Со студенческих лет я пристрастился к туристским походам. Сначала — интересные места России, затем — зарубежная Европа и, наконец, дальние страны, независимо от того, на какой широте и долготе они находятся.
Сухой остаток: записи и воспоминания, которыми теперь, уже в солидном возрасте, мне захотелось поделиться с читателями.
Можно ли считать нормальными людей, которые за свои деньги едут2000 километровна север, чтобы пройти300 километровс рюкзаком по тайге, болотам, горам, где нет ни одного жилого дома, ни одного метра дорог? Если читатель осилит эти несколько страниц, хотел бы я услышать ответ на мой вопрос. Прошу только учесть, что описываемые события происходили в далёком советском прошлом. Тогда бытовали такие почти забытые сейчас слова, как преодоление, покорение, открытие, плечо друга. И если речь шла о совершении чего-то впервые, это вызывало особый азарт, воодушевление, удовлетворение.
Тогда в цокольном этаже Дворца труда со стороны улицы Пожарского располагался Областной совет студенческого спортивного общества «Буревестник».
С началом учебного года мне, как опытному туристу, предложили пойти в школу инструкторов туризма. Предчувствуя родственное окружение и интересные занятия, я согласился. Первое подтвердилось — слушатели были контактные и по душе. Второе — не в полной мере, но неожиданный положительный результат сложился. На стене в классе, где шли занятия, висела большая физическая карта СССР. В одну из перемен кто-то подошёл к ней и показал: вот здесь проходил Сибиряковский тракт из Европы в Азию. На Восток на нартах везли соль, порох, спички, хлеб, контрабандой даже водку, а на Запад — шкурки, шкуры, оленину и прочую дичь. Причём бытовала подробность, что соль и порох на шкурки меняли по весу — один к одному.
Мы с Наташей (тоже слушательницей школы и тоже из Политеха) переговорили потом и решили порыться в литературе в поисках деталей. Выяснилось, что туристы там не бывали, что природа богата и не тронута. Что ещё нужно искателям приключений? Заманчиво через 100 лет ногами проверить, что осталось от той просеки.
Я взял на себя проработку подъезда к начальной точке похода — посёлку Саранпауль, как выяснилось в процессе разработки, и выезда с конечной — посёлка Усть-Щугор.
Сегодня в Интернете можно прочитать: В конце XIX века вдоль Щугора проходил Сибиряковский тракт (Щугорский волок) - дорога от Печоры к Оби, проложенная промышленником Сибиряковым для вывоза сибирского хлеба.
Наташа, как имеющая опыт более сложных походов, готовила «нитку» (подробную проработку маршрута), график, список продуктов. Моя миссия называлась «замполит». Пришлось поднять справочники, написать десятки писем, получить расписания поездов и пароходов, оценить стоимость и продолжительность подъездов, подготовить сопроводительные письма от горьковских организаций.
К весне определились: будет поход из Азии в Европу по Сибиряковскому тракту. Смелых первопроходцев набралось двенадцать, все из Политеха. Мужская часть группы поработала на пристани на разгрузке брёвен, чтобы заработать на поездку. Институт обещал финансовую помощь — оплату возвращения.
Командиром была Наташа. Два крепких «водника» Гена и Слава с опытом сплава на плотах. Два новичка: крупный «маменькин сынок» Юра и миниатюрная моя сокурсница Роксана. Оба, между прочим, из интересных семей: отец Юры — большой железнодорожный начальник, отец Роксаны — замдиректора по хозчасти одного из институтов. Плюс ещё один Гена М., Аля, Марина, Тома С., Тома К. Плюс молодой преподаватель нашего политеха — мой тёзка Лев А.
Определяя даты начала и конца путешествия, учитывали, что в августе у меня и Роксаны первая производственная практика на Стеклозаводе близ города Бор. Льву А. надо было выйти на работу первого августа (эти обстоятельства важны для понимания дальнейшего).
Предстояло поездом добраться до посёлка Лабытнанги на левом берегу Оби, переправиться на другой берег, в Салехарде сесть на пароход до посёлка Берёзово, там — на другой пароход до посёлка Саранпауль, оттуда прямо на запад по бывшей просеке120 кмдо Уральского хребта в районе метеостанции и высочайшей вершины Cеверного Урала Тельпосиз, а за хребтом — сплав180 кмпо реке Щугор до её впадения в Печёру. Общая продолжительность — 13 — 15 суток. Это основа для расчёта и закупки продуктов; на пополнение в дороге рассчитывать не приходилось.
На Россию в тот год свалилось две напасти: жара с засухой и эпидемия азиатского гриппа.
Благодаря родственным связям Юры железнодорожную часть мы проделали с триумфом. Нам помогали, справлялись, всем ли мы довольны, на железнодорожной станции Сейда — пересадочной точке с линии Москва — Воркута на ветку к Лабытнанги — нам для отдыха даже выделили отцепленный вагон.
Здесь в полночь мы поиграли в волейбол (солнце ярко светило — мы были за Полярным кругом), а потом вышли в тундру в сторону реки Усы и внепланово сделали одно открытие и одно великое приобретение.
Открытие состояло в том, что грибы бывают выше берёз. Дело в том, что в тундре выживает только ерник — разновидность карликовой берёзки, которая зимой скрывается в толще снега. А ягоды и грибы, поощряемые круглосуточным солнцем, должны вырасти и созреть за короткий период плюсовых температур. Вот и вздымаются над ерником красные шляпки подосиновиков.
Глубокая ночь. Но солнце высоко над горизонтом и нещадно печёт. Мы, конечно, догадывались, что на широте Полярного круга будет много гнуса, поэтому запаслись накомарниками. Но каково в них в жару, да ещё в тайге, представляли себе плохо. И вот мы идём, не торопясь и налегке, по тундре и видим — пасётся небольшое стадо коров. А около пастуха стоит большой алюминиевый бидон. И время от времени к пастуху подходит то одна, то другая корова, а он обмакивает в бидон кисть на длинной палке и этой мокрой кистью обрабатывает корову. Оказывается, у него в бидоне — диметилфталат, агрессивный растворитель пластика, применяемый для обработки кромки многослойного стекла — триплекса. По совместительству растворитель оказался прекрасным репеллентом, без которого в условиях тундры пасти коров было бы бесполезно. Поскольку в тех местах водка (и спирт) так же популярны, как вода, ничего не стоило найти пустую бутылку и наполнить её у пастуха диметилом, что очень пригодилось впоследствии.
Поезд Сейда — Лабытнанги расстояние193 кмидёт 18 часов. Это действующая часть трансарктической дороги, планировавшейся по побережью Северного Ледовитого океана. Шпалы на вечной мерзлоте и костях строителей-заключённых. Слева и справа — лагеря, и среди пассажиров — охранники и осуждённые. Но доехали благополучно. Ранним утром следующего дня на причале посёлка Лабытнанги погрузились в теплоходик «Москвич» и поплыли на правый берег Оби. Сильное впечатление осталось от переправы через Обь — величественная река. Восемнадцать километров водного простора с редкими островами. В эйфории новых впечатлений не обратили внимание на отсутствие какого-либо движения на реке.
Салехард, центр Ямало-Ненецкого округа — небольшой, преимущественно малоэтажный, главным образом деревянный город. Здесь нас ждал крайне неприятный сюрприз.
Мне прислали зимой красивую книжечку расписаний движения судов по Оби. Выяснилось, что теперь книжечка годится только на растопку: из-за жары река обмелела, пассажирское судоходство прекращено. Я начал метаться по окружным инстанциям: порт, пароходство, Окружной совет, окружком Партии. Везде выслушивали, сочувствовали, разводили руками: против природы не попрёшь, весь флот на приколе. Спас комсомол. Решение родилось (на третьи сутки поисков) в окружкоме комсомола: до Берёзова нас доставит мятежный буксир «Сталинград». Его команда, перепившись, выбросила за борт капитана, и теперь власти не знали, что с ним делать с этим экипажем. Пополнив запасы хлеба и спирта (здесь он продавался свободно), мы погрузились на подошедший на минуту буксир (команда боялась ареста) и тронулись в путь. Пустая, местами бескрайняя река, пустые безлюдные берега. Только раз встретили рыбацкий баркас с местными, встали на якорь, и команда закупила рыбу.
На третий день прибыли в райцентр Берёзово (там когда-то отбывал ссылку Меншиков), стоящий на реке Северная Сосьва, недалеко от её впадения в Обь. Это первый заметный населённый пункт — районный центр. Уникальный край! Площадь РАЙОНА составляет 96 тыс. км2 (две Московские области), протяженность с севера на юг около450 км, с запада на восток — около320 км. При этом ни одного километра (на тот момент) автомобильных или железных дорог. Сухопутная транспортная связь могла тогда существовать только в снах геологов-романтиков.
Но в тот день нас волновало другое: пароход «Пётр Шлеев», единственно способный доставить нас в Саранпауль, ушёл накануне и придёт через неделю. Итак, отставание от графика как минимум 10 дней. И ни денег, ни продуктов на пополнение точно рассчитанных запасов. Ушёл буксир «Сталинград» — даже повернуть назад нельзя.
Народ там добрый: нам разрешили поселиться в школе и очень сочувствовали.
Наконец, мы на пароходе, который, не торопясь и осторожно шлёпает колёсами сначала вверх по Северной Сосьве, а потом по левому её притоку реке Ляпин.
И вот — Саранпауль.
Из Интернета: Саранпауль находится на севере Ханты-Мансийского автономного округа-Югра на правом берегу реки Ляпин в его верховьях. В саранпаульском поселении проживает около 4 тысяч человек разных национальностей — русские, коми, ханты, ненцы, манси, татары, украинцы, белоруссы (2985 человек (на 2006 г.). Окружающая природа — северная тайга. На западе — горы Приполярного и Северного Урала. Древесная растительность: сосна кедровая, сосна, берёза, ель, пихта, рябина, ольха, ива, лиственница. Кустарники: шиповник, жимолость, карликовая берёза, тал. Животные: лось, северный олень, волк, бурый медведь, соболь, норка, белка, ондатра, выдра, горностай, полёвки. Птицы: лебедь кликун, утки, глухарь, тетерев-косач, рябчик, орлан-белохвост, стерх, журавль серый, кедровка, гаичка, трясогуска. Рыба: сырок, таймень, окунь, щука, налим, чебак, нельма, хариус. Полезные ископаемые: торф, бурый уголь, кварц-хрусталь, поделочные камни. Название переводится как «зырянский посёлок».
В посёлке базируется геологоразведочная экспедиция. Кроме разведки, они участвуют в добыче горного хрусталя, выходящего здесь и особенно ближе к водоразделу на поверхность. Геологи и показали нам выход на просеку-тракт. На протяжении 2–3 кмпод ногами было что-то типа тропы. Конечно, с гарниром из плотного облака гнуса сразу трёх калибров: мошка, комары, слепни. И всё это при палящем солнце и жаре. Обсуждая ещё в Горьком, какую обувь брать, сошлись на кедах: всё равно, придётся форсировать и топи, и реки, да и по стоимости кеды были вне конкуренции.
Дальше ноги стали вязнуть, послышалось чавканье кед в жидком грунте. И парадокс: сверху печёт, в глубине — ледяной холод.
Нельзя сказать, что это было неожиданностью. Первым прореагировал Юра. С ужасом посмотрев на свои дорогие новые ботинки в жидкой грязи, он остановился, снял большой красивый рюкзак и сделал заявление. У него дома лежит путёвка на море. Его расчёт показывает, что к сроку он не приедет. Поэтому простите, заберите мою часть общественного груза и отпустите. Единогласно решили отпустить. Я от этого даже выиграл: Юра великодушно поменялся со мной рюкзаками; его рюкзак был несравненно лучше.
Понятия «просека» и «тракт» оказались в значительной мере условными. Бывали моменты, когда, выбирая относительно более проходимые участки, мы теряли просеку и посылали разведку вправо и влево, чтобы по густоте и возрасту растительности восстановить линию движения — всё-таки идти по ней было легче, чем напролом по азимуту. В любом случае под ногами — упавшие деревья, переплетение корней, топь, временами — откровенная вода.
Было бы ошибкой думать, что было нытьё, сожаление, разочарование, стоны. Наоборот: юмор, взаимопомощь, восторги по поводу сюрпризов природы, песни у вечернего костра.
Два эпизода из тех, что разнообразили эту экспедицию.
На выходе из посёлка за нами увязалась молодая собачонка средних размеров — по-видимому, бесхозная. Сначала это вызывало положительные эмоции, но когда увидели, как она отчаянно преодолевает глубокие (иногда выше колена) лужи и ручьи, Слава стал её брать на руки. Она шла с нами до ночёвки, спала с ним в палатке, дошла до широкой быстрой реки, и тут мы большинством голосов решили отправить её обратно. Это удалось не сразу, но, когда она увидела, как мы вошли в воду и удаляемся, она смирилась.
Другой эпизод напомнил нам об эпидемии. Наверно, сработало то, что я больше всех общался с разными людьми, решая проблемы группы. У меня поднялась температура, меня стало качать, и в условиях, когда под ногой не асфальт, а на плечах не пиджак, а20 кг, это требовало каких-то решений. В это время (на третий день похода) мы подошли к очередной реке, которую надо было форсировать вброд. Благополучно достигнув суши, мы послали вперёд разведку. Вернувшись, она доложила, что мы на острове, за которым другое русло, шире первого.
Решили ночевать здесь, при этом с восторгом обнаружили, что на острове нет комаров. Причина, возможно, была в том, что лес там раньше горел — были заметны обгоревшие деревья.
Для меня быстро поставили палатку, проследили, чтобы я закутался, и, как только на костре вскипела вода, принесли банку горячего разбавленного спирта. Утром я был способен продолжать путь.
Лес поредел, почувствовался подъём, впереди и по сторонам стали видны вершины гор. На карте этот район обозначен как «Плато Педы». Ещё одна особенность Приполярного Урала — топь под ногами даже на склонах и наверху. Среди скальных выходов попадаются кристаллы и друзы кварца. Почти точно вышли вечером на метеостанцию на гребне, с которого видна Европа, для нас начинающаяся с реки Щугор.
Из Интернета: Щугор отличается исключительной чистотой и прозрачностью воды. Река мелководна практически на всем своем протяжении, изобилует шиверами, встречаются пороги. В настоящее время населенных пунктов на реке нет.
Метеорологи были рады гостям, показали, где валить сухие лиственницы на плоты.
Река берет начало в одном из самых глухих мест, в районе «полюса относительной недоступности» Северного Урала. Исток находится на высоте более 750 метров над уровнем моря, между вершинами гор Молыдъиз, Аквалсупнёл и Паръяур. Первые 100 км Щугор течет почти строго на север. В районе горы Тельпосиз Щугор идет по условной границе между Северным и Приполярным Уралом. Здесь он поворачивает на запад и пересекает западные гряды Уральских гор, прорываясь между Тельпосиз и южными склонами Исследовательского кряжа.
Запланированную здесь днёвку пришлось отменить. В сложившихся обстоятельствах о длительном отдыхе и не помышляли. Мужчины сразу отправились к реке заготавливать сухие лиственницы. Единогласно было решено в первую очередь сделать хотя бы небольшой плот для тройки катастрофически опаздывающих в Горький, а остальные делать не в таком пожарном порядке.
«Водники» Гена и Слава ловко орудовали топорами, превращая деревья в аккуратные брёвна, вытёсывали шпонки — скрепляющие брёвна поперечины, вырезали под них пазы и забивали в них шпонки. Вытесано было и два шеста, исходя из небольшой глубины реки. Надо было делать всё филигранно, учитывая крутой нрав горной реки. Около 3 часов ночи плот на троих был готов. Из скудных остатков продуктов нам выделили один килограмм манки и один килограмм сахара (на расчётные четверо суток), столкнули плот на воду, мы (два Льва и Роксана) погрузились. Плавание началось. Было ПЕРВОЕ АВГУСТА. Не прошло и пяти минут, как оставшиеся скрылись из виду за поворотом. Не прошло и ещё пяти минут, как плот прочно сел на камни: Щугор постигла та же напасть, что и Обь — от жары он обмелел.
Беспрепятственное плавание редко продолжалось более километра, а их впереди было сто восемьдесят. Мы со Львом не просыхали. Действовали по одному из трёх сценариев.
Либо, соскочив в воду, шестами, как рычагом, подталкивали плот вперёд, пока вода не стаскивала его на относительную глубину.
Либо, соскочив в воду, шестами, как рычагом, подталкивали плот назад, против течения, если справа или слева было более проходимое русло.
Либо, опять-таки в воде, «разбирали» каменный завал, препятствующий движению, пока вода не приводила плот в движение.
Роксана большей частью оставалась на плоту. Лишь в особо трудных заторах, где плот приходилось выталкивать против течения, её выносили на берег.
Привалы и ночной сон временно были отменены. Один раз в сутки, обычно в 3–4 часа ночи, приставали к берегу, разжигали костёр и изображали завтрак. Изредка на свободных участках один из нас задрёмывал. Мне при этом настойчиво снилось одно и то же: в первом же магазине я покупал банку сгущёнки и буханку белого хлеба и тотчас съедал.
Природа вверху, по берегам и под плотом кипела красками и жизнью. Шикарные хариусы и поросёнкообразные таймени и сёмга нахально виляли хвостами, плывя вровень с плотом. Спокойно и величественно рассматривали нас олени и лоси, вышедшие на водопой. Птицы просто не обращали на плот внимания. Утка с выводком, переплывая реку, наткнулась на плот, влезла на него и, не торопясь, пошла к другому краю. Мой тезка лев не выдержал, вытащил из рюкзака пистолет (я до этого не знал о его существовании) и в упор выстрелил в неё. Она прибавила скорость, вместе с семейством спрыгнула в воду и поплыла дальше.
Но на 4-й день утром, когда у всех слипались глаза, мы услышали выстрел. На левом берегу стоял человек с ружьём и однозначно требовал пристать к его берегу. Это оказался коми с берега реки Печёры, практически не говорящий по-русски. Под тентом около палатки стояли бочки с заготовками на зиму. Мы решили воспользоваться костром и сварить свою традиционную баланду. Когда он увидел наши приготовления и наши запасы, он велел всё положить обратно и до отвала накормил нас ухой и варёным мясом. Он настаивал, чтобы после этого мы отдохнули в его палатке. Но, поняв, что мы очень спешим, знаками показал, чтобы мы устроили из веток можжевельника подстилку, на которую он бросил огузок туши лося около10 кгвесом.
Здесь река была добрее, иногда мы по часу плыли без препятствий и могли отдохнуть. Кто-нибудь один стоял на всякий случай с шестом наготове, выправляя при необходимости траекторию движения плота.
При впадении справа речки Большой Паток увидели охотников. Они нам посоветовали срезать дорогу. Устроили «военный совет»: впереди была 53-километровая петля Щугора, которую по земле можно было «срезать» 25-километровой хордой. Решили попытаться сэкономить время, взяли свои вещи и пошли тайгой. Похоже, не мы одни были такие умные: вскоре почувствовали подобие тропы. Кроме зарослей, топи и корней, препятствия создавали розово-жёлтые поляны морошки. Но мы уже не были так голодны, чтобы набрасываться на неё.
В начале пути рванули настолько энергично, что Роксана сорвала дыхание — сказалась резкая смена режима. С неё сняли рюкзак, а чтобы не ныла по этому поводу, дали сухарь из тех, что поделились с нами охотники. Все25 кмона сосала этот сухарь. Примерно часа через два начался дождь и лил до вечера. Глубокой ночью вышли на берег Печёры. На другой стороне крепко спал посёлок Усть-Соплеск. Совершенно необъяснимо, что наши дикие крики услышал человек, спустивший лодку и перевезший нас на другой берег. Его семья приютила нас на ночь — голодных и промокших до костей. А видок у нас был, как у сбежавших из лагерей. Через несколько часов он же посадил нас на плот, который тащил вниз по реке небольшой буксир. Три кошеля леса по течению он тянул со скоростью пять километров в час. Капитану катера сообщили по рации, что его догоняет пароход «Социализм». Мы сошли на берег, где нас опекал сплавной мастер Мурлов. Сарафанное радио разнесло, что на причале сидят три голодных студента, и народ понес нам еду. Вскоре мы пересели на пароход «Социализм», героически взобравшись на его высокий борт по веревочной лестнице.
До города и станции Печёра было уже не очень далеко.
Мы с Роксаной пришли в родной Политех 11 августа. На доске объявлений красовался приказ директора об отчислении нас в связи с неявкой на практику.
P. S. Основная часть группы благополучно вернулась в Горький, тоже не без приключений. Им было легче: их было больше, и не надо было устраивать изнурительную гонку.
