Первая загранпоездка. Впечатлений, хоть отбавляй! Сейчас, с высоты своих прожитых лет, думаю, а решился бы на нее сейчас? Ответ однозначен:
— Вряд ли!
Но тогда по молодости любые преграды казались мелкими, а жизнь бесконечно долгой.
Итак, дорогие читатели, перенесемся в самое начало девяностых. Перестройка закончилась. Вместе с ней закончились сахар, крупы, яйца, молоко, и даже водка стала по талонам. Выпуск из института и рождение ребенка всего лишь на несколько месяцев опередили августовские события ГКЧП. Развал полнейший. Съемная хибара, пусть и в центре города, но с удобствами во дворе. Работы нет. Случайный заработок за счастье. И тут друг приносит весть:
— Есть фирмочка. Собирает группу в Румынию. Туда можно отвезти любое старье, продать, и на этом заработать!
Жена встает в позицию.
— Одного не пущу!
Собираемся вместе. Закупаем по пустым магазинным полкам все, что хоть как-то за бугром можно продать. Гвозди, тиски, топоры. Большую упаковку дихлофоса. Елочные гирлянды, дело происходит перед Новым годом. Потрошим старые родительские шифоньеры, на предмет выемки старого престарого барахла а-ля секонд-хенд. Теща сопротивляется:
— Это же креп-жоржет! Я это платье сразу после свадьбы купила!!!
— Не плачь, мама! Заработаем бабла, новое купим…
Тесть принес с работы кучу ненужного железа вроде запчастей для кассовых аппаратов.
— Берите, авось пригодится!
Годовалого сынулю сдаем бабушке, и в назначенный срок грузимся со всей этой фигней в поезд Астрахань-Москва. Гудок. Рывок. Тронулись. Полчаса спустя в купе врывается чья-то красная морда.
— А Вы знаете, что в Москве на вокзале нас будет встречать рэкет? Группы, которые заграницу едут, встречают, грузят в автобусы и за бо-о-ольшие деньги перевозят на нужный вокзал!
Сказал и убежал. А мы еще полночи думали, как избежать ужасной участи…
Москва. Павелецкий. С сумками, набитыми железом, пытаемся проскочить мимо бомбил. Они на нас смотрят, как на дураков:
— Ну не хотите, как хотите!
Мелкими перебежками, по одной сумке в сто двадцать кило веса, три ходки на метро в сторону Киевского вокзала. Если кто думает, что слово «замучаешься» пишется с мягким знаком, он здорово ошибается! Знак здесь твердый!!! Сейчас бы я тот рэкет за его услуги в задницу бы расцеловал… А тогда за бесплатно мы могли горы свернуть.
Киевский вокзал. Подают поезд на Кишинев. В вагонах половина окон разбиты. Вообще! На остальных либо следы от пуль, либо от камней. Путь через Приднестровье, а там не совсем спокойно. Вернее совсем неспокойно. О, счастье, нам досталось купе с целым окном. И у нас было тепло. Всю ночь учили румынский. Уно, дос, трей, кватру, чинч, щасэ, щапте, опт, ноу, зэчь. Счет до десяти помню даже сейчас, вот что значит, желание было.
День побродили по Кишиневу и вечером отправились до Бухареста. Пограничный пост Унгены. По вагонам шерстит таможня. Но мы подготовились. Руководитель группы заранее собрал рублевый эквивалент свободного доступа. И теперь в каждое купе заглядывает таможенник в сопровождении нашего старшого. Боимся, как цуцики! Распахивается дверь.
— Предоставьте багаж к осмотру.
Вытаскиваем баулы хурдами кверху. Представитель власти отточенным движением погружает обе руки на дно сумки, забитой рваниной, и ловко извлекает на свет два новеньких телефона. Мобильных тогда не было, два больших дисковых аппарата. Блин, это самое дорогое, что только у нас с собой было! У жены в глазах ужас. У меня отнимается язык.
— Еще что-нибудь ценное на вывоз есть?
Говорить не могу. Только отрицательно мотаю головой и мычу. Ценного больше нет, как ни ищи. Покопавшись в наших сумках еще минутку, коробки с телефонами вернули.
— Таможенную пошлину со всех собирали? — это уже к старшему вопрос.
— Да!
— Этим, — офицер на нас показывает, — вернуть!!!
На его лице читается:
— Лохи! Что с них взять.
Испуг прошел минут через десять. Поезд тронулся. Хотите, верьте, хотите, нет, но перед глазами до сих пор стоит тот первый пейзаж заграницы! И мне до сих пор в реалиях кажется, что сразу за кордоном небо стало синее, солнце желтее, а зелень ярче. И жена, редкий случай, со мной вполне согласна.
В Бухаресте нас расселили жить в частном секторе. В самых обычных пятиэтажках, в самых простых семьях. Нам досталась кровать в трехкомнатной квартире. Разложили барахло, решили, что первое на продажу пустим, и давай приставать к хозяину:
— Где тут ближайший рынок, и как на него попасть?
Мужик попался понятливый. Показал. Объяснил. Спрашиваем:
— Когда на нем надо место занимать? В шесть утра или раньше?
Хозяин задумался. Полез в книжный шкаф. Вынул румынско-русский словарик. Долго листал, потом показывает слово с переводом:
— Сумасшедшие.
Наверное. Никого разубеждать не стали. Но на следующий день ровно в шесть утра стояли на местной толкучке.
Даже название помню. Плаца Абор. Хотя это к делу не относится. Торговля в Румынии, дело занятное. Первым делом была распечатана упаковка с дихлофосом. Эксцентричная мадам в непонятной шляпке долго крутила баллончик в руке, потом пшикнула себе на запястье, по типу, как духи дорогие, и начала нюхать. Тычет на муху нарисованную:
— Она сдохнет?
— И муха сдохнет, и тараканы сдохнут! И сама помрешь, если нюхать будешь. — Последнюю фразу сказал уже полушепотом, вдруг догадается?
Народ налетел. Еле следить успевали. Перед нами два чувала со старьем, в котором все роются. Бодрая бабулька, толкает меня в бок:
— Гляди, — говорит и на деда тычет. — Цап царап!
Ворует, значит. Оборачиваюсь в нужную сторону. Точно. Солидный с виду мужичонок вытаскивает из моей сумки шмотки и складывает их себе в пакетик и запазуху. Я фигею! Выкладываю из его пакета все обратно. Он, не смущаясь, продолжает свое дело. И пока я его тещиным крепдешином по мордасам не отоварил, справиться с ним не было никакой возможности. Но самое интересное только началось. Пока я с дедком воевал, та мадам, что воришку стуканула, сама в свою сумочку пару вещичек положила! Гляжу на нее широко раскрытыми глазами. Она не смущается, отдает назад и ворчит:
— Так руманешти все цап царап!
Своеобразная нация. В силу своей жизни и привычек. Возвращаемся после первого торгового дня домой. Подходим к квартире. Звоним. Никто не отвечает. И не открывает.
— Куда хозяева подевались? Ключей то у нас нет. Говорили, что всегда дома будут.
Звоним еще и еще. Тишина. Решили постучать громко. Стукнули… дверь открыта. Заходим. Хозяева на месте.
— Что не открывали то?
— Так двери не заперты.
— И не воруют?
— Нет!
Разительный контраст с тем, что мы только что видели на базаре.
Из традиционных румынских особенностей поразило полное отсутствие чая. Да, да. Совсем нет обычной чайной заварки! Пьют кофе, кока колу, воду, в конце концов. Но о чае даже слыхом не слыхивали.
Второй торговый день. Рядом с нами расположились две блондинки из только что отделившейся самостийной Риги. И давай жути нагонять, историю свою рассказывать. Ехали они в Бухарест на автобусе. Ночью на ровной дороге тормозят автобус ребята с автоматами. Русские, промежду прочем. Заходят в салон.
— Я новый Робин Гуд по имени Серж Афганец. Собираем деньги на благие цели. Украшения и золотишко, пожалуйста, в коробочку, кошельки с денежкой в сумочку!
Мужикам прибалтам для острастки в пятак, пару бабешек за волосы оттаскали. В общем, проблем со сбором средств не было. Сказано добровольно сдаем, так и вышло. Мы, конечно, посочувствовали, типа:
-Бедные, Вы, наши! Куда только власти смотрят? — и прочую такую ерунду. Вдруг, видим, одна из блондинок зависает и оседает, а у второй глаза округляются до размера юбилейного рубля, после чего обе пытаются спрятаться за стеночкой, шипя и сопя:
— Это он! Это он!
На горизонте нарисовался парень. Ничем особо не приметный. Нашего же возраста. И чешет прямиком к нам.
— Ребята, откуда будете?
— Из России, вестимо! Можно подумать, здесь еще кто-то по-русски говорит.
— Смотрю, у Вас чай есть. Почем? — нагнулся и подобрал пачку.
— Да сколько дашь? Его же здесь все равно никто не покупает…
Постояли, поболтали пару минут. Действительно, соскучился пацан по привычным продуктам. Отвалил нам по пятьдесят лей за каждую пачку и пошел своею дорогой. Заварка примерно столько и стоила. Не обманул Сережа.
Румынские леи тех времен. Это нечто! Ну, то, что это была первая иностранная валюта, которую мы увидели, думаю рассказывать не надо. Про доллар тогда только изредка слышали, но не видали даже на картинке. Зато леи, бумажки необычные. Если наши родные хрусты твердые и стоят, как вкопанные, то румынская деньга сделана из промокашки. Они не имеют объема и формы, даже будучи сложенными в пачку. А чтобы правильно их пересчитать, нужно вначале оттопырить указательный палец, затем положить всю пачку на него. Деньги повиснут. И только тогда, собственно, можно начинать их пересчитывать.
Из-за этой особенности бумажных румынских купюр, нет смысла в кошельках. Бумажные деньги все равно там не смогут правильно разместиться и начинают запутываться между собой. Поэтому население с кошельками в магазин не ходит. Деньги кучей, смяв, как попало, просто зажимают в кулак. Подойдя к прилавку, при желании что-то купить, ослабляют железную хватку и потихонечку, по одной купюре из ладошки вынимают, выкручивая нужную купюру. Своеобразно. Очень своеобразно.
По вечерам, после напряженного трудового дня, поужинав, вступали в беседу с хозяевами, у которых жили. Мы знаем румынский только три дня как. Они когда-то русский учили в школе. И плюс все знают десяток слов по-английски. Но какие жаркие у нас получались диспуты? Закачаешься. Это я к тому, что если человек человека захочет понять, то у него это завсегда получится.
— Ну, вот скажите мне на милость, — распинается с пеной у рта самый старший мужчина в семье,-- зачем мы расстреляли Чаушеску? Мой сын чуть ли не месяц на митингах провел. Кричали: «Долой!», «Даешь демократию!» А что изменилось? Разве мы стали жить богаче?
— Дак, у нас в семнадцатом Николай Романов тоже никому особенно-то не мешал. Но его же до кучи в расход пустили, поддержания революционного порядка для.
И пришли все вместе к одному выводу. Избавь нас, господи, жить в эпоху перемен!
Последние три дня были потрачены на осмотр местных достопримечательностей. Вот хоть убейте, но исторический центр города ну совсем никак не отложится в моей памяти. Видимо, ничего интересного мы там не нашли. Зато окраины, рабочие районы Бухареста стоят в памяти, хоть картины рисуй. Бывает же так! Еще запомнился вид на дворец Чаушеску. На дом правительства, то есть. Огромнейшая площадь. Пустая. И в глубине стоит здание в лучших традициях социалистического конструктивизма. Большое, массивное. Ужасное, короче! Но близко к нему нас не пустили. Вокруг оцепление из военных. То ли бояться призрака расстрелянного диктатора, то ли туда уже новые власти вселились и по новой отгородились от народа.
Вместо эпилога. Понятно, что вместить все воспоминания о первой зарубежной поездке в строгий формат конкурсной работы просто невозможно. Поэтому старался писать мелкими зарисовками. Получилось или нет? Судить Вам, дорогие читатели.
Плюс хочу извиниться за отсутствие картинок. Нет, мы, конечно, знали тогда, что фотографии существуют. Где-то далеко. Но фотоаппарат казался невыразимой роскошью.
