал). Двух лет не прошло, как в отместку за стамбульские погромы рядом что-то бабахнуло, выбив все стёкла. С названием отыграли назад (теперь вроде бы окончательно). Не от греков ли мода вывески крушить вместе с иконами? Сегодня в городе это одно из старейших зданий. 120 тысяч посетителей ежегодно (большинство понятно откуда). В 2011 году министерство культуры Греции признало его историческим памятником. Сразу за тяжёлой дверью проходная хлеще, чем у оборонного завода. Считай, госграница. Журнал посетителей к заполнению обязателен. Хотел сощурить небритую рожу и накарябать «Киану Ривз», но взгляд «таможенника» из пуленепробиваемой будки словно рисовал мишень на лбу. Рука дрогнула и вывела капслоком: IGOR N, RUSSIA. Ксиву не спросили, внутри тоже по пятам не шлялись,- и на том спасибо, чай не Анкара.

На фоне домика снимается семейство. Известно, что семьи у мусульман преимущественно большие и крепкие.

А нашего Мустафу жизнь не баловала. Одна сестра умерла еще до его рождения, другая в 12 лет, в 1889 году сразу двух братьев забрала оспа. Отца приходилось стесняться, анкеты заполнялись «сын таможенника». Патриархальное общество покоробят воспоминания про мелкого торговца, усопшего в твоём раннем детстве от тоски и страха перед нищетой.

Это макет одного этажа. Мало похоже, что жили бедные люди, но, как сказал один группенфюрер, легенду надо подкармливать.

С первых минут пребывания бросился в глаза избыток пространства, лишь усугубляющего скудность экспозиции.

Нет, тут понятно: улыбчивая фигура матери согревает каждого посетителя, словно единственного сына. Годятся и ретро-фотографии города в качестве видов за окном. Но не планетарий же в конце концов (с диафильмой на стене), а как бы реальное жилое помещение…Табличка настоятельно просит особо патриотичных и чувствительных маму руками не трогать)).

Вот здесь другое дело. Попытка воссоздания аутентичной атмосферы засчитана (хотя во Франции могла быть подпись «Клод Франсуа», а в штатах-«Роберт Рэдфорд, молодые годы»). Над юным Мустафой уже парит и искрится национальный гений. Взор сквозь ставни устремлён в славное будущее страдающей родины.

Сначала подумал, пожилой смотритель присел в пустой комнате. Подойдя ближе, подавил смешок. Соответствие жанру на «четыре с минусом». В Парижском музее Гревен (откуда мадам Тюссо содрала идею) попадались экземпляры куда чуднее.

Мне трудно комментировать вот такие утилитарно-бытовые экспонаты («кепки Ильича» или щепки его знаменитого брёвнышка). Чтобы при виде этого растрогаться и затрепетать, совершенно точно надо быть турком (по рождению).

Здесь полюбопытствовал, что за кальян (или спортивный кубок)? Дома перевёл табличку, и оказалось, что это президентская печать Гази Мустафы Кемаля (кстати, «гази»-не падишах какой, а просто доблестный вояка с неверными, ветеран). Гигантомания, однако! Могу представить, как этим убить бегемота, а как скреплять документы — с трудом.

Туфли на распорках и кожаные шлёпки, умильные штрихи эпохи, но накатила неловкость: а вдруг за углом ношеные носки и исподнее Отца Нации? Жителю страны с попеременными культами личности и наличности всего приходится опасаться (слава богу, не подтвердилось).

Всё, фантазия музейщиков иссякла, и дальше пошли фотостенды и книжные полки. Прямо скажем, не Эрмитаж, но это объяснимо. Во-первых, трудно сыскать на карте более «вражескую» страну (можно и без кавычек), ценные реликвии тут ни к чему; во-вторых, с городом «СелянИк» (стамбульское произношение) в биографии Мустафы, помимо появления на свет и малоприятного детства среди полугреков и сефардов, связано совсем ничего. Ну заезжал пару раз маму проведать, собрания какие-то проводил, пока османов окончательно не выперли. Александр Великий, уйдя в бессмертный поход, на родину уже не вернулся. Бывал ли Наполеон на Корсике, объявившись императором? А Ульянов, став Лениным, хоть раз заезжал в Симбирск вспомнить детство золотое-беззаботное?

Ощущение, что потребил не сытное блюдо, а рюмашку аперитива, намёк на необходимость дальнейшей проработки темы. Если кто, глянув отзыв, сэкономит пяток евро и полчаса времени, то опять же польза, дальше можно вовсе не читать)).

А меня хлебом не корми, но по завершении протокольной части дай поразмышлять о роли личности в истории,- нашей, да и всякой соседской. Когда алкаш сверху зальёт, ты ведь не скажешь, что это сугубо его, а не твоё дело. Можно изображать безразличие к ханам Золотой Орды, Хмельницкому, Мазепе, Маннергейму, Пилсудскому, не осознавая при этом, как их мотивации и закидоны отразились на твоей стране и тебе, даже таком далёком сегодняшнем. Потяни за ниточку — сам удивишься. «Настоящее есть проявление прошлого, как бы далеко оно от нас ни отстояло». (В. И. Вернадский). Оказывается, кто-то рассчитал, что и в нынешнем перенаселённом сообществе от генсека ООН до любого расписного маугли маори, да хоть до бабы Дуси из Дядищево не больше девяти линий прочертится. Разница в том, что обыватель пахнет нафталином, а исторические драмы разыгрывают персонажи минимум с лёгкой придурью. Де Голля, например, завистливые однокашники по военке дразнили гусаком. Один из них в мемуарах подметил, что тот с юных лет вышагивал так, словно толкал собственную мраморную статую. И Ататюрк форсил (какой же турок без понтов!) за вычетом комичных пропорций. Больше просится другое сравнение: моноспектакль пафосного трагика в собственной режиссуре. С утра он порой не знает, что конкретно играть-снимать, но уже роятся где-то в облаках общий замысел, поворотные мизансцены и приёмы их воплощения, мелькают тысячи теней на экране за спиной…

Пролог:

— Мама, ты помнишь, что подарил отец по случаю моего рождения?

— Да, сынок, саблю.

— Куда ты поместила эту саблю?

— Над твоей колыбелью, сынок.

— Это означает, что отец хотел, чтобы я стал военным, вот для чего я рождён!

(аплодисменты зала, переходящие в овации).

Детство — отрочество — юность.

Мустафу в утробе мать уже носила гордым. Родившись, сразу выделялся и впечатлял. О панической боязни мышей (родня угорала) в Турции пишут гораздо реже. Играть во дворе в чехарду -упаси Аллах («чтобы ни перед кем не гнуть спину»). С учителями везло не очень. Один избил до полусмерти, так что «мамину» религиозную школу пришлось-таки поменять на «папину» военную; другой, наоборот, души не чаял, подкинув идею второго имени Кемаль, т. е. «совершенный» (варианты «смышлёный» и «сообразительный» больше подходят приказчикам в лавке). За вдруг появившимся кандидатом в отчимы побегал один раз с ножом, и этого хватило, чтобы вопрос о главе семейства закрылся окончательно. Большую часть жизни рядом всеми уважаемая Зюбейде-ханым и последняя из сестёр Махбуле. Далее военное училище — предмет гордости сегодняшней Битолы (тогда Манастира, был у нас отзыв, теперь "404"). Но удайся его воспитаннику в 16 лет побег на очередную баталию с греческими «захватчиками», финал истории османов мог стать совсем незавидным. На выпускном в академии генштаба в 1905 году капитан Мустафа Кемаль-эфенди Селяник в безукоризненной военной форме, блистает выправкой. Среди увлечений верховая езда, бокс, гребля, национальная борьба («игра силы и интеллекта»), а ещё танцы (европейские и турецкие). И что с того, что восьмой по успеваемости, где они теперь эти первачи — «краснодипломники» жизнью перемолотые в «троечников»! Через два года присвоено очередное (прикольное) звание «колагасы» (типа капитан-полумайор).

В начале славных дел.

У каждого былинного богатыря есть в биографии период «зарядки аккумулятора». Ураганная обстановка большей части 19-го и особенно начала 20 века вокруг некогда Блистательной Порты тому сильно способствовала. Если бы не англо-французские козни, грёза властителей Третьего Рима об освобождении Рима второго могла воплотиться ещё с рейдом Дибича в 1829 году, потом четверть века спустя после Синопского разгрома. Да и стояние «Ак-паши» Скобелева под самым Стамбулом- не чхартишвили-что выдуманное, а самый реальный из упущенных шансов русского империализма. Бредил «крестом над Софией» и последний злосчастный Николай, втравив из-за этого Расею-матушку в немыслимые бедствия. Впрочем, именно султанат был самой дряхлой из всех монархий, давших дуба по итогам ПМВ. Не «больной», а уже гниющий заживо «человек Европы» с периодическими ампутациями территорий, дырявый памперс Антанты от русского потопа через проливы. Экономика в полной жэ, апофигей с коррупцией тотальные. Вот в тему породистая киношка с суперактёрами: шпионаж, интриги, секс, археология, все дела (спойлер: нет, не «Лоуренс…«)).

В 1908-м младотурки, скинув Абдул-Хамида, ставят марионетку Мехмеда. Мусульманский религиозный интернационал сменяет ярый турецкий национализм. Но реформы проводить некогда: в период с 1909-го по 1918-й годы восемь войн, от 300 до 600 тысяч погибших (ничего так разброс статистики!), 1,5 миллиона и вовсе считались дезерти… сгинувшими без вести. Корреспондент «Petit Parisien» сообщал, что только в Стамбуле более ста тысяч умерли от голода и болезней! Жизнь Мустафы посвящена налаживанию знакомств с сильно поредевшей военной и чиновничьей элитой, среднего темпа карьерному росту, политическому ориентированию в угарных дискуссиях, иногда переходящих в активизм. С младотурками характерами не сошёлся, в Дамаске попытался создать что-то вроде тайного общества, разок посидел под арестом. Слегка повоевал в Албании, затем в Ливии схлестнулся с итальянцами в как всегда неудачной и малоизвестной у нас Триполитанской войне (а там, между прочим, впервые применялись броневики, планёры, дирижабли и радиосвязь). По протекции приятеля съездил во Францию наблюдателем на какие-то манёвры… «Хороший мужик, но не орёл», набор высоты медленный, ведущая роль в защите родины от обложивших неверных ещё не просматривается.

1910 год, манёвры в Пикардии. Задание: найти будущего Героя среди джентльменов-наблюдателей.

Тот же сослуживец, назначенный послом в Болгарию (ха, недавняя провинция), берёт с собой «замом по войнушке». Вынужденный согласиться Кемаль в Софии откровенно скучает и дуркует. Из письма: «Здесь нет ни одной красивой женщины, кабаре наводят скуку, я вынужден остановиться в отеле, так как не нашел подходящего дома. Ни одно событие не украшает мою повседневную жизнь. На всё воля Аллаха!».

Вот таким нарядом янычара военный атташе фраппировал софийский маскрад в честь православных Кирилла и Мефодия! Вспоминается Штирлиц на балу в будёновке и с шашкой. Эпатажные штрихи характера (порой за гранью эксцентрики) стали любимой фишкой как заграничных биографов, так и их читателей (включая меня).

Нас водила молодость в сабельный поход.

А между тем ветра крепчают. Жалкие гяуры, когда-то драпавшие от одного гула османских барабанов, отгрызли почти все владения в Европе, включая родной Селяник. В дружбе с кайзером мало проку (ему лишь бы британцам нагадить), однако Порта, раздухарясь, обстреляла разом Севастополь, Одессу и Феодосию с Новороссийском, а ещё и проливы заблокировала. Результат по Черномырдину: хуже некуда, и вот опять. Обалдевший поначалу царь объявил османам последнюю в их истории войну, плавным ручейком влившуюся в кипящую мировую. На Кавказском фронте армии, возглавленной младотурком № 1 Энвером, русские наподдали так, что из девяноста тысяч солдат в живых осталось от силы 12. Вкруг столицы слонялись орды мародёров, золото и архивы эвакуировали вглубь Малой Азии, зиц-султан намылился вослед, ловкачи с Истикляля предлагали окна и балконы желающим наблюдать вражеский парад (он-таки состоится, но чуть позже). И здесь, как выражается интеллигентная публика, Мустафе нашему Кемалю (уже подполковнику и комдиву) масть пошла, запели звёзды (романисты и «кинисты» эти моменты смакуют, не таясь). Его резервная дивизия в апреле 1915 года по чистой случайности проводит спешный смотр средь благоухающего тмина на дальних подступах к Стамбулу. От побережья, побросав ружья, в панике бегут османцы-голодранцы с криками: «Они идут, идут!». -«Кто они?!», -«Инглиз, инглиз!». Это означает, что на полуострове Гелиболу (Галиполи) началась печально знаменитая высадка объединённого  десанта. «Ну что ж, тогда вперед!», ни секунды не колеблясь, командует Герой. Наставление новобранцам поныне увлажняет впечатлительные очи: «Я не приказываю вам наступать, я приказываю вам умереть!». А ведь план Антанты был не только в выведении оттоманов из войны, но и в прямой морской связи с Россией. Кто ж мог предположить, что целых три месяца из рук вон плохо обученная, вроде бы растерявшая боевой дух, исполосканная по всех военных фельетонах турецкая солдатня с новым предводителем проявит чудеса героизма, отбивая атаки врага с запредельными потерями для последнего (200 тысяч англичан с австралийцами, 40 тысяч французов!). Инициатор авантюры (некто Черчилль) с треском вылетает из военных министров и, казалось, опозорен до конца своих дней (ах, если бы)! Не берут пули-осколки Мустафу-Совершенного -свинец разбивает в нагрудном кармане часы. «Редко в истории действия простого командира дивизии оказывали такое огромное влияние не только на исход одного сражения, но, возможно, на исход всей кампании и даже судьбу целой нации» (исключительный случай, когда мнение британца о враге дорого стоит).

Наконец-то на плечах Героя эполеты паши. В апреле 1916-го он с переменным успехом сражается на Кавказе против русских войск. Бригадный, потом дивизионный генерал, командует корпусом, армией, получает назначение в Палестину, им затыкают дыры в Диярбакыре и Алеппо. Но бэтмена с суперменом, да хоть самого Г. К. Жукова, на всех фронтах не клонируешь. Визит с наследником престола для обмена опытом в Германию в 1917-м запоздал. Немцы сами дышат на ладан, сыпется снова поставившая не на тех Болгария, стараниями неугомонного Лоуренса Аравийского и к0 приближается бесславный конец. Даже нежданный большевицкий переворот не дал облегчения. Партия проиграна вчистую со смертельным исходом и упразднением османской государственности 30.10.1918 по итогам Мудросского перемирия (название жжот!). А каково терпеть унижения иноверцев в собственной столице: в школах одноклассники-греки требуют кричать «да здравствует Венизелос», в трамваях срывают пологи, отделяющие женскую часть от остальных пассажиров, мужчин бьют по лицу за отказ уступить дорогу иностранному офицеру. Думаю, хватит злить поклонников шортридов и Турции, а для злорадных продолжение здесь. Разговор-то у нас о Кемале, а его выводы в тот миг между прошлым и будущим таковы: а) С прогнившим за 600 лет халифатом каши не сваришь, несмываем позор за поражения и сдачу Стамбула врагу, султан не достоин зваться наместником Аллаха на земле и охранителем святынь ислама (арабы давно не в восторге); б) Без революционных преобразований формально титульная нация пойдёт в распыл, её не меньше Европы презирают и единоверцы; в) Если не я, то кто же? Харизмы и опыта в достатке, герой Галиполи у всех на устах, час пробил!

Кульминация пьесы.

Животные метят территорию пахучими субстанциями. Сапиенсы с некоторых пор предпочитают делимитации и демаркации. Вроде бы давно единые-могучие в нашем сознании Италия и Германия до конца 19 века выглядели как две ёлочные игрушки, разбитые на паркете Европы. Предлагаемая карта отражает тогдашние аппетиты нынешних гуманистов и моральных учителей по итогам договора от 10.08.1920 во французском Севре. Так же когда-то членили (или пытались) Речь Посполитую, Китай, Российскую империю, разгромленный третий рейх. Вся история мира до и после двух мировых побоищ-суть делёжка колониальных пирогов школьными линейками с полным наплевательством на судьбы народов и географию их расселения. Забегая вперёд, созданный по инициативе Мустафы Кемаля парламент отказался ратифицировать эту порнографию. Через три года Севрский мирный договор заменён реалистичным Лозаннским, а в 1939-м с присоединением Александреттского санджака границы установились как бы окончательно. Лучшей памяти о себе основатель современного турецкого государства не мог и пожелать.

Для тех задач, что предстояло решить, и слова-то подбираются с трудом. Мрак, нищета, за кордоном и внутри «враги полны отваги». На войне маши себе шашкой и читай прокламации с броневика. А будничное вытаскивание страны из вонючей трясины осушает твой героизм в памяти благодарных соотечественников настолько быстро, что заставляет прибегать к «живой воде» и длительной «работе с документами» (нам ли не помнить).

Кемаль в отставке и надолго покидает Стамбул. Теперь его жизнь- пыль турецких дорог, бесконечные разъезды, сколачивание партий и коалиций, телеграммы с призывами-протестами во все концы страны и мира, выступления, снова выступления, полемика до хрипоты и рукоприкладства. Вместо опозоренного босфорского мега-полиса центром надежд становится древняя, но откровенно занюханная Анкара, где со времён хеттов (ну т. е. отродясь) нет не то что «европейского» отеля, а даже ватерклозета. Кофейни-развалюхи, магазинов как пальцев на руке, зато малярия и брюшной тиф- всегда пожалуйста. Единственный полуживой автомобиль сразу отдан понятно кому, скороспелые министры трясутся в фаэтонах по грязным улочкам без тротуаров, кто побогаче-запросто верхом. И всё-таки в конце апреля 1920-го происходит торжественное открытие Великого национального собрания Турции (ВНСТ) с избранием Кемаля его председателем (за что стамбульские холуи сразу выносят смертный приговор). А тут отжавшая Смирну Греция с одобрения остальных полезла дальше вглубь. Отечество в страшной опасности, революционерам отступать-бежать некуда, за спиной ни америк заповедных, ни Сибири бескрайней, а только армяне, курды и Иран с ножами и саблями наготове. Не раз писал, что, наряду с Италией, Балканы и Малая Азия-главные объекты моих мечтаний и скитаний, а потому смаковать царившее в те годы зверство и массовые переселения двух не утоливших жажду крови соседствующих цивилизаций что называется увольте! Чистейшее по сию пору Эгейское море на время сделалось кровавым. Мустафа Кемаль уже не Чапай на лихом коне, а стратег и тактик, не капитан, но тренер-мотиватор, назначенный главнокомандующим и получивший тот самый титул гази. За три недели 1921-го года решающей битвы у Анкары противник, имевший почти во всём двойное превосходство, понёс серьёзные потери и заморозил фронт, а на следующий год началось воспетое историками и баталистами Великое Турецкое наступление с отвоеванием Смирны Измира, и, как водится, чудовищной резнёй , последствия которой шокировали весь псевдоцивилизованный мир и мало кому известного тогда Хемингвея. Надо быть честным: греки в этой войне опозорились. Да и что можно было ожидать от тех, чьи командующие назначались не по военным талантам (этим отличались сторонники республики), а по признаку верности реанимированной непутёвой монархии. 11 октября 1922 года у Мраморного моря заключено Муданийское (!) перемирие. Высшие силы намекают на что-то подстрекателям и разжигателям войн издевательскими именами их финалов…

Позорника-султана к стенке не поставили, а, лишив титула халифа, дали удрать на британском корабле строчить мемуары. Для пенсионеров это лучше, чем питие ракы, потому как придаёт остатку жизни хоть какой-то смысл. Видимо, отставник не внял голосу всевышнего, издал всего одно странное воззвание к мусульманам, а через четыре года помер на Лазурном берегу, до последних дней продолжая считать себя повелителем в изгнании. 29 октября 1923 года-день упразднения халифата и провозглашения Турецкой Республики с президентом Мустафой Кемалем во главе. Не терзала ли Героя хоть отчасти его внутренняя война без победителя? Задал вопрос и сам понял, насколько он надуман (а с ним и сам заголовок). Родина-не «карта и территория», а душа, появившаяся вместе с тобою, язык «песни, что пела нам мать». Когда недруги из ВНСТ (пока ещё в ходу смешное слово «оп-позиция») пытались протащить закон, что депутатом может быть лишь родившийся или живший в Турции не менее пяти лет, прогремел ответный спич уязвлённого Кемаля: «Да, я рожден за пределами настоящих границ, но это не является ни моим выбором, ни моей ошибкой!». Аплодисменты сторонников, интриганы посрамлены, в пухлом сборнике цитат одной строкою больше.

Картинка с чисто иллюстративной функцией. Просьба к юмористам-на лучшее фото не выдвигать)). Кемаль, между прочим, хохмачей недолюбливал. Один из них перебил его с места, потом снова и снова. Оратор спустился в зал, невидимо согревая в ладони карманный револьвер. Сразу почуявшие неладное друзья в очередной раз не дали измениться ходу турецкой истории…

Как становятся Отцом.

Нет народа без легенды, и чем былинники речистей, тем история длинней, а героев гуще. Начало каждого столетия (ну почти) -это не наши с вами лёгкие самолётные турбуленции, а череда лишений и кузница геройств. Герои косноязычны, как спартанцы, они вожаки случайных стай на личном (и часто предсмертном) примере. Отец Нации -это вам не плотник супротив столяра, а явление совсем иного порядка. Верховный вождь и бог-хранитель, Посейдон, мечущий в недругов цунами из пучины народного гнева. Сколько государств сгинуло вместе с их последними героями, сколько их пожрали революции, как Кронос своих детей! Но коли есть у нации Отец, он гасит войны священными жертвами героев, а в горниле революции куёт страну, словно булатный меч! Ой, чо-то понесло турецкоподданного в душный хамам словоблудия)). Короче так: герой-это эмбрион, вырастающий в Отца реже, чем бравый капрал в генералиссимуса. Но тем интереснее отследить процесс тк скз оплодотворения и некоторые его ключевые компоненты.

Во-первых, умение плести летучие союзы и многоходовые интриги (гонки с препятствиями и бои без правил в одном флаконе). Сегодняшний друг не-разлей-вода завтра объявит, что ваши пути разошлись, как паромы на Босфоре. Отсюда во-вторых: змеиная безжалостность к врагам реальным и предполагаемым, а ко вчерашним друзьям-особенно. Они про тебя много знают, и их языки в сундук не запрёшь (если только вместе с хозяевами)). Начиная с 1925 года сотнями пошли аресты и десятками смертные приговоры в отношении доморощенных брутов и кассиев (в несчастливцы попадали видные участники борьбы за турецкую независимость). Однажды французская служащая, выйдя на рынок, чуть не стукнулась головой о ноги шестерых повешенных изменников, что в назидание болтались на площади прямо перед её посольством. В этом же году подавлено мощное юго-восточное восстание, в связи с чем потом лет пять устраивались кровавые погромы не только курдов, но также («для профилактики») армян, евреев и греков. По праздникам вместо ярмарок улицы приграничных городов «украшались» передвижными эшафотами. Любые несогласные растворялись в тумане. Увы, во многих странах зарастают могилы «отбракованных» отцов, верным ленинистам-сталинистам не было нужды самим изобретать чистки и репрессии.

В-третьих, наглейший обман и благородная дипломатия- близнецы под одной крышей. Вовек не утрамбоваться в моей черепной коробке феерическому разводу большевиков, как лохов на Гранд-базаре! На борьбу турецкого пролетариата с мировым буржуизмом Советская Россия от сердца оторвала 38 тыщ винтовок, 324 пулемёта, 44587 ящиков патронов, 66 пушек и 141 173 снаряда, плюс аж два военных корабля с амуницией и военспецами (Ворошилов, Фрунзе, Аралов и к0) в придачу. Только первоначальная матпомощь включала 5, а кто говорит и все 10 миллионов золотых рублей. И это в голод-разруху-блокаду, о которых даже двоечники могли сочинения писать! Без такого «босяцкого подгона» о шансах доходяги-Турции побороть супостатов и заикаться смешно. Кстати, Карскую область и Сурмалинский уезд Российской империи мы ей просто «подарили» (вместе с преимущественно армянским населением). С подачи неоперившегося правительства РСФСР ходоки от Кемаля приглашены на Генуэзскую конференцию, что фактически означало их легализацию и международное признание. А что взамен? Интернет с соцсетями сильно запаздывал, не попались кремлёвским мечтунам на глаза фрагменты догадайтесь чьих выступлений: «Быть большевиком — это одно, а соглашение с большевистской Россией — совершенно другое… Их доктрина не имеет никакого шанса, учитывая нашу религию, традиции и социальное устройство… В Турции нет ни капиталистов, ни миллионов рабочих…Религиозные принципы избавляют нас от принятия большевизма, нация готова бороться с ним в случае необходимости».

Бороться начали прямо сразу. Мало ли смертных врагов под флагами схожих расцветок! Уже в 1921 году создатель компартии Мустафа Субхи странно тонет в Чёрном море с женой и 12-ю соратниками. Во Вторую мировую Турция снова немецкий союзник, но вместе с Испанией отделалась малой кровью. А с 1951 года за красный партбилет могли уже и к стенке прислонить. Вянут быстро помидоры, как турецкая любовь… Но зато радость великая-первый официальный матч серпасто-молоткастые футболисты в 1924 году сыграли против Звезды и Полумесяца. Знаем ещё один символ большого-пребольшого почтения: монумент «Республика» на Таксиме, где в бронзовой толпе ошую от Вождя замерли знакомые персоны. Ай-молодца! Как сказал бы Трамп, отличная сделка.

Немаловажное в-четвёртых: харизма с мистикой вприкуску, умение очаровывать нужных, обезоруживать враждебных и вводить в экстаз чувствительных простаков. Молодой француз, прибыв в Анкару по делам «Ситроена», тут же удостоился приглашения к «главтурку» на обед. От реплики хозяина с дьявольским прищуром небесной синевы скромный чувак обалдел окончательно: «Я абсолютный ноль в экономике, объясните, с чего начать, чтобы накормить население». Нарезка из мемуаров: «В его голубых глазах сверкал огонь непреклонной воли и веры…Меня охватила дрожь… Этот стройный, высокий мужчина с настолько серьезным взглядом, что приводил в замешательство, казался сверхчеловеком, как будто похищающим вас, отделяя душу от тела»…Вах!

В- пятых (N.B.!), конечно же, умение «глаголом жечь сердца людей». Всяк стратег и политолух на диване в свой манер. У кого-то сильно мешающее общаться вербальное недержание. От соседа за полвека, наоборот, не слышал более трёх слов подряд, да и те, словно давишь из засохшего тюбика. Здесь же, как в Одессе, мы имеем чего-то особенного. Ни до, ни после Мустафы Кемаля страна не знала таких ораторов! Речей в своей жизни он произнёс мильон по любому поводу и во всех местах, где хоть на час замирали колёса знаменитого кабриолета. Но после 1927 года у слова «Нутук» в турецком языке осталось лишь одно значение.

Этими самыми Нутуками на нескольких языках натыкана в музее целая полка. Реально жалею, что не купил, посчитав отрыжкой советских культов личности. Выходит, ещё вопрос, у кого чья «отрыжка», т. к. в СССР книга издана в 1929 году.

Для турок круче «Капитала» Маркса или трудов Великого Кормчего. «История запомнит его как человека, которого можно было слушать, позабыв о времени…он обращался к народу таким языком, от которого замирали все…», -медоточил историк. Понимается буквально: произведение оглашалось автором на партийном съезде 36 с половиной часов подряд (очень надеюсь, что с перерывами на поспать-поесть-оправиться)! Любого (даже грозного Кобу или дорогого-любимого Леонида Ильича) сдули бы с трибуны многоголосым храпом, а тут народ в экстазе, выписали лучшего в стране кинооператора заснять эпохальное событие, а у того возьми да случись полный брак по звуку. Шевелящий беззвучно губами Первый Президент-один из скорбных казусов молодой республики (султан бы точно бОшку рубанул)! До сей поры знакомый всем томик- первокирпич национальной историографии, во всех школах и библиотеках на видном месте. Наши люди в случае крутого шухера ждут по телеку дрыганья пачками маленьких лебедей, а в Турции, где перевороты военных-кемалистов уже считать устали, из всех утюгов жжот врагов бессмертное слово Отца Нации!

И наконец, в-шестых (last, but not least) — провидение, судьба (или фарт, пруха, как выражается совсем уж интеллигентная публика). Во всех войнах Он остался невредим, на гражданке коллекционировал провалившиеся заговоры, как генсеки африканские медали. Однажды какой-то Тевфик чуть не всадил пулю (чуть-не считается). В 1932-м проклятые извращенцы англичане зачем-то обстреляли с гидросамолёта- шофёр наповал, а Самому хоть бы хны. По количеству неудачных покушений почти ровня Гитлеру (до сих пор ходят слухи об их с Муссолини тройственной симпатии), но судьба Героя сохранила, главные внешние препятствия остались позади, и 24 ноября 1934 года ВНСТ присваивает Мустафе Кемалю на волне им же развёрнутой реформы фамилию «Ата-тюрк» (Отец народа, Отец всех турок). Номерной свитер в знак уважения навсегда оставляют за звездой спорта и вывешивают под потолком арены. А тут аж две лексемы накрепко связаны с одной персоной. Переход количества талантов и заслуг в новое качество состоялся. Остался он героем пьесы, но стал для нации Отцом!

Про слёзы, страсти и любовь.

Предвижу скуку и недовольство тысяч (по)читательниц Туристера. Кипит их разум возмущённый: развёл Асисяй сплошную детективу и не сказал ни слова про любоф! Претензия обоснована: какая песня без баяна, какой политик без любви)). Персонаж-то у нас олдскульный, он верхом не на радуге, а на лихом коне! Значит и страсти подавай роковые, традиционные. Боюсь только, лирические отступления выйдут с душком и попортят геройскую репутацию. Великого земляка нашего Л. Н. Толстого Мустафа Кемаль, вероятно, не читал. А если и читал, то нехорошие отрывки из дневников и «неправильные» факты биографии. Следовало начать с цитаты, украшавшей фойе одного из профессионально-технических училищ моего родного городка: «Дружите с женщиной, это облагораживает!». По данной ли причине, по совокупности иных обстоятельств, но в ближнем кругу Освободителя прекрасной половины Турции работал «гусарский» девиз: «Жена героя-это пошло, ему нужна раба любви». Первенство и авторитет тов. Ф. И. Сухова в тонком деле эмансипации дщерей Востока по сей день непокобелимы.

Главная любовная коллизия графически. Лёд-пламень, гордость- предубеждение, горечь слёз-отрава поцелуя, простота-утончённость. Попробуйте угадать, что, где и с кем воплотилось…

В правом верхнем углу ринга фотографии- образчик турецкой красавицы, очей услада по имени Фикрие. Кстати, родственница того самого отчима, после смерти которого она у мамы Кемаля и поселилась. Для помощницы по дому сойдёт, но связь с ней сына строгая матушка решительно не одобряла. «Высокие отношения» тянулись как «Рабыня Изаура», скрашивая долю офицерскую. Активно ревновать к гарнизонным субреткам и случайным попутчицам Фикрие не могла, т. к. (сидеть на стуле ровно!) сама числилась замужем за каким-то чудным египтянином. Тот, видимо в силу раздутой гаремной штатки, не за каждой мог доглядеть. Вот-те и строгие мусульманские нравы! За периоды фрагментарного сожительства в Стамбуле и Анатолии почему-то никто не шепнул бедняжке, что жена супер-паши, по мнению всей турецкой общественности, -это непременно девственница с безупречной родословной. Сам же Кемаль, сколько себя помнил, грезил о культурной западной мамзели. Восточная простота преданная, ненавязчивая и даже по-своему любимая, годна лишь в жёны тыловые, на подмену рядовым ППЖ.

Приближался яростный 23-й год. Вся Турция от девчушки до старушки носит на груди медальоны с Его светлым ликом под крышкой. Однажды небесным очам гази предстала плохо срисованная у Крамского незнакомка в чёрном пальто и сиреневой шляпке с вуалью. «Меня зовут Латифе, я обещала отцу, что поцелую Вашу руку!». Смотрится старше 24-х, недостаток роста и привлекательности купируют неслыханные для Измира бойкость, изящество манер и почти родной французский (ещё четыре языка бегло). Удачный «выстрел» в сердце с рикошетом в голову всё-таки состоялся. Кемаль со штабом размещается в богатом особняке (не её, отцовском), но постель накрыта молодой хозяйкой лишь на одну персону. Это он тоже оценил. Коллизия есть, не за горами развязка под стать «великому немому».

Фикрие с туберкулёзом на лечении в Германии из газет узнаёт о смерти матери Президента и его же скорой свадьбе. В отчаянных надеждах мчится в Турцию и даже гостит у молодых в Чанаккале четыре дня (вот это выдержка!). По прибытии в Анкару что-то внутри ломается, и из гостиницы она летит к любимому в президентский дворец для финального объяснения. Препирательства с охраной, требующей записаться на приём, завершает самострел из пистолетика, купленного ещё в санатории. Смерть происходит или тут же на пороге, или в стоящем неподалёку экипаже, а, может, в госпитале через пару дней. Есть мемуары и про громкий суицид в отеле. Разумеется, всё это официальные версии… Кемаль выбит из седла настолько, что однажды окликает супругу именем погибшей. Роковая ошибка, хуже преступления! Зеркало треснуло, раба любви восстала. Первая в истории Турции женщина, собственноручно проставлявшая в брачных документах диковатую на слух фамилию Ушаклыгиль, из фарфоровой статуэтки, символа свободы и элегантности, витринной жены реформатора обратилась в кухонную ксантиппу- лезет с неуместными советами, критикует его образ частной жизни, шокирует и компрометирует всё сильней. Регулярные истерики завершаются швырянием туфель, снятых тут же с кривых волосатых ножек, в его армейских товарищей, ночных собутыльников и адъютантов. Паша терпит два с лишним года, а затем следует по-военному молниеносный (как и свадьба) разрыв. Невесту и вправду предупредили всего за два дня, положенных объяснений жениха и мужа в обоих случаях и не предполагалось. Только с её стороны звучало томно, но опрометчиво: «Ты не делишься со мной своими мыслями… ты ведешь себя по отношению ко мне как восточный мужчина… ты отгораживаешься от меня своей работой… я в заточении, словно в гареме… ах, я хочу развода!». Захотела-получи: в форме письменного декрета на руки и устной рекомендации коменданта освободить казённое помещение (надеюсь, печать была не та, что на музейной фотографии). Мало на мероприятиях отсвечивать, ему подушки поправлять, читать у зеркала Руссо и Монтескье под руку с опасной бритвой. Стоило поразмыслить над масштабом личности и шансами изменить привычки человека старше тебя на 18 лет.

Эх, кабы всё так однозначно! Поведение жены в отставке до конца её дней образцовое, вопреки всем ожиданиям и без всякого к тому понуждения. Латифе, поселившись в Стамбуле, при появлении в городе Кемаля всякий раз старалась уехать. Единственная за отпущенное Ему время случайная встреча на пикнике, и только скорбные взгляды, ни единого слова друг другу… Никаких повторных браков и интервью, близкой знакомой проговорилась, что часто делала по городу крюк, чтобы лишний раз пройти мимо его памятника. Пережила мужа на 38 лет, о её смерти газеты рапортуют скупо. Церемония скромная, кто-то из друзей кладёт в гроб красный флаг с полумесяцем. Письма с дневником навеки под замком. Публика в зале грустит отчаянно, местами слышны всхлипы… И вдруг в 2005-м ураган над Чёрным морем! Какая-то Ипек Чалышлар тиснула книжонку «Госпожа Латифе». Из неё следует, что, во-первых, избирательные права для турецких женщин-это не барская блажь Отца народа, а почти целиком проект его супруги, продвигаемый с волей и упорством. Во-вторых, в том же 1923 году состоялось уж абсолютно киношное приключение со спасением главной турецкой жизни. Якобы банда боевиков ночью неожиданно (!) окружила дворец и кратно превосходила числом всю его охрану. По тысячелетним законам драматургии, в минуту смертельной опасности жена оказалась мудрее всех визирей и «кемалистей» самого супруга, переодев его в традиционный наряд мусульманки, благодаря чему по воле Аллаха он ускользнул, прикрывшись той самой паранджой, за отмену которой боролся неустанно. Сюжет, по правде говоря, не только бродячий, но и «бредячий» (зная суфражистский гардероб миниатюрной Латифе и гротескную разницу с мужем в пластике и комплекции). Но, вместо того, чтобы поднять на смех желтушную сочинительницу, кемалисты возбудили громкий судебный процесс об оскорблении величия и чести главного Мужчины. Затея кончилась сенсационным оправданием авторши. Времена меняются, историки безмолвствуют (по крайней мере мне опровержений не попалось).

Без «приквела» и «сиквела» картина будет неполной. Характер гулёны сформировали дефицит отцовского ремня и танцевальные кварталы Селяника, где этнических турок-мусульман обитало едва ли больше трети. Зато дамы с открытыми лицами и пониженной соцответственностью души не чаяли в небогатом, но голубоглазеньком и молоденьком, существенным образом завысив планку его дальнейших требований (наши вожди-«Ильичи» в этом смысле оказались скромнягами). Кстати, портово-туристическую Лададику по вечерам рекомендую, на перекус заглядывал, но не более)).

В родном городе состоялся и первый платонический роман с девочкой Эмине. Ещё биографы сообщают о более эпистолярных, нежели плотских отношениях с барышней по имени Карина, что развлекала Мустафу всякой спиритической дребеденью и снами про кресло в султанском дворце. В Софии, видимо прикола ради, отмечена попытка сватовства к дочери болгарского военного министра. Тот юмора не оценил и дал понять, что скорее сам себе башку отрубит, чем станет османским тестем. С той поры прогрессивный турок задумался на тему дальнейшей европеизации соотечественников. Грубым преувеличением будет заявить, что после развода Герой, воспользовавшись служебным положением, ударился в разврат государственного масштаба. Скорее, это напоминало неторопливый напев Фадинара из «Соломенной шляпки», где среди кринолиновых шорохов безвестных лизетт и мюзетт случались редкие информационные вспышки. В частности, термоядерная секс-бомба Жажа Габор, говорят, участвовала в очередном заговоре, но, разумеется, взрывная волна прошла стороной. Верить-не верить, как у Геродота, на усмотрение читающего.

Напоследок о важном: великие монархи-вожди-автократы и др. (нужное дописать и подчеркнуть) чаще всего и вполне искренне любят детей. Причём настолько, что всех своих подданных-граждан в качестве таковых и воспринимают. Окончательно поняв, что просто не быть домашним тираном маловато будет для прогрессивной семьи, и что его истинной женой может быть только сама Турецкая Республика, Мустафа Кемаль начал оправдывать титульную фамилию, усыновив кучу детей всех национальностей. Количество в биографиях разнится, но, если по принципу кто больше, то дочерей 8, а сыновей 2. Все чада получили должное воспитание и путёвки в жизнь. Самая знаменитая, гордость Отца и всей нации («ихняя Терешкова»), аэропорт и человек Сабиха Гёкчен- не просто первый, а военный (!) пилот женского полу, изучавшая в Москве авиамакетирование, налетавшая на 22 типах самолётов более 8 тысяч часов (30 с лишним-натурально боевые). По-турецки «Gök» — небо, так что профессия с фамилией и тут сопряжены правильно.

«…доченьки, доченьки мои» (понятное дело, не все).

Одну из… отдают за австрийского посланника (правильных турецких кровей). Традиционный отцовский танец на свадьбе.

А это младшенькая и нежно любимая (фактически внучка) Юлкю. Палуба знаменитой президентской суперяхты «MV Savarona» (двадцать люксовых кают, ступени в позолоте, кинозал, турецкая баня и даже посадочная площадка для вертолета) смотрится странновато. Зато каковы не штанцы- штанищи! Не то, что нынешняя мода- словно кальсоны, в которых кто-то до сортира не добежал))

А кто не пьёт? Назови!

Здоровый образ жизни ведут те, кому не хватает здоровья вести нездоровый. Если протагониста не достали пули врагов и кинжалы заговорщиков, а покончить с собой нет причины, остаётся вариант старческих пилюль и клистирных трубок. Герой такого не приемлет, он выберет срединный путь Востока, на котором «Aqua vitae» по капле вытесняет саму жизнь-не самоубиться, так самоупиться. И дело не в превратностях судьбы, беспутном султанате или подлом, ревнивом к чужой славе Энвере. Проще признать, что лучшего развития сюжета для этой пьесы не сочиняется. Как-то сам собой сложился распорядок, включающий 20 чашек крепкого кофе, три пачки сигарет и короткий сон в экстремальных фронтовых условиях. Но при этом юношеские увлечения (см. выше) по-прежнему скрашивают досуг (есть фотографии с веслом и в потешном купальнике после заплыва). Пусть каждый прикинет свой ресурс существования в подобном режиме. А ещё этот божественный напиток -ракы (расстрел без суда за одно только слово «узо»)! Если выиграны войны, нет завтра срочных дел, необходимые реформы запущены и воплощаются с неизменным турецким рвением, то высшее удовольствие старого солдата прекрасными анатолийскими ночами или под шёпот волн Золотого Рога принять боевых друзей (а те, в свою очередь, предложат «принять на грудь»- великий грех для мужчины отказаться)! Нет прекрасней города, чем Стамбул, свободный от оккупантов! Мы победили всех и всё себе позволим! Французский военный атташе Курзон стучит в Париж в 1934-м, что «гази переходит все границы», про «ежедневные оргии в кругу собутыльников, а иногда и «нескольких женщин, будь то жены товарищей, или женщины из публичных домов, либо и те, и другие одновременно». Обычная картина, когда ближе к утру у «Парк-Отеля» на берегу Босфора множество полицейских охраняют Высокую Персону, беззаботно расположившуюся на диване с какой-нибудь иностранной дамой (муж, как правило, в отъезде). В свой первый же после возвращения визит сюда гази устроил немыслимое: когда с минарета древней мечети по соседству муэдзин призывал к утренней молитве, музыка всегда замолкала и танцы останавливались; но только услышав протяжное «Аллах акбар», президент коротко распорядился: «Это неуместно, уберите минарет», и его развалили той же ночью! Курзон напророчил: «Ему 53 года, это возраст, когда здоровье резко ухудшается у тех, кто хочет слишком многого от жизни». Моралисты глухо ворчали, а народ был в восторге от простецких слабостей президента, его умения веселиться и вовлекать в это других. Герою можно всё, и точка! Воплотились сны Карины: в красной комнате роскошного Долмабахче принимают гостей не бездарные падишахи, а всеми боготворимый, живой и элегантный символ новой Турции. Проплывает молодежь по Босфору-салют Президенту! Покажись, любимый наш Отец! В хорошем настроении и самочувствии (что случается всё реже), презрев советы охраны, он выходил на балкон под восторженные крики. 11 лет дольче виты бьют по организму сильнее войн и покушений. В 1936-м Он фактически удаляется от дел, а в мае 1938-го звучит роковой, но закономерный диагноз.

Грамотно поставленный вопрос может стоять вечно.

Каждый год 10 ноября в 09:05 страна замирает под вой сирен. Замирают прохожие, студенты в аудиториях, торговцы на рынках, на 5 минут останавливаются машины на мостах Босфора, а в тоннелях поезда метро. Спальня с прекрасным видом из окна утопает в любимых белых хризантемах. Его портреты и статуи встречаются чаще, чем что-либо в этой стране. След огненной жизни настолько буквален, насколько это вообще возможно для увековечивания памяти физического лица. Приезжего инструктируют, что, если десять минут нигде не видно Ататюрка, надо бежать обратно-ты ненароком пересёк границу. Часто ценная мыслЯ к нам приходит опосля: не повторяйте ошибок начинающих путешественников, не поминайте всуе плохо знакомые имена …

О Его свершениях рассказано столько, что список не составить, не то что библиотеку собрать! Основа основ-грамотность, родной язык от молитвы до казённой бумажки и газетной статьи в простейшем наборе знаков. За первые три года президентства количество учащихся детей удвоилось. Мудрецы на совещании витийствовали про 15 лет, 10 лет, минимум 8 для наступления коренных перемен. Вслед за отеческой усмешкой прозвучало непререкаемое: «Каких 10, каких 8?!-Полгода на всё! …если бы я не был главой государства, я хотел бы быть министром образования». Ещё через пару лет 35 процентов повально крестьянского населения уже читало хотя бы по слогам. Сам Кемаль книги проглатывал, оставляя массу пометок красным карандашом (Сталин разнообразничал двухцветным). Еврейская профессура 1933 года в составе 700 душ, шарахаясь от флагов со свастикой, дружно хлынула под знамя Ататюрка. Стамбульский универ без сожаления отчислил какого-то Эйнштейна за раздолбайство и излишнее теоретизирование (пускай катится в свой Принстон, дисциплина и практика важней). Стройки, железные дороги, корабли, иностранные концессии наводнили страну деньгами, армия перевооружилась и восстановила репутацию.

Гений, как и дьявол, прячется в мелочах. Первый человек- законодатель мод, сама солидность и изящество. Он своим примером убеждает, что неряшливый ни в чем не добьётся успеха, т. к. не способен вызвать уважения и доверия. Лютая ненависть к османским фескам отсюда же (как воспринимать всерьёз носящего на голове перевёрнутый цветочный горшок с торчащей из него кисточкой?). Продавцы европейских костюмов и шляп богатели при Ататюрке быстрее золотодобытчиков.

Такая разноликая эта Турция!

За полтора десятка лет почти единоличной власти уважение мира завоёвано не только ростами котировок и журнальными обложками (на них и Гитлер в своё время красовался). В фольклор уходят примеры мудрости и великодушия. Вполне нормальный контакт с Ванизелосом и табличка на доме в самом начале отзыва не появились бы без причин, а с уходом двух мудрых лидеров в мир иной отношения моих любимых стран опять кардинально обострились, и никакому нато их не унять.

Не остыв от картин ужасающей бойни, победитель требует поднять брошенный перед ним греческий флаг. Довод соратников о том, что король Константин ранее здесь же попирал турецкий, отвергается со всей моральной твёрдостью: «Флаг-это гордость и честь целой нации. Его нельзя швырять на землю и топтать!». Глупый король, кстати, будет свергнут, но это прогресс по сравнению с его предшественником, покусанным в саду обезьянкой и умершим от заражения крови (династия-просто блеск). Помилованный гази и отпущенный из плена г(л)авнокомандующий Хадзианестис лучше бы остался в эмиграции: греки в бессильной злобе расстреляют его сами вместе с пятью недотёпами-министрами.

Никому не навязываю своего мнения, но часто осознанная и грамотно изложенная национальная ИДЕЯ важнее материальных следов и надёжнее законодательных гарантий. Заветы Фиделя пока нерушимы, уникальный стиль борьбы с ожирением Чучхе трещит, но держится. Москва же не верит слезам, т. к. нет в мире стабильности. Кажется, что любой культ когда-нибудь развенчают, елбасы разъелбасят, а статуи сковырнут тракторами и танками. Даже про Великого Кормчего перешёптываются, что рулил он на четверть курса не туда. Вряд ли примет мир и изложенный Кемалем тезис по поводу геноцида армян: «всё было не так плохо, другие поступили бы ещё хуже». А для турок это стало мантрой, универсальным ответом на все иностранные упрёки по любому поводу. Зато главный завет Отца ниспровергателям пока не по зубам: величие не в османском бахвальстве и мракобесии богоизбранных, а в труде, просвещении и предприимчивости. С этим турки подняли и свою страну, и лежавшую в руинах Германию. Поэтому зовут их строить дома и благоустраивать пространства. Даже, к стыду нашему, урожаи приезжали убирать на своих комбайнах с кондёрами.

Нострадамусам сегодня живётся хреновато. Любые свершения стираются абразивной лентой новостей. И Турция вдогонку за остальными делится, как испуганная бактерия, на «остроконечный город» и «тупоконечную деревню». Завистники чужой славы сначала робко, а затем всё громче оспаривают актуальность Его реформ. Мечетей, как выяснилось, в Стамбуле маловато, остро необходимо было превращённую в мировой музей Святую Софию (а до кучи и Хору) «замечетить» обратно. Как звучит и слух ласкает: «декрет самого Кемаля отменил»! Две девицы в платках по телеку заявили, что Ататюрка не любят. И плохо, что он англичан прогнал (при них было бы больше прав), а аятолла Хомейни всё равно круче. Этих дурочек тоже оправдали, но представляете, какой у людей сегодня кишмиш в головах? У меня в общем тоже…

Наряду с мыслями о том, что вплотную приближаюсь к возрасту Его смерти, что теперь в Турцию многим придётся ездить гораздо чаще, чем самим хотелось бы, всё громче звучат мучительные для родной души вопросы:

Почему в одной неназванной стране лощёный трезвенник оказывается петрушкой с огромным самомнением, болтливым языком, но без единой здравой мысли в голове, так что своими руками (по дури того не понимая) гробит эту великую страну, а значит труд и смысл миллионов жизней, отданных ради её процветания?

Почему сместивший его властолюбец вполне осознанно пропивает остатки этой самой страны вместе с собственными мозгами и совестью, роняя напоследок крокодилову слезу?

Почему другая страна (которую регулярно громили и тем гордились) смогла выпутаться из смертельных передряг, преобразиться и расцвести на радость туристам всего мира с несравнимо меньшими территорией и ресурсами? Где бы она была сегодня (и была бы), прилети одна из шальных пуль сантиметром ближе?

Чувак с бульдожьей физией по имени Уинстон бухал едва ли меньше чувака по имени Мустафа, что не помешало ему стать величайшим сыном Альбиона в истории, приличным пейзажистом, да ещё нобелевку по литературе отхватить (тогда она чего-то стоила). Почему в минуту жизни трудную этих чуваков судьба не в те места послала? А может в те, потому что они большего заслужили?

Варианты ответов жду с нетерпением.

Эпилог.

Вторая половина 30-х, полпредство СССР в Анкаре, ближе к полуночи. Опытный дипломат Лев Карахан слегка растерян, т. к. практически поднят с постели. Из стайки щебечущих дам и галдящих джентльменов под свет рампы выходит тот, кто живее всех живых на тысячах портретов и фотографий. Фрак, как всегда, безупречен, но тело в нём с некоторым усилием держит вертикаль.

— «Ещё раз с государственным праздником, господин президент, снова рад Вас видеть, чем могу помочь?»

— (после паузы) «Спасибо» (величественно протягивает лист бумаги): «Поясните, почему это подписано «Калынин?»

— «Дело в том, что это Председатель Центрального Исполнительного Комитета Союза СССР…»

— (после паузы) «А кто ваш вождь?»

— «Господин президент, дело в том, что, согласно протоколу…»

— (перебивая, чуть тише, но с металлом в голосе): «Я спросил, кто ваш ВОЖДЬ?!" (щебетание позади разом умолкает)…

— «т-товарищ Сталин…, но дело в том, что…»

— «Вот пусть ОН меня и поздравляет».

Медленный разворот, герой и свита исчезают во мраке, на авансцене остаётся полпред с телеграммой в руке.

Теперь можно и занавес.