В те давние годы, которые нынче модно называть застойными, каждый мог быть уверенным в своем будущем, особенно, если поступишь в институт. Закончил обучение — диплом в кармане, работа по распределению обеспечена, служить в армии не надо, а лейтенантские звездочки сами на плечи упадут, главное пройти военные сборы в войсках.
Таких «студентов-служак» с легкой долей презрения называли «партизанами», в 81 году я тоже попал в их число. Строгий майор сопроводил группу развеселых раздолбаев в Воронеж, в городе мы выглядели среднестатистическими гражданскими юношами, постигающими житье.
11
А через пару часов после того, как камуфлированный грузовик отвез нас в часть, расположенную в густых сосновых лесах, все резко изменилось — студенты превратились в ровную шеренгу не очень подтянутых молодых бойцов под предводительством бывалого армейца Сергея — перед институтом он уже успел отслужить срочную.
8
6
Армейские будни у студентов-партизан, в основном, скучные и однообразные: ранний подъем, пробежка с зарядкой, несъедобный завтрак, уход на позиции, обед, вновь позиции, немного личного времени, ужин и отбой. Я всегда с неприязнью думал, как молодые ребята отдают два драгоценных года своей молодости на столь непродуктивное времяпровождение? Однако, армейская жизнь студентов протекает в 24 раза быстрее чем в обычной армии и она была почти райской, по сравнению с солдатами-срочниками.
3
5
Очередное раннее утро ничем не отличалось от десятка предыдущих: подъем в 6 утра — как тяжело полусонным бежать по лесным тропинкам, так и не продрав глаза, а затем еще и умываться ледяной водой. Похоже, даже солнце, чей гигантский медно-желтый диск нехотя поднимался над горизонтом, и то не выспалось. Все было обыденным, кроме одного: на пылающее светило наплывала непонятная тень: в это утро мы увидели необычное явление — частичное солнечное затмение. Хоть и просвещенные мы люди, да и повидал я к тем годам немало, но меркнущий на наших глазах диск вселял какой-то подсознательный страх, представляю, как было жутко нашим предкам, наблюдающим полное затмение. Однако, солдату, даже такому скороспелому, как я, негоже отвлекаться на пропадающее солнце, поэтому, в пылу армейских забот пришлось быстро забыть о необычном явлении.
После завтрака появилось чуток свободного времени, я расслабился, потерял бдительность и гуляющим шагом прошествовал мимо площадки с флагштоком, беспечно расстегнув верхний крючок гимнастерки и мечтая о прелестях гражданской жизни. Неожиданный окрик: «Боец, ко мне!» явно не мог относиться ко мне. Однако, когда суровый майор, гневно зыркнув на меня, отрывисто повторил свое приказание, я неуклюже попытался перейти на строевой шаг, и путаясь в собственных ногах, подошел к нему чтобы доложить о прибытии. Вопрос «Что за вид?», любого поставит в тупик, а меня тем более, пришлось служаке применить все свое красноречие, описывая степень моего морального разложения и урон, нанесенный Советской армии столь расхлябанным видом. Было понятно, что дело пахнет нарядом, но буря мгновенно утихла, когда стоящий рядом капитан тихо шепнул — да это же студент…
9
Жизнь продолжалась своим чередом, но после обеда стали заметны клубы черного дыма, поднимающиеся над дальней кромкой леса, в дебрях которого располагалась наша часть. Как всякий сознательный гражданин и комсомолец, я поспешил к уже знакомому майору доложить об опасности. Однако, тот, обладая врожденной армейской мудростью, веско рассудил: «…горит далеко от нас, беспокоится не о чем, да и не пожар это, а мусор жгут!». Команду «Кругом» я выполнил почти без огрехов и отправился вновь преодолевать трудности армейской жизни.
4
4
День клонился к закату, дым становился все гуще и ближе к нам, а в наступающих сумерках на небе заплясали отблески пока еще далекого зарева. В части царило спокойствие и умиротворение, однако, сразу после ужина картина резко изменилась: офицеры забегали, как испуганные муравьи в разворошенном муравейнике, солдаты стали суетливо кучковаться в колонны и резво убегать в направлении дыма. Удивительно, но нас тоже призвали пред утомленные очи командира части, который напутствовал патриотической речью, в которой он сообщил, что студентам предоставляется уникальная возможность на деле доказать свою преданность Родине, партии и вооруженным силам при тушении «неожиданно» обнаруженного пожара. Свое выступление он завершил мощной фразой: «Сам погибай, но технику спасай!»
На резонный вопрос «А чем тушить то?», ответ был обескураживающее прост — «Лопат на вас не хватает, поэтому топчите огонь ногами и бейте его гимнастерками!» Энергичной трусцой в привычном строю мы рванули в огонь, который оказался совсем рядом с позициями. Надо сказать, что пожар в сосновом лесу интересная штука: вся земля там усыпана толстым слоем сухих иголок, которые неплохо горят, но этот низовой огонь не очень страшен, его легко затоптать сапогами, жаль подошвы быстро разогреваются и начинают тлеть, гимнастерка тоже сгодится, только быстро прожигается. Как только низовой огонек добирается до сосны, тут начинается огненный ад — гудящий столб беснующегося пламени охватывает многометровое дерево по всей длине, мгновенно перекидывается на соседние стволы, и стреляет вокруг огненными искрами, так начинается огненный шторм.
8
5
Единственное спасение от него — это быстрые ноги: на моих глазах пожарный расчет бросил свою машину с развернутыми рукавами и на предельной скорости рванул от огня на открытое пространство. Леса под Воронежем старые, заповедные и густые, было больно и страшно видеть, как огонь без разбора пожирает сотни великолепных сосен. После первичной неразберихи, лопаты нашлись и для нас, с переменным успехом мы отбивались ими от огня до позднего вечера. Гимнастерки пропахли дымом и промокли от пота, воротнички, белые еще утром, почернели от сажи, сыплющейся со всех сторон, подошвы кирзовых сапог подгорели от жара тлеющей под ногами хвои.
6
Как показалось, пожар удалось укротить, остановив его буквально в десятках метрах от позиций с техникой. Поздно ночью мы победно вернулись в палатки, чуть отмыв черные руки и закопченные лица, рухнули спать. Но «партизанский» сон был недолог, зычный крик дежурного — «ПОДЪЕМ», мгновенно разнесся по палаточному лагерю, подбросив усталые тела на продавленных раскладушках. Грузовики повезли огнеборцев в другом направлении — огонь за ночь вновь распоясался и подкрался незамеченным с другой стороны. В этот раз тяжелая техника оказалась на высоте и раскидала горящие стволы, как спички, потом, собрав их в кучи, которые безопасно догорали на полянках, напоминая о кошмаре прошедшей огненной ночи.
5
У-ух, теперь можно расслабится, отмыться, привести себя в порядок, но не тут-то было…В гости к нам пожаловал бравый подполковник, он сообщил радостную весть — сегодня принимаем присягу. Ка-ак? — мы же не успеем привести себя в порядок, да и стрельб еще не было, по неписанным правилам того времени к присяге никак нельзя. Но кадрового советского вояку такими мелочами не смутить, если есть приказ, его надо исполнять, ответ был достоин записи в скрижалях истории: «Студенты, вы прошли испытание огнем и успешно его выдержали, препятствий к присяге не вижу, построение через два часа. Исполнять!»
Не выспавшиеся, грязные и прокопченные студенты неровным строем стояли на плацу, внимая «колоде пламенных слов» заезжего политработника. Каждый из нас, прижимая единственный автомат, выданный на всех, выходил и зачитывал перед строем слова присяги. Все мы верили в наше светлое будущее, а до развала СССР оставалось всего десять лет…
10
Прошло всего чуть более суток со вчерашней пробежки под затемненным солнцем, а сколько произошло за эти долгие часы, именно о таких моментах поэт писал «… и дольше века длиться день»
