Путешествие в поисках Америки

Одновременно я и другое прикинул: Олежка хоть и на Северо-Востоке живёт (прямо какая-то генетическая тяга к соответствующей национальной окраине), так тот Северо-Восток как раз на наше Закавказье проецируется, а значит, летом там не очень холодно будет, ну то есть, пожалуй, совсем не холодно, можно даже сказать жарко там будет, а потому как бы моему изнеженному вечной мерзлотой организму не пришлось бы на том Северо-Востоке лапоточки заплетать по случаю теплового карачуна.

Стало быть, не фиг там делать раньше бабьего лета (или «бархатного» сезона, как в нашем Закавказье выражаться принято). К тому времени, глядишь, и визу выправлю (при том что документы на оформление отдал вахтёру магаданского детского садика 13-го мая).

Но, как сказал один умный еврей, «если хочешь насмешить Б-га, поделись с ним своими планами»...

В американском консульстве, что во Владивостоке, куда документы мои попали прямиком из указанного детского садика, их рассмотрели за один (!) день и, как следствие, пригласили на собеседование не позднее, нежели через неделю. Пришлось лихорадочно гладить шнурки и остригать бороду с разбойничего формата до модного нынче бандитского. 19-го я был уже в Хабаровске, где успел обменяться со старшИми видами на будущий урожай, который, по моим прикидкам, должен был бы быть собран во время моего «пребывания».

А попутно хабаровские товарищи предложили мне между прочим помощь в получении визы в образе фээсбэшного чиновника, курирующего владивостокское консульство. Мол, ежели чего, обращайся... Выразив глубокую благодарность, я сослался на мелкотравчатость собственной персоны, не позволяющую мне отвлекать людей от забот о федеральной безопасности.

22-го мая ровно в полдень я проследовал в комнату для собеседований, сопровождаемый пристальными взглядами президента, вице-президента и госсекретаря Соединенных Штатов Америки, взирающих с портретов, украшающих зал ожидания консульства по соседству с внушительных размеров огнетушителем, над которым висел ещё более внушительных размеров транспарант «FIRE EXTINGUISHER» – для особо одарённых, я так думаю.

При таком догляде пропадало всякое желание шлёпать по попкам выпархивающих с собеседования счастливых обладательниц виз и выцарапывать на креслах разные неприличные слова. Кстати, царапать, всё равно, было не чем – дюжие охранники на входе вытряхнули из меня все режуще-колющие предметы, вплоть до сотового телефона.

Вся процедура заняла не более пяти минут. Снятие отпечатков на устройстве, которое я (что взять с дикого человека!) изначально принял за полиграф (что, умное слово? Ну тогда попроще – детектор лжи) из-за светящейся красной пластинки, к коей нужно было поочерёдно приложиться указательными пальцами обеих рук. Протокольные вопросы с жутким акцентом: «Где и кем работаете?», «Почему выезжаете без супруги?», «Где будете проживать на территории США?» - напомнили мне дублированные диалоги на московской «малине» из кинофильма «Красная жара» с губернатором Калифорнии в главной роли.

Отклячив задницу, я припал ухом к самой амбразуре – не дай Бог чего не расслышать. Ноги сами по себе начали выделывать какие-то непостижимые па, как у страдающего недержанием гражданина около дверей занятого сортира. Благо, служительница из-за своего прилавка этого не видела. Отвечать старался без особого заискивания, умеренно-вальяжно. Однако, подпрыгивающая от волнения нижняя челюсть добавляла в тональность эдакое светское грассирование. В общем, зрелище со стороны вполне омерзительное.

Тем удивительнее было услышать в результате: «Посещение Соединенных Штатов Вам будет разрешено»! Но позвольте, «будет» или таки «разрешено»? С визой-то как? Мучительно мнусь у прилавка. Служительница озадаченно выгибает правую бровку: «Что-то ещё?» - «М-м-м...» - «Паспорт полУчите по почте» - «М-м-м...»

Тётенька выгибает и вторую бровь: «Вы свободны». «М-м-м...» Чувствую, что сейчас она уже безо всякого акцента скажет: «Слышь, мужик, отсохни, зафакал уже!» В репе щелкает разряд, высвечивая электрическим пламенем позабытый напрочь совет детсадовского вахтёра: «М-м-м... А м-можно на два года?» Бровки успокоенно опадают: «Ноу проблем! Сто долларов в кассу, пли-из».

Тут и козе стало бы понятно, что без визы с меня вряд ли сдёрнули бы дополнительную сотню «зелёных денег» (всё же консульство США, а не магаданский ЖЭК). Ликуй, душа, пой, сердце! И фиолетово уже объявление у кассы гласящее, что рубли здесь принимаются по курсу 28 к 1, в то время как курс Центробанка 25.40 – отныне для меня роднее зелёной бумажки валюты нету! Ай да Сашка, ай да сукин сын! Или это несколько раньше Пушкин сказал?

Домой ехал со щитом, распахивая ногой автоматически разъезжающиеся двери аэропортов и вокзалов. На даче в Хабаровске подняли со старшИми тост «за грандиозный успех нашего безнадёжного мероприятия». «Савраска» с удвоенной энергией захрустела бензиновым «овсом», куры подняли коэффициент яйценоскости, а Дана дала «на счастье лапу мне».

На следующий день по прибытии в Магадан получил письмо от Олега: в силу сложившихся обстоятельств следует не откладывать поездку до «бархатного» сезона, а выезжать по возможности скорее.

Хех! Было бы сказано, а к форс-мажорам всяческим мы уже давно привыкли! Обсудил проблему с «командиром производства», ровно накануне прилетевшим на очередную «вахту» в Магадан из Владивостока, где мы, встретившись в аэропорту, оговаривали предварительно мой августовский отпуск. Босс, как бы ещё слегка пришибленный рёвом моторов Ту-154, долго смотрел на висящий за моей спиной портрет ВВП, а потом произнёс сакраментальную фразу: «Ну, раз надо...»

Дальше мы поглотничали по поводу, скоко же дней мне гулять, при этом каждый, разумеется, тянул одеяло (дни) в свою сторону, ну на днях пятидесяти («где-то так») сошлись. Получив «добро» и благословение, я рысцой сгонял за билетом до Москвы и получил вожделенную синенькую книжицу с датой 05.06.07 всего за 21 тысячу 380 руб, хотя «Аэрофлот» по «ящику» грозился поднять летом цены на Москву тысяч так до шестидесяти.

(Забегая чуть вперёд, скажу, что в лайнере рядом со мной, то есть, буквально, на соседнем кресле летел Людмилин начальник, прикупивший билет в тот же день, что и я, однако уже за 31 тысячу – что ж, логика переходного периода: «пусть кому-то повезёт...»).

За неделю передал по максимуму дела своему преемнику, упаковал чемодан и лишь в последний момент выяснил, что разрешённый к вывозу за пределы родной Отчизны лимит денежных средств, включая валюту, дорожные чеки, рубли и прочие банковские активы и ценные бумаги, ограничен 10 тысячами баксов по курсу, что оказалось раза в полтора меньше суммы, выделенной мне Людмилкой «на пропитание». Правда, без ограничений можно вывозить «капусту» на банковских пластиках, которых у меня, как и следовало полагать, не оказалось. Кстати говоря, сами Штаты ограничений на сумму ввозимой валюты не накладывают.

Внимая моим горестным воплям, главбух во второй половине дня пятницы рванула во ВнешТоргБанк, договорилась, что меня примут без всякой очереди и прочей волокиты, дабы принять заявление на изготовление дебетовых карт. Банковские мальчики тоже проявили участие: я заполнил и перезаполнил с десяток печатных форм, после чего узнал, что смогу получить карты во вторник в Москве, «если, конечно, ветра не будет...», то есть гарантировать что-либо они не могли.

Однако, сообщили они же, существует такое понятие, как экспресс-карта, которая оформляется в присутствии вкладчика за десять минут, но ВТБ даже в Москве такой услуги не предоставляет, а кто предоставляет – Бог ведает, и т. д., и т. п.

Мальчуганы – хорошо, а Интернет – лучше! Остаток пятницы я блуждал по сети, выискивая того, кто мог бы выписать волшебную экспресс-карту, и получалось так, что, вроде бы как, подобную услугу оказывает ВТБ-24 – ближайший «родственник» нашего любимого ВТБ. Попутно выяснилось, что та контора, где мне должны были выдать заказанные карты ВТБ, расположена где-то на задворках Павелецкого вокзала и фунциклирует с 9 до 16 часов пополудни, стало быть, прилетев в Москву около часу дня, я туда просто не успевал попасть физически... Славно устроились друзья мои – москвичи!

Медный тазик навис над моим «золотовалютным запасом».

Поразмыслив над возможными способами валютной контрабанды, я резонно рассудил, что если уж меня и «будут брать», так пусть и нашим таможенникам служба мёдом не покажется, а потому пошёл и конвертировал пять штук президентов в дорожные чеки American Express. Забрать-то их у меня, может, и заберут, но вот получить по ним наличку без моей второй подписи – шалишь! – не смогут. А я им фиг её поставлю, тем более – с иголками под ногтями!

Олежка тем временем тоже не дремал. За одни сутки он выправил мне билеты от Москвы до Нью-Йорка и обратно, разработал всю «программу пребывания», прикупил билеты на все наши перемещения вдоль и поперёк (а точнее – по диагонали) Штатов, состыковав одновременно места в самолётах на пунктах пересадок, обеспечил контрольные точки гостиницами и рентованными авто и заказал билеты на мероприятия культурной программы, а кроме того сходил на работу и написал мне с десяток писем-инструкций типа «что там можно, что нельзя»... Кто-нибудь сможет прикинуть, сколько для этого понадобилось бы времени, усилий и нервов в родной моему сердцу Россиянии?!

В субботу я в крайний раз посчитал коллегам зарплату, в понедельник сказал последнее «прости» боссу и поцеловал на прощание главбуха в щечку.

Во вторник 5 июня 2007 года в 12 часов 30 минут дня флагман «Аэрофлота» – условно белоснежный лайнер Ил-62 – рявкнул турбинами на взлёте, и я по примеру Петра Алексеевича, что зовётся у нас «Первым», ринулся прорубать своё окно на Запад.

ГЛАВА II. МОСКВА

«В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошёл...» (С) И. Ильф, Е. Петров

Во вторник 5 июня 2007 года в 12 часов 30 минут дня с северо-восточной стороны на бетон аэропорта Домодедово, рявкнув турбинами при посадке, приземлился флагман «Аэрофлота» – условно белоснежный лайнер Ил-62. Из него вышел я – немолодой человек в ветровке, под которой угадывался «броник» – курточка-безрукавка, которую за множество карманов, кармашков и карманищ так любят туристы, журналисты и контрабандисты.

Карманы курточки оттопыривались под тяжестью отечественной и иностранной валюты, упакованной, по меткому выражению Олега, в «котлеты». (Как-то, уже будучи в Штатах, я, замешкавшись, извинился перед ребёнком: «Погоди, сейчас «колбасу» достану...» и, наткнувшись на непонимающий взгляд, таки сообразил, что не все мясопродукты идентичны).

У «ворот» аэропорта меня улыбчиво встречали наши москвичи-красногорцы: племяш Андрей и его сын Санька. До вылета в Нью-Йорк оставалось чуть менее суток, а ясности относительно «золотовалютного запаса» не прибавилось.

Вкратце изложил проблему Андрею. До чего же всё просто для наших молодых людей! Или вправду я старею? Андрей прямо из машины обзвонил несколько филиалов ВТБ-24 (список-то я ещё в Магадане из Инета скачал), и через несколько минут мы уже катили к ближайшему – на Большую Никитскую, 37, строение 1.

Ещё через час «котлеты» благополучно перекочевали в банковское хранилище, оставив мне два «пластика» Instant Issue – рублёвый и валютный. Но самое интересное, что ни одна душа в банке так и не смогла ответить, смогу ли я, в принципе, по этим картам «отовариться» баксами где-нить за пределами ВТБ-24, а если смогу, то где именно... Иначе говоря, «деньги ваши стали наши», а за прочую головную боль банк ответственности не несёт.

Ладно, чего уж там, в Штатах всё выясню доподлинно.

Переночевал у Андрейки с Иришкой. Роскошная надувная кровать, минимум, на две персоны, расчитанная на автолюбителей! Причём последний нюанс не маловажен. Дело в том, что в нормальной благоустроенной красногорской квартире хранится она, как ни странно, в спущенном состоянии, в виде этакого тючка, упакованного в сумку. И опять-таки, как ни странно, перед «употреблением» её имеет смысл накачать.

Естественно, электронасосом. Естественно, 12-вольтовым. А у кого дома 12 вольт имеется? То-то же. Поэтому часа так в два ночи кровать поехала на лифте вниз, к припаркованному возле дома иришкиному «Хюндайчику». Редкие в этот час прохожие могли не без удовольствия понаблюдать, как два мужика готовят эдакое шикарное ложе. А для каких целей – мужикам тем, должно быть, и без подсказок известно...

Накачать-то – накачали. А как теперь этот диван домой переть?! Ничего, попёрли. Кто когда-нибудь перевозил двуспальные кровати на пассажирском лифте, тот меня поймёт.

Утром обнаружил в квартире ещё одну жиличку – ночью из заграничного турне прилетела Инна Аржанова, и Иришка уже успела смотаться за интуристкой в Домодедово. Эх-хе-хе... Такова уж доля московских квартир – служить перевалочным пунктом для родни со всего света.

Позавтракали в новом составе, а там уж очередь Иришки меня в Шереметьево оттартать.... Прошли к стоечке «Delta» и, к огромному моему удивлению, без задержки получили билет в обмен на принтерную распечатку Олежкиного письма. Ну и порядочки тут у них здесь! А как же оригинальные подписи, фиолетовые печати?..

Андрей проводил меня до самого таможенного поста. На всякий случай я попросил его покуда не уезжать – мало ли, как дела развернутся... В голове гитарный перезвон – тихонько, но навязчиво напевает Владимир Семёнович:

«На Шереметьево,
в октябре, третьего
метеоусловия не те.
Я стою встревоженный,
бледный, но ухоженный,
на досмотр таможенный,
в хвосте...»

Изо всех сил пытаюсь помешать ему допеть последние строчки:

«... Но Христа распятого
в половине пятого
не пустили в Буэнос-Айрес...»

Нахально прусь по «красному коридору». Досматривайте, дескать, мне скрывать нечего! Блок сигарет «Ява» и пара подштанников, аккуратно вписанные в таможенную декларацию, – этому меня подучили знакомые тётки из Магаданской таможни (мол, по возвращении на задекларированную сумму можно больше товару ввезти. Ага, как раз на стоимость пары мужских полукальсон...)

Таможенник с трудом обдирает с чемодана добротно накрученную в Магаданском аэропорту упаковочную плёнку и, порывшись в пакетиках с нижним бельём, удивлённо вскидывает на меня глаза: «А чего вы через «зелёный коридор» не пошли?» Вежливо шаркаю ножкой и объясняю, что был не уверен в таможенной стоимости своего барахлишка – вдруг лимиты превышу. Дядька тускнеет, забывает спросить про валюту и, хотя ему и смотреть на меня противно, уточняет: «Чемоданчик упаковывать будем?» Ещё чего?! Дальше меня «Delta» в свои объятия принимает, не «Аэрофлот» какой-нибудь!

Границу прохожу с гордо поднятой головой и патриотическим пламенем в глазах. «Не ну-ужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна-а!» Пограничник понимающе берёт «под козырёк» и шлёпает в загранпаспорт штампик «Убыл». Я – ЗА ГРАНИЦЕЙ!!!

«За границей» надо подождать ещё часика полтора – кто ж знал, что меня не будут пытать, греть утюги и паяльники, а стало быть, управятся несколько быстрее?! У нужного выхода – «гейта», по-ихнему – получаю последнюю отечественную процедуру – досмотр. Снимаю куртку и «броник», выдёргиваю из штанов ремешок, раззуваюсь – можно подумать, отсюда – сразу в крематорий. Про себя машинально отмечаю, что одноразовые бахилы можно было бы и не красить в голубой цвет. Хотя, с другой стороны, надевать перед полётом белые тапочки было бы ещё менее уместно...

Брожу по роскошным «DUTY FREE», восторгаясь ассортиментом и ужасаясь ценами. Обнаружив курительную урну, высокомерно покупаю в ларьке пачку отечественных сигарет – то ли «UGRYUMOFF», то ли «UTYOSOFF», отваливая за неё баксов пять по курсу. Из перекура извлекаю определённую пользу – тренирую свой английский: на какой-то вопрос подошедшего мужичка не местной внешности не без труда, но таки вполне, на мой взгляд, сносно отвечаю: «Ай дон'т андестенд ю! Ай дон'т спик инглиш!» Мужичок сокрушённо качает головой и на пальцах показывает: прикурить дай. Вот сразу бы так! Остальное время мужичок курит молча, с распросами больше не пристаёт.

И вот: «Ледиз энд джентльмен (это понимаю легко), бла-бла-бла... (нихрена не понимаю)... Начинается посадка на рейс Москва–Нью-Йорк (ага, вона как!)...» Пристраиваюсь к стайке соотечественников, безошибочно определямых по судорожно сжатым в кулачках краснокожим паспортинкам, и следом, прошаркав по коридорчику, оказываюсь на борту самолёта.

В среду 6 июня 2007 года в 12 часов 15 минут пополудни (в 04:15 по Восточно-Американскому времени) авиалайнер компании «Delta» практически бесшумно скакнул в небеса моего Отечества, уносясь в страну Американию. До посадки в аэропорту Кеннеди оставалось что-то около десяти часов.

ГЛАВА III. НАД АТЛАНТИКОЙ

«–... А птичек у них нет – не чирикают! – отметил Елпидифор на всякий случай отрицательный факт капиталистической действительности. – Чирикать вы будете, – весело сказал капитан. – Сегодня же на общесудовом собрании чирикать будете.» (С) Виктор Конецкий

Как утверждает Евгений Гришковец, существует всего три простых мужских желания: есть, пить и спать. Однако, стoит только удовлетворить первых два, как во время исполнения третьего, появляется желание номер четыре, гораздо более серьёзное, чем три предыдущих, пусть даже вместе взятых.... В несущемся над просторами Европы в сторону Атлантики «Боинге» прозвучало первое объявление стюардессы (длиннее – на английском, существенно короче – на ломаном русском), оповещавшее о размещении аварийных выходов, надувных трапов, спасательных жилетов и прочих нюансах интерьера лайнера. В конце сообщения говорилось: «Туалетные комнаты между первым и вторым салонами предназначены исключительно для пассажиров первого класса и не могут быть использованы пассажирами экономического класса...» Понятное дело, что мне во исполнение четвёртого желания пришлось тащиться в хвост самолёта.

Ага, подумалось, вот он – злобный оскал капитализма. А впрочем, чему удивляться, когда у них ещё и негров вешают. Человек человеку – волк, можно сказать.

А, прикиньте, эти постоянные вопросы чёрненькой стюры на нерусском языке? Достала, в натуре! Подкатывает тележку с продуктами там или с напитками: «Бла-бла-бла...» А чего «бла-бла»? Исть давай! У нас тут чо, ликбез иняза или таки трансатлантический перелёт?! А она опять по-своему: «Бла-бла-бла...», но где-то всё же улавливаю (не зря, значит, в школе и вузах на английском штаны протирал!): «... чикен брест». «Ага, – говорю, – чикен.» И ещё с издёвочкой так добавляю: «Пли-из.» Ясен перец, жрать захочешь – так и по-китайски зачирикаешь.

Вообще, меня долгое время не покидало ощущение, что эти взрослые люди то ли издеваются надо мной, то ли элементарно валяют дурака – делают вид, что не понимают самых простых слов, а когда начинают что-то излагать сами, так играют в забавную детскую игру «Догадайся, что я сказал». Жутко хочется рявкнуть в ответ: «Да ты не умничай, лучше пальцем покажи».

На третьем часу полёта нас предупредили, что будут выдавать на заполнение бланки для пограничного и таможенного декларирования; ещё через два часа в проходе показался стюард, раздающий беленькие и зелёненькие листочки. Такие же листочки раздавала мадам, перемещающаяся к нам со тороны хвоста. Я начал готовить ручку, вспоминая инструкции, полученные накануне полёта от Олежки.

Но, как оказалось, понятие «дефицит» имеется и на территории Соединённых Штатов, коей являлся и салон самолёта: одновременно, не доходя нескольких рядов до моего кресла, стюард и мадам объявили, что зелёненькие бумажки, то есть таможенные декларации, закончились, и всем остальным достанутся только беленькие – пограничные.

Народ заволновался, как в старые добрые перестроечные времена. Вот-вот в лайнере должны были прозвучать до боли знакомые выкрики: «Больше двух в одни руки не давать!» Но вышколенные стюардессы волнения погасили на корню, объявив по трансляции, что в аэропорту Кеннеди нас будет встречать представитель авиакомпании, который и доставит на борт необходимое количество нужных листков.

Когда наконец под крылом появилась земля цвета американской денюжки, у меня подходило к концу заполнение лицевой стороны пограничного документа. Страшно потея, я призвал на помощь все свои познания английского языка и уже вписал в клеточки собственные фамилию, имя и отчество. Лететь оставалось не более двух часов, и надо было поторапливаться...

В тот момент, когда я размашисто черканул на оборотной стороне листка собственноручную подпись, лайнер пошёл на снижение, в иллюминаторе замелькали морские волны – казалось, садиться будем прямо посередь океана, но взвизгнув колёсами шасси, «Боинг» покатил по твёрдой земле мимо бесконечных самолётных стоянок, ангаров, обслуживающей техники, проехался между прочим над автомобильной магистралью, качнулся, припал на переднюю ногу и замер у третьего терминала Международного аэропорта имени Джона Фицджеральда Кеннеди – город Нью-Йорк, США.

«Хау-дью-ду, Америка! Я приехал! Радуйся, типа...» На что дядюшка Сэм, почесав в затылке под цилиндром, ответствовал: «А мне, в общем-то, по барабану...»

Авиаторы не обманули: когда бoльшая часть пассажиров покинула порядком поднадоевший за десять часов лайнер, на борт легко взбежал молодой человек и раздал недостающие бланки таможенных деклараций. Попутавшись в сложносочинённых и сложноподчинённых грамматических конструкциях, я обратился за помощью к стюардессе, одновремённо отвечающей на вопросы ещё полутора десятков таких же, как я, находящихся не в ладах с англо-саксонским наречием.

Стюра очеркнула отменно наманикюренным ноготком столбик квадратиков, нетерпеливо ожидающих, когда же я поставлю в них ту или иную закорючку, и сказала с чертовски обаятельным акцентом: «Заполнять нет!», после чего удовлетворённо отвалила. Но поскольку очёркнутые квадратики составляли приблизительно 90% площади анкеты, я таки усомнился в подсказке и начал деликатненько так заглядывать через плечики собратьев и сосестёр по несчастью. Ясности, однако, это не прибавило...

Но ведь до чего ж могуч великий русский язык! В нужный момент мой наплечный компутер посетила изумительнуая рассейская фраза: «Хрен с ним, завтра докуём!», транслированная экс-премьером В. С. Черномырдиным в бессмертный слоган: «Не чешите, где не чешется», и в тот же миг я с удивительной лёгкостью направился напрямки открывать Америку.

Пограничник был подчёркнуто равнодушно-строг: он приказал приложить палец к рубиновому пятачку сканера, спросил, где я буду проживать на территории Соединённых Штатов и, терпеливо повторив вопрос раз пять (до условно-полного понимания мной), выслушав затем сбивчивый ответ, начал рвать мою, старательно заполненную пограничную декларацию, из чего я сделал вывод, что английский у меня пока ещё далёк от совершенства (эк, мужика-то разобрало!).

Но всего-то оказалось, что кусок упомянутой декларации должен быть пришпилен степлером к паспорту. Кроме того, на этом кусочке забагровела печатка, позволяющая мне находиться на территории Штатов аж до 6-го декабря (вот бы обрадовался, наверное, мой начальник, используй я эту возможность, предоставленную мне американским правительством!).

А чемоданчик-то мой выбрался за границу пораньше меня. Сиротливо и испуганно он жался к транспортёру в гулкой пустоте багажного зала. Бедный мой чемоданчик, кто ж тебя так напугал! При более близком рассмотрении причина испуга стала понятна: хвалённая «Delta» пообрывала большинство замочков с молний наружных карманов. Складывалось впечатление, что висюльки замочков обкусывали и обламывали пассатижами, причём сразу с трёх сторон сундука. Вот вам и класс обслуживания! Вот вам и качество капиталлистического бизнеса!

(Вообще, этому чемодану не везло всю дорогу, хотя и был он куплен специально для выезда в США и до того не юзался ни разу. Уже позже, в Бостоне, водитель аэродромного «Шаттла» элеганто вышвырнул его на конечной остановке прямо на асфальт, точнёхонько угадав при этом в единственное на многие квадратные мили вокруг пятно мазута. В Краснодаре ни с того–ни с сего от самостоятельно и недвижно стоящего у шкафа чемодана вдруг громко отвалилась ручка по причине отвернувшегося крепёжного винта; с чего бы это винту надумалось отвернуться в домашних условиях – Бог весть).

Выручив чемодан, отправился по нанесённым на полу стрелочкам в сторону, как мне представлялось, таможенного досмотра. Вы таможню в аэропорту представляете? – столы, металлоискатели, шлагбаумы с обеих сторон, одни морды блюстителей таможенных правил чего стоят... Ну, иду я так себе по переходам, иду... Гляжу, дядька в униформе стоит, точно, как у нас на Соколе при выходе из зоны выдачи багажа. Я ему бирку багажную сую, чемоданчик свой наклейкой разворачиваю, а он рукой машет: греби, мол, дальше, на фиг мне твоя бирка сдалась. Ну никакой бдительности! А если я на таможне сейчас чужой чемодан досматривать подсуну?!

Ладно, его проблемы, мне бы до таможни дойти. А её всё нет и нет. Выхожу ещё в какой-то зальчик. Коридор налево с надписью «EXIT» и коридор направо с точно такой же надписью. Куда крестьянину податься? В какую сторону к таможне тыкать? Встал, кумекаю... А у самого нехорошие сомнения в душе порождаются: а не обошёл ли я эту самую таможню каким-то кружным, служебным проходом, не начнут ли меня сейчас отлавливать-вязать под вой полицейских сирен...

И в этот момент на моё плечо уверенно ложится чья-то рука и строгий голос произносит: «Гражданин...» У меня аж закапало: всё, думаю, попал! Абзац Америке! Даже с дитём не повидался... Токо, думаю, а чего же это ихний фараон по-нашему заговорил, да ещё и «гэкает» так знакомо, по-восточно-украински? Поворачиваюсь и...

– Ну, здравствуй, батя!

– Здравствуй, сынку! Мне бы, вот, таможню разыскать...

– Ну ты, бать, и дикий человек. Ты ж её уже прошёл!

– Не было таможни, сынку, крест на пузе, не было... Мужика, что бирки отбирает, видел. А таможни не было.

– Так то ж таможенник и был!..

Ну, блин, и порядочки у них! Нормального человека чуть до инфаркта не уконтрапупили.

– Ну, здорoво, сынку!

– Привет, батя!

И как не было десяти лет расставания.

ГЛАВА IV. НЬЮ-ЙОРК (Часть 1)

«Новоприбывшие русские (я употребляю это слово в его расширительном американском смысле) вдохнули в Брайтон новую жизненную силу, но не разгоняли чужой шпаны, а дополнили её своею собственной.» (С) В. Козловский

– Догадайся с трёх раз, куда мы сейчас поедем? – озадачил меня Олег, после того как под его неодобрительным взглядом я выкурил первую сигарету на американской земле, «стрельнув огонька» у прибывшего тем же рейсом соотечественника.

–???

– Ну же, откуда все русские начинают открывать свою Америку?

Хех! Сегодня и малое дитя знает: дык, конечно ж, с Брайтон-Бич!

Олежкина «Максима» вынесла нас с парковки терминала номер три, напоминающей по количеству машин знаменитый владивостокский «Зелёный угол», и повернула колёса в сторону неведомого мне доселе Атлантического океана.

То, что мы подразумеваем под Брайтон-Бич, состоит из полутора десятков кварталов вдоль Брайтон-Бич авеню с одной стороны и песчанным океанским пляжем – с другой. Брайтон-Бич авеню пересекают ведущие к океану улицы с, не поверите, очень даже оригинальными названиями: Брайтон 1-я, Брайтон 2-я и т. д. Перед пляжем лежит длиннющий деревянный настил набережной, который тут называют «бордвоком» («борд» – доска, «вок» – прогулка – яснее ясного).

От обуявшего меня волнения страшно хотелось курить. Купленные в Шереметьево сигареты были при мне, а вот зажигалку в целях антитеррористической безопасности пришлось оставить в том же аэропорту. Я принялся канючить у Олега, чтобы он купил столь необходимый мне аксессуар, но ребёнок категорически отказался (о борьбе Олежки за здоровый образ жизни мы ещё не раз упомянем.

Очевидно, поначалу он и меня решил в борцы записать). Хорошо! Я и сам купить могу, но вот как по-английски «зажигалка» или, на худой конец, «спички»? Олег принципиально «забыл» эти слова. Ладно, ломлюсь в лавку, на ходу конструируя нужную фразу:

– Пли-из! Гив ми... э-э-э... (на ум не шло ничего путёвого, кроме близкого по смыслу существительного «огонь» – «фaё», но я вовремя спохватился, что с моим произношением многократное повторение этого слова может быть истолковано как «горим, братцы! Пожар! Спасайся, кто может!», после чего меня наверняка отволокут в кутузку или, в лучшем случае, пощупают моё пророссийское рыло). Пришлось искать обходной вариант: – Икск'юз ми... Ай вонт ту смоук (типа, курить хочу, аж уши пухнут) энд... э-э-э... – пришлось всё же на пальцах показывать как чиркают спичками.

– Таки вы хотите купить у нас спички? – с милым одесским акцентом полувопросительно-полуутвердительно заметила продавщица. – Так берите, сколько унесёте, и не надо мне морочить голову вашим английским!

От неожиданности я сам резко перешёл на компактный русский:

– А зажигалку?

– Ой, да бога ради, два бакса – и она уже ваша.

Отдаю двадцатку, получаю сдачу и зажигалку, одновременно прикидывая результаты первого зарубежного «шопинга»: если два рубля российских – значит, в пять раз дешевле, а вот ежели два «рубля» американских – дык это в пять раз дороже, нежели у нас в Магадане. Пять делим на пять – единица. Стало быть, все в ёлочку... Притихший от неожиданных репримантов выгребаю на улицу и только тут обращаю внимание на то, что подавляющее большинство вывесок, реклам, объявлений писаны на русском языке (а до этого замыленный российский глаз на столь тонкий нюанс просто не обратил внимания).

Тогда-то и был сделан первый снимок из серии «Санёк в Америке»: я курю под вывеской, на которой здоровыми литерами написано: «БЮРО ПО ТРУДОУСТРОЙСТВУ» и лишь на всякий случай – вроде для случайно забредших сюда в поисках работы америкосов – дан перевод: «BRIGHTON EMPLOYMENT AGENCY». Вот и по утверждению Анастасии Успенской – журналистки русского отдела Би-Би-Си: «Кроме коренных американцев, на Брайтон-Бич есть все... Действительно, на каждого, кто обращается к вам здесь по-английски, смотрят так, как будто спрашивают: «Потерялся, милок?».

Предвечернее солнышко ещё припекает, а у океана жары не чувствуется. Подошёл по песочку к самой воде, пошептал ей, что так, мол, и так, сами мы – не местные, но таки уполномочены передать Атлантическому океану привет от нашего – Тихого. Водичка тоже что-то прошептала в ответ, токо на чистом английском – видать, и она потерялась...

Кстати, лирическое отступление №1 – о водичке.

Перед отъездом в дальние тёплые края получил от Олежки краткое указание: «... Имей с собой плавки – только не короткие европейские, а штанообразно-мешковидные, в каких причиндалы не вырисовываются – других здесь не носят».

Пришлось посетовать, что в солнечном Магадане в виду его, в некотором роде, высокоширотности и связанной с тем кратости купального сезона, выбор плавок не столь широк, как хотелось бы. Помимо того, с учётом возрастных особенностей «причиндалов», нравственность американских купальщиков не будет поколеблена даже если я выйду на песочек в стрингах. Альтернативой же могут являться аккуратно заштопанные на коленках, приблизительно чёрного цвета трузейры типа «семейные».

Но на Брайтон-Бич Олег настоял-таки на том, что теперь я уж никак не смогу обойтись без пляжной принадлежности необходимого формата и образца. Мы тут же нырнули в бельевую лавку, где бабушка-продавец, помнившая, по моим прикидкам, ещё купальный костюм Ноя, кинула на прилавок десятка полтора натуральных шортов, из которых сынка придирчиво выбрал те, что наиболее отвечали его морально-эстетическим требованиям.

(Не следует забывать, что Олег нынче проживает в Нью-Хемпшире – одном из штатов Новой Англии, отличающейся наиболее пуританскими взглядами и обычаями). На мой взгляд, проще и дешевле было бы купаться прямо в джинсах, но всё же, купленные «плавки» заняли в чемодане надлежащее им место да так и приехали в Магадан, ни разу не надёванными – не пришлось как-то...... На ночёвку определились к давним олежкиным друзьям – евреям-эмигрантам, прибывшим сюда из Киева лет 12-15 назад. Правда, глава семейства – Евгений Борисович – был в отъезде у сына, нас же обещалась приютить его супруга – Римма Леонидовна – приятная дама вполне постбальзаковского возраста. Понятное дело, отправляясь в гости, мы затарились вином, шоколадом, цветами и – чего-нить к столу – прикупили развесной красной икорки в ближайшем русском магазинчике.

Но русские не остались бы русскими, если бы не смогли впарить клиентам откровенно просроченный товар даже на Брайтоне: к моему стыду, уже за столом оказалось, что икорка, увы, мало пригодна к употреблению. К счастью, у Риммы (так она попросила называть себя при знакомстве) стол и без того ломился от угощений – Америка Америкой, а наши бывшие соотечественники тщательно блюдут давние традиции. Мне, между прочим, подумалось, что заедь мы к друзьям – американцам, по умолчанию было бы понятно, что ночевать мы отправимся, разумеется, в гостиницу. Я не даю оценки такому подходу; просто, так принято.

Лирическое отступление №2 – опять о водичке и туалетной бумаге.

Перед сном Римма предложила нам воспользоваться душем (ежедневное, а иногда и двукратное в течение дня посещение душа – процесс здесь также само собой разумеющийся, так принято). По статусу, я отправился в ванную первым, но Олежка почему-то плотно устроился следом и проник в санузел буквально на моих плечах. Я недоумённо воззрился на него.

– Батя, хочу тебя предупредить, что вода, заполняющая наполовину американские унитазы, ещё не свидетельствует о какой-либо неисправности – это их нормальное состояние. Не пытайся что-нибудь ремонтировать!

С этими словами и чувством исполненного долга ребёнок удалился.

Своевременное замечание, а то я бы и впрямь загремел разводными ключами и начал искать причину засора, оторвав унитаз от пьедестала!

В позе роденовского мыслителя я задумался над национальными особенностями сантехнических решений, поглядывая на белоснежную ванну, уровень днища которой в точности совпадал с уровнем пола в помещении. Бог его знает, как америкосам удаётся устанавливать и обслуживать трубо-сифонные устройства под ванной, но ведь до чего же удобно, в отличие от наших привычных ванн, входить в которые и выходить из них впору по лесенке. (Забегая вперёд, скажу, что к хорошему, как ни странно, быстро привыкаешь.

По возвращении в Москву, принимал я душ у наших красногорских ребят и, выползая из ванны, привычно перенёс центр тяжести на переступающую ногу тогда, когда она – по американским меркам – приближалась к полу. Ошибка составила около 10 сантиметров, в результате чего я со страшной силой вылетел в коридор, вынося дверь санузла на ушах. К счастью, ребят не было дома, а то хорош был бы дядька, развалившийся неглиже в коридоре и потирающий ссадину на влажной лысине!)

Далее я оторвал кусок туалетной бумаги и по привычке, навечно въевшейся со времён бума партийной печати и туалетно-бумажного дефицита, попытался помять её в руках. Бумага съёжилась до размеров спичечной головки. О! Оказывается, эту белоснежную бумагу мять не нужно – она и без того легка, мягка и нежно ласкает кожу!

Господи, ну почему же у отечественных производителей угрюмо-серого пипифакса, жёсткого, наподобие жести, и полностью изготовленного из отходов древесно-хвойно-стружечно-опилочного производства, из бумаги пожизненно торчат полупереваренные остатки указанных хвои и опилок, а отрывается она как угодно, но только не по подразумеваемой перфорации?!

Может, это Римма специально, по случаю приезда гостей, достала» где-то исключительно редкий, а потому страшно дорогой рулончик? Так нет же! – там, у них я просто не встречал туалетной бумаги другого качества. Даже в общественном туалете «Макдональдса» и придорожных сортирах стояли рулоны метрового диаметра столь же замечательного, первоклассного асходного материала.

С такими светлыми мыслями я отошёл ко сну. Закончился первый день пребывания в Америке.

ГЛАВА V. НЬЮ-ЙОРК (Часть 2)

«Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой...» (С) Вилли Токарев

Второй день начался с утреннего прогулочного моциона, во время которого можно было спокойно выкурить сигарету, не нарываясь при этом на укоризненный взгляд ребёнка. Опасливо обошёл вокруг квартала: Америка, знаете ли, Брайтон-Бич, русская мафия... Стрельбы, однако, неуслышал, гонок с участием полицейских автомобилей также не наблюдал.

Глотнув водички (позавтракаем позже), отправились на пешую экскурсию по городу. «Максиму» пришлось оставить на Брайтоне, поскольку проблема парковки в центре крупных городов вырастает соответственно их масштабам, и расчитывать, что мы найдём уютное парковочное местечко где-нибудь на Манхэттене, не приходилось.

Сразу оговорюсь, что если кто ожидает прочитать здесь историко-географический очерк, тому лучше обратиться к путеводителям, справочникам или, вон, к Интернету, скажем. Я же собираюсь ограничиться своими эмоциями и впечатлениями.

По утверждению Би-Би-Си, «на Брайтон-Бич хорошо снимать боевики: даже в солнечный день там полумрак. Над его главной магистралью – Брайтон-Бич авеню – и большей частью кварталов висит на древних железных опорах полотно надземки. Каждые несколько минут по нему проносятся составы, грохот которых заглушает русскую речь на тротуарах».

Может быть, может быть... Я этого не уловил, хотя киоск (станция) сабвея выглядела таки вполне непрезентабельно, напоминая скорее остановку пригородной электрички, и называлась при том «Avenue X». Не потому «Х», что знать не положено, где мы находились, а потому, что, как следовало из названия, далее находились ещё авеню «Y» и «Z», а в сторону центра нам предстояло пересечь авеню «W», «U», «T» и так вплоть до начала алфавита.

Удобно, вообще говоря, не нужно запоминать фамилии американских государственных деятелей, писателей и тому подобные культурно-исторические подробности, а также проще сообразить, проспал ты уже свою остановку или пока ещё нет.

В первый подошедший поезд мы не сели, поскольку опять же, в отличие от российского метрополитена, здесь поезда сабвея ходят по различным маршрутам – как трамваи. [Между прочим, купленный за два доллара билет с магнитной полосой позволяет ездить весь день не только на поездах метро, но и на автобусах].

Наш путь лежал с Кони-Айленда (Coney Island – дословно: остров Кони, а я, между прочим, когда-то косил сено на полуострове Кони) через весь Бруклин на южную, нижнюю оконечность Манхэттена (Lower Manhattan) – (за транскрипции не ручаюсь!), где Ист-Ривер (East River) и Гудзон (Hudson – или же таки Хадсон?), сливаясь, образуют залив Аппер-Бей (Upper Bay), и где на небольшом островке Либерти-Айленд (Liberty Island) уже 120 лет стоит на разбитых оковах покрытая малахитовой патиной общеизвестная медная фигура с факелом в руке. [А вот мухинских «Рабочего и Колхозницу», выполненных из нержавейки, под предлогом ветхости конструкции российские демократы снесли через 60 лет после открытия].

В прибрежном сквере (Battery Park) обнаружилось несколько скульптур: американский орёл с венком в когтистых лапах, установленный в память героев Второй мировой войны, группа евреев-эмигрантов, нашедших здесь Землю Обетованную, и бронзовая Сфера, повреждённая при падении башен-близнецов в недоброй памяти 9/11/2001.

Неподалёку на скамеечке, подстелив под голову газетку, мирно спал какой-то бедолага. А рядом сон его охранял конный полицейский. Такое соседство меня несколько удивило, но Олег пояснил, что законы – как федеральные, так и штата Нью-Йорк – очевидно, не запрещают спать людям там, где их сон и застиг, а потому нет у полицейского оснований похерить отсюда мужичка взашей. Угу... Попробовал бы он это объяснить московским и прочим российским ментам...

А потом мы ножками пошли туда, где воротилы делового мира сколачивают свой капитал – скромную улочку, притулившуюся в самом «нижнем» уголке Манхэттена и именуемую совершенно просто: Уолл-Стрит, где и попали в пресловутые «каменные джунгли»: чтобы увидеть голубое небо, кепчонку пришлось бы прихватить к темечку гвоздиком, а потому я и не пытался.

Идеологически подкованный мозговой аппарат напружинился и замигал красным: «Ага! Вот оно – средоточие капиталистической преисподни! Вот они – акулы империализма – так и шныряют кругом, так и шныряют... Бди!» А «акулы» шныряли себе спокойненько и выглядели вполне даже симпатичненько и миролюбиво; если бы не сводки с политфронтов, я бы их вооще за «карасиков» принял. И главное – они даже не подозревали, что я не просто так тут прохаживаюсь, а бдю!

Подтверждением тому, что мы проникли в царствие золотого тельца, служило установленное середь тротуара бронзовое изваяние здоровенного племенного быка, внушительные детородные органы которого на самом деле тускло отсвечивали золотом – не иначе туристы постарались, надраили. А может, банки, коих в округе привеликое множество, специального служку для того держат: дескать, поглядите, что вам у нас в качестве золота светит... А вот, кстати, и тот самый The Bank of New York, в котором кремлёвский Пал Палыч обмарался...

Так и шли мы по Уолл-стрит на запад, пока не упёрлись в англиканскую Церковь Св. Троицы (Trinity Church) – здание изумительной готической архитектуры, построенное ещё в 1846 году. Да и адресок у церкви – тоже, тот ещё – угол Уолл-стрит и Бродвея. И-эх, давненько я по Броду не бродил! Ну что ж, заворачиваем оглобли на север!

Через несколько сот метров заглянули на Либерти-стрит. Здесь неподалёку не так давно ещё находился комплекс из 7-ми зданий Всемирного Торгового Центра (WTC). Две башни, как известно, разрушились после самолётных таранов, входящий в комплекс отель «Марриотт» был разрушен и засыпан их обломками, а остальные здания ВТЦ, также как и церковь Св. Петра, сильно пострадавшие при падении башен, были позже демонтированы.

Подойти к самому «тому» месту не удалось – вся территория нынче обнесена сплошным забором. Многого из-за забора не увидели, но в дырочку всё же углядели: на этом месте идёт большая стройка (надеюсь, не под очередной «подарок» г-на З. Церетелли). Там же – на улице Свободы – зашли в небольшой музейчик, посвящённый событиям «9/11», поклонились фотографиям нью-йоркских пожарных, полицейских и других жертв катастрофы.

Вообще же, Нью-Йорк поразил колоссальным количеством строек (а пока город строится, он, в любом случае, живёт, не загнивает). Казалось бы, здесь уже застроен каждый квадратный дюйм территории, не должно бы оставаться свободного места. «Так точно, – подтвердил Олег. – Просто старые здания отстаивают положенный им по проекту срок, после чего их демонтируют и на освободившихся местах строят новые».

Хотя и из этого порядка есть исключения – по ходу экскурсии встречалось немало старых, весьма старых и очень старых зданий, очевидно, имеющих определённую историческую или архитектурную ценность и охраняемых государством. Создаётся впечатление, что американские чиновники недостаточно хорошо знакомы с основополагающими принципами коррупции.

От ВТЦ вернулись на Бродвей и вспомнили, что ещё не завтракали. А тут как раз сетевая кафюшечка «Starbucks Coffee». Ах, какая прелесть! – и где мы только за время поездки в «Старбаксы» эти самые не заскакивали! Всегда отличный кофеёк, дежурные сэндвичи – дёшево и сердито, как говорится. И только один раз – в Вашингтоне – остался от «Старбакса» неприятный осадок, но об этом – потом... А тут Олег задал мне вопросец, который, видимо, с утра висел у него на языке:

– Ну и какие первые впечатления от Америки?

Какие? Да никакие – пока я просто ошалевший от новой обстановки турист, а все впечатления будут складываться позже (что, в общем-то, и подтверждают эти записки).

Олежку ответ явно не удовлетворил.

– Хорошо, а что более всего бросилось в глаза?

– Чистота. Потрясающая, стерильная чистота кругом!

– А люди? Ты заметил, что на улицах нет угрюмых лиц?

Да? А ведь, пожалуй. Из этого, однако, вовсе не следует, что америкосы постоянно лыбятся друг другу, как дурачки на Пасху. Вот только что прошли мы по Уолл-Стриту – там народу, похоже, вовсе не до улыбок – бабки ковать надо, капусту шинковать. Выражения лиц – самые различные: у кого-то, определённо, есть проблемы, кто-то решает на ходу сложную задачу...

Но нет того, что свойственно многим прохожим на улицах российских городов и весей – сумрачного, потухшего взгляда, упёртого в асфальт. При всём том, я бы не сказал, что американцы – люди с распахнутой душой, скорее даже они более замкнуты в своём мирке, чем большинство моих соотечественников. Но отчего-то лица их более светлы и открыты, чем у наших...

Однако, вернёмся к вопросу о чистоте.

Лирическое отступление №3: о чистоте.

«Мне случалось проезжать сотни городов, больших и маленьких, во всяком климате, во всяких контурах местности, и они, понятно, все разные, и люди там тоже чем то отличаются друг от друга, но есть у них и общие черты. Американские города похожи на барсучьи норы в кольце всякой дряни, они – все до единого – окружены свалками покореженных, ржавеющих автомобилей и почти задушены нагромождением всевозможных отбросов. Все, что мы потребляем, попадает к нам в пакетах, в коробках, в ящиках – в той самой таре, которая так мила нашему сердцу.

Горы того, что у нас выбрасывается, превышают то, что мы используем. В этом, если не в чем то ином, сказывается безудержный, неистовый размах нашего производства, а индексом его объема, по видимому, служит расточительство. Проезжая мимо таких свалок, я думал, что во Франции или в Италии любую из этих выброшенных на помойку вещей сохранили бы и пустили в дело.

Говорю это не в осуждение тех или иных порядков, а в предвидении того времени, когда мы не сможем позволить себе такое расточительство – отходы химического производства спускать в реки, металлолом валить где попало, атомные отходы хоронить глубоко под землей или топить в море. Когда индейские поселки слишком уж погрязали в собственной пакости, их обитатели перебирались на другое место. А нам перебираться некуда», – так Джон Стейнбек описывал ситуацию начала 60-х годов прошлого века. А нынче?

Будь то в Магадане или Хабаровске, Москве или Краснодаре. Вы выходите из подъезда (а иногда ещё и не выходите), и что бросается в глаза? Мусор! Не тот, который мент, а тот, который сор. Граждане России умудряются нагадить везде, где они поприсутствовали хотя бы долю секунды: помойные пакеты – в подъездах и около, бычки и мятые жестянки из-под пива – на тротуарах, проезжих частях и в тех же подъездах, горы объедков, вороха б/у полиэтиленовых пакетов и промасленных бумаг – в «местах рекреации», пустые бутылки – везде (целенькие, правда, довольно оперативно подбирают бичи, а вот битые, увы, – оставляют на местах)...

Страна загажена с ног до головы. Посмотрите на автомобили, когда на улице идёт дождь, посмотрите на автомобили, когда на улице жара и легчайшее дуновение ветерка подымает тучи пыли. На багажнике олежкиной «Максимы» наклеен стикер на русском языке «Танки не моют!» Переводить надпись на английский смысла нет – американцы всё-равно не поймут глубинного смысла фразы.

А где ж им понять, если за тот месяц, что я провёл в обществе Олега, он ни разу свою легковушку не мыл, а она, тем не менее, исходно блистала лаковыми боками, хотя и дожди в этом месяце шли, да и вёрст проехали мы на той «Максиме» не мало. Вы видели у нас авто с шинами чёрного цвета? А у них я видел! Так-то...

Каюсь, мне не довелось заглянуть на задворки Брайтон-Бич или хотя бы на квартал отойти от Лас-Вегас Авеню, но ведь у нас-то и отходить куда не надо – грязь сама вас найдёт в любом месте.

Вот, скажем, пыль... А ей там просто браться неоткуда: открытый грунт в городах практически отсутствует – он либо под асфальтом, либо под травяным газоном. Затраты? Разумеется! А что, у Олега так много лишних средств или свободного времени, что он с завидным упорством пестует газон вокруг дома: и подсеет, и подкормочку внесёт, и поливом обеспечит, да ещё сокрушаться будет, что удобрение от влаги комковатым оказалось, травка местами не такая зелёная, как везде...

А ведь, как я понимаю, никто его не оштрафует, если травка на газоне вообще не взойдёт, разве что соседи «косяка» даванут и перестанут здороваться по утрам – вот и всё «наказание». Но коль принято у них так, а не иначе, вот и возится он с газоном, а по осени ещё и листья на бэк-ярде собирает и вывозит куда-то, а не сжигает здесь же – вот за это власти могут и задницу надрать. А в результате и получается, что в заштатном Нэшуа все дворики – зелёные, как на картинке, а с асфальта можно, не разуваясь, на палас заходить без особого риска.

[Вообще, эти рассказы – про «не раззуваясь» – я слышал уже достаточно давно, и всегда относился к ним с изрядной долей скепсиса – мало ли где и по каким причинам не раззуваются наши экзальтированные туристы. И если безумно богатая Америка выметает свои тротуары до блеска, следует ли из этого, что и весь прочий т. н. «цивилизованный» мир также заботится о чистоте среды своего обитания? Но недавно в газетке «Аргументы неделi» №35, 2007 г. читаю: «Одно из самых сильных впечатлений у вас останется от местного воздуха.

Пронзительно свежий – ведь со всех сторон океан – кажется, что он даже пахнет! А второе – от порядка и идеальной чистоты вокруг. На улицах практически нет открытого грунта, только газоны, асфальт, тротуарная плитка, которые моют днём и ночью. Войдя в дом, можно ходить не раззуваясь. Пол останется чистым». Америка? Нет, Новая Зеландия. А давно ли они там кушать друг друга перестали?]

Не в обиду нашим «собачникам» будь сказано (сам таким был): многие ли из них собачку с совочком и пакетиком на прогулках сопровождают? А там – практически все. Принято так, да и с санитарным инспектором связываться неохота, не говоря уж о соседях.

Тем не менее, пыль, хоть из космоса, да сыплется. Так ведь кто-то же её таки убирает! Вопросы: кто, когда, как часто? Не знаю, не видел. Точно также, как не видел пыли и грязи. Вот мусорные машины – те видел. К Олежкиному дому мусорщики подъезжали один или два раза в неделю. К этому времени всё лишнее в доме оказывалось в различных мешках: макулатура, стекло, металл, обычные бытовые отходы. Головная боль? Наверное. Но так принято. А ещё не принято гадить под себя. Наверное, американцев долго и больно к тому приучали. Ну а нам-то что мешает?

Лирическое отступление №4: об отношении к курению и курильщикам.

Особый вопрос – источник миллионов и миллиардов «бычков» – курение. Мои хиханьки по этому поводу – не более, чем борьба застарелого курильщика за свои права. Но то, что в Штатах с этим явлением, если и не борются в полный рост, то уж, во всяком случае, оказывают ему активное противодействие – это факт.

Начнём с того, что курить в Штатах стало немодно и непрестижно. Курильщик постепенно превращается в «белую ворону» с соответствующим к нему отношением. А отношение следующее.

Цена на сигареты при их копеечной (центовой) себестоимости, очень мягко говоря, не шуточная. Где-то на фотографиях встретится нам ещё пачка «Мальборо» за 5,62 американских рублей (ну, т. е. 140-150 «деревянных»). В Нэшуа я покупал блок на оптовом складе по 32 с какими-то копейками (примерно, по 85 рэ за пачку). Так, блин, вооще курить отучишься!

Я практически не встречал на улицах людей, курящих на ходу. Не принято! Думаю, меня бы за это вряд ли кто огрел палкой вдоль спины, хотя и не исключаю, позволь я себе подобную роскошь, что мог бы налететь на вежливое (или не очень) замечание типа: «Со! Ноу смокинг, пли-из...» А коли не принято, так и я воздерживался от курения во время даже очень длительных переходов.

Без проблем перекурить можно лишь в местах, где установлены урны, причём, если в районах попроще это обычные мусорные баки, то в более престижных местах в венчающий урну «подстаканник» насыпано нечто, напоминающее мелкую гранитную крошку чёрного цвета: покурил, воткнул бычок в песочек и не тревожишься, что «непогашенный окурок – причина пожара».

Песочек в урнах меняют достаточно оперативно, так что бычки не залёживаются. А в Лас-Вегасе для пущего изыску по песочку наносят какой-нить рельефный орнамент: спиральку, там, или решёточку. В общественных местах, включая помещения кафе и ресторанов, курение вообще не разрешается – пожрать и нажраться можно, а вот сдобрить ужин доброй сигареткой – будьте любезны, на улицу, к урночке.

Я так «попал» в нью-йоркском аэропорту перед вылетом в столицу нашей Родины, Город-Герой – Москву. Лететь (а стало быть, и не курить) 10 часов. По прилёте из Бостона в аэропорт Кеннеди чёрт меня сразу же понёс (по совету Олега, между прочим) в зону вылета, хотя времени до моего самолёта ещё более трёх часов оставалось – хоть закурись на улице. А я – шустрый такой – прошёл досмотр, добрался до своего гейта, осматриваюсь – курилку ищу.

Порыскал по гальюнам – везде перечёркнутая папироса нарисована и запах табака не ощущается. Налететь же с сигаретой на неприятности перед самым вылетом – дурных нема. Вежливо ловлю за лацкан первого же служащего с бейджем на спинджаке: «Икск'юз ми! Веа ай кен смоук, ёк-макарёк?» (типа, где тут курнуть можно без атаса?). А он глазёнки выпучил, да как залопочет чего-то испуганно и длинно, будто я ему, по меньшей мере, соввокупиться предложил в зале ожидания.

Ну тут я и понял, что планида у меня такая – не покуривши в лайнер садиться. Пока до Шереметьевского выхода добрался, уши уже ни под одной кепкой не помещались.

В гостиницах Олег, естественно, позаказывал номера для некурящих, а по печальному опыту магаданских коллег, попытавшихся покурить в туалете аналогичного номера, я знал, что подобная попытка может обойтись в пару сотен баксов – сигнализация-то дымовая у них, в отличие от «у нас», работает везде исправно... В Олежкиной «Максиме» тоже не раскуришься, более того, стоило мне после перекура вскорости усесться в машину, так Олег тут же демонстративно открывал окна на интенсивное проветривание.

Короче, нет там жизни нашему брату – курильщику! Одно светлое пятно встретилось – Лас-Вегас, – вот где курить можно почти везде: пепельницы у каждого игрального автомата расставлены (а казино – это, суть, первые этажи отелей). Но на ходу даже и в Лас-Вегасе не курят – не принято!

Хорошо это или плохо, судите сами. А я всё же склоняюсь к тому, что это правильный подход, здоровый. Во всяком случае, моё потребление сигарет «во время пребывания» сократилось с обычной полной пачки в день до половины.... Из «Старбакса» мы вышли на Бродвей. За каких-то полсотни метров что-то сильно поменялось в окружающем мире. Небоскрёбы, вроде, такие же, что и на Уолл-стрит, а вот антураж – совершенно иной. У Уолл-стрита вид солидного бизнесмена: «белые воротнички» на тротуарах, на фасадах – никаких излишеств, всё в основном государственные флаги да монументальные – в бронзе – названия банков и прочих серьёзных учреждений.

А Бродвей – Мекка туристического мира: пёстрая реклама, шортики да футболочки на прохожих. А роднит их – не поверите – дым от жаровен множества «фаст-фудов», будто в районе сочинского рынка пробираешься. В остальном же: Бродвей – как Бродвей, эка невидаль!

В районе 10-й улицы Бродвей поменял направление; если до того он скромненько шёл параллельно авеню и перпендикулярно стритам, то от 10-й начал нахально резать Манхэттен по диагонали, пересекая как стриты так и авеню. Примерно отсюда же стриты справа и слева от Бродвея стали делиться на Восточные и Западные. Таким образом, адреса типа 1200 E.17th St. и 1200 W.17th St. принадлежат разным зданиям, хотя оба находятся на одной и той же прямой 17-й улице (к этой особенности больших городов мы ещё вернёмся).

На пересечении с 23-й проскочили мимо здания-«утюга» (Flatiron Building), даже не обернувшись на него, поскольку фотографировались как раз напротив – на фоне Metropolitan Life Insurance Company Building – тоже не низкого домика соответствующей страховой компании. А глянуть было на что: уличные фасады «утюга» расходятся вдоль 5-й авеню и Бродвея под углом градусов в 20-25 – спасибочки вздорному характеру последнего. От Юнион-Сквер Парка (Union Square Park) до Мэдисон-Сквер Парка (Madison Square Park) прошли по т. н. «дамской миле» («Ladi'es Mile») – району разнообразных магазинов и магазинчиков.

Ну, леди – ледями, а часики «швейцарские» мы у местного афроамериканца таки за 9 баксов сторговали, хотя он просил 10, а мы настаивали на 8-ми. На корпусе и браслете «швейцарцев» были честно приклеены этикетки «Made in China», в остальном же – фиг отличишь (и между прочим, по сей день время сравнительно точно показывают).

А тут и 34-я Стрит вскоре поспела, так как же было не подойти к всемирно известному Эмпайр Стейт Билдингу (Empire State Building), ставшему после «9/11» вновь самым высоким зданием Нью-Йорка?! Надо сказать, что, как молодящаяся вдовица, здание на свои семьдесят с лишним лет не выглядит, более того, оно, вопреки моим ожиданиям и собственному 443-метровому росту вовсе не кажется тяжеловесным.

От ЭСБ возвращаться на Бродвей не стали, дошли по 34-й до Пятой Авеню и повернули налево – к Нью-Йоркской публичной библиотеке. Не то чтобы

книжечку вдруг почитать захотелось, а вспомнился к случаю фильм-катастрофа «Послезавтра» с гигантской волной, покрывшей город, как бык овцу, и замёрзшей затем, чуть не добравшись до верхних этажей упомянутого «книжкиного дома».

А вот интересно, в московскую «Ленинку» без пропуска войти можно? Здесь же – пожалуйста, прошёл сквозь рамку металлоискателя (это – везде и обязательно!) – и уже внутри: ходи, читай, любуйся. Здание восхитило росписью стен и плафонов в интерьере. Заглянули мы и в отдел славистики – есть русские книги, есть!

После библиотеки Олег предложил прогуляться по 42-й улице до пирсов и посетить музей флота, авиации и космонавтики, что на старом авианосце времён Второй Мировой – «Интрепиде» («Отважном», по-нашему). А что? – парой милей больше, парой меньше – нам это токо давай. Тем более – авианосец... Мимо Таймс-Сквер Олег протащил меня на скоростях, дабы не смазывать впечатление, которое я должен буду получить вечером.

У 84-го причала «Интрепида» не оказалось, как не было его и у других близлежащих пирсов. Видать, увели на косметический ремонтик, предположил Олежка. Может быть, может быть... Хотя не исключено, что именно сейчас «Отважный» выполняет какую-нибудь деликатную миссию у одного из далёких океанских атоллов.

Та-ак, с музеем «про-эхал-ли». А не прогуляться ли нам вместо этого по Центральному парку? Опять мили полторы вглубь Манхэттена через половину «сороковых» и все «пятидесятые» стриты («западные», разумеется)...

Нью-Йоркский Центральный парк (Central Park)... Сколько легенд и ужасов про него прочитано и прослушано: и убивают, дескать, там, и насилуют... Впрочем, может так оно и было когда-то. Как говорит Олежка, во времена мэрства Джуллиани (а управлял он городом совсем недавно, 9/11 при нём сотворилось) нью-йоркской преступности была объявлена настоящая война, и сейчас город входит в число наиболее безопасных на территории Штатов.

Кроме того, по утверждению Олега, рост преступности сдерживается сравнительно невысоким количеством чёрного населения. Так ли это – Бог весть, но в Central Park, похоже, народ ходит безо всякой опаски.

Прикупили на входе по бутылке воды (жарко!) и хот-догу, «на халяву» обильно смазав сосиски горчицей и кетчупом. Прошли по дорожке чуть подале и ступили на травку. Удивителен этот момент, о котором давно уж наслышан: никаких табличек «По газонам не ходить!!!», никаких осаживающих окриков. Как раз наоборот, типа, «для вас, Козлов, эту травку и посадили. Ходuте, валяйтесь, можете даже пощипать немного.

Токо, чур, дерьма за собой не оставлять, пли-из...» А ведь славно-таки хот-дожину на травке сидя сжевать! Хочешь – в тенёчке жуй, хочешь – на солнышко выползи. Как там у нас писывали? «Всё во имя человека, всё во благо человека»? А куда уж благостней? Вон, и синагога на углу Пятой авеню виднеется...

И другое интересно. Я всем телом ощущал, что каждый квадратный инчик пространства подо мной ровно на один бакс тянет, т. е. земелька тут, кубыть, не из дешёвых. А вот надо же, гады-капиталисты почему-то не застраивают офисами и доходными домами ни один из 340 гектаров парка. Я бы наши разные федерально-регионально-муниципальные власти сюда по очереди возил, заставлял бы травку ротом щипать в течение недельки-другой и приговаривал бы при том: «А не торгуйте, сукины дети, парковыми зонами и зелёными насаждениями». А то ишь, блин, – «всё во благо, всё во имя...»

Надо сказать, что лозунг «Берегите природу – мать вашу!» американцы чтут, уважают и блюдут. Ну спрашивается, откуда в этом городишечке, застроенном билдингами под самое «не хочу», взялось столько зелени?! Если не дерево, так газончик. Если не газончик, так клумбочка. А если и для клумбочек земли внизу не хватает, так они, стервецы, насобачились их на фонарные столбы подвешивать – видел и не один раз.

В общем, дожевали мы свои хот-доги, водичкой ключевой (два бакса за пузырёк!) запили, культурно опустили мусор в урночку и отправились в обратном направлении, поскольку солнышко клонилось уже к горизонту. Получаса не прошло, как оказались мы в самом центре района театров и музеев (который, кстати и называется Theater District) – на Таймс-Сквер. В лёгких предвечерних сумерках вертелись, сверкали, кипели и бурлили рекламные огни и экраны, под которыми вертелся, сверкал, кипел и бурлил круговорот людей и машин.

В общем, всё выглядело именно так, как некогда показывал Ю. Сенкевич в «Клубе кинопутешествий», если хотел подчеркнуть степень загнивания некоторых заокеанских стран. Уловить в этой круговерти что-нибудь отдельное было невозможно, картинка впечатывалась в мозг целиком. Исключение составляла лишь пышная блондинка, которая, обернув бёдра звёздно-полосатым флагом и едва прикрыв сосочки бело-сине-красными цветочками, что-то лабала на гитаре, украшенной гордой надписью «NAKED COWGIRL».

На красотку мало кто обращал внимание, но Олег всё же заметил, что в Новой Англии на неё внимание таки обратили бы и под юбчонку вместо цветочков наерняка напихали крапивы. Ну что ж, сурово, но, в целом, наверное, справедливо – нечего над государственным флагом изгаляться.

Неподалёку Олежка показал мне место свой работы времён нью-йоркской жизни – биржу NASDAQ. Сквозь стёкла виднелся огромный мульти-экранный стенд, картинками на котором Олег и повелевал. М-да... Не самый тихий уголок для работы!

Экскурсия наша по Нью-Йорку близилась к завершению. Что увидели, то и увидели. Понятно, что и года было бы мало, чтобы познакомиться с этим удивительным, огромным городом хоть чуточку ближе (уже по дороге в Вашингтон я хлопнул себя по лбу – эх, а так хотелось бы взглянуть на Центральный железнодорожный вокзал! Олег хлопнул по лбу себя: и ведь мы совсем недалеко были! А где же поезда ходят? Я ничего похожего на рельсы не видел... Как – где? Под землёй, вестимо. Там же, кстати, и междугородние автобусы шныряют).

Но ещё предстояло добраться до гостиницы в соседнем штате Нью-Джерси. Благо, что граница между штатами пролегает как раз посередине Гудзонова русла, да и район на том берегу именуется не иначе, как Нью-Йорк, но только с добавлением слова Вест, а Джерси-Сити – вон, чуть ниже.

На сабвее добрались до Брайтон-Бич, попрощались с гостеприимной Риммой и, швырнув пожитки в багажник, отправились в Нью-Джерси искать гостиницу «Рамада» (а чего её искать? «Железная тётка» GPS безошибочно выведет куда угодно!), где Олег заблаговременно забронировал номер для некурящих.

Похоже, никогда прежде я с таким кайфом не усаживался в машину. Ноги даже не гудели, их просто не было, а чугунным чушкам, на которых болталось остальное тулово, гудеть не положено. По моим прикидкам, подтвержденным нынче измерением по масштабной карте, протопали мы за день никак не меньше 15 километров. И это после многих лет моей гемморойной сидячей работы!

Поехали! Через весь Бруклин – к устью Ист-ривер, по Бруклинскому мосту – на Манхэттен, через Манхэттен – к Гудзону, нырнули в Линкольн-туннель – и вынырнули из него уже в другом штате…

Джерси-Сити, сетевой отель «Рамада», «три звезды» – а нам больше и не надо. Если бы ещё карточка-ключ срабатывала с первого раза… Но это пережить можно. Да ещё и с ужином в гостинице мы, кажись, припозднились. Пришлось опять неблизко ехать, чтобы раскопытить хотя бы пиццу – закусывать-то чем-то надо!

Ах, не удержусь, чтобы ещё разок не процитировать кусочек из чудесной книжки лауреата Нобелевской премии Джона Эрнста Стейнбека «Путешествие с Чарли в поисках Америки»:

«Я вернулся в свой чистенький, маленький номерок. В одиночку мне не пьется. Это как то неинтересно. И надеюсь, что один я никогда не буду пить, разве что стану алкоголиком. Но в тот вечер я достал бутылку водки из имеющихся у меня запасов и принес её в свою келью. В ванной стояли два стакана для питьевой воды, каждый в целлофановом мешочке с надписью: «Эти стаканы подвергнуты предохранительной стерилизации».

Поперек стульчака была наклеена бумажная полоска, сообщающая вам: «Этот унитаз подвергнут предохранительной стерилизации ультрафиолетовыми лучами». Все меня от чего то предохраняли, и это было ужасно. Я содрал обертки с обоих стаканов. Я надругался над девственностью унитаза, прорвав бумажную полоску ногой. Я налил себе полстакана водки, выпил и налил еще столько же.

Потом залег в глубокую ванну с горячей водой и лежал там, полный уныния и тоски, чувствуя, что в мире вообще нет ничего хорошего. …Я стал формулировать новый закон, устанавливающий взаимосвязь между предохранительной стерилизацией и упадком духа. Сердечная тоска убьет вас скорее, гораздо скорее, чем бацилла».

Я не испытывал ни уныния, ни сердечной тоски. Во всём окружающем мире прекрасное меняло хорошее. И вообще, нас с сыном было двое. И припасённую заранее водку мы тоже делили на двоих. Но вот что-то такое… такое вот что-то… где-то там, в глубине души…

– Ну, с приездом!

ГЛАВА VI. ИЗ НЬЮ-ЙОРКА В ВАШИНГТОН

«Эх, дороги...» (С) Пестня... Утро где-то в Джерси. Отель «Рамада». Олежка сладко спит. Прошлой ночью, как он сказывал, сна не было и впомине – вишь ли, папик храпел громко... Да, не довелось моему маленькому в армии послужить, где храп соседей по казарме воспринимается как колыбельная: «Спи, солдатик, спи...» А мальчик купил вчера ушные затычки – беруши – и посапывает теперь спокойно, аж пузыри пускает.

Выскальзываю из номера и выхожу на улицу – покурить.

Чудесное утро! Солнышко поднялось, а жары ещё нет. Да и название местечка располагает: Evergreen Place East Orange, что означает приблизительно: Вечнозелёная площадь в районе Восточный Апельсин. Что-то я не припоминаю в российских городах названий типа Северозападный Картофель или Дальневосточная Конопля; как район, так непременно – Пролетарский, как площадь, так обязательно – Восстания. А тут вышел в Апельсин покурить, и сразу благость на душе, и ни с кем собачиться не хочется.

По стриженному газону на гостиничном дворе белки шныряют. Вроде как и не в городе. Подумалось: а покажись какой бурундучок в магаданском дворе – так камнями бы забили, затоптали б бедолагу. Этим же – хоть бы хны! И ещё воробьишки чирикают. Ну точно, блин, такие ж, как и у нас. Скачут серо-карие и не подозревают о своей значимости: ведь не просто воробьи, а воробьи американские. Ладно, валяйте, скакайте... Послушал бы я, как бы вы зачирикали, закинь вас в матушку-Россию, прости Господи!

Возвращаюсь в номер, шмурыгаю магнитной карточкой в замке. Ага, щаз... С таким же успехом можно и прошлогодним календариком в щелке поелозить. Ну не барабанить же в дверь ногой – у них, наверное, и это не принято. К счастью, Олег уже поднялся, выдернул беруши и таки услыхал моё копошение за дверью.

В номере пытаюсь застилать за собой кровать. Олег хмыкает: «Ну и дикий же ты человек! Тётенька всё-равно перестилать будет. Положи лучше на тумбочку пару баксов – это её в большей степени порадует». Лады, пусть мне хуже будет! Но покрывальце всё ж на разбросанную постель натягиваю.

Собираем манатки. Интересуюсь, нельзя ли в качестве сувенирчика прихватить Библию из прикроватной тумбочки? Олег отвечает в том смысле, что «прихватывать» из отелей Библии и ванные полотенца как бы некрасиво. При этом глядит на меня с таким осуждением, что мне сразу становится стыдно и понятно: «не принято!», и я готов хоть сейчас чистосердечно вывернуть перед ним карманы штанов – да не тырил я ничего, не тырил!

Спускаемся в лобби. «Лобби» – это, оказывается, не только «система контор и агентов монополий при законодательных органах США, оказывающих давление на законодателей и чиновников», как кратенько сообщает на странице номер семьсот девятнадцать «Советский энциклопедический словарь» 1985 года издания, и не только «система контор и агентств крупных монополий при законодательных органах США, оказывающих в интересах этих монополий воздействие (вплоть до подкупа) на законодателей и государственных чиновников в пользу того или иного решения при принятии законов, размещении правительственных заказов и т. п.», как расширенно трактует на странице номер двести восемьдесят девять «Словарь иностранных слов» 1989 года издания, уточняя при том, что «лобби называются также агенты этих контор и агентств» (хорошо пишут, шелешпёры: «агенты агентств»), но «лобби» – это и обычный гостиничный холл, или вестибюль, или фойе, на худой конец.

Однако, чтобы о том узнать, пришлось съездить в страну Америку. «Невыездным» же могу порекомендовать заглянуть на страницу номер восемьсот девять 1-го тома «Большого англо-русского словаря» 1979 года издания. Причём, здесь этот вариант перевода приведен под номером I, т. е., как наиболее распространённый, употребимый.

В лобби Олег сдаёт наши карточки, чем даёт понять, что мы убываем. Нас не хватают за рукава, не ведут на «подписание» акта приёма-сдачи номера, нам просто говорят «до свидания!» А ежели как что, так нас и в Нэшуа разыскать будет не трудно.

«Железная тётка» GPS уверенно выводит «Максиму» на 95-ю федеральную дорогу. Пункт назначения – Вашингтон, Федеральный округ Колумбия. Расстояние – чуть более 200 американских вёрст (километров 330, по-нашему) – смешное для тех дорог. Слева от нас Нью-Джерси, за окном справа – Пенсильвания.

Ходом проскакиваем городишко Филадельфию (откуда 4 июля 1776 года есть-пошла земля американская – в смысле подписания Декларации независимости) с шикарным мостом через речушку Делавэр, где попадаем в одноимённый штат, а ещё минут через двадцать уже катим по Мэриленду (штатов здесь натыкано – плюнуть некуда, чтобы в очередной не попасть, – а не плюй, однако!).

Переехали речку с незатейливым названием Саскуэханна (наш Анмакдыкхан, однако, покруче звучит), а там уже и городок Балтимор ручкой нам приветливо машет – до Вашингтона всего миль пятьдесят осталось, как раз, чтобы о дорогах поговорить.

Лирическое отступление №5 – о дорогах.

Вот где бесконечная тема для нашего брата-автомобилиста! Сколько наслышан был о тех дорогах рассказов, легенд и сказок, а вот же – довелось и самолично встретиться. Когда уже в Магадане мы просмотрели снятое в Штатах видео, выяснилось, что процентов 50 было снято в движении по американским хайвэям. Видимо, и вправду, впечатляют.

Хорошо нам, в Магадане: всех дорог – Магадан-Сокол, 56 км (дальше только ненормальный сунется, да пара-тройка десятков грузовиков в сутки – на трассу, пыль глотать), Ольский тракт (30 км – «Смерть резине!») да вон, Арманский пролаз (120 км до Балаганного).

А в Штатах я посмотрел на сеть дорог, которыми, без преувеличения, пронизана вся территория страны: и вдоль, и поперёк, и по диагонали! Боже ж мой, несчастные люди! Там же без GPS мили проехать невозможно – заблудишься. У меня «крышу снесло», когда в Лос-Анджелесе я увидел транспортную развязку в пяти уровнях. А «обычными» – двухуровневыми – у них уже и деревни не кичатся – эка невидаль...

Однако, ещё до поездки Олежка предупреждал, чтобы я достаточно критично отнёсся к восторженным оценкам земляков, побывавших за океаном прежде меня, – дабы не разочароваться в ожиданиях. Но честно скажу: особых разочарований я не испытал. В том числе и на дорогах. Хотя, в принципе, докопаться можно и до телеграфного столба.

И когда рассказывают, что при скорости в 80 миль в час кофе в чашке, стоящей на торпедо, даже не рябит, – не верьте! – это из области ненаучной фантастики, проверять не рекомендую – штанов ваших жалко. Но то, что при указанной скорости челюсть водителя подвязывать платочком нетребуется, а предметы в салоне ведут себя адекватно и не стремятся покинуть авто через ветровое стекло – это факт.

Чего и говорить – дороги, если и не прекрасные, так просто – отличные. Покрытия добротные, провалы и вздутия отсутствуют. А уж ежели где неровность и образовалась, так её тут же обозначат, причём соответствующим знаком – горб здесь или же, наоборот, – ямка. То есть в чём-то это принципиально отличается от наших дорог, где протарахтев какой-то, измеряемый по карте лаптем, отрезок пути «по кочкам-по кочкам», натыкаешься на придорожный знак, сулящий, что впереди тебя ожидают, в соответствии с доп. табличкой, 10 км «неровной дороги».

Прямо какая-то альхеновская стыдливость из «12 стульев»: строят и содержат погано, но жутко при этом смущаются. Впрочем, у них знаки о дорожных неровностях, похоже, долго не застаиваются: полотно ремонтируется повсеместно, то и дело встречаются пластиковые ограждающие конструкции (а не бетонные «ФС-ки», как принято у нас, с которыми ночью встретиться, как два пальца – об асфальт), задолго до места предупреждаемые соответствующими знаками.

И ведь, что характерно, коль место огорожено, так там и работы ведутся: дорожники суетятся, техника чего-то роет, закапывает, выравнивает... Как путёвые дантисты, каждую щербинку выправляют.

А я, вернувшись в Магадан, радостно заметил, что и у нас дорогами заниматься начали – по Дзержинского на протяжении трёх кварталов расширять проезжую часть удумали: в июне, Люда говорит, бордюр выкорчевали, газоны бульдозером подгребли и к сентябрю, быть может, асфальтом кромки закатают. На Карла Маркса, у театра теплотрассу по центру улицы для ремонта вскрыли, и ни одного рабочего в течение нескольких дней я там не видел...

А что это за секретные технологии такие, что позволяют асфальт в дождь укладывать? У нас же они повсеместно!.. К весне, правда, асфальтик вместе с талыми водами так, «коржиком» и сойдёт, но рапортовать-то об отремонтированных квадратных метрах будут ещё в этом году, а к следующему лету и об асфальте, и о рапорте все забудут, и вспомнят токо тогда, когда ещё деньжат подгрести захочется!

Да понимаю я, понимаю, что грунты у нас пучинистые, что мерзлота не то что асфальт – бетон взламывает! А в Москве? А в Краснодаре? Там-то о какой мерзлоте речь вести? Или на Аляске климат теплее?

Но американцы-то словно сдурели: в Нэшуа олежкин район – что-то типа нашей Весёлой – такое частное строительство (чуть не написал – одноэтажное), участки – блоками по 6-10 домов. Так и там все улочки под асфальтом. А у нас – кому в голову взбредёт – Весёлую асфальтировать?!

Разные люки (канализация, связь, газ) у них тоже, в основном, на проезжей части. Но ведь все – заразы – на уровне покрытия – не выше и не ниже!

Дорожная разметка – везде, ясная и чёткая. Часто выполнена светоотражающей мастикой, так что в темноте кажется светящейся. Иногда на линиях разметки дополнительно устанавливают жёлтые и белые катафоты на каких-то эластичных, гнущихся, пластиковых пластинах, позволяющих проезжать по этим катафотам без вреда для последних и для тысяч проскакивающих по ним за день колёс.

В салоне, правда, при пересечении такой линии возникает дискомфортный трещёточный звук, но видимо, и это тоже ставилось целью – не побуждает к излишнему маневрированию и напоминает, что справа и слева могут оказаться автомобили. Аналогичную цель преследует и насечка на дорожном покрытии по краям проезжей части и перед объектами, кои могут представлять потенциальную опасность.

Стoит при скорости 60-80 миль в час съехать на такую полоску, как громкий низкочастотный гул и мёртвого разбудит (а меня при первом же наезде на неё заставил вжать голову в плечи: «Что это было?!») По какой-то причине не асфальтируется большинство мостков, под которыми бегут ручейки и речушки; так и оставляют бетонное покрытие. И опять-таки изменение тона колёс при переходе с асфальта на бетон заставляет обострить внимание, притупляемое ровным, убаюкивающим движением.

Знаки, в основном, информируют надписями. Можно, конечно, поспорить, что лучше – легкочитаемая на большой скорости пиктограмма (как у нас) или более информативный текст (как у них). Наверное преимущества и недостатки есть у каждого метода. Поэтому у нас знаки могут дополняться информационными табличками, а у них и пиктограммы частенько встречаются.

Непривычны (не более!) указатели наименований улиц на каждом перекрёстке. У нас, чтобы название улицы увидеть, нужно всё время на стены домов пялиться, пока кому-нить в «задницу» не воткнёшся. Но, если повезёт, прочитаешь, ПО КАКОЙ улице ты ЕДЕШЬ. В Штатах же, подъезжая к перекрёстку, видишь, КАКУЮ улицу ты ПЕРЕСЕКАЕШЬ. Чуть-чуть попривыкнуть – и очень даже удобно.

И что-то я практически ничего не слышу о лобовых столкновениях на американских дорогах. Дык, а откуда им взяться, если на фривеях – по определению – полосы встречного движения разнесены друг от друга и иногда – на весьма значительное расстояние. [Даже лингвистически чувствуется разница в российском и американском подходах. Со школы нам известны слова: «street» – улица, «road» – дорога.

Потом в родимых «Правилах дорожного движения» появился термин «магистраль», на который и по сей день взираем мы, как на нечто экзотическое, суть, виртуальное. Смешно ведь звучит: магистраль Магадан–Сусуман или Хабаровск–Чита (там и на волах проехать не просто). А американцам тем временем стало маловато словечка «highway», и теперь на картах и указателях дорог то и дело встречается обозначение «freeway» – дословно – «свободная дорога».]

Вот даже тот мост (в Миннесоте ли, в Мичегане ли...), что недавно рухнул, так и тот из двух разнесенных частей состоял, а потому не повезло только тем, кто ехал ТУДА, а кто ОБРАТНО – те и по сей день по нему ездят. Олежка жалуется, что узковаты дороги становятся – у Нэшуа (окраина страны!) трёх полос в каждом направлении не хватает, по четвёртой пристраивают. М-да... Куражатся, понимашь...

А что касаемо нехватки дорог, так это и видно по тому колоссальному количеству автомобилей, что по ним движется. Впечатление такое, что вся Америка куда-то едет. И это при том, что, как говорят, поезда тоже пустыми не ходят, а о загруженности авиалиний речь ещё впереди. И кстати, когда я писал о качестве дорожного покрытия, то как-то обошёл вниманием тот момент, что, с учётом интенсивности движения, нагрузка на американские дороги на порядки превосходит нашу, а стало быть, и к качеству покрытия требования существенно выше.

Однако, даже при таком количестве автомобилей загазованности воздуха не ощущается. Уж, казалось бы, едем по тоннелю длиной в несколько километров (к примеру, в Бостоне, перед аэропортом), а воздух – самый обычный. Ну, не видел я столь родной и привычной для Магадана картины, когда дизельная полуторка оставляет за собой такой чёрный шлейф выхлопа, что и за неделю не прочихаешься. А ведь в техталоне, наверняка, отметка: «Технически исправен». Кто сделал эту отметку, за какую мзду – дык, разве выяснишь!

Но уж, коль скоро, Бостонский тоннель был упомянут, а о чистоте мы уже раньше писали, так ещё один нюансик припомню. Естественно, тоннель кто-то обслуживает – хоть раз за день человек пройти должен. Естественно, для обслуживающего персонала вдоль тоннеля тропа проложена. Естественно, чтобы по служивому кто колёсами не проехался или, к примеру, по стенке его не размазал, тропа поднята над уровнем полотна метра на два. Естественно, в этом случае тропа должна быть огорожена.

И она таки огорожена на всём своём протяжении поручнями, гнутыми из трубы-шестидесятки. Но вот, что НЕестественно, по нашим меркам, понятное дело, так то, что труба – хромированная (или никелированная – чёрт её разберёт из машины) на всём своём протяжении! Километры хромированной трубы!!! Не ржавой, не крашенной даже кузбасс-лаком, а хромированной!

Ограждение тропинки для обслуживающего персонала не атомной электростанции, а тоннеля, коих в Штатах сотни и тысячи! У вас это в голове укладывается? У меня – нет! Когда на этот нонсенс обратил внимание Олежки, тот искренне удивился: «Ну, батя, ты даёшь! Я сколько раз здесь проезжал, никогда на поручень внимания не обращал...»

Дык, дикарь, в натуре, – блестящую трубочку увидел и ажно заверещал! Как объяснишь маленькому, что у меня в укромном местечке за гаражом 40-сантиметровый отрезок дюралевого уголка, которым я собирался примёрзшую дверь отколупывать, и суток не пролежал – спёрли! А тут... Труба... Хромированная... Километры... И без охраны!!!

Такой вот человеческий, блин, фактор. Из того же фактора исходя, строится и поведение водителей на дорогах. Удивительно приятно обнаружить вежливую предупредительность: попробуй в Магадане влезть в транспортный поток, допустим, из дворового выезда в час пик – газетки читать замучаешься! А там – включил поворотку – пяти секунд не пройдёт, как кто-то притормозит, тебя пропустит. Вот вам и «человек человеку – волк».

Странно? А я уловил! Справедливости ради, следует отметить положительные сдвиги в том же направлении в Москве и во Владивостоке – видать, нужда заставила. Но в той же Москве, отдыхая с Андреем в очередной пробке, я наблюдал, как машины попроходимее переваливали через придорожный кювет и объезжали пробку по тротуару, шугая привычных ко всему москвичей бибикалками и напористым видом самих транспортных средств.

А вот стоя в очередной пробке на американской дороге, я недоумённо взирал на абсолютно пустую крайнюю левую полосу. «Ты чо?! – удивился в очередной раз Олег. – То ж токо для полицейских машин. Не дай тебе Боже!..» Не понял... Не для «настоящих пацанов», не для губернатора и даже не для Президента – а для POLICE ONLY? Странные они всё-таки люди!

Кстати, почти то же самое и для крайней правой полосы. Я Олегу, было, намекнул, чтобы остановился на ней – перекурить, то да сё... А он меня чуть в коммунистические агенты, стремящиеся подорвать транспортную мощь государства, не записал и весьма прохладно заметил: «На этой полосе без крайней нужды останавливаться не рекомендуется». Ага... А если у меня, допустим, живот свело – это крайняя нужда или как? Что же, выходит, что и крайнее бывает?

Тут же я получил и «первичный инструктаж по технике безопаности». Сказать, что полицейские на дорогах глаза мозолят – не скажешь. Когда-никогда промелькнёт где-то чёрно-белая машинка, и опять нет их. Но стoит только остановиться хоть на этой правой полосе, не более чем минут через десять подъедет ихний «луноход», и страж порядка поинтересуется, не надо ли чем помочь?

«А вот тут, – учил Олег, – руки – на руль, и никаких резких движений. Документы из кармана – плавненько, двумя пальчиками. Выполнять все команды беспрекословно, эти ребята юмор на работе туго воспринимают, ежели чего не так, и пристрелить могут...» После этих слов всякое желание останавливаться на правой полосе вне обозначенных мест испарилось без следа.

И ещё одна история, касающаяся свободных полос. (Вообще, американцы, на мой взгляд, как-то совсем не задумываются, что «экономика должна быть экономной», и резервируют полосы движения на все случаи жизни). А тогда на глаза мне попался абсолютно незнакомый дорожный знак – белый ромб на чёрном прямоугольнике – висящий, конкретно, над левой полосой движения.

Мы, справа, торчали в пробке, а полоса слева была почти свободной, и машины шли по ней с нормальной скоростью и обычной интенсивностью. Дождавшись просвета в потоке Олег тоже вырулил влево, после чего покатили мы резвенько, объезжая менее удачливых «пробочных» страдальцев. Олег пояснил: «Car Pool». А-а... Ну, понятно. Карпулл – так карпулл, всем всё ясно...

А оказалось, дело вот в чём.

Когда в середине 70-х годов прошлого столетия (о! мы уже столько живём?!) Штаты настиг энергетический кризис, они как раз и вспомнили насчёт "экономной экономики". Меры строжайшей экономии были предприняты по всей стране и во всех отраслях жизни, включая, естественно, и транспортную. Именно тогда в моду стали входить мало- и среднелитражки, что для привыкших к шести-, семиметровым автомобилям с немерянного объема двигателями американцев казалось концом света.

Тогда же было сделано очень тонкое наблюдение: если семью из двух человек, пользующуюся, обыкновенно, двумя же автомобилями, возить на одном, то расход топлива сокращается почти в те же два раза. Осталось заставить такую семью пересесть в один автомобиль, то есть, по сути увеличить КПД использования транспортных средств.

Вот и придумали те самы карпуллы – полосы, по которым можно двигаться, если в машине сидит людей не менее установленного количества (обычно – двух). Но вот как считать такой метод: «кнутом» или «пряником»? С одной стороны – вроде, принуждение, ограничение. С другой – движение по карпуллам, таки действительно, более скоростное и экономичное...

А что же платные дороги? Есть такие, есть. Попадались и нам на хайвеях терминалы оплаты проезда. Правда, я так и не сумел засечь, чем же, в принципе, отличались платные дороги от бесплатных: качество и у тех, и у других – отменное, стоянок и кафюшек по бокам – не больше и не меньше, траву на «платных» разделительных полосах никто дополнительно не красит. Ну, платная дорога, так и платная. И, похоже, стоимость проезда не слишком напрягает американских автовладельцев – во всяком случае Олег по этому поводу ни разу не возмущался, а я даже не спросил, во сколько ему этот проезд обходится. Да и возникла тема платных дорог только один раз.

Подъезжаем к терминалу, дорога разделяется сразу на шесть-восемь полос, каждая из которых ведёт к своим воротцам со шлагбаумом и будкой караульного. Сбоку написано: «STOP! GET TICKET» (типа, притормози, купи билетик на счастье). А Олег, лишь слегка снизив скорость, проскакивает пост не останавливаясь и, естественно, без билетика… «Кранты, – думаю. – Щаз фараоны на хвоста сядут».

Тут вам – не здесь, не Раша, тут вам такие номера не проходят! А Олег давит себе на железку, ухом не ведёт, и фараонов пока не видно. Это уж на следующем терминале обратил я внимание, что покатили мы не через те воротца, где «stop, ticket», а нырнули под вывеску «E-ZPass ONLY», и Олег показал мне на маленькую коробочку, прикреплённую к ветровому стеклу.

Оказывается, и здесь хитроумные американцы систему взаиморасчётов упростили: коробочка та автоматом электронный сигнал в банк подаёт, мол, на платную дорогу выезжаем, снимите там, скоко надо, с нашего счёта. Удобно ведь…

В общем, американские дороги не могут оставить равнодушными наших братьев-славян. Писать о них (дорогах) можно бесконечно и, наверное, к этой теме мы ещё не раз вернёмся.

---

[Вернулись, и даже скорее, чем ожидалось. Вскоре после того, как я отослал очередную главу своим рес-пондентам, возникла, в некотором вроде, полемика. Братик Лёнчик, в частности, писал:... Но вот о наших дорогах говорить вот так уничтожительно... То есть дороги наши – хуже некуда, как сказал один остряк, «У нас не дороги, а направления»... Но... такое безобразие творилось не всегда. Как пел Бернес, «Я вам не скажу за всю Одессу», а о магаданских дорогах очень даже можно поговорить. И я скажу кортенько, дабы молодое поколение не думало, что наше и старшее поколение не понимали значения дорог.

Как известно, колымские дороги начали строиться...

Пришлось отвечать:

«– Позвольте возразить...» (С) Прохожий

Хочу напомнить, то, о чём я написал в самом начале «мемуара»: я излагаю и трактую сугубо личное, субъективное восприятие событий и фактов, с которыми столкнулся как в Штатах, так и в России. Единственно, что я гарантирую, – их достоверность, да и то – лишь с позиций стороннего наблюдателя.

Меня озадачивает фраза: «Да, наши дороги – хреновые, но говорить о них уничижительно нельзя». Коль дороги хреновые, так об этом нужно орать на каждом перекрёстке. И не просто орать, а организованно. Причём, чем организованнее орать будем, тем скорее каждому орущему вручат по персональной лопате, чтобы эти самые дороги в порядок привести.

Далее. Понимать проблему и решать её, согласитесь, – не одно и то же. Значение дорог и козе понятно, но коза дорогу не построит. «Понимали значение»? Ну, наверное, понимали. Строили? Да конечно, строили. Вопрос токо: что, сколько и как. Когда возникла опасность перекрытия японцами морских коммуникаций в Охотском море, так и во время войны построили дорогу Хандыга-Магадан – вполне таки прифронтовую рокаду.

Надо было на Матросова золото добывать – зеки Тенькинскую трассу возвели. И т. д. И по фигу, ка-кого качества те дороги были, и во что их строительство и дальнейшая эксплуатация обошлись: «партия сказала – надо!» Но я-то, вообще, не о мобилизационной экономике речь веду.

Что же касается дорог «позднего советского периода» (перед которым, в целом, я, ей Богу, шапку снимаю), так и мне есть, что вспомнить. Вот, скажем, в 1985 году довелось нам с Людмилкой проехать от Магадана до Сочи и обратно. Причём, «от» и «до» – это достаточно условно, поскольку от Хандыги до Усть-Илимска (Осетрово) – тысячи две с гаком километров – плыли мы на пароме – как раз по причине отсутствия дороги. По пути из Железногорска в Братск 120 км тащили «Москвича» по таёжному пролазу на себе.

В Тулуне, стоящем на перекрёстке Братского шоссе и Транссибирской автомагистрали, местные жители поздравили нас с выездом на «заячью тропу», как они именовали ту самую «магистраль» – по значимости – некий аналог описываемой в «Записках» 95-й Федеральной трассы. В районе Красноярска вёрст двадцать ползли мы «брюхом» по колотым гранитным валунам, и я наконец-то узнал, что означает слово «грыжа» на автомобильном сленге. Чтобы из городка Новосибирск добраться до деревушки Челябинск, были вынуждены свернуть на территорию сопредельной республики Казахстан – прямой дороги не было вовсе.

А в Казахстане порадовались степям, по которым можно было рассекать, не выезжая на т. н. «дороги с твёрдым покрытием» – уж больно твёрдым оно оказывалось даже для «Москвича». Возвращаясь в РСФСР, посереди пограничного районного центра Троицка, расположенного на реке Уй (весьма красноречивое название), устроились в луже по самое «здрасьте», откуда нас выдёргивали «зилком».

Да и остальная дорога розами, отнюдь, усеяна не была: верст по 10-20 перед-за городами условного асфальта, а дальше – глотай, Саша, пыль, да читай придорожные лозунги типа «XXV (или какой там) СЪЕЗД КПСС – ТОРМОШКА!» (это, кажись, по-башкирски) и «ВЕРНОЙ ДОРОГОЙ ИДЁТЕ, ТОВАРИЩИ!» (вполне по-русски, вместо достоверного атласа автомобильных дорог). А на обратном пути из-за отсутствия дороги почти от Читы до Хабаровска пришлось неделю ехать на ж/д платформе, а от Находки до Магадана – по той же причине – и вовсе – пароходом... А шёл, напомню, 1985-й год: Михал Сергеич о перестройке токо-токо чирикать начал, и до «капитализма» оставалось ещё целых 6 лет.

Кто ж спорит, были объективные причины, были: война всего четыре десятилетия как закончилась, империалисты гонку вооружений навязали, там – Вьетнам, тут – Афганистан, да в конце концов, «зато мы делали ракеты и перекрыли Енисей»... Вот токо – дороги...

Я, ребята, к стране России достаточно патриотично настроен, особенно – повторюсь – к Советскому периоду российского государства. Но что дорог касаемо...... Можно представить, во что бы превратились Штатовские дороги, если бы у кого-то хватило дури в течение 20 лет не вкладывать в них ни пенса.

А вот этого, на мой взгляд, представить как раз-таки и нельзя. Зачем пытаться представить, что было бы, если бы завтра солнце взошло на западе, а село на востоке?!

Я ни в коей мере не хочу умалить достижения американских дорожников (проектировщиков, строителей, эксплуатационников), но, братцы мои, нам тоже было чем гордиться. А теперь можно просто разводить руками, читая как там у них.

Согласен, если в памяти покопаться, так можно многое вспомнить, чем мы могли гордиться. Но не твердить же постоянно: «Я горжусь итогами войны 1812-го года», или «Горд я тем, что Кирилл и Мефодий кириллицу изобрели, чтобы мы теперь с компутерами мучались», – это же НЕ МОЯ гордость. А мне всего-то и надо: раскрыть широко глаза, глянуть на мир и... Учиться, учиться и ещё раз – учиться. Хотя и это, как мне кажется, кто-то уже говорил.

А американским дорожникам (проектировщикам, строителям, эксплуатационникам), скорее всего, фиолетово, умаляем мы их достижения или, напротив, возвышаем. Дорога сама по себе все точки над i расставит.]

---

Но, кажись, впереди замаячил Вашингтон. Пора завязывать с лирикой – столица всё же...

ГЛАВА VII. ВАШИНГТОН

«... Именно здесь, в этой комнате, подумал он, когда-то отдыхал и беседовал Линкольн, в последующие годы Трумэны проводили часы досуга, когда Белый дом подвергся ремонту, именно в этой библиотеке под охраной своих вооружённых ятаганами воинов ночевал король Саудовской Аравии, де Голь готовился петушиться, Адэнауэр – очаровывать, а Хрущёв – грозиться... и многие, многие другие». (С) Артур Хейли

«Какие глупости и несуразицы Имели место на заре текущих дней - Рассмотрим прошлое, усмотрим разницу, И перспектива нам становится ясней!» (С) Юлий Ким

«Помни войну!» – многозначительно предостерегал адмирал русского флота Степан Осипович Макаров. Для меня, рождённого в мирное время, но прошедшего суровую школу стройбата, макаровский лозунг трансформировался в более приземлённую мысль: «Позаботься о тылах». Генетический перенос информации, по заверению родственников, обеспечил Олежку суб-отцовским педантизмом, последствием которого явилось предварительное бронирование авиабилетов и гостиниц.

Теперь, въезжая в каждый новый город, где предстояла ночёвка, мы продвигались по заранее полученным из интернета адресам, обустраивались в оплаченных заранее номерах и лишь затем ударялись во все экскурсионные тяжкие с чувством надёжной обеспеченности тыла.

Интересно, как вам представляется гостиничка с названием «Saint Gregory» – «Святой Григорий», расположенная на углу каких-нибудь «M St NW» и «21th St NW» в доме номер 2033? Ну правильно, что-то такое невысокое и пасторальное, расположенное на тихой городской окраине, среди не очень аккуратно стриженных куртинок и уронивших цвет невысоких яблонек. Именно туда и вела нас самоуверенным и безаппеляционным голосом «железная тётка» GPS.

Вообще говоря, саму гостиничку она представляла вряд ли, а вот четыре висящих на геостационарных орбитах спутника [Спутники GPS (24 основных и 3 запасных) не геостационарные. Они таки делают 2 витка вокруг Земли в сутки – (примеч. Олега)] выводили на указанный Олежкой в приборчике адрес безошибочно. Так, во всяком случае, хотелось надеяться.

Но уже через несколько верст движения по городу, когда я ещё вполне безмятежно разглядывал проплывающие за стеклом «Максимы» не слишком ухоженные одноэтажные коттеджики, Олег начал подавать явные признаки беспокойства: «Не туда едем, ой, не туда...» Я же после Нью-Йорка окончательно уверовал в волшебную «етитскую» силу GPS и, прислушиваясь к бормотанию «тётки», откровенно недоумевал – чего нервничать-то? вон, какая красота и успокоенность за окном – травка зеленеет, солнышко блестит...

«Максима» снизила скорость, потом поехала ещё медленнее. По тротуару нас уже пару раз обогнали пешеходы – чернокожие жители вашингтонской окраины. «Железная тётка», недовольно вякнув чего-то в последний раз, обиженно заткнулась, и похоже – надолго. Олег окончательно остановил машину и задумчиво взирал на окружающий нас пейзаж. Ситуация удивительно напоминала фильм «Особенности национальной рыбалки», когда Лёва и Кузьмич обнаружили себя за рубежом: «– А я ещё вчера почувствовал – не то что-то: чисто, аккуратно – всё не по-нашему... И ностальгия... Финляндия? Швеция? Как ты думаешь?..»

Метрах в пятидесяти перед нами дорога делала вокруг лужайки плавную дугу на 180 градусов и шла назад чуть выше – параллельным с нашим курсом. Сейчас по этой параллели нам навстречу неспешно двигалась полицейская машина, из которой, как мне показалось, с нездоровым интересом поглядывал на «Максиму» местный коп.

Как срабатывает память в разных ситуациях – тема отдельного исследования, но Олег в точности повторил слова Кузьмича: «Я думаю – уходить нам надо. Пока не поймали...» И добавил уже от себя: «Кажись, за драгдиллеров приняли, блин...»

Объяснения с вашингтонской полицией в наши планы не входили. Используя полуторастаметровый отрыв от «лунохода», «Максима» мастерски выполнила на узкой дорожке поворот оверштаг (благо, разметка позволяла) и резво покатила в обратном направлении. Но тут же вызверилась молчавшая доселе «железная тётка»: как?! куда?! вам не в ту сторону! Олег с ненавистью глянул на приборчик, снова притормозил и резко ткнул в экран пальцем. Приборчик от неожиданности пискнул и с испугу высветил набранный ранее хозяином адрес: «2033, M St NE»...

Вы сейчас клавиатуру перед собой видите? Взгляните, как расположены буквовки «W» и «E»? Ах, рядышком... Таким образом, вместо северо-западной (NW) части M стрит «тётка» добросовестно завела нас на указанный ей в спешке северо-восток (NE), где существовало, очевидно, строение под точно таким же номером – 2033. Полный абзац! Вот вам и буквовка, одна-единственная литера, которая чуть не отправила нас на разборки в полицейский участок.

Буквовку шустренько исправили, «тётка» деловито пересчитала новый маршрут и так же самоуверенно повела нас в сторону центра. Уже вскоре в просвете между домами мелькнул округлый силуэт Капитолия, а ещё через несколько минут «тётка» торжественно объявила о прибытии на место. Да, пожалуй с обликом сельской гостинички «четырёхзвёздный» «St.Gregory» вязался мало, в том числе и потому, что находился всего в нескольких сотнях метров от небезызвестной Пенсильвания-Авеню, где в домишке, именуемом в народе «Белым», постоянно прописан действующий Президент Соединённых Штатов с семьёй.

А ещё душу грело то, что совсем неподалёку от отеля своенравно, словно Бродвей по Манхэттену, рассекала по диагонали вашингтонские кварталы улица с родным и близким сердцу названием New Hampshire Avenue.

Валет – служка у входа (а я-то всё думал, откуда такая карта в колоде?) – отогнал «Максиму» на подземную парковку, а в лобби нас встретила восковая скульптура Мэрилинн Монро, игриво прижимающая к бёдрам взметнувшееся веером от лёгкого ветерка платье. От слишком назойливых и любопытных посетителей Мэрилинн отгородили бархатными канатиками – а шоб не лапали. И всё же я не удержался и сделал Мэри «козу». Олег щелкнул фотоаппаратом.

Дело близилось к полудню, рассиживать «в номерах» было некогда, и мы выбрались на уличный солнцепёк. Эге ж... Проще помучаться в поисках парковки, сидя в кондиционированном воздухе авто, чем шляться под столичным солнцем в разгаре дня. Впрочем, маршрут был недалёк (Олег, разумеется, продумал его ещё в Нэшуа) и недолог, да и с парковкой, в конце концов, нам повезло.

Надо отметить, что композиционно-планировочное решение центра города Вашингтона весьма своеобразно и впечатляюще: на градостроительном плане легко угадывается огромный, католических пропорций крест. В восточном основании «креста», «обозначенном» 1-й стрит, на одноимённом холме расположено здание изумительной архитектуры и пропорций – Капитолий. Общеизвестно, что в Вашингтоне не строится зданий, выходящих за отметку высшей точки Капитолия, подчёркивая тем самым статус здания, где заседает парламент Соединённых Штатов.

Кстати, именно от Капитолия определяется деление улиц на те самые NW, NE, SE и SW – перед зданием лежала First street NW, а кварталом далее – уже за Капитолием – параллельно проходила First street NE, и какая из двух «Первых» «первее» – сказать трудно. «Вертикальная планка» «креста», ограниченная с боков Авеню Конституции (Constitution Avenue) и Авеню Независимости (Independence Avenue), протягивается на запад почти на четыре километра и заканчивается 23-й стрит позади Мемориала Линкольна.

«Горизонтальная планка» длиной около двух километров, заключённая между 14-й и 17-й стритами, с севера упирается в Пеннсильвания-Авеню (Pennsylvania Avenue) с расположенным по адресу Пеннсильвания-Авеню, 1600 комплексом Белого Дома (хотя, может быть, в северном направлении «планка» чуть длиннее – с учётом Лафайетт-парка, выходящего на Эйч-стрит – H street).

С юга «планку» ограничивает стоящий почти на самом берегу Потомака Мемориало другого американского Президента – Томаса Джеферсона. Центром же всей композиции, ее своеобразной осью является воздвигнутая на пересечении «планок» колоссальная (около 170 метров) гранитная игла Монумента Вашингтона.

Вот и повёз меня Олежка в нижнюю часть «креста», ту, что называется National Mall – Национальной Аллеей. И характерна она тем, что там сосредоточено большинство государственных музеев и картинных галерей: начиная от Национального музея Американской истории и Национальной галереи искусств и заканчивая Национальным музеем американских индейцев, Национальным музеем африканского искусства и Американским мемориальным музеем холокоста. Мне же, для начала, Олежка предложил Национальный аэро-космический музей (знает сынка мою давнюю страсть и любовь).

Я никогда не бывал в подмосковном Монино, всё моё знакомство с натуральными образцами авиа- и ракетостроения ограничивались залами конструкций родного ХАИ. А тут – такая роскошь! И всё же, перечисление экспонатов музея оставим за экскурсоводами и путеводителями. Но два момента таки отметим.

Во-первых, удивило огромное количество посетителей – взрослых, детишек, совсем старикашечек – здоровых и инвалидов-колясочников. Столь неподдельным интересом к истории цивилизации не может обладать тупой, зажравшийся народ, каким пытается представить нам американцев многолетняя пропаганда.

С другой стороны, хотя вся экспозиция музея насквозь пропитана гордостью за американскую нацию, но и к советской символике там относились с достаточным уважением – никто не затирал на экспонатах красных звёзд и надписей «СССР», баллистическая ракета РСД-10 «Пионер» достойно соседствует в центральном зале с американской «Pershing – II». Нашлось в музее место и Первому советскому спутнику, и скафандру Гагарина (заметьте – подлинному, хотя и тренировочному), в диаграммах своё законное место занимают советские самолёты. А вот российского триколора, не говоря уж о двуглавом мутанте, я не обнаружил нигде.

И второе, из-за чего мне стало жгуче стыдно и обидно за собственную «державу», – Гагаринский стенд. В центре – обложка таблоида «LIFE» за апрель 1961 года с фотографией Гагарина и Хрущёва и подзаголовком «IMPACT ON WASHINGTON», который можно перевести как «Пинок Вашингтону» (что-то я не припоминаю, чтобы летом 69-го после первой высадки на Луне выходил «Огонёк» с фотографиями Армстронга, Олдрина и Коллинса, хотя бы даже без надписи «Пинок Москве»).

Так вот, чуть ниже упомянутой обложки увидел я подлинное удостоверение № 01, выданное пока ещё ст. лейтенанту Гагарину, «в том, что он является космонавтом ВВС» (именно так, пока ещё не лётчиком-космонавтом СССР, которым он стал после своего полёта). Ёлки-палки! Это же не просто экспонат – это историческая и государственная реликвия. Но хранится она теперь почему-то вовсе не на Байконуре и даже не в Москве, а в городе Вашингтон, страна США. Но и это не всё.

Ниже гагаринского удостоверения явно не хватало ещё одного экспоната. Замещающий его листок гласил: «Temporary Object Removal» – «Экспонат временно отсутствует». А экспонатом, судя по надписи на листке, являлся... членский билет КПСС, принадлежавший Гагарину. Все! Приехали!!! Партбилет Первого советского космонавта – собственность американского музея! И ведь кто-то же этот документ продал. Стоит ли после такого удивляться отсутствию у американцев особого уважения к понятию «русский»?! Тут даже SS-20 делу не поможет...

[А вот из информации, размещённой по адресу: http://news.bbc.co.uk/hi/russian/in_depth/newsid_7022000/7022485.stm: «Mиллиардер, участвовавший в приобретении, Гарри Макиллоп считает: «В то время Росс Перо и я часто навещали Россию. Нас интересовало все, что связано с российской космонавтикой, и я очень подружился с [Германом] Титовым и [Алексеем] Леоновым. И когда советские атрибуты были выставлены на продажу, Росс посчитал, что продается сама история. Первым делом мы приобрели дневники Мишина, а потом еще 35 предметов. А во-вторых, мы решили, что, купив то, что предлагал Sotheby's мы сохраним это в первую очередь для самих же русских людей.»

Гарри Макиллоп, миллиардер: «При покупке мы специально подчеркнули, что вернем России реликвии ее космонавтики за те же деньги по первому запросу, как только экономическая ситуация в стране наладится. Четыре месяца назад я был в Звездном городке и напомнил музею имени Гагарина, что как только они захо-тят – мы все вернем. Но они не выказали никакого интереса.» – (примеч. Олега)].

Вот в таком состоянии и вышел я из музея: за американцев – приятно, за «наших» – обидно. Ладно, думаю, на сегодня музеев достаточно. Вот тут, налево – Капитолий, а направо, «за углом» – Белый дом. И стою, как Буриданов осёл средь двух охапок сена... Хорошо, что у Олежки все ходы наперёд расписаны – посадил в машинёшку, подтянулся к центру поближе, да в очередной «Starbucks», к которым я уже попривыкнуть успел, повёл, чтобы до ужина ноги не протянуть.

Сели у окошка неподалёку от входа. Народу всего – ты, да я, да мы с тобой. Вещички на подоконник сложили, чтобы, значит, не мешали. Перекусили, я фотоаппарат и барсетку – в руки, и далее – вперёд, скачками. А до Белого дома – совсем уже рукой подать; мимо National Bank of Washington – старейшего банка столицы, мимо Bank of America, мимо Казначейства и Министерства финансов, которое изображено на 10-долларовых купюрах, к зданию, что украшает собою долларовые «двадцатки».

Не сочтите меня снобом, но, что ни говори, волнует всё же нечто душу, когда воочию видишь места, о которых прежде столько читал и слышал, а видел только на картинках (включая иллюстрации на долларах), в кино и по телевизору.

Над Пенсильвания-Авеню густо и знакомо висел аромат ночных фиалок. У простенькой решётки напротив парадного фасада Белого дома на фоне изумрудной лужайки живописно кучковалась группка чёрненьких бойскаутов (девчонок было больше. А они-то как – герлскауты?) в красных футболках. Сколько таких групп мы ни встречали, у каждой – своя униформа. У старшего к тому же флажок с какой-нибудь символикой на длинном древке. Так проще детишек не подрастерять.

А резиденция американских Президентов, между прочим, выглядит достаточно скромно, всего 22 окна на северный фасад двухэтажного здания выходят – куда там до Большого Кремлёвского дворца. Невысокий фонтанчик. Да и решёточку подкрасить не мешало бы – туристы прутья по центру до металла попротирали (поди, попробуй, протри нашу зубчатую стену). Но, видать, американский бюджет не больно-то щедр в том, что касается содержания государственной администрации. Пал Палыч там не шибко руки бы погрел, доведись ему ремонтиком Уайт-хауза заняться.

А через дорогу от забора, на фоне памятника генералу Лафайету – и вовсе форменное безобразие: стоит палаточка одноместная, вроде как из пляжного зонтика спроворенная, в палатке тётка живёт, около – плакатики антивоенные, фотки разные – человеческие кости во рвах, Буш-младший в образе а-ля Усама Бен-Ладен, под фотографией Белого дома надпись «MAD HOUSE» (типа, дурдом). Палатку туристы (и мы в том числе) фотографируют. А рядом полицейские прогуливаются, порядок блюдут.

Да в общем, кроме самой палатки на беспорядок и намёка нет. М-да... Эту бы тётку – да к нам, на Красную площадь. Помнится, в июле 68-го семеро ненормальных себя к Лобному места наручниками приковали в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию, так их потом года три по Москве никто не встречал: кого – в психушку разместили, кого – подале. А тут стоит палаточка, как заверяет Олег, с 1981-го года, и ничего, не рухнули государственные устои.

Чёрт его знает, может поэтому и гласит установленная у Белого дома табличка: «... В то время как Капитолий олицетворяет свободу и идеалы нации, Белый дом остаётся символом мощи и искусства государственного управления исполнительной власти». Обратили внимание: «искусство государственного управления»?

Но демократия – демократией, а на крыше Уайт-хауза разглядели мы фигуру в чёрной униформе. И у ног его, наверняка, лежала снайперская винтовка не слабой убойной силы. Вспомнилось отчего-то из неместного фольклора: «... и на вышке высокой одинокий маячит чекист...»

Часа за полтора не спеша обошли по кругу весь комплекс. Вот если с Пенсильвания-Авеню смотреть, то правее Уайт-хауза более помпезное административное здание стоит – в нём размещается вице-президент и прочие лица администрации Президента США. А за ним – высокая белая колонна с золотой Никой на вершине. У подножия колонны – ковёр алых цветов. Не сразу, но заметили мы, что ковёр образует гигантскую красную цифру «1».

Почему – 1? Может, имелось ввиду лицо № 1 – Президент? Но цифра располагалась явно в стороне от Белого дома. Только позже выяснилось, что цифра из алых соцветий цветов находилась в непосредственной связи с колонной, образуя в целом Мемориал 1-му Экспедиционному Дивизиону времён Первой мировой войны.

А по лужайке за Уайт-хаузом носились белки и, как нью-джерсийские воробьи, даже не подозревали своей значимости – значимости Белок Белого Дома.

У южного фасада Министерства финансов взгляд зацепился за табличку с названием небольшого проезда, через который предстояло пройти. За ветками и листвой название читалось не полностью, глаза выхватывали отдельные буквы: «Alexander Ha...l...n». Вот чем, скажите, определяется ассоциативное мышление? Почему у меня эти символы вызвали ассоциации с Александром Галичем?

«А жена моя – товарищ Парамонова – в это время находилась за границею…» Истина, естественно, не имела с именем Галича ничего общего: Alexander Hamilton – первый казначей (министр финансов) США, в 1804 году убит на дуэли с американским вице-президентом. О, времена! О, нравы! Хотя... Хотел бы я в своё время поприсутствовать на дуэли А. Руцкого с Е. Гайдаром. И чтобы оба выстрела были результативными!

Пятничный день завершался, народ потянулся на отдых. Довольно большое кафе под тентом на крыше дома на углу 15-й и Пенсильвания Авеню напротив Министерства финансов заполнился публикой до отказа. Не знаю, какое блюдо в тот вечер было центральным, но вид на лужайки Белого дома и его южный фасад, должно быть, открывался сверху отменный. Но это, похоже, мало волновало различные президентские службы, а нас – и того меньше.

Однако, благость душевная мгновенно улетучилась, когда по пути к припаркованной машинке выяснилось, что, вот оно – наше – всё с нами, за исключением маленькой такой коробочки, в которой сидела «железная тётка»... В наличии отсутствовал GPS, который сверхбдительный и сверхпредусмотрительный Олежка в машине никогда не оставлял.

Да и Бог бы с ним, с GPS – мир не без добрых людей, пальцем покажут, как проехать, но было одно «но» – взят-то приборчик был накануне олежкиного выезда из Нэшуа у одного из приятелей и содержал помимо картографической информации записную книжку, дневник и что там ещё можно хранить в нынешней электронной памяти. Тут не просто обидно, тут скандалом попахивает...

Сели на скамеечку, проанализировали дневной маршрут. Выходило так, что оставили мы «тётку» в клятом Starbucks'е: оттрапезничав, Олежка в первую очередь уложил в карман объемный портмоне (документы, кредитки и пр.), я забрал с подоконника барсетку (документы, наличман и пр.), потянули друг у друга из рук фотоаппарат (кому упираться с этой тяжестью), да на том и успокоились. А возможно, «тётка» к тому времени и вовсе под стол скатилась, хотя ей и не наливали.

Учитывая дряхлое состояние папаньки к концу экскурсионного дня и находящуюся вне конкуренции сыновью длинноногость, отрядили Олежку бегом в находящуюся в двух-трёх кварталах кофейню, оставив папика на скамеечке перекуривать нервно и пересчитывать колонны в портике казначейства Соединённых штатов. Вскоре Олег вернулся. Но, увы... В Штатах, как и у нас в тяжёлые тоталитарные времена, предприятия общественного питания функционируют лишь до 19 часов. [«…до 19 часов» – ну, это не совсем так. Скорее, это местная особенность Вашингтона.

Стандарное время закрытия американского общепита – 9-11 часов вечера – (примеч. Олега)]. Олег опоздал к закрытию всего-то минут на 7-8, но в результате общаться (и то – через дверь) ему осталось только с уборщиком-«латинас». [«Латинас» – множ. число женского рода. Я же разговаривал с «латино» – (примеч. Олега)].

«Латинас» пучил глаза, заверял, что «моя-твоя-понимай-нету», но даже не удосужился подойти к подоконнику, у которого мы сидели. В общем, плакала наша «железная леди». Вот такая жизнь: всю дорогу «тётка» указывала выход из любых тупиков, а тут сама – взяла и потерялась... Ну, как маленькая, ей богу! Погоревали мы, погоревали, да и отправились в отель – утро вечера мудреннее.... Утро же выдалось отменным. Олежка утверждал, что мне с погодой вообще повезло: изнуряющей – по американским меркам – жары не было ни одного дня, а те 30-35 градусов по Цельсию, которые постоянно нас окружали, являлись как бы лёгкой компенсацией за десятилетия проживания в районах вечной мерзлоты. А то, что и при этой температуре мои северные мозги начинали плавиться и непериодически заменять единичные биты информации нулевыми и наооборот, всерьёз не принималось.

Привычно, пока ребёнок спит, я выскользнул из номера, «сделал ручкой» всё ещё зажимающейся от порыва ветра Мэрилинн и вышел к ближайшей уличной урне на перекур. Московская «Ява» несколько скрашивала ностальгию. Хех, ностальгия... «Что, давно не бывали в России?.. И таки уже потягивает?..» В глубоких размышлениях я с изумлением обратил внимание на крышку какого-то люка под ногами: до чего знакомое слово – «SEWER».

Неужто даже в вашингтонской глубинке появился российский кооператив «Север» (не «Норд», а именно – «Север») по отливке чугунных изделий?! Какая прелесть! Правда, я бы для сохранения аутентичности написал бы всё же «SEVER»... Когда чуть позже я гордо указал на эту крышку Олегу, он недоумённо уставился на меня: «Ну и шо? «Sewer» – «канализация» – по-английски...» М-м... «Ноль-один» – не в нашу пользу.

По возвращении в номер пришлось столкнуться с очередной новацией: в данном отеле карточкой с магнитной полоской не только двери открывались, но и лифт ехал вверх только после того, как «вжикнешь» картонкой по электронной щели. Вниз, в лобби, лифт, слава богу, опускался без этого финта. А по окончании перекура кабина наотрез отказалась возносить меня к этажу законного проживания, сколько бы я не елозил карточкой туда-сюда.

Пришлось к вымученной фразе типа «Хелп ми, пли-из, ту мув зе лифт ту ап», означающей, по моему разумению: «Сынок, а не поможешь ли ты отправить эту скотину вверх?», и адресованной стоящему за стойкой лобби здоровенному негритосу, добавить пару слов ненормативной лексики на чистом русском языке. У афро-американца, как ни странно, в мозгу всё срослось, и с его помощью всего через минуту я улетел на родной этаж, как и положенно, с конструктивной скоростью в два метра в секунду.

«Go! Go!» – на день запланировано много, засиживаться не приходится. На чём мы вчера остановились? На Белом доме? Оттуда сегодня и начнём. Очень хотелось бы попасть на экскурсию внутрь – такая возможность, в принципе, представлялась. Но когда мы подошли к офису, где формировались экскурсионные группы, оказалось, что желающих попасть в Белый дом ни чуть не меньше, чем желающих посетить Мавзолей в стародавние времена. Можно было, конечно, очередь и занять, но при этом обо всём остальном следовало бы забыть, и мы благоразумно отложили визит в Уайт-хауз на будущее.

Вместо того мы обошли вокруг огромной, в несколько гектаров, прилегающей к Президентскому парку Белого дома с юга лужайки. Лужайка была округлой, эллипсовидной формы и, как ни странно, называлась «The Ellipse». Во времена Гражданской войны на ней мусор складировали и лошадей содержали (впечатление такое, что окружающий «Эллипс» штакетник с тех времён и остался), а теперь, как говорят, Президент здесь рождественскую ёлочку ставит.

Помните, я упоминал, что вертикальная, простирающаяся с востока на запад «планка» вашингтонской композиции заключена между Авеню Конституции – с севера и Авеню Независимости – с юга? Так вот сразу за «Эллипсом» мы пересекли Авеню Конституции и оказались на следующей площадке, именуемой Constitution Gardens (то ли Конституционные сады, то ли Лужайки Конституции), и путь наш лежал к центру композиции – Монументу Вашингтона.

Гигантский четырёхгранный шпиль ранее представлялся мне гораздо более скромных размеров. Теперь же, чем ближе подходили мы к нему, тем более очевидной становилась ошибочность прежних представлений (в жизни такое случается достаточно нередко. Формула «лицом к лицу лица не увидать» – слишком частный случай). Удивительно, при помощи каких технологий монумент собрали из 36 тысяч блоков еще в 1885 году.

Понятно, что колонна пустотелая (внутри, помимо собственно статуи Джорджа Вашингтона, расположен ещё и лифт, поднимающий желающих на смотровую площадку на высоте 150 м), но и при том весит колосс более 82 тысяч тонн (по две с лишним тонны на блок). Шляпу снимаю перед строителями.

У основания монумент окружают 50 – по числу штатов – флагштоков с американским государственным флагом на каждом. Именно, не флаги каждого из штатов в отдельности, а 50 одинаковых национальных флагов США. Зрелище – впечатляющее! Вот он, символ государственного единства! Было, значит, о чём подумать, когда мы по поводу и без повода развешивали повсюду 14-15 флагов союзных республик.

И такой простор в этом месте, такое приволье, что у меня, славянина, на душе радостно стало. Поклонились мы на юг – Президенту Томасу Джеферсону – и отправились на запад – к Президенту Аврааму Линкольну. На этой же «оси» зашли в Национальный мемориал Второй мировой войны – как большинство американских мемориалов – просто, строго, торжественно: облицованное гранитом озерцо с двумя фонтанами (в основном-то американцы на воде сражались). У каждого из фонтанов – по арке, символизирующей океан – Тихий или Атлантический. А вокруг – 50 плит-стелл с бронзовыми венками и названиями штатов (тут уже – каждого в отдельности). Сфотографировались у плиты Нью-Хемпшира.

Дальше, точно по оси метров на шестьсот протянулся так называемый Reflecting Pool – Зеркальный пруд с утками и чайками на воде. По обеим сторонам пруда – две тенистые аллеи, а ещё чуть дальше – натуральные футбольные поля. Интересно, что по количеству монументов и памятников на единицу площади этот район Вашингтона превосходит любые другие города мира, и при этом публика здесь ведёт себя достаточно свободно и раскованно. А потому и в эту субботу площадки не пустовали.

В США обычный футбол не рассматривается всерьёз как мужской вид спорта, тут инициативу перехватили дамы. Вот они-то и гоняли самозабвенно мячи по площадкам, оглашая окрестности не характерными для европейских футбольных полей взвизгиваниями. «Господи, – обеспокоился Олег, – как же они на грудь мяч принимают?!» Согласен, есть вопрос. С головой блондинкам в этом плане проще – относительный вред наносится меньший.

Собственно, Мемориал Линкольна вы можете увидеть на 1-центовой монетке и 5-долларовой купюре США (а похоронен Президент совсем в другом месте – городке Спрингфилд, штат Иллинойс). Мы же, поднявшись по высоким ступеням в мемориальный зал, постояли несколько минут у подножья президентского кресла.

Взгляд Абрама был, как всегда, по-библейски суров и несколько надменен, а пыль с его шевелюры и плеч не вытирали, видимо, давно – здесь меня американцы удивили – могли бы и с бoльшим почтением отнестись к одному из столпов демократии. Оборотившись на 180 градусов, я ещё раз подивился исключительной геометрии «креста»: расположенное в четырех километрах здание Капитолия в точности скрывалось за Монументом Вашингтона.

Тем временем у подножия мемориала, на берегу Зеркального пруда организовался любительский оркестрик, и под звуки «живой» музыки мы отправились в обратный путь.

На Конституционных лужайках собиралось какое-то крупное мероприятие бойскаутов – детишки шныряли повсюду. Стройными рядами (именно так!) по периметру выстроились десятки временных биотуалетов – о чистоте организаторы позаботились на совесть. Как и в Центральном парке Нью-Йорка мы могли позволить себе поваляться на травке и сжевать по гамбургеру.

Опять прошлись мимо Белого дома. При этом обнаружили неожиданную хохму: у ворот, ведущих на территорию столь важного государственного объекта, немаленькая табличка «Passholders and appointments ONLY» («Вход только по пропускам и разрешениям») была прикручена ржавым болтиком вверх ногами. М-да... Бывает... Может, и здесь молдавские гастарбайтеры подрабатывают.

Музейная программа вчерашним днём исчерпана не была, на сегодня Олежка предложил осмотреть Национальный музей естественной истории. Осмотрели, подивились костям динозавров и челюстям доисторических акул. Полюбовались коллекцией драгоценностей, в том числе огромным голубым бриллиантом и сапфиром размером в половину спичечного коробка. У нас такие вещи можно увидеть разве что только в Алмазном фонде Кремля, а тут лежат в обычном (ну, хотя, и не совсем обычном – таки Национальном), общедоступном музее без явной охраны по бокам. А фотографировать – хоть зафотографируйся, лишь бы публике не мешал – не принято.

Тут же Олежка решил окончательно сразить меня и повёл на сеанс про львов в новомодное чудо американского кинематографа – 3-D IMAX THEATER, где, надев двухцветные очки, можно было наблюдать вполне объёмную картинку. Пришлось сынишку слегка разочаровать, рассказав, что ещё в 1957 году, будучи в отпуске в Москве, родители водили меня в кинотеатр, который так и назывался – «СТЕРЕО», а там точно через такие же очки смотрели мы фильм «Необыкновенный подарок» (память была детская, цепкая, и такое событие я не запомнить не мог). [Первый IMAX появился в 1971 году. И показать тебе я хотел не столько стереоэффект (его таки да, еще при царе Горохе придумали), сколько размер и разрешение экрана (10 000 x 7 000 точек) – (примеч. Олега)].

А дальше был «поход на Капитолий». По пути Олег обратил моё внимание на номера вашингтонских автомобилей со слоганом федерального округа Колумбия (District of Columbia, DC), географические границы которого, собственно, являются и границами города Вашингтон: «TAXATION WITHOUT REPRESENTATION» – «Взимание налога без представительства». По иронии судьбы и Закона, федеральный округ, на территории которого находится Сенат Соединённых Штатов, сам лишён представительства в нём не только сенаторов, но и членов нижней палаты представителей.

[У DC таки есть один член палаты представителей. Только он – наблюдатель, и голосовать ему не дают – (примеч. Олега)]. А вот федеральные налоги, в том числе и на содержание Сената, граждане округа платят в полной мере. Митингов и бунтов такое положение вещей, естественно, не вызывает, но в слогане округа протестная нотка таки присутствует.

Хотелось, конечно, подняться на баллюстраду Капитолия, куда прежде ход был открыт. Но на этот раз ступени были ограждены, по баллюстраде прогуливался полисмен, и пришлось ограничиться «видом снизу». Но то, что здание – изумительной красоты, было видно и отсюда. Несколько смущал, правда, приспущенный государственный флаг – никаких объявлений о национальном трауре мы не слышали. Но мало ли что у них означает такая символика.

У ступеней Капитолия тоже несколько бронзовых монументов. В том числе – монумент Гранту: генерал, низко надвинув шляпу, устало сидит на коне. Разительный контраст с жизнерадостным Лафайеттом, вздыбившим коня в окружении четырёх пушчонок напротив Белого дома. Олежка и тут прочитал небольшую лекцию (откуда у парня такие познания?!). Оказывается, поза коня и всадника определяют глубинный смысл композиции: конь вздыблен – смысл один, конь стоит на четырёх ногах – смысл иной, всадник держит шляпу в руках... и т. п.

Жаль, забыл, в каком смысле запечатлён Грант. [Позы монументальных лошадей: на дыбах – всадник погиб в бою, одна нога поднята – скончался от ран, все четыре копыта на постаменте – помер сам. Про шляпу в руке ничего не скажу? – (примеч. Олега)]. Но, как и в случае с пылью на плечах Линкольна, с белоснежных цоколей памятников у Капитолия никто не удосуживается смыть стекающую медную патину, оставляющую на пъедесталах не слишком красивые малахитовые разводы...

День заканчивался, завтра уезжать, а так много хотелось бы увидеть ещё. Олежка прикинул возможности: «На Пентагон хочешь глянуть?» «Ой, хочу, хочу...» – заканючил я. «Поехали!» Ага... Поехать-то мы поехали, но «железной тётки» с нами уже не было, а спрашивать у каждого полицейского: «Как тут у вас в Пентагон проехать?» – сами понимаете...

Нам предстояло проскочить две сложные развязки: перед Потомаком – чтобы попасть на нужный мост, и за ним – чтобы выехать на нужную дорожку. Естественно, без «тётки» с первой попытки этого не получилось, а кружить по бесчисленным поворотам и переездам не было ни времени, ни желания. В результате, в течение всего нескольких секунд видел я невдалеке характерно-приземистый корпус тутошнего Министерства обороны.

Но во всём несложившемся есть свои плюсы: по ходу дороги мы оказались прямо у въезда на Мемориальное Арлингтонское кладбище, и пропустить такой объект, естественно не могли. На карте Вашингтона Арлингтонское кладбище занимает огромную площадь на холмах юго-запада. Полноценная экскурсия могла занять многие часы.

А мы определялись по «ускоренной» программе: прошли мимо большого участка, «отданного» вдовам погибших военнослужащих (есть у жён военных, оказывается, и такая «льгота» – быть похороненной на мемориальном кладбище), и оказались у участка членов семьи Кеннеди. Ну, что я могу сказать? Одно – впечатляет... Я бы нашим «государственным деятелям», что на Новодевичьем места себе забронировали, каждый вечер на сон грядущий по «ящику» эти кадры показывал, чтобы скромности поучились – как при жизни, так и по окончании оной.

Никакой помпезности. На могилах Президента, его жены (Жаклин с Джоном смерть таки примирила) и двух детей (одному от роду всего несколько дней было, а второму и имени дать не успели – видимо родился мёртвеньким) лежат простые каменные плиты с именами и датами жизни. Всё что отличает от окружающих могил – цепочка ограждения и язычок вечного огня над треснувшим жерновом из натурального камня). Всё!

Могила Роберта немного в стороне: опять же – плита и – в отличие от остальных – каменный крест высотой сантиметров семьдесят на общем стриженном газоне. Ошарашивающая, потрясающая скромность!

Сходили мы и на могилу Неизвестного солдата. Нам повезло – мы успели на последнюю в этот день смену Почётного караула. Церемониал своеобразный, сильно отличающийся от знакомого по Красной площади. Надо ли судить – где лучше, где хуже? В любом случае – процедура торжественная и печальная.

Когда возвращались, Олег всё же попытался исправить нашу давешнюю штурманскую ошибку и «подскочить» поближе к Пентагону. Но шоссе уводило нас вдоль Потомака в противоположную сторону всё дальше и дальше, мы и не обратили внимания, что давно уже катаемся по территории штата Вирджиния, пока по указателям не поняли, что крутимся около местечка с одиозным названием – Лэнгли. Хрен редьки не слаще! Хотели с Пентагоном свидеться, и чуть было в лапы ЦРУ не угодили! В общем, стало понятно, что пора сматывать удочки, пока чего не вышло.

В заключение, Олежка решил продемонстрировать мне ещё одну местную достопримечательность – вполне богемный район столицы – Джордж-таун. Долго кружили по улочкам, пока припарковались; ох, непростое это дело – парковка в Штатах! А так – ничего себе райончик, симпатичненький. Именно там мне понравились клумбы на фонарных столбах.

А крохотные участочки перед домишками словно соревновались друг с другом в ухоженности и флористике: бансаи в горшочках, невероятных расцветок и ароматов цветы. И ведь публика не свинячит, хотя там, как ни где в других местах, увидел я много молодёжи: район-то – университетский. Только табличечки на газонах скромные: «Please Curb Your Dog» – мол, приглядывайте за своей собачкой. И разумеется, «пли-из».

Ужинали здесь же, в одном из ресторанчиков. Олег по простоте душевной поинтересовался: «Тебе бифштекс малый, средний или большой?» Хе-хе, чего спрашивать, большой, естественно – жрать-то хочется. Но когда мне принесли отбитый кусок жаренного мяса размером с сервировочную тарелку, я понял, что, кажись, погорячился. Но ничего, умял. Под винцо-то кто ж не умнёт! Бутылочку на двоих засвистали. Я Олежке сначала левым глазом подмигивал, потом правым, а потом и вообще – обоими: мол, ты ж за рулём... А он мне своё: «Ну, ты, бать, и дикий – в свободной стране и за рулём не грех бокальчик хорошего вина выпить». А и вправду – не грех! Уж я-то своего дитятку знаю – он лишнего на грудь не примет.

А когда у меня водичка в стакане со льдом закончилась, Олег и тут поучать принялся: «Не дёргайся и вилкой по тарелке не бренчи – поставь пустой стакан на краешек стола, его тебе без всяких слов наполнят». Поставил. Наполнили. Чудны дела твои, господи! Как-то не по-нашему это, не по-русски...

Вот так, без драки и мордобоя отужинали и покатили к Святому Григорию, где нас ожидала красавица Мэрилинн Монро.

ГЛАВА VIII. ИЗ ВАШИНГТОНА В НЭШУА

«... я выслушал обычную в таких случаях лекцию о том, что надо жить спокойно, не торопясь, скинуть лишний вес, избегать пищи, богатой холестерином.» (С) Дж. Стейнбек, сентябрь 1960 г.

«Пробежки по утрам, употребление безопасных продуктов питания и полный отказ от вредных привычек могут существенно продлить наше жалкое существование...» (С) «Комсомольская правда», 30.08-06.09.2007 г.

Господи, когда же это было? Когда я в первый раз увидел своих внуков? Ну да, 10 июня 2007 года, вечером. А утром мы ещё в Вашингтоне торчали.

Выходя из отеля, помахал на прощание ручкой вечно юной Мэрилинн: «Мне без тебя тоже грустно будет...» А пока валет на паркинг за машиной мотался, я «кроссворд» себе нашёл, задумчиво разглядывая здание напротив гостиницы. Скорее даже не здание (что я, многоэтажек офисных не видел?!), а монумент перед ним: посереди роскошной клумбы – стела метров десяти высотой, а по ней – сверху вниз – пять символов высотой с человеческий рост каждый: «2100М». Ага, думаю, «М», не иначе как, «миленниум» означает. Однако миленниум мы по ошибке встречали в 2000 году, а здесь – «2100». «Сто лет миленниуму»? Дык, дожить бы ещё надо...

Прикиньте, заглянул мужик, на минуточку, из Магадана в Вашингтон и в полукилометре от Белого дома башкой заморачивается... А ведь пытливо-упрямая хохлацкая натура не унимается, ясности требует. Стою, охреневаю помаленьку с утра. Хоть не уезжай, пока кроссвордик не разгадаешь! Эге ж! «Кроссворд»... «Кросс...» – пересечение, по-нашему.

Офис-то – на перекрёстке! Взгляд переполз на близлежащий фонарный столб с указателями улиц: «21 st. NW» и «M st. NW»! И всё, как в решённом кроссворде, сразу же стало на свои места: в традиционной адресной нотации американских мегаполисов «2100М» означало: первый дом от пересечения улиц «21»-й и «М». И ведь пришло же кому-то в голову так адресную «табличку» оформить!

В общем, покатили в обратную дорогу в приподнятом настроении: и погостевали неплохо, и с заморочками разобрались, да и просто уже не терпелось внучат к сердцу прижать. «Максимка», путь домой учуяв, из столицы безо всякого GPS уверенно выскочила и понесла по знакомым уже хай- и фривеям с удвоенной энергией.

230 миль по 95-й дороге проскочили – и глазом моргнуть не успели. Нью-Йорк прошли ходом, в правом окошке помаячили недолго громадины Манхэттена за Гудзоном, а потом и сам Хадсон промелькнул под мостом имени президента Джорджа Вашингтона. Любителям картографии, кстати, напомню, что если город Вашингтон, находясь на атлантическом побережье, расположен весьма далеко от одноимённого штата, находящегося как раз на побережье тихоокеанском, то у Нью-Йорков – как у города, так и у штата – в этом плане, всё в порядке:

Нью-Йорк – таки столица Нью-Йорка, в отличие от Вашингтона, в котором столицей является Сиэтл, в то время как другой Вашингтон является столицей Колумбии, но не той, где административный центр – Богота, а той, которая – федеральный округ; таким образом, нью-йоркский мост Вашингтона имеет к своим американским «однофамильцам» весьма опосредованное отношение, а к колумбийскому городу Богота – вообще никакого. Доходчиво излагаю?

[Cтолица штата Нью-Йорк – таки городок Олбани – (примеч. Олега)]. Но даже при всей указанной географической «уместности» мегаполис Нью-Йорк, как бы стесняясь своей громадности, забился на острова в самом нижнем уголке собственного столь же немаленького штата, в результате чего мы, выскочив из штата Нью-Джерси и захватив лишь кусочек нью-йоркского района – Бронкса, через десяток-другой миль оказались в следующем штате – Коннектикуте, янки из которого, по заверению Самюэля Клеменса по прозвищу «Марк Твен», служил при дворе короля Артура. Однако, мне Коннектикут представляется более важным тем, что именно здесь, в городке Стэмфорд (убедительная просьба, не путать со Стэнфордом, в котором университет) родился мой первый внук – Ванька.

Так как же было проехать мимо?!

Завернули к дому, где жили детишки во времена олежкиной работы в Нью-Йорке. Останавливаться не стали, поскольку на крылечке маячил чернокожий привратник, который, со слов Олега, «нас не любил», а потому пользовался в этом смысле полной взаимностью. А так – балкон на втором этаже – всё тот же, вещички на нём, правда, чужие...

А потом постояли у чуднoго модернистского храма, выстроенного в виде огромной рыбы: крытые черепицей стены и крыша – словно в чешуе. К храму, как положенно, «прилагалась» и «колокольня» – MAGUIRE MEMORIAL TOWER – тоже, разумеется, в стиле модерн: крутая и тонкая, как кость от той же «рыбы», пирамида из четырёх бетонных пилонов. Как говорит Олежка, колокола на «колокольне» как раз отсутствуют, зато установлены довольно мощные динамики, которые в положенное время «гонят» музыку – от классической до рока.

К сожалению в этот раз сей глас общения с богом нам услышать не удалось. Только подивился я опять (опять, опять и опять!) чистоте и ухоженности вокруг: газоны – свежестриженные, клумбы благоухают и глаз радуют, асфальтик – всю б жизнь по такому катался, хотя и тротуар имеется... Народищу было – аж мы с Олегом вдвоём, день – рабочий, служб церковных, судя по всему, и с утра не было, и к вечеру не предвиделось. Так для кого, спрашивается, весь этот порядок?! А так, просто, чтобы душе редкого прохожего-проезжего приятно было... [Вскоре по моему возвращению в Магадане провели конференцию МАГ (Международной Ассоциации городов СНГ).

Ждали маговского председателя – Лужкова, да у него дела, видать, поважнее нашлись. Но худо-бедно, а город к приезду высоких делегаций подчистили, подкрасили, по пути следования машин асфальт положили. На перилах моста через Магаданку приказал наш мэр кашпо развесить с нехитрыми колымскими цветочками. Недели не провисели – утром, топая на стоянку за «Хорьком», увидел я те цветочки, разбросанными по всему мосту с землёю вместе.

Ведь не лень было уродам средь ночи «прополкой» заниматься... Делегации вскорости уехали (водки попили, рыбкой-икоркой закусили – чего ещё тут делать?!), а я в тот же день на огород отправился. Ехал, как водится, по Транспортной, по которой все тяжёлые машины из порта следуют. Гляжу, и здесь асфальт кладут. Слой – в два раза мизинца тоньше. Волны как были, так и остались, только ямки притрусили. И ведь не достучаться к мэру...]... До дому оставалось каких-то миль двести-двести пятьдесят, и я принялся канючить у ребёнка «дать порулить».

Видать, только для того, чтобы отстал, Олег согласился. Я бодренько перебрался на водительское сидение, непривычно ощутив под ногой три педали вместо обычных двух и странную жлыгу под правой рукой, где, по магаданской логике вещей, находится ручка открывания двери. Так более того, эту «жлыгу» приходилось время от времени дёргать туда-сюда, и я с ужасом ловил себя на мысли, что вот-вот – и катапультируюсь в распахнувшуюся дверцу.

Однако, тронул с места вполне уверенно – видать, приобретённые «москвичёвские» навыки пропить невозможно. И тут же налетел на косяк замечаний Олега: мол, и попутки не пропускаешь при выезде на полосу, и жёлтую линию пересечь норовишь, и вооще, мож, в России ты и «водила», а здесь – так просто –... удила, кыш из-за баранки! Но верст полста – по-ихнему – я всё же «отмахал» со средней скоростью миль сорок в час и теперь любому колымскому шпаку могу эдак с ленцой сказать: «А вот когда я водил авто по американским дорогам...»

Едва зацепив правым крылом штат Род Айленд, въехали в Массачусетс. Посещение Технологического института в наши планы не входило, а потому и в Бостон заглядывать смысла не было – «Максимка» весело катила нас по Новой Англии напрямки к Нью-Хэмпширу или, как его ещё называют сами американцы,– «Гранитному штату». Где-то впереди высились Белые горы, воздух заметно поостыл, а сама природа за окном всё более напоминала холмы и взгорки Восточной Украины.

Как ни готовился я к этому моменту, как ни ждал его, а слова Олежки: «Ну вот и Нэшуа...», – прозвучали неожиданно. Как – Нэшуа? Где – Нэшуа? Дык, вот же... Среди деревьев замелькали домики, там – заправка, тут – лавка какая-то или ресторанчик, вон и офисы редкие пошли – типичный американский провинциальный городок. М-да... По числу жителей – почти вровень с Магаданом, а по площади – учитывая «одноэтажную» (а точнее, двух-, рёхэтажную) Америку и привольность рельефа, – раза в четыре поболее. Самолётики в небесах друг за другом порхают – аэродром практически в городской черте. И... ни черта не видно! Группка зданий, паркинг, лесок, группка зданий, речушка, другой лесок.

Если кто в гости к ребяткам соберётся, не забудьте: у поворота на Гленн-драйв – беленький аккуратный заборчик – мимо не прогадаете. Ну, дом-то я издаля признал – по олежкиным снимкам и аэрофотосъёмке из Интернета.

Сына кнопку на брелоке загодя даванул, и на гараже створка ворот вверх поехала, своих признав. Из гаража – дверь застеклённая на бэк-ярд выходит, и вижу я сквозь стекло...

И откуда тот комок горло передавил? Машенька Янку на руках держит, а Ванька вперёд бежит – с папкой четыре дня не виделся. Деда бородатого стороной огибает. Да только дед изловчился, хвать огольца... и всё. Стою, Ваньку к себе прижимаю. Вроде, радоваться надо, а тут ком... И глаза на мокром месте. Совсем старичок сентиментальным стал, тонкослёзым... Ну, ахи-охи пошли, Машеньку расцеловал, Яночку. Внуки поглядывают настороженно, но и не дичатся особенно. Ах вы, золотые мои!

Под жильё мне на втором этаже отдельный кабинет (в буквальном, между прочим, смысле) отвели, установив в нём здоровенную надувную кровать. Помятуя московский прецедент, я прикинул расстояние до гаража, ширину дверных проёмов и крутизну ступенек: по первому параметру Нэшуа Москве фитиля вставлял, по второму и третьему, однозначно, проигрывал. Но оказалось, что предмет для беспокойства отсутствует, поскольку насос на американских обычных 110 вольт в кабинете как раз присутствует.

Схематично ознакомив гостя с необходимой домашней инфраструктурой, усадили то ли обедать, то ли ужинать – короче, вечeряти. Машенька, понятное дело, для свёкра расстаралась, да так, что высставленный Олегом «по случаю» пузырёк «Три гички» (по числу изображённых на «обложке» оливок) устаканился насухо. А пузырёк – ничего так – литра на полтора-два, в общем, славный такой фанфурик.

Да и водовка – не чета нашему «сучку». Либо на Западе с химическим катализом дела совсем паршиво обстоят, либо с горбылём напряжёнка, но, похоже, что водочный спирт они таки из пшеницы добывают, причём, как теперь принято хвастаться, «методом первого отжима». И до чего же умные люди отсоветовали мне в Штаты нашу водку везти – мол, это, как в Тулу со своим самоваром – я в том ещё не раз убеждался.

День-ночь – сутки прочь. «Утро красит нежным цветом стены древнего...» Кхе-кхе, спокойно, Сигизмунд, а то ведь окружающие могут и неверно истолковать твой вокальный порыв. А куда денешься, если утро и вправду нежное, и солнышко на подъёме, а стены дома по колеру вполне соответствуют такому далёкому отсюда «древнему Кремлю»?! Ах, до чего ж восхитительно: «по голому торсу», как говорили у нас в стройбате, выскочить босиком на деревянный настил бэк-ярдовского дека, навалиться спиной на прохладный с ночи пластик дачного кресла и закурить московскую «Яву», пуская струйки дыма к поднебесным кронам сосен!

Полный балдебон! И тишина... Во истину – райское местечко. А ведь американцы эту мысль пораньше моего уловили – на адресок-то «местечка» обратили внимание? – Гленн-дРАЙв, между прочим.... В доме обнаруживается движение – Машенька уже на кухне хлопочет, Олег в столовке над ноутбуком пасы невероятные выделывает, утреннюю почту обрабатывает: письмо – сюда, письмо – туда, письмо – сюда, письмо – туда... «Ах, тройка, птица-тройка...» Если бы Александр Сергеевич писал столько же писем Наталье Николаевне, замучилась бы ты, милая, летать между Питером и Москвой, а сам поэт фиг бы когда до Чёрной Речки добрался. Но тут – не Питер, тут работать надо...

Машенька подсовывает Олегу под руку завтрак: пару листиков салата и одну редиску. Солонка отдыхает в стороне до моего прихода. Сливки в кофе – капелькой с кончика ножа. Сахар не рассматривается в принципе. По маслу создаётся впечатление, что Олег с большей охотой накатит стаканчик «шелловского» SAE 40W10, чем намажет на корочку кусманчик сливочного. Да и сам хлеб, похоже, в доме лишь по причине «варяжского гостя» образовался. Укатайка – да и только!

Вообще, обхохочешься с этих американцев: одних – от неумеренной любви к поп-корну, чипсам и прочим фаст-фудам – разносит по горизонтали до размеров среднелитражного кара, другие же обходятся нерегулярным пощипыванием травки на лужайках бэк-ярдов, после чего, побрякивая костьми, могут отправиться в джим, дабы спалить излишние, с их точки зрения, калории. [ gym – англ., разг.; сокр. от gymnasium – гимнастический зал ].

Постепенно эта категория граждан проходит полный курс дематериализации и начинает время от времени попугивать домашних, то внезапно появляясь из-за швабры, то закатываясь в щель между половицами. Мой ребёнок – как раз из их числа (сам видел, как он сенокосилкой траву за домом валил – не иначе, на зиму заготавливал).

Отцовские уколы, подколы и приколы Олежка попросту игнорирует, а когда достаю уж больно сильно, сдержанно-сурово, словно душевно-нездоровому, описывает исключительную пользительность потребления соевых сосисок, запечённых с луком-шалотом в окружении отваренной без соли стручковой фасоли. Уже выходя из дому, Олег убедительно просит Машеньку ещё бдительнее относиться к наличию нехорошей, неполезной буквы «Е» на баночках с арахисовым кремом. О-кей, о-кей, знаем, помним: Е128, Е216, Е217...

[Между прочим, как утверждает «АиФ» (№47, 2007 г.), существует особый тип психического расстройства – орторексия – одержимость здоровым питанием и здоровым образом жизни. Газетка пишет: «Страдают от него (заболевания.- А. Г.) не только сам стремящийся к идеалу, но и его близкие, которых пытаются активно вовлечь в процесс и клеймят за непонимание. Об орторексии впервые заговорили лет 10 назад в Америке, где за своим здоровьем принято следить более тщательно, чем в России…». Надеюсь, Олежка к орторексикоманам не относится].

Сын уезжает на работу, а мы с Машкой наперегонки мчимся в столовую, намазываем добрые ломти хлеба толстым-толстым слоем масла, разводим кофе сливками один-к-одному и предупредительно передаём друг-другу полную, как жизнь, сахарницу.

А вот и внуки проснулись. Их босые лапки топочут по коридору над головой, на лестнице узнаваемо скрипит какая-то ступенька. (Разглядывая крутую, связывающую два этажа лестницу, я наконец-то понял, почему так и не увидел в Америке ни одного шатающегося пьяного: ведь если кругом в домах такие лестницы, то, должно быть, и все алкаши уже давным-давно попереломали себе шеи, а если кому и посчастливилось выжить, то до конца своих дней остался он прикованным к инвалидной коляске.

А чем иначе объяснишь такое количество зарезервированных для инвалидов мест на парковках, «присаживающихся» перед колясочниками автобусов да и просто – фактическое их наличие на улицах, в музеях и казино? По отсутствию всей этой атрибутики в России можно предположить, что либо россияне меньше пьют, либо у нас лестницы поположе строят. В первое верится с трудом...)

Ванечка спускается по ступеням осанисто и вальяжно, не держась, а именно придерживаясь за поручень (хотя в другой раз может и кубарем слететь). А на Янку без умиления и смотреть невозможно. В свои полтора года она с одинаковым успехом пользуется и двух-, и четырёхопорным передвижением. Для неё ступеньки высоковаты, поэтому приходится задействовать руки и коленки одновременно. Структура движения сложная: на краю верхней площадки Янка разворачивается к лестнице спиной и, складываясь пополам, достаёт ладошками пол (дед помрёт, а не повторит это упражнение!).

Приседая на левую ножку, правой соскальзывает со ступеньки и нашаривает следующую приступочку, а нашарив, опускается на неё коленкой, переносит вес и убирает с верхней ступени левую ногу. Самое трудное пройдено, теперь руки служат надёжной опорой, а относительная высота центра тяжести стала гораздо ближе к лесенке. Опять заскользила вниз правая ножка, следом – левая, а затем перебираются ниже и ручонки. В течение всей процедуры попка служит чутким балансиром, изумительно выдерживая курс, крен и тангаж остальных частей тела. Интересно, что как вверх, так и вниз по лестнице Янка движется практически с одинаковой скоростью.

В детском обеденном уголке на кухне внуков рассаживают по персональным креслицам и надёжно фиксируют пристёгивающимися столиками.

Для Яночки основной продукт питания – молоко, и выпить его она может немеряно. Во всяком случае, пара трёхлитровых фляндеров в холодильнике содержится постоянно. Молоко наливают в 200-граммовую бутылочку с соском и на десять секунд отправляют в микроволновку. Янка из своего уголка внимательно следит за всей процедурой, а когда получает бутылёк в ручки, впивается в него с такой силой и скоростью, что любому становится ясно – в последний раз ребёнок получал пищу пару суток назад.

Не переводя дыхания, Янка высасывает из пузырька за раз граммов пятьдесят, после чего кухню оглашает вздох, переходящий в стон. Все слышали, как кричит на корте Шарапова? Так вот, когда Янка сосёт молоко, Шарапова отдыхает! («Э-эх, Шарапова...», – посожалел бы Глеб Жеглов). Видимо, исключительно из эстетических соображений последнее молоко объёмом с чайную ложку Янка не досасывает. И если вовремя бутылёк у неё не умыкнуть, это молоко приходится вытирать и с ребёнка, и со стола, и с пола, и с чего там ещё, докуда могли дотянуться маленькие ручки.

А из Ваньки едок – никакой, весь в папаню. С куском за щекой устремляет взгляд в пространство, надолго задумываясь. Если я сажусь напротив, смотрит сквозь меня и, несомненно, что-то видит. Мамкины изыски либо благосклонно принимает, либо однозначно отвергает, и тогда хоть лошадкой кругом скачи, хоть чёртом лысым – парень крошки не проглотит.

Бананы любит, НО... только целые – надломленный банан им за продукт питания не признаётся. Как-то довёл детсадовскую воспиталку до лёгкой истерики – та всё не могла в толк взять, почему ребёнок, только что выпрашивавший банан, получив его, ударился в рёв и категорически отказался хотя бы надкусить отломившийся при чистке кусочек.

Ванька, как мог, на чистом русском попытался объяснить непонятливой тёте, что сломанный банан бананом вовсе не является, а тётя, в свою очередь, тихо фигела «с этих русских». Тихо – потому, что, в отличие от наших нянек, заклеивающих грудничкам рты лейкопластырем, американские воспиталки на ребёнка даже глянуть косо права не имеют.

И раз уж зашла речь о детском садике, то – лирическое отступление №6 – о тех, кто имеет право сказать: «за детство счастливое наше – спасибо, родная страна!».

Мне, лично, на детство грех жаловаться, хотя нас у мамки четверо огольцов было. Только братикам Юрчику и Лёнчику пришлось с младых ногтей в военную годину горюшка хлебнуть полной мерой. А братик Минька и, тем более, я – спасибо советской власти – ничего, нормально росли. Были у нас и садики, и пионерские лагеря, и на улице кроме соседских пацанов на нас никто особо не «наезжал» (если не шкодили, естественно). Но фокус в том, что времена меняются, а с ними меняется и отношение к детишкам, причём у нас – не в лучшую сторону. Читать политинформацию не буду – вы её не хуже моего знаете, а расскажу лучше, что я увидел у них.

Вот чем мне американцы нравятся – они «по жизни» правильные выводы делают: показалось им вдруг, что страна скудна территориями, так быстренько и Дикий Запад освоили, и «под шум волны» Техас к себе притянули, заодно с Алясочкой и прочими Гавайями (это я к тому, что у нас, затерев до полной неприличности обороненную где-то Михайлой Ломоносовым фразу о богатстве России, «прирастающем Сибирью», тем же Штатам отдали кусок присибирского океанского шельфа со всей «движимостью» и «недвижимостью»);

когда громады Манхэттэна начали скрываться за горами мусора, взяли в руки лопаты и мётлы и за полвека вычистили авгиевы конюшни до ослепительного блеска, а стоило им осознать, что ублюдки, насилующие и убивающие детишек, представляют натуральную угрозу национальной безопасности, так вполне адекватными мерами объяснили уродам, что деток трогать – себе дороже. При этом электрический стул не показался им самым недемократичным предметом мебели.

Помните, как насмешила нас «мировая общественность», взволновавшаяся по поводу невинного путинского поцелуя в животик мальчонки из толпы? Ага, «смешно, да не до смеха», как говорил Высоцкий. Это ж, если подчиняясь извечному российскому верноподданичеству, все последующие чины: от премьера до мэра заштатного районного городка начнут окружающих пацанов в животы да попки слюняво челомкать, то вскорости игры Билла с Моникой нам образцом невинности покажутся. [К слову: «Решил Билл Монику удочерить, но тут Хиллари возмутилась: «Зачем нам в семье лишний рот?»]

В столичной сутолоке Вашингтона натолкнулся я на какого-то поотставшего от своей экскурсионной группки пацана. Пацан споткнулся, а я обычным – по нашим меркам – чисто автоматическим движением подхватил его под локотки, не давая упасть. Тут же рядом возник Олег и более чем серьёзно предупредил: «Ты, бать, того... больше так не делай.

Прикоснувшись к чужому ребёнку, рискуешь крупные неприятности заполучить». Чуть позже, сидя на скамеечке неподалёку от Капитолия, увидел я очаровательную сценку: темнокожая мамаша толкала перед собой целый поезд детских колясок. Я вскинул, было, фотоаппарат, но и тут Олежка предостерегающе остановил меня: «Не стoит, не принято здесь посторонних фотографировать, тем более – детей».

И точно – не принято. Уже позже, в Нэшуа, заехали мы с Янкой и Машенькой в детский садик за Ванечкой. Снаружи здание снимай, хоть заснимайся, а внутри нам пришлось специально испрашивать разрешения, чтобы вчетвером сфотографироваться на фоне стены в помещении группы – даже при том, что никто из чужих детей в кадр не попадал.

Да и другие меры безопасности в садике были серьёзными, хотя, наверное, самим американцам они вряд ли представлялись чем-то особенным. Ну, скажем, через центральный вход посетители для начала попадают в своеобразный застеклённый «предбанник», а в другие помещения смогут пройти, только после того, как их «идентифицируют» и откроют изнутри постоянно запертый замок. Сдавая дитятку под надзор воспитателей, родитель производит запись в журнал. Вторую запись он делает, когда забирает ребёнка домой.

И если иное в журнале специально не оговаривается, то забрать дитя из садика никто из прочих друзей-родственников не сможет. Машенькой я был представлен воспиталкам как «дедушка Айвена». И при следующей встрече они уже весело лопотали: «де-дюч-ка, де-дюч-ка...» Весело-то – весело, но если бы я надумал забрать Ванечку самостоятельно, даже будь о том соответствующая запись в журнале, мне пришлось бы предъявить свой паспорт и долго являться объектом пристального сличения паспорта с натурой всё теми же «весёленькими» тётечками.

Количество воспитателей, приходящихся «на душу детсадовского населения», может только вызвать зависть российских педагогов. У каждой возрастной группы – своя площадка для прогулок со стандартным набором безопасных пластиковых домиков, горок, тренажёров. Детки не перемешиваются, все на виду, а значит – ситуация под постоянным контролем.

В самый разгар лета меня удивило и порадовало количество организованных групп детей в музеях и на всяких прочих экскурсиях, в то время как праздно шатающихся безнадзорных шалопаев я, пожалуй, не встречал.

В целях безопасности запрещено оставлять детей без надзора в автомобилях, даже если вам всего лишь надо выйти на минутку у банкомата. Максимальным приоритетом на дорогах пользуются жёлтые школьные автобусы, требования к остальным водителям по отношению к школьному транспорту – максимально жёсткие: не обгонять, не приближаться и т. д. и т. п.

В городках типа Нэшуа почти нет тротуаров – а кому они нужны, если подавляющая часть населения передвигается на автомобилях? Тем не менее, прогуливаясь неподалёку от дома, мощённый тротуар я всё же обнаружил. Учитывая сравнительную редкость сего элемента местного пейзажа, на нём был установлен яркий жёлтый знак с изображением двух ребятишек: «SAFE ROUTES TO SCHOOL» – «Безопасный маршрут следования в школу». Кстати, рядышком перед въездом на другую улицу стоял ещё один знак с надписью, гласившей нечто, типа: «ЧУЖИЕ ЗДЕСЬ НЕ ХОДЯТ! При появлении посторонних жители могут обратиться в полицию». Вот так. И пакостить не шибко захочется.

Так что, если бы ещё и не отморозки, время от времени расстреливающие одноклассников из папенькиных «кольтов», за американских детишек можно было бы и вовсе не волноваться – «родная страна» их в обиду не даст.

ГЛАВА IX. НЭШУА, НЬЮ-ХЕМПШИР (Часть 1)

«ЦАРЬ

Вызывает антерес

Ваш технический прогресс:

Как у вас там сеют брюкву –

С кожурою али без?..

ПОСОЛ

Йес!

ЦАРЬ

Вызывает антерес

Ваш питательный процесс:

Как у вас там пьют какаву –

С сахарином али без?..

ПОСОЛ

Йес!

ЦАРЬ

Вызывает антерес

И такой ещё разрез:

Как у вас там ходют бабы –

В панталонах али без?..

ПОСОЛ

Йес!»

(С) Л. Филатов... После первых суперактивных дней поездки безмятежное «нэшуанское» ничегонеделание показалось странным и даже противоестественным. Несколько вялых попыток хотя бы помыть после завтрака посуду натолкнулись на резкое олежкино неприятие: чего, мол, тряпкой размахивать, когда на кухне посудомоечная машина имеется.

При этом ребёнок прочитал мне познавательную лекцию о сравнительном содержании вреднющей микрофлоры в кухонной губке и унитазном подпространстве (причём, второе по этому показателю явно проигрывало первому). До графиков и диаграмм, к счастью, дело не дошло (хотя при олежкиных педантичности и обстоятельности вполне могло бы), но из кухни, тем не менее, я был «с позором» выдворен.

Что делать? Как с бездельем бороться? Как всегда, выручила добрая душа – Машенька. В наследство от предыдущих владельцев дома ребятам, в числе прочего, достался «весёленький» колер спальни, что в народе называют «гнилой вишней» (подозреваю, эта краска осталась от колеровки наружных стен, так что желающие могут составить себе представление).

По мне, так в этой спальне не то что о продолжении рода не задумаешься, а напротив, затоскуешь от постоянных мыслей о бренности всего сущего и неизбежности суицида. Ребята это интуитивно ощущали, но в силу извечной олежкиной занятости и обременённости Маши малыми детишками, идея перекраски социально важного помещения как-то сама по себе передвигалась на «лучшие времена».

Машенька исподволь готовилась (ах, эти славянские женщины! Они и к ремонту готовятся, как к появлению будущего ребёнка. Только там – чепчики, распашонки, подгузнички, любовно укладываемые в шкапчик али комод месяцев за десять до грядущего события, а здесь – краски, кисти круглые и флейцы и даже малярный скотч, тщательно заныкиваемые от супруга в дальний угол кладовки). И, надо же – такая оказия! Дед только крякнул от удовольствия: «А давненько не брал я в руки красок!»

Дождались отъезда Олежки на службу и пошли, пошли работать! К возвращению главы семейства бордовые когда-то стены были покрыты белым, непрозрачным праймером на два раза, и менять сложившийся ход событий было уже поздно. Олег поворчал для порядка, но подключился к работе. Любопытные мордашки внуков периодически возникали в дверном проёме, и одной из забот было не дать локальной покраске превратиться в глобальный кошмар. Эту головную боль Машенька приняла на себя.

И более того, за ужином всё старалась подложить свёкру лучший кусок и не возражала, когда мы с сынкой раскупорили «за успех предприятия» бутылочку белого (о любимом ребятишками красном вине в этот вечер старались не вспоминать из тех же соображений, по которым в доме повешенного не принято говорить о верёвке).

За два с половиной дня со спальней было покончено. Светло-лимонный колёр одновременно расслаблял и настраивал на игривый лад. Олежка, конечно, всё списал на совпадение, но средь свежеокрашенных стен в первую же ночь у ребят отказал кондиционер (это ж до какого градуса нужно было температуру в помещении довести? Эх, молодость!)

Смех – смехом, а без кондишена даже на Север-Востоке Америки зябко не покажется. И вот тут я столкнулся с очередной непонятной мне особенностью ведения бизнеса у них.

Для начала я попробовал спроецировать возникшую проблему на российскую действительность. Ну, действительно, прикиньте – отказал у нас холодильник (телевизор, пылесос, унитаз). Что мы делаем в первую очередь? Тупо разглядываем отказавшего мерзавца – нельзя ли чо-нить к нему пришпандорить-присобачить-прифигачить, дабы продлить бренное его существование хотя бы на пару лет (месяцев, дней, часов). Потом, поняв, что на этот раз пришпандорить-присобачить-прифигачить не удастся, долго чешем в паху, соображая, где бы стрельнуть денег до зарплаты (пенсии) на приобретение нового негодяя.

Разрешив финансовый вопрос, отправляемся в долгое путешествие по складам, магазинам и лавкам, где выясняем, что данная модель давно снята с производства, есть новая, которая, однако, не подходит нам ни по цене, ни по габаритам, ни по остальным характеристикам. Мы долго и безуспешно плюёмся, чертыхаемся и даже материмся, после чего идём на китайский рынок, где есть всё – по приемлемой цене и в нужных параметрах, покупаем это, привозим домой, устанавливаем, любуемся, а через два дня опять стоим напротив, чешем в паху и думаем, где ж деньжат-то на очередного мерзавца наскрести?

Олег на появившуюся проблему отреагировал своеобразно: собрался и уехал на работу (я обычно на работу звоню и предупреждаю, что по случаю прорыва трубы вызвал аварийку, которая прибудет в течение дня, а посему сегодня меня можно на службе не ждать). А вечером, по возвращении, сын запросто и без должного пиетета выдернул неисправный прибор (неисправность, кстати, касалась не самого прибора, а пульта управления, что исключало возможность регулировки температуры непосредственно из койки) с насиженного в окне места и небрежно кинул его в багажник «Максимы», подстелив предварительно кусок полиэтилена, дабы не залить обивку оттаявшим конденсатом.

«Вернём продавцу», – кратко ответил он на мой вопросительный взгляд, сосредоточенно разыскивая среди подобных товарный чек пятилетней (!) давности. Чтобы лишний раз не подтверждать его подозрений в моей дикости, я не стал задавать идиотских вопросов о гарантийных сроках, сохранности оригинальной упаковки, заключении технической экспертизы и т. п., что, вообще говоря, идиотским кажется только с широты и долготы Североамериканских Соединённых Штатов, а нам тут-здесь представляется обычной процедурой.

То ли не сознавая значимости момента, то ли подчёркивая обыденность ситуации, Машенька просит нас, усаживающихся в авто, (ВНИМАНИЕ!) купить детишкам кашу.

Кондишен прямиком доставлен к продавшему его «моллу» («молл» – это такая деревенская лавка, в которой, как и на нашем китайском рынке, есть всё, начиная от парнoй телятины, бюстгальтеров и детских дайперов, и заканчивая телевизорами, велосипедами и садовыми домиками. Понятно, что по площади «молл» приближается к территории Магаданского ремонтно-механического завода).

Тележку с убогеньким кондиционером катим не ко входу, а как раз наоборот, проезжаем через предупредительно разъехавшиеся выходные воротины к стоечке, где у компутера хлопочет симпатичная тётечка. Короткий диалог:

– Бла-бла-бла... – спокойно излагает Олежка.

– Бла-бла-бла, – тётечка ударила по клавишам мажорным аккордом, махнула рукой куда-то в сторону и отвернулась.

«Послала!» – в душе я испытал ни с чем не сравнимое чувство глубокого удовлетворения: стало быть, и в их «калашном ряду» насчёт заготовок для холодца есть свои предубеждения. А ведь я предупреждал – гарантия истекла!

Олег безо всяких эмоций (он в крутых ситуациях всегда видимые эмоции приглушает, только лицом бледнеет немного) толкнул тележку с кондишеном в указанном направлении и молча направился вглубь зала. «За менеджером отправился», – подумал я и на всякий случай засеменил следом, готовый, ежели чего, за своего ребёнка хоть менеджеру, хоть самому главе корпорации перегрызть лужённое американское горло своим единственным русским зубом, который до того приберегал чай кушать.

Олежка остановился у штабеля с кондиционерами и зашарил по нему глазами. Притормаживаю рядом и, понимая депрессивное состояние души сына, многозначительно произношу: «М-да...» Олег тычет пальцем в одну из коробок: «Вот этот». Я задаю, наверное, самый глупый вопрос, который можно было бы придумать в данной ситуации: «Что?» Олег окидывает меня взглядом, оценивающим адекватность моего восприятия действительности: «Берём».

«Покупаем, што ли?» – пытаюсь уточнить я, но Олег уже углугбляется в изучение многочисленных надписей и цифирек на яркой упаковке: «Кажись, не подходит... Странно, а ведь практически та же самая модель... А-а... Вот ещё дисплей на пульт присандалили... Значит, не та. А номер сходится... А-а... Крылья короче…» – тихо ведёт сын беседу с «умным человеком». «Блин!» – это он ко мне. – «Ты крылья правильно измерил?» «Крылья» – это такие две шторочки, что закрывают края оконного проёма по бокам устройства.

Перед выездом из дому я к ним рулеткой прикладывался. Обидно, понимаешь: ребёнок в моих – авиационного инженера, конструктора 1-й категории – способностях усомнился. Да мне хоть милиметры, хоть дюймы, хоть, ёшь-в-клёш, вершки подавай – и ночью не напутаю! Так, значит?! Ладно. «Идём, на старом проверим. Небось, его ещё в переплавку не отправили».

Привезенного кондишена на месте не оказывается. Да и тётка за стойкой сменилась. Вот тебе и здрасьте! А кому и что мы теперь доказывать будем? Олег лезет через нестройные ряды товарных тележек в дальний угол, где, вроде бы, угадываются очертания нашего убогого. Тётка за стойкой заверещала: «Бла-бла-бла!» Типа, «куда прёшься? Не видишь, чо ли, – не продаётся!»

Олег успокаивает: «Бла-бла-бла...» Типа, «да он мне и на фиг не нужен – покупать. Вот токо размерчик снять». Странно, но тётка тотчас успокоилась и потеряла к нам всякий интерес. Повторно обмеряем кондишен со всех сторон и возвращаемся к штабелю. Я удовлетворённо хрюкаю – таки правильно размерчик снял, а фокус в том, что «крылья» – гофрированные: хочешь, чуть сильнее растяни, хочешь, чуть меньше.

И-раз! Грузим коробку в тележку. Рулю к расчётным узлам, но Олег заворачивает излишне резвого батяньку всё к той же стойке с тёткой у компутера. Она равнодушно окидывает нас взглядом, вручает Олегу какую-то бумажку и изображает дежурную улыбку: «Бай-бай!» Э! Аллё! А оплата? А сличение паспортов с мордами? А хотя бы проверка сданного аппарата – мож, мы его гвоздиком ковыряли, пивные бутылки об него откупоривали? Ничего похожего!

Полный пофигизм и отсутствие заботы о благосостоянии хозяина! Я бы таких из «Моржа» через час работы уволил! А тут – улыбочка, двери разъехались, и вещь ваша стала наша. На всю процедуру – полчаса делов, включая дорогу.

Ошеломлённо офигеваю в уголочке авто, предвкушая, как сейчас расскажу Машеньке обо всех этих чудесах, а она будет от удивления взмахивать руками, ахать и охать, расцеловывая отличившегося супруга в обе щеки.

Маша открывает двери, уступая дорогу, пропускает нас со здоровенной коробкой в прихожую, ещё раз ищуще выглядывает за дверь, будто мы могли там оставить ещё какую-нибудь сумку с причиндалами и запчастями, и лишь потом спрашивает: «А КАША ГДЕ?»...

Я, конечно, человек диковатый, к кандыбоберам капиталистического мира мало приученный, но чтобы так запросто можно было бы недешёвую штучку обменять на новую, только из-за того, что у старой пультик забарахлил... И самое противное – там это никого, кроме меня, не удивило!

[И опять отосланные респондентам «Записки» нашли быстрый отклик. Братик Лёнчик из Хабаровска писал:

«Прочитав о замене вышедшего из строя кондишена, аж плюнул от досады! Ну, вот скажите мне на милость, почему наши нынешние, извините за выражение, СМИ и «демократы» призывая во всём ориентироваться на Запад, нахватались, как собака блох, всего самого паскудного, а вот на что-то хорошее у них духу не хватает (или ума?). В любом магазине средней руки как не видел тебя продавец в упор, так и сейчас не видит и видеть не хочет!

Почему рекламой «задавили» радио- и телеэфир, хотя на Западе существует жёсткий регламент? Почему при запрете рекламы табака и алкоголя в СМИ и на улице страницы газет пестреют этой рекламой? Почему ведущий какой-нибудь телепрограммы тычет тебе с экрана пальцем в физиономию, ТЫкая и обращаясь за панибрата?

Почему в самолете, призывая пристегнуть ремни, на английском пишут «please», а на русском – нет: мол, «ты, рожа, привяжись!» Я уж не говорю о сфере обслуживания, банковских процентах, приватизации предприятий, которые везде на Западе принадлежат государству, субсидировании сельского хозяйства, дорогах и многом, многом другом. А сталкиваемся мы с этим практически ежедневно: не в одной, так в другой сфере.

Вот приобрели мы, с подачи Сани, DVD-проигрыватель. Аккурат, к 8-му марта. В конце апреля аппарат приказал долго жить. Я его в охапку и потащил в магазин. В оригинальной упаковке – мы порядок знаем! – с паспортом, чеком, гарантийным талоном со штампами и печатями. И не в какой-то там замухрышистый магазинчик, а серьёзный «СУПЕР» – с лифтами и эскалаторами между этажами.

Принёс, проверили – не работает. Думаете, извинились и выдали другой? Как бы не так! Развернули меня и велели прийти через... 20 дней (!), то есть после того, как будет проведена экспертиза в сервисном центре. Приехал через двадцать, аккурат, перед 9 мая (мы уже тогда на даче жили).

– «Жди дальше, дед, заключение эксперта ещё не поступало». – «А когда поступит?» – «Позванивайте, у вас в квитанции телефон прописан». И повернулась ко мне тётка задом, как ведьмина избушка!

Все мои дальнейшие вопросы, доводы и просьбы разбивались о её чугунный зад, как амурские волны о Хабаровский Утёс! Всё-таки, взяв на три тона выше – терять то мне нечего! – развернул я её опять к себе передом. – «Где у вас тут главный менеджер? (я уже даже такое слово выучил!)» – «Вышла». – «А завсекцией?» – «Ушла». – «Когда будет?» – «Не знаю, а не нравится иди к... генеральному директору». – «Ну что ж, пойду к нему и скажу, кто меня послал для решения этого пустяка». И побрёл вдоль стеллажей, разглядывая выставленный товар, прямиком к выходу.

Минут через двадцать, подходит ко мне другая уже тётка, которая издали наблюдала нашу перебранку: – «Это у вас проблемы с проигрывателем?» –

«Нет, – говорю, – проблемы я как раз вам гарантирую». – «Ну вы не волнуйтесь. Дуня, выдайте господину (!) новый аппарат!» Видали бы физиономию продавщицы! Вы никогда не встречались с акулой в открытом море? Приезжайте, у вас будет возможность это увидеть у нас!

А аппарат мне всё-таки выдали! Больше того, парнишка, что на выдаче, порекомендовал мне другой, получше, как он сказал, и на 200 рублей дешевле. Так я ещё и деньги получил! Но почему везде обязательно надо брать «на Бога»?»

В ответ Олег «подлил масла в огонь»:

«А вот вам еще история. С месяц назад пришло письмо из Боша: «Ты, мужик, согласно магазинным записям, бошевскую циркулярную пилу купил. А у нее, оказывается, какой-то там то ли фиксатор, то ли предохранитель может в одном случае из скольки-то там тысяч накрыться. Ты ею, пожалуйста, не пользуйся, а вот отошли ее нам – мы этот фиксатор поменяем на качественный и назад пришлем». И приложена при этом наклеечка с оплатой пересылки. Изо всех моих неудобств – снять с пилы нож и довезти ее до почтового отделения.

Ну и таки да: за дней десять съездила пила куда-то в сервисный центр в Огайо и вернулась назад в новой упаковке и с замененной финтифлюшкой. Так что вот.»]

Впрочем, удивляться пришлось ещё не раз. Помните, я рассказывал о забытом в вашингтонском кафе GPS'е? Конечно, до дома мы и без помощи спутников добрались, но долг платежом красен, хозяину вещицу таки возвращать надо было. Кроме того, учитывая предстоящую поездку на малоизученный нами Юго-Запад, Олежке не помешал бы и собственный навигатор.

Поэтому посудили мы с сыном, порядили, да и заказали через Интернет сразу два «Гремлина»: аутентичный утерянному – для возврата, и чуть покруче – для Олега. Дело было во вторник или в среду, до вылета в Лас-Вегас, где нас ожидал рентованный автомобиль, оставалась практически целая неделя, и хотя я крепко в том сомневался, Олег расчитывал получить приборы ещё до отъезда.

Тогда же я вспомнил о забытом под потоком впечатлений наказе своей Людмилки – купить в Штатах видеокамеру и отснять и детей, и внуков, и, разумеется, по максимуму, все наши экскурсии. Легко сказать – купить... Это раньше легко было: пошёл покупать холодильник – и купил – однозначно «Бирюсу» (дай ей, Бог, здоровья за 30 лет безупречной службы!) – «LG» да и «ЗиЛ»а рядом просто не было, решили купить цветной телевизор – и купили – однозначно «Рекорд» – «SONY» или там «Рубин» в лавке отсутствовали. А теперь? А если ещё с учётом Соединённых Штатов? Тут умом проще двинуться.

Тем более, что если в фотоаппаратах я ещё как-никак смыслю, то в видеокамерах – полный профан. Олег «поспособствовал»: «Лезь в Интернет, рейтинги поизучай, характеристики...» Ну я и залез... Если до этого голова просто шла кругом, то в Интернете осознал чётко – крыша поползла. Сгоняли с Олежкой в «молл», перещупали десятка полтора моделей, а выбора так и не сделали. А время шло... В конце концов в четверг вечером я ткнул пальцем в первую попавшую модель и сказал: «Вот эту...» «Хороший выбор», – одобрил Олежка и оплатил покупку в Интернете. В ходе оформления заявки он уточнил:

«Если не жалко лишних двенадцати баксов, камеру доставят за три рабочих дня». Конечно, не жалко – 12 баксов упорхнули со счёта. Теперь оставалось только ждать. Но это только у нас ожидание – процесс пассивный. Олежка же дважды в день мониторил по Сети передвижение покупки и регулярно докладывал, в какой точке Штатов в настоящий момент находится моя камера.

Вечером в пятницу он сообщил о двух новостях – хорошей и не очень: GPS'ы должны были прибыть в Нэшуа в понедельник, а вот камеру раньше среды ждать не приходилось, поскольку кто-то что-то где-то напутал, и на выходные камера оставалась лежать на складе продавца в дальнем углу США. Это тот редкий случай, когда промах американской стороны осел и у меня в душе с эмоциональной оценкой «минус».

Тем же пятничным вечером Олежка решил побаловать нас барбекью. Долго и придирчиво выбирал мясо в магазине. Как выяснилось, мясо может продаваться не только до звона замороженными пластами и глыбами, но и вполне симпатичными охлаждёнными почти до нуля кусманчиками, глядя на которые начинаешь исходить слюной ещё в лавке.

Наладив на бэк-ярде барбекьюшницу (или как это, по-русски?), Олег уточнил, какого уровня прожаренности мясо я предпочитаю? Странный вопрос, да? Особенно учитывая, что через четыре дня нам предстояло изрядно далеко ехать. Как мог, объяснил, что прожаренность предпочитаю такую, чтобы, пардон, понос не пронёс, т. е. до степени консистенции коры дуба. И конечно, тут же налетел: «Ну, и дикий же ты человек, батя. Я ж тебе не хот-дог в подворотне предлагаю.

А продукты, купленные в магазине, хотя и могут быть невкусными, но, по определению, гарантированно не имеют права нанести человеку вреда. Иначе закроют и магазин, и производителя, причём на столь долгий срок, что ты успеешь истратить приобретённый в результате отравления миллион и даже забыть об этом досадном недоразумении». Хе-хе! Учи учёного!

Я уж лучше лишний раз корочкой зажаристой похрущу и антрацит перегоревший сплюнуть не постесняюсь, чем животом средь Штатов маяться. И всё же не утерпел – съел кусочек едва жареной мякоти. И знаете, «с кровью» и вправду вкуснее, а стул поутру, ещё раз – пардон за подробность, остался вполне качественным.

В воскресенье с олежкиными друзьями четырьмя семьями поехали на пикничок к океану. Пикник, как пикник, океан, как океан (довольно прохладный, кстати, поскольку с юга перед самым Бостоном кривоватый полуостров Кейп-Код отбивает нагретые Гольфстримом воды к востоку, оставляя холодным весь залив Мэн, включая залив Массачусетс, на берегу которого мы, собственно, и расположились). И всё же... Всё же...

Площадка, где мы остановились, была размером с несколько футбольных полей и не являлась частью «дикой» природы: всё тот же стриженный газон, столы, за которыми одновременно могли разместиться с полсотни человек, и даже аккуратно уложенные плиты естественного камня, отделяющие «сухой» берег от приливной полосы, – всё носило отпечаток тщательного ухода.

Я неосторожно громко заметил Олегу, что неследовало бы детишек отпускать бегать округ босиком – мало ли: гвоздик ржавый или бутылочный осколок.., – так наши попутчики глянули на меня столь удивлёнными глазами, будто я сморозил несусветную глупость. И то: откуда на газоне битому стеклу взяться или металлолому какому – не на свалке, чай, отдыхаем.

А у меня аж уши зарделись: эх, ребята, отвыкли вы от наших мест отдыха. Понятно, что содержание этого участка обходилось кому-то недёшево, но, как ни странно, за полдня пребывания на зелёной лужайке с нас не запросили ни цента, и надо ли говорить, что, уезжая, не оставили мы за собой ни одной – не то что бы бумажки – соринки.

А вообще, понравились мне олежкины приятели: раскованные, но не наглые, умные, но не заносчивые, не алкаши, но ящичек пива усидевшие с удовольствием. И главное, все – из наших: кто с Украины приехал, кто из России. М-да... Много светлых головушек страна наша за перестроечные-перестрелочные годы подрастеряла. Как наверстывать-то будем?!

Наступил понедельник. Получив утреннюю информацию, Олежка сообщил, что завтра камеру мы, точно, не получим. В среду... М-м-м... Маловероятно, но не безнадёжно, поскольку выезжаем в Бостон всё же после обеда.

После завтрака Машенька повезла меня и деток в городской парк. И что вы думаете я там обнаружил? Огороды! Самые натуральные огороды американских граждан. В парке! О-о! Сколько я выслушал иронических рассказов о том, как в Магадане пришлых американцев возили на наши участки, как те недоумевали, якобы, зачем сажать картошку в землю, вместо того, чтобы покупать её в магазинах, и т. д. и т. п. А здесь, в нэшуанском городском парке, и вдруг – такие родные сердцу огородные грядочки!

Но! Сам характер участков говорил о различии целей и задач наших и американских огородников. Во-первых, их наделы занимали – от силы – одну-две сотки (это не кировский огород Юрчика: от этого колышка и до того леска, что на горизонте виднеется). Таким образом, весь «колхоз» размещался на площади не более полутора гектаров. И во-вторых, в условиях страшного дефицита пространства на одной грядке здесь мирно соседствовали десяток луковых перьев, пара едва завязавшихся кочанов капусты и пяток помидорных кустов в обрамлении поддерживающих проволочных конусов.

На соседних грядках пластала свои листья-лопухи тыква, торчали молодые перчики, а по углам высились стройные подсолнухи. Вдоль участков лежали поливные шланги, в козлах аккуратненько покоился сельхозинвентарь. А у меня и из-под кучи прошлогодней ботвы лопату и грабли по весне свистнули. В общем, было понятно, что нэшуанцы на свои огороды не за товарным приплодом ходят, а отдыхать-развлекаться да ещё детишек учить, что булки не на деревьях растут, а картоха в магазинные коробки не с неба, как град, падает. Вот и вся разница, а в остальном картинка изрядно согрела мою земледельческую душу.

После обеда Машенька пошла укладывать деток спать. Янка, как правило, воспринимала отход ко сну спокойно. Особенно восхищала она меня по вечерам: безропотно позволяла вычистить себе зубы (что родители осуществляли при помощи специального напальчника), принимала положенное количество поцелуйчиков и без единого писка оставалась в темноте своей спаленки. Через пяток минут дитя безмятежно посапывало в глубоком сне. С Ванькой ситуация была иная: укладывание, как таковое, он не признавал. Можно было читать ему сказки, петь песенки и т. п. и даже добиться того, что веки его устало смежались.

Можно было, выключив свет, тихонько выскользнуть из спальни, потирая на ходу руки – дело сделано, а минут через пятнадцать обнаружить ребёнка, как ни в чём не бывало, играющего посереди комнаты любимым паровозиком «Томасом». Попытка водворить зарвавшегося пацанёнка в постель встречала с его стороны яростный протест; ребёнок взревал, папа применял силовые методы, дед колотил себя кулаками по лысине, а мама тихонько страдала в углу. Единственно, что могло смягчить ситуацию, – любимая Ванькой «Собака YELLOW».

«Собаку YELLOW» Ванька обожал. Из любых других мягких игрушек, пользуясь всяким подходящим моментом, он яростно выщипывал шерсть – по той же, вероятно, причине, по которой наш Артём рвал на кусочки размером в один атом все попадающие под руку бумажки, а моя Людмилка – в пору младых ногтей – вырезывала маникюрными ножничками из занавесок тюлевые цветочки, а вот «Собаку YELLOW» щадил, даже при том, что со временем тузик поменял окрас с неопределённого yellow на явный brown. И стоило наревевшемуся вволю Ваньке подсунуть под бочок «Собаку YELLOW», мальчонка засыпал, хотя и долго ещё обиженно во сне всхлипывал.

Чуть отвлекаясь от событий понедельника, припомню ещё один эпизод. Как и все маленькие детки, проснувшись утром, Ванька обыкновенно отправлялся на поиски родителей. Причём понятие «утро» для него определялось не часами, а собственно моментом пробуждения. Поэтому, когда он обнаруживал родителей спящими и забирался к ним в кровать часиков так в пять-шесть утра, глубокого понимания это не находило. Мама сонно объясняла Ванечке, что утро ещё не настало, а папа мог и вовсе наладить Ванечку из комнаты.

Как правило Ванька не спорил – выдворили, так выдворили – и обычно возвращался в свою спаленку – досыпать. А мог самостоятельно заняться игрушками и, бодрствуя, дожидаться пробуждения родителей. Но можно представить какие чувства испытал дед, когда, поднявшись в шесть утра и выйдя, позёвывая и почёсываясь, в коридор, на паласе под дверью, ведущей в спальню детей, обнаружил мирно посапывающего Ваньку. И разумеется, под щекой у него лежала «Собака YELLOW». Дед аж слезу уронил от умиления, поднял внука на руки и вместе с тузиком уложил на свою кровать, укрыл и, выходя, поплотнее прикрыл дверь кабинета, где ночевал.

Расчувствовавшийся дед курил на бэк-ярде утреннюю сигарету, когда из дому выскочил встревоженный Олег: «Ваньку не видел? Нигде не могу найти...» А то-то же, будешь знать, как ребёнка из спальни по утрам выставлять!

Так вот, когда в понедельник после обеда Машенька пошла на развод деток по спаленкам, я тоже прилёг с книжицей на диван и вроде даже задремал. В дверь позвонили. Это ж только дома на звонок реагируешь резво, а тут как-то поотвык – при мне звонком ещё никто не пользовался. Пока соображал, то да сё, звонок повторился.

Вспомнив, что Машенька с детьми наверху, пошёл открывать. На ходу попытался сообразить, как здесь принято открывать: без опроса? – а там, допустим, зашедшая за щепоткой соли соседка, которая меня увидеть не ожидает и, возможно, поднимет крик; спросить? – а как правильно: «Ху из ит?» или таки «Ху из зеа?»? Ну, допустим, получу иноязычный ответ, адекватный нашему «конь в пальто», и что, без словаря переводить буду?

Перед дверью притормозил и на всякий случай прислушался. Тишина... Отодвинул задвижку, приоткрыл щелку на ширину глаза... Никого. Теперь уже смело распахнул дверь шире. У двери – никого, метрах же в пятнадцати по тропинке к дороге какой-то мужик в униформе чешет, а на дороге фургон чёрный стоит. Мужик с ходу впрыгнул в кабину и оттуда помахал мне рукой – приветик, мол! Как говорил хаёвец Валера Ломенко, «ни фига себе! Шо за веники?!» И только когда машина ушла, и я, захлопнув рот, собрался следом захлопнуть и дверь, увидел под ногами на крыльце две картонные коробки в наклейках и почтовых адресах.

Конечно же, это были долгожданные GPS'ы. Но хороши же американские почтари: ни записок, ни расписок – бросил полтыщи баксов на крыльцо и дальше поехал! Как-то плохо это в моём российском мозгу укладывается. Хотя Олег говорил, что преступления в отношении почты у них караются по федеральным законам, что само по себе достаточно серьёзно. Вот вы, наверное, видели на картинках американские почтовые ящики: стоит такая округлая шкатулка на столбике у дороги (!), а на ней флажок: есть в ящике вложение – флажок поднят, нет – опущен. Я всегда был уверен, что поднимают флажок почтари, когда в ящик «входящую» почту кладут. А оказалось, всё – с точностью до наоборот.

Ну какой нормальный американец попрётся по городу искать привычный нам синий почтовый ящик, чтобы в него письмо опустить?! Он «исходящую» корреспонденцию укладывает в свой почтовый ящик у дороги и поднимает флажок. Регулярно курсирующая почтовая машина у флажка остановится, примет почту на борт, и полетит письмецо положенным ему путём. При этом никаких замочков на тех ящиках не предусмотрено, а почту из них, тем не менее, не тырят. Ей богу, ненормальная страна!!!

Едва дождавшись возвращения Олежки с работы, GPS'ы распечатали. Тоже ведь интересный факт: мы тех продавцов никогда в глаза не видели и не увидим, деньги по Интернету перечислили, а комплектность у приборов – полная, да и сами вещицы в работоспособном состоянии пришли.

Как утверждает моя Людмилка, в основе любого мужика всегда пацан сидит. Ну, распечатали мы GPS'ы, ну, повертели в руках... Дальше-то – что? Дык, естественно, в деле проверить требуется. И немедленно! Олег какие нужно проводки присандалил, чо-то потыкал и уже зовёт меня на испытания. Наобум вводит в «коробочку» первый попавшийся нэшуанский адрес, и мы поехали. Приборчик-то – пороскошнее прежнего, графика на должном уровне и даже кажется – голос у тётки более уверенным стал. И куда, угадайте с трёх раз, вывела та тётка двух славян в первый же выезд по случайно выбранному адресу? Правильно! Прямиком к винно-водочной лавке на другом конце городка.

Лирическое отступление №7 – о напитках.

У американцев официальным мерилом «принятого на душу» алкоголя считается количество выпитых «дринков». Один «дринк» равен стандартной бутылке пива (12 унций – 350 г), 5 унциям (150 г) вина или 1,5 унциям (менее 50 г) «сорокаградусной». По русским понятиям – математически ничтожная величина. Норма для здоровых мужчин — два дринка в день, для женщин — один. Тяжелое пьянство (heavy drinking) означает потребление пяти дринков в день в течение месяца – для взрослых и в течение двух недель – для несовершеннолетних (до 21 года).

То есть, американскую нацию к числу принципиально трезвующих, определённо не причислишь, что с беспощадной откровенностью продемонстрировал крах четырнадцатилетнего эксперимента с «сухим законом». Пили, пьют и, судя по всему, ещё долго пить будут. Честно говоря, наслушавшись историй (вполне, кстати, правдивых) о том, что наличие запаха алкоголя – ещё не основание отбирать у водителя права, я не считал сию либерализацию достижением американской демократии.

И конечно же странно было мне видеть как после того самого «дринка» вина Олег спокойно садился за руль, и не где-нибудь, а в Вашингтоне. Но какого же рожна я за всё время не встретил на улицах ни одного пьяного?! Не ведаю, какими секретными технологиями в этом плане владеет государство, но, предполагаю, что секрет этот, как и во всём остальном, прост – американцев приучили чтить и уважать закон. А в отношении алкоголя ограничения достаточно строги.

Во-первых, продажа алкоголя разрешена только совершеннолетним. Не знаю, где умудряются надраться подростки, которых показывают даже в американских фильмах, но Машу в компании из нескольких семей служба фейс-контроля не пустила в ресторанчик по причине того, что она не смогла предъявить водительские права, подтверждающие её возраст.

Конечно, молодой женщине-матери такая оценка могла бы и польстить, но вечер был испорчен. Видимо, продавцам спиртного дешевле терпеть убытки от отсутствия клиентов, чем налететь один раз на неприятности, связанные с продажей алкоголя несовершеннолетним. Опять же как-то мало это вяжется с Россией, где были бы бабки, а уж возраст – дело десятое – хоть ясельный.

С возрастом, как рассказывал Олег, связана и другая особенность. Теоретически он может уже налить водочки и Ваньке – в своей семье твоё право. Но не приведи Господь угостить пивком чужих пацанов, если им ещё нет 21 года,– тут для наливающего дело тюрьмой пахнет. Так что «сердобольные» дядечки и тётечки, «оздоравливающие» по утру хмельных подростков, отсутствуют там, как класс.

А дабы не смущать страждующую публику, виски (да и пиво) там в авоське по улице не понесут. В лавке купленное спиртное выдают только в непрозрачных (бумажных, как правило) пакетах. Вышел погулять с бутылкой в руке – рискуешь на штраф нарваться.

Насколько я понял, на торговлю спиртным в Штатах установлена госмонополия. [Госмонополия на продажу крепких алкогольных напитков – особенность Нью-Хемпшира и еще нескольких штатов, но не США в целом – (примеч. Олега)]. Всё строго лицензировано. А поскольку всякого рода налоги и акцизы на алкоголь и всякую прочую продукцию разнятся, то алкоголь продаётся только в специализированных лавках (не считая ресторанов, разумеется), в которых, в свою очередь, не допускается продажа других товаров.

А вообще с напитками в Штатах всё нормально. В лавке, куда нас завезла «железная тётка» GPS, у меня от ассортимента глаза до ушей расползлись, а казалось бы, постперестроечная Россия к выставочной заставленности прилавков уже приучила. Да и цены божеские, не в пример табачным. В качестве сувенира я захватил из магазина рекламный листок грядущей распродажи: самая дорогая «Stolichnaya Vodka» (та, что в бутылке с ручкой), 1.75L – $24.99 (цена до распродажи $28.99), столь понравившаяся мне у Олежки «Three Olives Vodka», 1.75L – $19.99 (до распродажи – $23.49), ну а уж совсем убогенькая «Smirnoff Vodka», 1.75L – $17.99 (до распродажи – $21.49). Судите сами.

Во вторник утром Олежка порадовал сообщением, что заказанная видеокамера уже в пути и, возможно, завтра прибудет в Нэшуа. Таким образом, на завтра оставался Рубикон – до обеда или после, так как вечером мы всяко должны были вылетать из Бостона через Хьюстон в Лас-Вегас. В общем, Олег уже приготовился взять в дорогу свою видеокамеру. А мне до смерти хотелось взять мою. В нетерпении я бил копытом в дощатый дек бэк-ярда, и чтобы скоротать время отправился с Машенькой «на шопинг». Ну, описывать американские магазины – дело бессмысленное, а потому поход по лавкам я опускаю в... историю.

В среду утром, несмотря на дождь за окном, накал ожидания достиг наивысшего градуса. Олег мониторил по Интернету передвижение транспорта с видеокамерой буквально поминутно. Да, камера прибыла в Нэшуа и помещена на местный сток (склад). Да, камеру уложили в почтовый фургон. Хотя развозка начинается с утра, но до Гленн-Драйв почтари могут добраться и после обеда. О! Олег перескочил с ноутбука на телефон. «Бла-бла-бла?..» («А нельзя ли камеру оставить на складе, куда мы подскочим своим ходом?») «Бла?.. Сеньк-ю» («Нельзя, машина уже вышла...»).

Блин! Что за невезуха! Через полчаса раздаётся телефонный звонок: «Бла?.. Бла-бла-бла! Сеньк-ю» («Камера лежит на почте. Будьте любезны – в машину.») Несёмся на почту. Вот она! Вот она, родная! Не по-американски неулыбчивая тётенька выдаёт посылку, и я готов расцеловать её (тётеньку... хотя и посылку – тоже) в обе пухлые, как у хомячка, щёчки.

На обратном пути припоминаем, что вчерашние покупки уже до предела заполнили мой магаданский чемодан и ещё полкладовки, а потому нелишне было бы побеспокоиться насчёт приобретения дополнительной багажной ёмкости. Заскакиваем в «молл», и я на радостях покупаю за сто баксов шикарный кейс на колёсах со встроенными в ручку весами. Первыми дома покупку исследуют внуки.

Сначала Ванька, а следом и Янка забираются в раскрытый чемодан и, похоже, собираются провести в нём весь свой дневной «тихий час». А время поджимает. В ответ на уговоры «очистить ёмкость» Ванька включает свой крайний довод – рёв. Не помогает даже «Собака YELLOW». И единственный раз дед применяет недипломатический метод – шлёпает внука по попке, за что до сих пор ругает себя самыми страшными словами.

Порядок, шмотки перегружены. Последний час торчу в Интернете, изучая русскоязычную инструкцию к камере. Олег консультирует на ходу и делает съёмку первого эпизода.

Обед. Пять секунд сидения на чемоданах. Всё. Нас ждёт-зовёт Лас-Вегас!

ГЛАВА X. ЛАС-ВЕГАС (Часть 1)

«Германн сошёл с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семёрка, туз! Тройка, семёрка, дама!..» (С) А. С. Пушкин

Честно говоря, за последнее время мне – авиатору «по жизни» – самолётики изрядно надоели: после недавнего 10-часового перелёта через океан, которому предшествовало 8-часовое сидение в далёком от комфорта кресле, летящем со скоростью 850 км/час над «бескрайними просторами» родной отчизны, моя многострадальная задница ещё не успела приобрести привычной округлости и формами (да и ощущениями – тоже) походила скорее на донышко сковородки, идеально приспособленное для нагрева на стеклокерамической электроплите.

Однако, масштабность трэвел-туров, задуманных Олежкой, не позволяла ограничиться в методах передвижения одним лишь автотранспортом: на сей раз нам предстояло пересечь Соединённые Штаты по диагонали с северо-востока на юго-запад, а отпуск, как впрочем, и жизнь в целом, – слишком короток, чтобы транжирить его на мягких подушках трудолюбивой «Максимы».

Тем не менее, американец без машины – не американец, и собираясь в очередной раз вспорхнуть, подобно ангелам, в небесные кущи, до «ангелоносца», что ожидал нас в бостонском аэропорту имени давно почившего в бозе генерал-майора Логана (Edward Lawrence Logan), мы добирались вполне привычным способом – на авто. [Именно тогда, нырнув середь Бостона в длинющий тоннель, я обнаружил поразивший меня многокило-метровый никеле-хромированный поручень ограждения вдоль дорожки для обслуживающего технического персонала].

Первым делом необходимо было пристроить на пять следующих дней нашу верную «Максимку». Казалось бы, какие проблемы? Да никаких, если не учитывать то, что, к примеру, в 2005 году через аэропорт Логана проследовало 27 087 905 пассажиров, то есть около 2,5 млн. граждан ежемесячно. В июне 2007 года пассажиропоток, похоже, не уменьшился, и не одни мы были самыми умными, кто, отправляясь в краткосрочную поездку, желал бы оставить свой автомобильчик неподалёку от места взлёта-посадки.

Можно ли назвать парковкой территорию в несколько десятков гектар, плотнёхонько забитую стоящими бок о бок автомобилями? Наверное, можно – в той же степени, как и представить себе её самое.

Поставили - пристроили. Выбрались. И пошли на... автобусную остановку: по территории аэропорта – от терминала к терминалу, к парковкам и другим объектам аэропортовской инфраструктуры (а концы – всё неблизкие) – бегают так называемые «шаттлы». Всё, как в настоящем городе, даже маршрутные таблички у «шаттлов» разные. Нам – на терминал «С». Дождались, нервно поглядывая на часы (до вылета – менее часа).

И только сидя в автобусе, я, слегка пришибленный масштабами окружающего мира, обнаружил, что не помню ни номера парковочного места «Максимы», ни места, где её оставили. Может, именно так и сформировались за долгие годы стада автомобилей на аэропортовских стоянках – проще новый купить, чем разыскать свой, припаркованный здесь неделю назад? В душе отчаиваюсь, но виду не подаю – зачем ещё и Олежку тревожить своими размышлениями по поводу безвозвратно утраченного авто.

Мы не опоздали. Более того, по каким-то причинам почти на час задержался и сам вылет нашего «Боинга 737-300» на Хьюстон, где предстояло делать пересадку. Тут уже занервничал Олег: по расписанию от борта до борта времени было – всего 56 минут, и минутное отставание от самолёта на Вегас грозило вылиться в несколько потерянных часов законного отдыха.

Что характерно: задержка вылета на час – по российским меркам – дело плёвое, по американским же – ЧП. На протяжении четырёх часов полёта стюардесса, как могла, успокаивала нас: либо мы наверстаем упущенное время в пути, либо... Короче, в беде нас и ещё 14 человек, пересаживающихся с этого борта на самолёт, летящий в Лас-Вегас, авиакомпания «Continental Airlines Inc» не оставит.

И всё же в Хьюстон мы прибыли с задержкой всё на тот же час. Когда наш самолёт чиркнул колёсами по посадочной полосе, другой «Боинг» – на Лас-Вегас – должен был бы по расписанию минут пять как висеть в воздухе. Случись такое где-нибудь в Екатеринбурге или Урюпинске, куковать бы нам в аэропорту, минимум, до следующего дня, да и то не факт, что взяли бы нас (с учётом «остаточного принципа») на очередной борт. Но тут-то мы – не там, Штаты, знаете ли...

Ещё перед посадкой стюра объявила по громкой связи, что в связи с присутствием на борту опаздывающих на «стафетный» рейс пассажиров, она просит других оставаться на своих местах, дабы бедолаги могли выскочить из аэроплана беспрепятственно. Ага, щаз... Самолётик ещё не остановился, а в межкресельном проходе уже возникла обычная для российской души суета: мужики стаскивали с багажных полок неподъёмные «сидоры», дамы оправляли чепчики и юбки, а засидевшиеся за четыре часа детки – дай им Бог здоровья! – катали по полу банки из-под «Кока-Колы», подставляли сопливые носы под чуткие руки мамаш и путались под ногами другими возможными способами.

Через всё это мы с Олегом упорно пробивались с самых задков салона. Сначала шёпотом, а потом всё громче я перешёл на непарламентские выражения – понять-то меня вряд ли кто поймёт, а на душе, как ни крути, всё легче. Эх, американцы... Где же, на какой минуте полёта порастеряли вы вашу, мать вашу, культуру поведения?! И только наступив последовательно на несколько ног, и услышав соответствующее количество раз на удивление однообразное «Пся крев!», я понял, что и тут мы имеем дело, увы, не с американцами, а с нашими братьями-славянами, так же как и мы опаздывающими к вылету на Лас-Вегас...

А Америка не уставала поражать. Как фокусник на квинтэссенции ожидания зрителями чуда достаёт из пустого цилиндра то букет, то живого кролика, так и Америка то и дело приподносила мне очередной кандыбобер «загнивающего капиталистического мира». На этот раз в качестве «кандыбобера» выступила «самобеглая коляска» типа тех, на которых в аэропортах развозят багаж, только оснащённая скамьями для сидения.

Встречающий у выхода из гейта представитель авиакомпании попросил граждан пассажиров не волноваться, а занять места в поданой коляске и проследовать на ней к ожидающему нас лайнеру. И ведь наверняка в списке опоздавших фамилия «Путин» не значилась. И остальные сто пятьдесят пассажиров вылетающего самолёта так же мечтали поскорее попасть к игорным столам Лас-Вегаса.

И перестраивать напряжённый график воздушного движения из-за полутора десятка затерявшихся где-то славян – не лучший путь к получению олигархических сверхприбылей. Но ведь – стояли и ждали. И в заполненном салоне никто не бросил нам в лицо: «Ну, блин, козлы пожаловали...» Удивительно!

На заснятой видеокассете путь в коляске от гейта к гейту занял минуты две с половиной (при скорости 10 км/час – около 500 метров по блестящему мраморному полу). Не графья – могли бы и пешком прогуляться. Тем более, что аэропортовским службам надлежало ещё разыскать в чреве прибывшего самолёта наш багаж и перегрузить его в вылетающий «Боинг». Я, кстати, был уверен, что багаж от нас отстанет, и в Вегасе придётся ещё не раз мотаться в аэропорт, чтобы заполучить назад мой родной чемоданчик. Ничуть не бывало! Шмотки прибыли в Вегас одновременно с нами. И как они там, в Хьюстоне, всё успели – Бог весть.

Худо-бедно, но взлетели (хотя, почему «худо-бедно»? – нормально взлетели), и после трёх с небольшим часов перелёта «Боинг 737-800» приземлился в лас-вегасском аэропорту имени сенатора от штата Невада с 1933 по 1954 год Пата МакКаррена (Pat McCarran). Мне и бостонский аэропорт маленьким не показался, но аэропорт Лас-Вегаса в 2006-м обеспечил 605 046 взлётов-посадок (1658 – ежедневно, 69 – ежечасно, по одному самолёту каждые 52 секунды), и прошло через него 46 194 882 пассажиров (т. е. около 4 млн. ежемесячно).

[Позже, рассматривая сделанный со спутника снимок Лас-Вегаса, я без труда обнаружил две сходящиеся под углом градусов в шестьдесят взлётно-посадочных полосы. Смутило, правда, то, что на снимке находились они вроде бы как на северной окраине города, а МакКаррен, я знал точно, располагался на южной стороне. Ага! Понятно! – решил я. – Создатели сайта решили не нарываться на возможные неприятности со спецслужбами и элементарно «отзеркалили» снимок. Однако, почему же тогда озеро Мид-Лэйк осталось на «своём» месте – на юго-западе? В несколько подходов, как паззл, пытался разложить и сложить «космическую» картинку.

Короче, как в той песенке: «Все мозги разбил на части, все извилины заплёл…» Пока наконец не обнаружил в положенном месте две едва различимые полосочки – аэропорт МакКаррен таки оказался там, где и должен был быть – на южной окраине города. А что же тогда на севере? Покопавшись по привезенным с собой туристическим (!) схемкам, высянил, что те две ВПП, по сравнению с которыми МакКаррен казался малюткой, принадлежат военно-воздушной базе Nellis. Вот ведь как – под боком, можно сказать, жил и не догадывался, что В-1 чуть ли не на голову садятся. Может, и вправду, «Stealth»?]. Вопрос: чего все они ищут средь пустыни в городке с населением чуть большее 550 тысяч человек?

Ответ прямо-таки напрашивался, лез в глаза тут же в аэропорту: непосредственно в залах прилёта стояли игральные автоматы. Типа, чего, дорогой, зря в город ездить? – оставляй бабки прямо здесь и уматывай очередным рейсом домой, пока вовсе без штанов не остался. Вот и прут в тутошние края искатели удачи косяками – по 100 тысяч штук ежедневно.

Так-то оно так. Но, как утверждал когда-то г-н Холмс, не любое очевидное предположение является верным. Мне вполне хватило пары дней, чтобы понять ошибочность вышеприведенного мнения.

Но прежде нам необходимо было бы получить рентованный заранее автомобильчик: до города, от которого нас отделяло всего восемь километров, даже в полночь (которая, собственно, и «стояла во дворе») можно было бы запросто добраться и общественным транспортом, но поскольку в дальнейшие планы входила ещё и поездка в Лос-Анджелес, машина требовалась безусловно. И мы направились в заведение, которое можно было бы определить как «рентовочный центр».

По периметру довольно большого округлого зала с мягкими кожаными креслами для ожидающих располагалось, по меньшей мере, около десятка представительств рентовочных фирм. Сидя у себя в Нэшуа, Олег по тем или иным причинам выбрал компанию «PayLess» (что я бы перевёл, как «дешевле не бывает»), в чьей рекламе звучали слова: «Save your money for the casinos and reserve your rental car today at Payless Las Vegas» – «Приберегите свои деньги для казино – заказывайте автомобиль у нас».

Через полчаса Олег получил чистенький и весь такой обтекаемый «Додж-Стратус» с номером 692-THG; по краям номера красовалось утверждение, что Невада – штат серебряный. Я же, пока длилось улаживание последних формальностей, по привычке почти тайком курил сигарету у ближайшей чугунной урны. Позже, правда, оказалось, что в Лас-Вегасе запреты на курение практически везде отсутствуют – курить можно в казино, ресторанах, барах и даже аэропорту (вот же, понимают местные власти состояние человека в азарте души), но и здесь Олег мне слишком расслабляться не позволял. Да я, собственно, и попривык уже маленько к наложенным на меня ребёнком ограничениям.

«Железной тётке» GPS был подтверждён первый же предложенный ею адрес. А чего умничать? – подавляющее большинство интересующих туристов

адресов различается здесь только номером строения, поскольку все они расположены на улице с неожиданным таким для данного местечка названием: Бульвар Лас-Вегас, а в народной среде обзывается попросту – Стрип, то есть – Лента, и тянется эта «лента» через весь город на семь с половиной километров точнёхонько с юга на север.

21-го июня в один час тринадцать минут по западноамериканскому времени мы въехали в Лас-Вегас именно с южного направления.

В ночи шоссейка практически ничем не отличалась от обычной – по американским, разумеется, меркам – дороги глубоко провинциального городка: нечастые светофоры, достаточное для нормальной видимости асфальта, но никак не потрясающее воображение освещение. Лишь светоотражающие шашечки-пластиночки с непривычным шумом укладывались под колёса.

Ничто не предвещало близости, без преувеличения сказать, мирового центра индустрии развлечений. Даже когда над правой обочиной заструилась огнями стилизованная буква «М» (не путать! – здесь она рекламирует «Макдональдс»), а за левым окошком проползло грустное лицо сфинкса в натуральную величину (а может, и больше – кто того сфинкса в Гизе видел?), ощущение Лас-Вегаса не приходило.

Но уже в полусотне метров впереди дорога мощно наполнялась цветным, пульсирующим светом реклам стоящих по бокам «заведений». Взгляд неудержимо повлекло туда, словно глаз застарелого вуайериста – к замочной скважине, но в этот самый момент в соответствии с указаниями бдительной «железной тётки» Олежка перестроил «Стратуса», и мы нырнули налево – в сравнительно тёмную Тропикана Авеню.

В вышине на фоне знакомых уже очертаний небоскрёбов проплыла «Мадам Либерти», и стало понятно, что мы наконец-то достигли намеченной на сегодня цели – отеля «New York, New York». Видимо, и «железная тётка» в это время жадно глазела по сторонам, в результате чего позорно проворонила нужный съезд к гостиничной парковке, и пришлось нам делать вокруг отельчика своеобразный круг почёта. Ну и слава Богу! – иначе откуда бы я узнал, что занимает он по площади (на минуточку!) ровно один городской квартал?

В гостиничном лобби на нас навалился густой, плотный гул с прорывающимися то тут, то там звонами, пиликаниями и другими слабоидентифицируемыми шумами. Тот, кто заходил в огромный литейный или металлообрабатывающий цех, может представить, о чём идет речь. Случись такое в Магадане или Бердычеве, я бы поспешил ретироваться, резонно предположив, что здание начинает рушиться.

Но в невадских пустынях сейсмика устойчивая, ядерные испытания «заморожены», а источник (вернее, бесчисленное их количество) шума обнаружился здесь же, в лобби, хотя и тянулся вглубь здания по всему первому этажу, площадь которого, напомню, составляла целый городской квартал – автоматы, автоматы, автоматы... Те самые «однорукие бандиты» заполонили всё пространство, вереща на разные голоса, стоило только прикоснуться к их клавиатурам.

Я попытался сравнить увиденное со стереотипами, взращёнными предыдущими годами жизни и реально утвердившимися в постперестроечное время.

А действительно, как вам представляется казино? Помещеньице с низким потолком, под которым плавают клубы табачного дыма. Пара-тройка столов под зелёным сукном, игральный автомат в углу. За столами – принепременно – жирнопузые и (или) бритоголовые мужики, лениво потягивающие сигары. Все жутко потеют и слюнявят нервно вздрагивающими пальцами со стаграммовыми жёлтого металла «гайками» на суставах баксы, йены и прочую валюту.

Пара шлюх из-под близстоящего фонаря, с которыми можно будет после того удалиться в неприбранную комнатушку гостинички с несвежими простынями на койках. И так далее, и тому подобное... Всё пронизано страстью к бабкам, похотью и прочими нечистотами.

Действительность не соответствовала стереотипу ни в коей мере.

Я всё жду момента, чтобы «примостить» фразку, сложившуюся в мозгу ещё в Штатах. Кажись, время приспело...

ЕСЛИ АМЕРИКА – ЭТО ФАНТАСТИКА, ТО ЛАС-ВЕГАС – СКАЗКА.

Для начала, в Лас-Вегасе понятия «отель» и «казино» являются тождественными, поскольку связаны неразрывно: казино практически полностью занимают первые этажи фешенебельных (в основном, 4-звёздочных) отелей, выстроившихся вдоль Лас-Вегас Стрип.

Ну, отели – и отели. Мало ли, каких гостиничек могли бы там понастроить. Угу, могли бы, но построили то, что построили. Из числа 20 крупнейших отелей США девятнадцать расположены в Лас-Вегасе и только нэшвиллский «Opryland USA» занимает в этом списке не самое высокое 15-е место.

«Через дорогу» от нашего «скромного» «New York, New York» с его 2024 номерами высился 30-этажный «MGM Hotel», в котором сегодня насчитывается 5034 номера, а площадь застройки составляет 1,74 кв. км. (А я тут восхищался: «городской квартал, городской квартал...») Не удивительно, что при этих размерах «MGM» является крупнейшей гостиницей мира. Глядя на эту громадину, вспомнилось, что заочно я был знаком с ней и раньше: года три назад я писал о поразившем меня концерте Бритни Спирс (Britney Spears), который она давала в зале этого отеля – MGM Grand Garden Arena – для семнадцати с лишним тысяч зрителей.

Кстати, в 1985 году в том же зале снимали бой между Аполло Кридом и Иваном Драго для фильма «Рокки-4». Так вот, и в «MGM» первый этаж занимает казино. Не хило, игорный зал площадью в десяток футбольных полей? Впрочем, о масштабности проектов «MGM» мы ещё вспомним – не даром на огромных размеров конструкции, установленной на Бульваре, было начертано: «MGM – City of Entertainment» – «Город развлечений».

Пока же мы с Олежкой кинули пожитки в номере и спустились вниз. Грохот в казино не затихал ни на секунду – Лас-Вегас последовательно вёл жизнь столицы игрового бизнеса. Не смотря на два часа ночи (а может, именно с этим в связи), толпы народа бурлили в круговороте, меня места за игровыми столами покера и рулетки, перемещаясь от автомата к автомату, а то и просто, подобно мне, глазея по сторонам.

А посмотреть было на что. Во внутреннем пространстве здания архитекторы затейливо организвали подобие манхэттенских «стриттов» и «авеню». По белому мостику через протекающую здесь же «Ист-ривер» из «Центрального парка» можно было перейти в «Бруклин», посетить «Чайна-Таун» с его кафюшками и ресторанчиками, а потом выйти на улицу – прямо на берег «Гудзона», гд е неподалёку от 50-метровой «статуи Свободы», под которой покачивался на волнах традиционный пожарный катер, был наведен «Бруклинский мост».

Причём масштабные копии, включая башни «Эмпайр Стейт Билдинга» и «Крайслер-центра» с его легкоузнаваемой кружевной маковкой, уступали в размере оригиналам совсем немного. [Позже выяснилось, что масштаб копий составлял 1:3]. И всего две недели назад всё это я видел воочию в натуральную величину.

Жар окружавшей город пустыни (Лас-Вегас находится в самом центре пустыни Мохаве или, по другой версии, Моджаве [Mohave или Mojave Desert – такой вот весёленький перевод слова «пустыня» на английский]) к середине ночи несколько спал – должно быть, термометр показывал не более +30 по Цельсию. Воздух был абсолютно сух, и от того дышалось достаточно легко, температура не угнетала.

По Стрипу в обоих направлениях беспрерывно неслись десятки и сотни автомобилей – куда могли мчаться их пассажиры в пределах урбанистического пятна не более 10 километров в поперечнике – я не ведал. Напротив, на гигантской зелёной бутыли бело-оранжево пульсировала реклама «Кока-колы» (на следующий день оказалось, что внутри фляндера размещалась кафюшечка средних размеров). Миллионы источников света всех мыслимых и немыслимых цветов спектра исправно хавали десятки тысяч киловатт-часов электроэнергии, а на «нашей» скамеечке кроме нас с Олегом никого не было – этакий островок спокойствия в бушующем океане империи развлечений.

Прошедший день оказался эмоционально перенасыщенным: утром – операция «Видеокамера» в слезящемся дождём Нэшуа, потом поездка в Бостон, 7-часовый перелёт с его хьюстонскими треволнениями, рентовка в вегасском аэропорту и, наконец, сам легендарный город... Пора было бы и угомониться. «С собою» у нас было, дежурную пиццу по пути прикупили, и в «морозоделательной» машине на этаже льда оказалось в достатке. Чего ещё двум мужикам для полного счастья надо?!

Звонки домой, и после непродолжительного ужина, прошедшего в «неофициальной, дружеской» обстановке, в третьем часу ночи отвалили ко сну, причём процедура передачи организма в объятия Морфея заняла не более нескольких секунд......«Утро, утро начинается с рассвета...» Может быть, может быть... Только не в Лас-Вегасе. Для нас утро началось около шести со звонока олежкиного мобильника. Ёлы-палы! Это ж надо проснуться, сообразить, где ты находишься, найти телефон, раскрыть трубу и попытаться понять, кому ты понадобился в столь ранний час. А мне чего? – не мой же телефон звонит! Не размежая век, я слушал глухое олежкино ворчание, сопровождавшее все вышеупомянутые операции.

Оказалось, из Нэшуа звонила Машенька – поинтересоваться, чем собственно мы сейчас заняты? Ответ Олега последовал незамедлительно: «В шесть утра?! В шахматы играем!» Уже сложив трубку, сын высказался в том плане, что для женщин понятие часовых поясов – это высшая математика: сообразить, чем занимаются люди в тихоокеанском часовом поясе, когда по восточноамериканскому времени принято завтракать, сложно даже не блондинкам... [Разница во времени между восточноамериканским и тихоокеанским часовыми поясами составляет 3 часа.

А всего в США 5 часовых поясов: Восточноамериканский, Центральный, Горный, Тихоокеанский, Аляскин-ский и Гавайский]. Я понимающе грюкнул и вновь провалился в сладостный утренний сон.... Потягиваясь и позёвывая, окончательно мы поднялись часиков в семь. Как обычно, Олежке было дано несколько минут форы, пока батянька сбегает на улицу перекурить.

После давешнего наплыва людей залы казино казались пустыми – народ отдыхал от «трудовой» ночи. Кое-где едва приметно сновали уборщики (а я-то недоумевал, когда же приводят в порядок все эти огромные пространства?). На улице, постепенно набирая накал, светило солнце. Интересно, если в соседней Калифорнии за год насчитывается 350 солнечных дней, сколько же их здесь – 367?

С трудом разыскав среди интерьерных «небоскрёбов» нужный лифт, поднялся в номер. Тут Олежка и огорошил меня тем, что предложил позавтракать в буфете отеля «Париж».

Находясь в Лас-Вегасе, завтракать в буфете?! Однако...

Во-первых. При всей экономии наличных средств, думаю, мы были в состоянии перекусить если и не в ресторанчике, то хотя бы в кафюшке средней руки. А вкушать в Лас-Вегасе буфетские пирожки, запивая их бесцветным кофием... – не комильфо это, ей Богу, не комильфо! Мне буфеты общежитий ещё со студенческих лет не милы.

И второе. Конечно глянуть на «Париж» было бы интересно, даже с буфетных позиций, но кто ж нас туда пустит, если на гостиничной «визитке» отчётливо пропечатано: «New York, New York»?

В ответ налетел на привычное уже: «Ну, батя, и дикий же ты человек... Ладно, follow me, маэстро, я угощаю.» Ну что ж, следовать, так следовать: за чужой счёт и уксус сладок, не то что пирожки в буфете. Уже на ходу прослушал обычную лекцию ребёнка про то, «что тут можно, что – нельзя», выясняя попутно массу интересных вещей. При помощи элементарных логических построений Олежка доказал, как «дважды два», что во всём Вегасе мы являемся желанными гостями – была бы «капуста» в кармане, что, в общем-то, принимается априори, поскольку в гаманец нам таки никто заглядывать не будет.

Двери всех заведений для нас распахнуты буквально настеж – лишь бы зашли и именно здесь оставили свою лишнюю копеечку (пардон, центик). В частности, Лас-Вегас является чуть ли ни единственным городом в Штатах, где отсутствует плата за парковку: «Захади, дарагой, заизжяй, сам увидишшь...»

Ещё нюансик: штат Невада – единственный в своём роде, поскольку в нём официально не преследуется занятие проституцией. Видимо, на этом месте лекции у батяньки слишком откровенно сверкнули глаза, поскольку сынка поспешил уточнить: а во всей Неваде Лас-Вегас – единственный город, в

котором промысел жриц любви таки запрещён. Так что, если есть потребность, из города придётся выбраться миль так на пять-шесть. Адресочки можно уточнить у местных латино, которые зазывают прохожих вот таким жестом (Олег показал, каким именно, и я вновь поразился глубиной и разносторонностью познаний своего ребёнка)...

Первая реакция на Стрипе: «Блин, и ни одного нормального дерева – сплошные пальмы!» Действительно, ночью эта особенность местного пейзажа осталась непримеченной. Для меня – жителя краёв менее знойных, где единственным представителем тропической флоры является недозрелый банан на полке местного супермаркета – картинка была, мягко говоря, непривычной.

И тут же вспомнился Савелий Крамаров в «Джентльменах удачи»: «Ну там ещё мужик в пиджаке и дерево... вот такое» (растопырил все десять пальцев на перекрещенных руках). И ведь угадал, ёшкин кот, – единственным под пальмами Лас-Вегас Стрип «мужиком в пиджаке» (т. е. в своём любимом «бронике») был я. Ничего-ничего, не тот колымчанин, кто в зимнем Магадане не мёрзнет, а тот, кто в летней Неваде потеплее одевается.

Вообще же, демократичность американцев в неофициозной одежде отменна: рубашечки всех расцветок, маечки, футболочки, шортики и брючки до колен, редко – джинсы разных степеней потёртости. Не возбраняются одёжки на пару-тройку размеров больше необходимых – этакий лёгкий мешочный мотивчик в текстильной симфонии прикида. Так что я – в своём наглухо застёгнутом «бронике», жестянно погромыхивающих «чухасах» весёленького чёрного колора и страшно уместных по климату кроссовках-мокроступах – выглядел на общем фоне, если уж и не окончательно чопорно, то, во всяком случае, вполне респектабельно.

Общей картины не портила даже прикупленная по пути легкомысленная кепчонка-бейсболка с неожиданным для этих мест логотипом «Las Vegas, NV». И случись мне навстречу сам лас-вегасский мэр, думаю, он принепременно приподнял бы на пару дюймов свою ковбойскую шляпу: «Хау д'ью ду, миста!» - «Да пошёл ты, мэр,... ну, сам знаешь – куда. Это ничего, что я по-русски?»

В ближайший к «Нью-Йорку» отель «Монте Карло» заходить не стали. И то: на фига нам Монте Карло, когда мы и сами в Лас-Вегасе. Высокомерно, словно назло князю монакскому Альберу II, проследовали мимо великолепного беломраморного портала входа в отель и двухярусного, покоящегося на плечах кариатид фонтана – всё это в точности копировало внешний облик казино «Монте Карло» в Монако.

А дальше метров пятьсот-шестьсот пришлось топать мимо заборчика, окружающего обычную стройку. Обычную? Ну, скажем так, не совсем...

Можно догадаться, что после появления в районе будущей Лас-Вегас Стрип первого отеля «Фламинго» ещё в декабре 1946 года, застройка этого района города шла практически непрерывно (помните, я писал нечто подобное о стройках в центре Нью-Йорка?). Устаревающие – в первую очередь, в моральном смысле – здания сносились (обычно, подрывались), возводились новые, потом новые старели, сносились и так далее. В результате, сегодня Стрип имеет тот вид, который имеет. Не думаю, что здесь сохранилось хоть одно строение старше 30 лет.

Тем временем продолжала развиваться и MGM. Настало, наверное, время раскрыть эту аббревиатуру, скрывающую за собой знакомое нам с детства (ну кто же не смотрел «Тома и Джерри»?!) название кинокомпании «Metro-Goldwyn-Mayer», на чьём логотипе зубастый лев рыкает из круглой киноплёночной виньетки. Описание истории развития MGM в мои «творческие планы» не входит.

Замечу только, что нынче MGM из обычной голливудской кинокомпании превратилась в мощную корпорацию, в значительной степени подмяв под себя всю американскую индустрию развлечений. Собственно, глагол «подмять» здесь уместен только в том плане, что в корпорацию постоянно вливаются всё новые и новые, я бы сказал, «контрагенты», превращая её в натурального гиганта развлекательного бизнеса. В том числе «под флагом» MGM работает сейчас и значительная часть отелей и казино Лас-Вегаса.

[В начале 80-х годов 60% дохода Лас-Вегаса приходилось на казино (остальное, понятно – отели, рестораны и т. п.) Сегодня игральные автоматы, рулетки, блек-джеки и т. п. приносят около 40%, и эта доля падает с каждым годом. Почему? Потому что Вегас потихоньку превращается из игральной Мекки, в индустрию шоу и развлечений. Сегодня вегасовские шоу уже приносят такой же вклад в бюджет, как и казино, и дальше они будут все больше затмевать игровой бизнес.

Для примера: концерты Селин Дион в Caesars Palace собрали с 2003 по 2007 год 400 миллионов долларов. – (примеч. Олега)]. Казалось бы, живи и радуйся, стриги купоны с накопленных капиталов. Ан, нет! Всё им мало, капиталистам проклятым! Вот и сейчас надумали они построить в Лас-Вегасе суперсовременный Сити-Центр. [Кто хочет ознакомиться с проектом, пожалуйте на страничку: http://en.wikipedia.org/wiki/Project_City_Center ].

Я лишь отмечу несколько цифр: в проект заложено 7,4 млрд. (по другим источникам – до 8,0 млрд.) долларов частных инвестиций и ни цента – государственных. Строительство началось в июне 2006 года. В июне 2007-го мы с Олежкой стали свидетелями того, что проект ушёл далеко за «нулевую отметку». А в эксплуатацию Центр собираются пустить уже в 2009 году! Не слaбо – освоить семь с половиной миллиардов за три года? И ведь освоят, век Вегаса не видать!

А сколько там наши в Сочинскую Олимпиаду вложить собираются? 14 миллиардов? Угу... За семь лет, глядишь, и мы освоим. Газетки, правда, уже сегодня заверяют: половину разворуют. Кто б сомневался! И при том истерия эйфории катится по всей стране. А там... Не был бы в Вегасе – и в жизни не узнал бы, что и помасштабнее проекты ребята осуществляют без излишних словоизлияний.

В общем, прошли мы мимо скромного заборчика, за которым осуществлялась стройка на семь с лишним миллиардов «бачей»... Хе-хе, «скромного»... Именно на этом заборе и обнаружились незатейливые рекламки «жриц любви» с указанием адресов, телефонов и прочей сопутствующей атрибутики. С полтора десятка знойных «мачо», выстроившись вдоль штакетника, похлопывали по раскрытым ладоням пачками визиток: подходи, дорогой, не стесняйся. Такими же визитками был усеян весь близлежащий асфальт. Бизнес, похоже, процветал...

Старательно воротя морды от всего этого непотребства, прохиляли мимо.

Следующим на нашем пути был отель «Белладжио» («Bellagio»). Да так, ничего особенного?. Горизонтальные эскалаторы, изумительной красоты и зеркального блеска наборные полы неизвестного мне материала, уникальные гигантские люстры цветного стекла, интерьерные сады под стеклянными сводами и фонтаны, фонтаны, фонтаны...

О водяной феерии Лас Вегаса можно говорить бесконечно при том, что город, как уже упоминалось, стоит в центре пустыни. Ну да, протекает неподалёку речушка Колорадо, которая чуть выше по течению, в соседней Аризоне прокопала небезызвестный Большой Каньон. Так ведь и Аризона от перенасыщенности влагой не страдает. Вот и перекрыли Колорадо в 1936 году плотиной Hoover Dam, названной по имени Гувера (не того Эдварда, что возглавлял ЦРУ, а Роберта, который был 31-м президентом США) – сооружением 379-ти метров длиной и 221 метра высотой.

И вложили в ту плотину, если верить туристическим справочникам, бетона в количестве, достаточном, чтобы построить двухполосную автодорогу от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка. В результате рядом с ничем не приметным местечком Лас Вегас появилось водохранилище Мид-Лэйк (Mead Lake), а встроенная в тело Hoover Dam ГЭС обеспечила будущий мегаполис развлечений двумя гигаваттами электромощностей, которых хватает ещё и для калифорнийского Лос-Анджелеса.

Таким образом, недостатка в воде жители и визитёры Лас-Вегаса не испытывают. Более того, словно показывая кукиш бессильно ярящемуся с небес «белому солнцу пустыни», по всему городу хрустально струятся фонтаны, лазурно голубеют бассейны, зеленеют бесчисленные сады и пестреют купавы невообразимых цветов и растений. Фантазиям дизайнеров, флористов и декораторов тут нет предела.

Скажите, каким восприятием мира должен был обладать человек, запрятавший средь цветов газона форсунки, из которых, подчиняясь таинственному ритму, вылетают метровой длины блестящие водяные цилиндрики-«колбаски» парой сантиметров в поперечнике? Неразрывные по всей длине «колбаски» описывают по радиусу геометрически точную дугу и без малейших брызг исчезают в траве. Мы с Олежкой, как зачарованые, долго следили за их полётом.

Просматривая потом сделанные ребёнком в Лас-Вегасе фотоснимки, я обратил внимание, что среди прочих сюжетов, на которые Олег тратил ровно по одному нажатию на кнопку затвора, снимок клумбы с яркими индейскими вигвамами в центре неожиданно повторился четыре раза. Чем же привлёк его не самый впечатляющий сюжет? И только при более внимательном разглядывании я понял – Олег ловил в кадр изменяющийся танец струй. Вот вам и взрослый мужик!!! В оправдание сына надо сказать, что и в моей видеосъёмке на этот сюжет затрачено определённое время...

На смотровой площадке – парк – не парк, сад – не сад: у фонтана на газоне площадью в пару соток под несколькими соснами (ага, и здесь, оказывается, есть «нормальные деревья»!) – затейливый и опять-такигеометрически абсолютно строгий лабиринт из кустарника. Листва на кустах столь плотная – пальца не просунешь. Но восхищает другое – стрижка: прямые углы хоть угольником выверяй, шарообразные и конические кусты – по шаблону (потом, кажется, во «Флорентийце» я видел деревца, стриженные вообще в форме вертикальной спирали). Сколько же любви в них вложено и сколько сил уходит на содержание!

У VIP-выхода на Стрип – несколько «Кадиллаков». При первом же взгляде на эти машинки создаётся впечатление, что их продают на метры, как парниковые огурцы: «Будьте любезны – метров десять во-он того «Кадиллака».

Утренний променад обостряет чувство голода. Чёрт с ним, я уже и на буфет согласен. «Париж», кстати, ровно напротив – вонзает в небо ажур Эйфелевой башни. Фасад отеля копирует, по-моему, Лувр. Во всяком случае, по фронтону тянется надпись: «ACADEMIE NATIONALE DE MUSIQUE...» и чего-то там ещё.

Чуть правее на фоне Триумфальной арки воспаряет к небесам огромный монгольфьер, корзина которого составлена из четырёх то ли плазменных, то ли ЖК-панелей размером со стену небольшой виллы. На панелях искрится реклама многочисленных шоу. И опять фонтан – как можно предположить, тоже копия какого-то парижского. Заглянув в прозрачные воды, пуляем в них по квотеру – ах, как хотелось бы вернуться сюда ещё разок!

Интерьер первого этажа выполнен в стиле парижских улочек. Мастерски выписанное на плафоне предвечернее небо, свет в «окошках» окружающих «домов», искусственные полноразмерные липы и булыжная мостовая усиливают иллюзию до стапроцентной. Аккуратно обходим ступившую сюда прямо сквозь крышу одну из четырёх опор «Эйфелевой башни» – ведь кто-то же и это придумал-продумал.

Поворачиваем за угол – и оп-паньки! Очередь! Нормальная, живая очередь! Чо дают? А ничего! – в местный буфет очередь. И такая, что даже буфеты российских аэропортов отдыхают в сравнении. Уже подозреваю некоторый подвох, вывеску изучаю: да нет же, «Le Village Bufett» написано «Деревенский буфет», по-нашему. Эх, деревня...

Ладно, подписываемся на очередь. Минут через десять подходим к кассе. Странное дело, я как-то привык при выходе расчитываться, а у французишек, знать, всё через наоборот. Пытаюсь нашарить взглядом меню – ничего похожего! А Олег уже карточку кассирше протягивает. Та машинкой с кредитки скоко-то смахнула и возвращает пластик владельцу. Впечатление такое, что процедура приёма пищи на том и заканчивается. «Бай-бай...»? «О'ревуар...»? Ал-лё, а обещанный пирожок и-где?

Пышных форм тётка лет пятидесяти в коротенькой юбочонке с кружевным передничком всё же провела нас к пустому столику, в секунду разложив на нём столовый набор, после чего резво ушилась в межстоловое пространство. А-а... Понятно. У нас это называется «комплексный обед»: сейчас принесёт щи суточные, котлету по-киевски и компот в плошке. И за этим народ в очередь толпился?

Олег за «завтраком» засиживаться не позволил, посидев недолго, поднялся из-за пустого по-прежнему стола: «Ладно, пойдём...» Я слабо засопротивлялся, типа, «мож, хоть компотика дождёмся?» Но ребёнок был неумолим: «Идём, идём...» и поволок меня за угол...

М-да... В детстве слово «буфет» у меня однозначно ассоциировало с деревянной конструкцией, проследовавшей за нашей семьёй чуть ли не из Нексикана, отстоявшей положенный срок на Сталина, 18-В, прошедшей через реставрацию в начале 60-х и окончившей свой славный путь в «поддавальчике» на Карла Маркса, 40. Если копнуть семейные архивы, наверняка можно будет разыскать с десяток-другой фотографий, на которых запечатлён этот патриарх мебельных гарнитуров.

Я до сих пор ощущаю прянно-валериановый аромат правого шкафчика, где содержалась вся семейная аптечка. В ящичке чуть ниже можно было найти несколько дореформенных рублей, трюнделей, а то и пятёрок размером в половину тетрадного листа. В центральном шкафчике традиционно стоял лафитничек с настоянной на мандариновых корочках водкой, и папанька назидал мне, юному: «Когда наконец захочешь выпить, сделай это лучше дома – водка у нас завсегда здесь стоит».

В левом шкафчике хранились пачки писем от многочисленной родни. А в самом большом объёме – под столешницей, украшенной вышитыми салфетками, на которых на фоне зеркальной задней стенки блестел никелем электрический самовар, – стояли стопки тарелок, хранились запасы муки и круп и прочая, и прочая, и прочая...

Позже буфеты как-то незаслуженно были удалены из интерьеров кухонь и столовых, их место заняли новомодные серванты, а потом и вовсе – полированные «стенки» т. н. корпусной мебели. А с буфетами вместе испарился из домов и сам дух «домостроя», дух основательности и незыблемости домашнего быта.

В школе я выяснил, что «буфетом» может называться и смежная со входом в столовку амбразура в полуподвале, из-за которой разбитная тётка-буфетчица метала за три копейки стаканы с чаем, а также пирожки с капустой по пять копеек штука. Как-то мы с братиком Минькой, не сговариваясь, пошли «на подлог», заныкав выделенные мамкой на покупку месячных талонов для школьных завтраков 12 рублей каждому, а взамен пару недель ежедневно покупали в буфете по большой шоколадке.

И только буфет институтского общежития занимал целую комнату в стандартной пятиэтажке, где можно было помимо пирожков купить плоскую хлебную котлету, именуемую в авиастуденческой среде «шниц поганый», и даже пару горячих сарделек по цене 40 копеек за порцию.

Тем самым этимологические и гносеологические корни понятия «буфет» для меня исчерпывались. За кадром оставалось также загадочное словосочетание – «буфетная стойка». Теперь же ларчик раскрылся.

Внушительных размеров зал был вдоль и поперёк заставлен тем, что можно было бы определить именно понятием «буфетные стойки». На стойках, где под хромированными куполами крышек, а где выставленные напоказ, почивали блюда разнообразных размеров, заполненные аппетитной снедью самого разного вида, цвета, запаха, температуры. Попробуйте «навскидку» назвать пять-десять наименований холодных или горячих закусок и дессертов. Я не знаю, что именно вы назовёте, но готов биться о заклад, что ТАМ ЭТО было.

Захватив из стека по пустой сервировочной тарелке размером с небольшой тазик, мы прошлись вдоль стоек и возвратились к столику изрядно отягощённые своими «продовольственными корзинами». Всё было ароматным, вкусным и восхитительно свежим. Олег нажимал на овощи, я – на мясо и тесто. Тщательно пережёвывая пищу и помогая тем самым обществу, я исподволь поинтересовался у Олежки: а нельзя ли будет взять ещё чего-нибудь? «Можно»,– коротко ответил сосредоточенный ребёнок, напрягая желваки над очередной репкой.

«А после того?» – упорно допытывался я. «Можно»,– отвечал ребёнок, тщательно промакивая салфеткой губы от неведомо откуда взявшегося пятнышка жира. «А вот после после того?» – не унимался я. «Можно»,– терпеливо повторил Олежек, аккуратно слизывая с изумрудной плодоножки алую клубничку размером с небольшую антоновку. – «Только не забудь свежую посудину взять – класть новую порцию в использованную тарелку здесь не принято».

«Вот уроды, вот буржуины проклятые, графья хреновы», – подумал я, вымакивая белоснежным мякишем остатки соуса,– «чистую тарелку им каждый раз подавай!» –«А когда нас отсюда вытурят?» – без всякого повода сменил я опросную тематику. «Да хоть весь день сиди, коль больше в Вегасе заняться не чем», – Олежка блаженно и обессиленно откинулся от опустевшей тарелки.

Нет, заняться в Вегасе ещё очень даже было чем, но всё же напоследок я поинтересовался: «И сколько ж стоит здесь посидеть?» «Вообще-то дороговато», – Олежка слегка помрачнел. – «По двадцать два бакса с носа». Компутер у меня в голове зажужжал, щёлкнул и заклинил: пятьсот с чем-то рублей – за такие бабки нынче не в каждой трассовской столовке пообедаешь. Хотя... То ж – столовка, а это – буфетишко какой-то. Компутер успокоенно перезагрузился.

Перед возвращением на Стрип заскочили в... ну, в это... «Мне в Париж – по делу», – здесь известная фраза материализовалась в полной мере. Вы видели когда-нибудь музей гжельского фарфора? Так вот скажу, что в сравнении с «парижским» гальюном – это ничто! Заходишь и забываешь, зачем, собственно, зашёл. Использовать местный санфаянс по прямому назначению представляется вандализмом крайней степени – рука (или что там ещё?) не подымается. Ну беда прямо с этими американцами! – кому ещё в голову взбредёт развешивать на стенах общественного туалета цветные гравюры в рамках. Наша публика, например, сортиры сама разрисовывает, а к картинкам, между прочим, и стишат добавить может.

Вышли на улицу, вдохнули свежего воздуха. Ага, свежее не придумаешь: время близилось к полудню, а температура – к сороковнику. Я с удивлением заметил, что тени – от чего бы то ни было – практически исчезли; моя собственная трусливо жалась ко мне под самыми ступнями. Да и обнаружившийся в небе средь бела дня месяц висел от чего-то вниз рогами. Что ж, намёк понятен – мы забрались в изрядно южные широты, соответствующие примерно северным штатам Индии.

Где-нибудь во Владивостоке я бы уже плавился от жары, а здесь, как в сауне, кожа оставалась абсолютно сухой, и это было странно. Но когда я коснулся языком плеча, странность исчезла, а на языке отчётливо ощутился солёный привкус – при столь низкой влажности пот испарялся ещё до выхода на поверхность тела. Солнечный удар мне под лихой кепчонкой на макушке, может, и не грозил, а вот тепловой мог врезать по организму в любой момент. Бегом, бегом, в спасительную прохладу казино!

Вот и ещё одна особенность местного климата (если можно так сказать): со слов Олежки следовало, что тутошные жители вторым величайшим изобретением человечества после колеса считают кондиционер. Очевидно, есть тому основания. В колоссальных объёмах отелей, казино да и прочих обитаемых строений температура поддерживалась на уровне 20-25 градусов Цельсия. Даже представить сложно, каких размеров и мощностей установки обеспечивали такой «микроклимат гигантских масштабов».

В холодке следующего за «Парижем» игорного заведения – «Bally's» – расслоившиеся, было, мозги снова составили единое целое, причём единство силы и духа ощущалось столь мощно, что фантомные перемигивания огоньков «одноруких бандитов» показались мне не страшнее всполохов шести глаз Змея-Горыныча, а сам себе я представлялся – с учётом бороды, шелома-бейсболки и видеокамеры на боку – не иначе, как былинным Ильёй Муромцем.

«А не порубать ли мне их, идолищ поганых, на капусту?» – спросил я глубокосидящего внутри Илью, делая особое ударение на слове «капуста». Илья беспокойно заворочался, подсчитывая возможные последствия, но вспомнив, что ещё перед отъездом Людмилка благословила нас обоих на успешный проигрыш ста баксов, ответил посредством внутреннего голоса: «Валяй!»

Прослушав краткий инструктаж Олежки (а у какого игрока нет своей метoды?!) и просмотрев пару его показательных высуплений на 5-центовом аппарате, я отвалил к 25-центовому: мы ж, как ни как, сюда не мелочь тырить за тыщи вёрст приехали! Сунул в развёрстую щель 100-долларовую бумагу и из соседней дыры получил бумажку попроще, но со штрих-кодом и гордой надписью «$100.00». У-у-у... А я-то думал, они тут на деньги играют. Ладно, раз так, будем их драть на «фантики».

Процесс игры – проще не придумаешь: потыкал наугад кнопочки и нажал клавишу «Enter» (можно, конечно, и за «одну руку» потянуть, но гражданам, спешащим расстаться с денежками, обычно это «в лом»), а там уж аппарат сам решит – выиграл ты или нет. Антураж, естественно, на высшем уровне. Вы звёздного Филю на сцене видели? Голосок – так себе, никакой, скажем прямо, голосок.

Но пока «фанера» за кадром наяривает, а вокруг Фили тёлки стонут и прыгают, типа, оргазмируют, причём тут, к чёрту, голос?! Успевай токо следить, которая из мамзелей, пардон, первой кончит. А уж видеоэффекты – мама дорогая! – не то что Филин, собственный голос позабудешь: фары сверху, фары снизу, прожектора сзади и по бокам, лазер над головами лучом помахивает. Факела всполыхивают, «юпитеры» взрываются, мишура на головы сыплется что перо из распоротой подушки... И ничего так, в целом, получается: Филя уже на «мегазвезду» вытянул, через год станет «гига...», через пару лет – «тера...», жаль, потом арифметика кончится. Это ж уметь надо!

А бабки, между тем, Филя из зрителей по-взрослому копытит, и всякому должно быть понятно: слева – Филя, справа – простофиля... Вот и игральный автомат – разве что корпусом не извивается, а все прочие прибамбасы у него при делах: барабанчики крутятся, лампочки мигают, внутри ящика то скрипочки пиликают, то маракасы шелестят, а то и весь джаз-банд скопом лабает: «Прощай, прощай, Лас-Вегас–папа». Бац! – трое сбоку, ваших нет. Бац! – деньги ваши стали наши. Бац! – Поле чудес... Бац! –... в стране дураков. Странно? Но и за это публика охотно платит валютой.

Однако, не на того нарвались! Я по кнопулькам – тык-тык-тык, по «ентеру» – херак! – и с первого же аппарата «капусту» срубил. А Олежка как учил? «Три раза кряду проиграл – поднялся – перешёл», «разок выиграл – поднялся – перешёл», (хорошо хоть не «чемодан – вокзал – Россия»). Ну и заметался я между рядами «одноруких». Минут через пятнадцать из очередного «бандита» выползла, словно капитулянтский флаг, бумажка с надписью «$114.95». То-то же!

Простейшие вычисления показали: через час при таких темпах я заработаю 60 бачей; если хватит здоровья, через сутки буду иметь 1440; если же отказаться от поездки в Лос-Анджелес и перейти на хот-доги, за оставшиеся четверо суток к уже имеющимся $14.95 я добавлю ещё 5760 гринов. Итого: плюс $5774.95 – неплохой баланс для туристической поездки.

Хохла голыми руками не возмешь! – и я отправился обналичивать бумажку. Это вам не харьковский ипподром – тут к кассе за выигрышем толпиться не надо. Просто подошёл к другому ящику, бумажку выигрышную в щелочку скормил, секунд десять подождал и получил аккуратненькую стопочку купюр да ещё из лотка горку мелочи выгреб. Переслюнил, естественно. Но у них там всё «по чесноку» – до цента расчитались и даже подоходный не сдёрнули, не говоря уж об НДС.

Как хохол в этой ситуации поступает? Правильно! 14.95 он глубоко, аж до мотни ныкает в один карман, а изначальную сотню в другом кармане опять к автоматам несёт. Глаз горит! Ладошки вспотевать начинают! Ножки крендельки выписывают, сам себе подмигивает и похмыкивает на ходу... В общем, полный идиот, в натуре.

Короче, должен признаться, что просадить сотнягу удалось даже скорее, чем выиграть $14.95...

Илья Муромец забился в самый дальний уголок организма и сыпал оттуда англоязычной нецензурщиной в перемешку с русскими бранными словами. Всё, хорош, дядя! С такими темпами завтра в Лос-Анджелес верхом на палочке поскачешь. Голым и босым. Ковбой, блин, недоделанный! Салогрыз задрипанный!

Загребая мокроступами по роскошным паласам, уныло поплёлся к выходу. Перед стеклянными воротами на Стрип зарулил в сувенирную лавку и купил

за 5 баксов – из тех самых, заныканных – мячик для гольфа с зелёной, как моя тоска, надписью «Bally's».... Есть у нас в торговле такое понятие – «импульсивная покупка». Идёт, скажем, человек летним днём в универмаг за белыми тапочками. Уверенно так идёт, целенаправленно. И проходя мимо отдела «Охотник-рыболов», он, не поймавший в жизни даже квёлого пескаря, вдруг останавливается и покупает шикарную блестящую блесну. А дома уже, примеряя на скорую ногу прощальные парусиновые шузы, натыкается в левом тапке копытом на тройник 20-го размера, извлекает его висящим на раздырявленном носке, разглядывает с удивлением и думает: «Ну, и на фига я ЭТО купил?..»

Спрашивается: данный гражданин что, с головой не дружит? Да нет же, с тыквой у него как раз всё в порядке. Просто у входа в универмаг скользнул он взглядом по пушистой зелёной ёлочке, и в мозгу сама по себе выстроилась незамысловатая ассоциация: «ёлочка–Новый год–блестящие игрушки». Вот и повёлся мужик на первую же блесну...

Так и я, наверное, не смог бы себе сразу объяснить, на хрена жителю солнечного Магадана мячик для гольфа. Ну, купил бы там вазу венецианского стекла или чучело попугая (деньги-то были)... И только покатывая в кулаке неожиданно тяжёлый шарик, понял: уж больно он мне напоминает свинцовую пулю дуэльного пистолета, из которого в далёких уже XVIII-XIX веках прошлого тысячелетия перестрелялась добрая половина доблестного российского дворянства, просадившая за картишками помимо папенькиного наследства тыщ по пять казённых деньжат.

А вот у меня сынишка не в родителя удался. Это кто ж сморозил такое, что «природа на детях отдыхает»? Уж где-где, а в «Бэйлисе» она явно на предке отоспалась. И пока старый подыскивал, чем бы таким, потяжельше себе в лобешник зафигачить, младшенький потихоньку раздевал владельцев заведения, очевидно намериваясь довести их облик до степени порочной греческой буквы «ню».

Во всяком случае, к моменту моего фиаско его актив увеличился почти на полсотни президентских портретов. Оторванный от увлекательного процесса ребёнок не стал добивать презрением падшего. В пронзительно кротком взгляде его не читалось ничего, кроме соболезнующего: «Ну шо, дефективный, доигрался?»

– А... – при том легко сказал ребёнок. – Бог с ним, завтра докуём.

И Олежка чуть не за ручку повёл меня по Стрипу к розовому оперенью отеля «Фламинго», весь фасад которого занимала картинка размером метров сто на пятьдесят со споткнувшейся на ровном месте темнокожей супердивой Тони Брэкстон (Toni Braxton) – из чего я сделал вывод, что и она тут, видать, когда-то на сотню баксов залетела.

Под Тоней мы нашли уютный барчик, оформленный под парусный кораблик. На палубах разместились столики, на парусах сменяли друг друга слайды,

а вместо неба (и подвесного потолка) вверху, ничуть не смущаясь, переплетались в сложнейших узорах разнокалиберные трубопроводные коммуникации отеля. Но поскольку были они архичистенькими и сверкали свежей краской, диссонанса это не вызывало ни малейшего.

Под «потолком» вращала винтами натуральная «летающая лодка» типа «Каталина», а рядом... А рядом!.. На приступочке в качестве дизайнерской находки покоились десятка два многометровых морских спиннингов, за любой из которых магаданский рыбак душу бы отдал. В сравнении с катушками некоторых из них лебёдка «Land Cruiser'а» показалась бы детской игрушкой.

Олег аккуратно задвинул на место мою нижнюю челюсть и заказал две «Маргариты». Ребята! Я больше не хочу водки! Подайте Мастеру его Маргариту! Ледяное крошево с чем-то безумно ароматным и вкусным, к тому же «вставляющее в шар» не хуже магаданского «шила». По мере того, как я высасывал из «Маргариты» последние соки, жизнь опять наполнялась красками и смыслом. Ещё бы стаканяку – и я бы Воландом воспарил над Стрипом – прямо к напомаженным губам красотки Тони Брэкстон! Но Олежка своевременно и предусмотрительно успел поймать меня за фалду «броника»...

Но вряд ли ему удалось удержать меня столь легко, не выгляни из-за угла вывеска «Casino ROYALE». Да, это был рояль в кустах! О-о-о... Я же всю Бондиану от корки до корки просмотрел! О-о-о... Камера заплясала в руках, выискивая наивыгоднейшие ракурсы, а компутер в мозгу лихорадочно защёлкал, вычисляя, сколько баксов сверх лимитированных ста можно было бы оставить здесь в дань уважения кумира. Дже-еймс... О-о-о... Я даже не сразу понял, что камера танцует от того, что Олежка толкает меня под локоть:

– Ты чего, бать?

Ну, молодёжь! Ничего святого! Я тыкал пальцем в вывеску, мыча от вожделения:

– Дже-еймс... О-о-о... «Рояль»... О-о-о...

– Бонд, чо ли? – невозмутимо уточнил ребёнок. – Так тот «Рояль», вообще-то, на Балканах был, в Черногории, кажись...

Оп-паньки! Экстаз мгновенно поугас, а потом и вовсе слился в точку. Взбредёт же в голову такое: лишних полсотни этим жуликам скормить! Рояль, рояль... Они б ещё спирт «Рояль» вспомнили! Знали б вы, ребята, скольким россиянам в перестроечные годы на том «Рояле» Шопен отлабал.

Безо всякого интереса окинули «Casino ROYALE» прощальным взором и внутрь заходить не стали.

Что там у нас на очереди? Ага, «THE MIRAGE». Ладно, нехай будет мираж. Скалистый фонтанчик впечатлял: высотой с японскую священую гору Фудзияму и по расходу воды ни чуть не уступающий Ниагаре (ну, разве что, после «Маргариты» у «Рояля» мои глаза слегка велики стали). И пальмы, пальмы, пальмы: ареки, кариоты, хамедореи, хризалидокарпусы, акантофениксы, ховеи, геономы, клиностигмы, рапалостилисы, сабали, хамеропсы, брахеи, трахикарпусы и даже вашингтонии...

Но Олег и здесь сумел меня разочаровать, заявив, что пальмы – и никакие не деревья вовсе, а лишь древоподобные представители однодольных, то есть, по большому счёту,– трaвы – типа злаков. Ох уж эти программисты – и тут они впереди планеты всей! Хорош злак – метров пятидесяти высотой... Я чо, ячмень от берёзы отличить не сумею?

Обидно за пальмы стало, повлёк Олежку внутрь, в холодок. А там – новое чудо-юдо: в лобби, за стойкой портье, на всём её протяжении (метров двадцать, не менее) – аквариум – от пола до потолка. Естественно, с аквариумными рыбками и прочей водной живностью: акулы шныряют, мурена из камней выглядывает, лангуст вдоль стёклышка прогуливается, ну и другие обитатели кишмя кишат, плотностью своего населения приближая содержимое ёмкости к тройной ухе на берегу Тауя. Один «карасик» мне особенно понравился. Я долго вглядывался в его длинноносую «харизму», пытаясь понять, кого он мне напоминает. А когда таки вспомнил, камера хладнокровно зафиксировала мой восторженный шёпот: «Владимир Владимирович! В другой жизни...»

Припомнил я также, каких трудов стоило знакомым аквариумистам поддерживать чистоту в 10-ведёрном обиталище гуппий и гурами. А здесь-то – не гуппии, сгиб локтя замучился бы размеры каждой особи показывать. Так кто, как и когда их «авгиевы конюшни» расчищает? А на виду – лишь извечная красота подводного мира.

Пробрались через заросли внутренних садиков, пробились сквозь джунгли игральных автоматов, просочились мимо соцветий всевозможных лавок и бутиков и оказались в... дельфинариуме. Дельфинарий в Сухуми – ясно, дельфинарий в Анталии – понятно, даже дельфинарий в Москве – более-менее разумеется. Но дельфинарий в Неваде!.. И тем не менее.

Одного понять не могу: дельфин – животное, по большей части, морское, стало быть, и водичка реки Колорадо им мало подходит. Так что же получается? Либо в «Мираж» морскую воду за триста американских вёрст с Тихого океана в канистрах возят, либо тутошние служащие по ночам в водоёмы из пачек поваренную соль подсыпают. И ведь всё им, капиталистам, рентабельно, всё окупается, при том, что вход к дельфинам, если не ошибаюсь, бесплатный. А над воротами ещё и фундаментальную табличку пришпандорили: «Thank You for visiting».

Вроде как не я их за полученное от дельфинячих танцев удовольствие благодарить должен, а они мне в ножки кланяются, типа, «как мы рады, как мы рады...» Изгаляются, короче, над моим российским менталитетом, глумятся. Эксплуататоры!!!

Чувства растрепались окончательно. Спасти ситуацию не смогла даже симпатичная сирена, вынырнувшая из вод рядом с полноразмерной моделью старинного парусника у входа в отель «TREASURE ISLAND» – «Остров сокровищ». Но и её нагие беломраморные грудки нас не задержали, поскольку по некоторым причинам мы расчитывали вернуться сюда нынче же вечером.

И как-то вдруг выяснилось, что мы, худо-бедно, прошли вдоль Стрип километров пять, за каждой ногой уже тащилось по пудовой гире, шлёпать назад пёхом не было никакой возможности, и отправились мы восвояси на верхней палубе двудечного автобуса, в котором для удобства пассажиров был предусмотрен не только кондишен, но и полупрозрачные сетки на окнах: ты видишь всех, а тебя – ни кто, включая катящееся к закату, но оттого не менее горячее солнышко. Ох-хо-хо...

Еще перед отъездом из Магадана я получил от Олежки «программу пребывания», в которой среди прочих мероприятий было записано: «21 – отдыхаем, играем в казино, смотрим шоу «Крейзи Хорс» (тсс... женщинам ни слова)». Сегодня было 21-е, отдых, с позволения сказать, удался, казино от меня свою мзду получило, и что там у нас по программке осталось?

Смеркалось...

Время позволяло, здоровье – нет. Олежка взял «Стратуса», и мы опять покатили по Стрипу на север. В огнях бульвар выглядел совершенно иначе, нежели днём. Какая-то феерия, буйство красок. И не одному электричеству благодаря.

Кинув машину на паркинге, подошли к «Миражу». «Фудзияма» извергалась. Не знаю, бывал ли в Лас Вегасе покойный Корней Иванович, но ведь именно он написал:

«А лисички
Взяли спички,
К морю синему пошли,
Море синее зажгли...»

На вершине, откуда рушились в бездну подсвеченные красным водопады, среди струй и брызг, подчиняясь неведомому ритму, то и дело вспыхивали огненные факелы. Там боролись вода и пламя, и трудно было сказать, какая из стихий побеждает. Языки огня скользили по поверхности озера, подсвечивая скрывшиеся было в темноте пальмы. В течение десятка минут, пока продолжалось шоу, толпа ошарашенно молчала и взорвалась аплодисментами только когда

«... бабочка прилетала,
Крылышками помахала,
Стало море потухать –
И потухло».

Нет, ей Богу, Чуковский – провидец:

«Вот обрадовались звери!
Засмеялись и запели,
Ушками захлопали,
Ножками затопали».

Вот и мы насмеявшись вволю, похлопав ушками и потопав ножками, отправились к «Острову сокровищ», где назревало другое действо. На мосту, перекинутому через внушительных размеров водоём, толпился народ (а где он, интересно, в этот час не толпился?).

Ровно в восемь из-за угла гостиницы выплыл на утлой парусной лодчонке какой-то местный фрайерок с алой повязкой на голове и саблей на боку. Фрайерок направил лодку к нашей знакомой сирене, но, как и мы днём, задерживаться под «обнажёнкой» не стал, а влез по канатам на стоящий за нею «Летучий голландец». Тут-то и началось: на пацана со всех сторон накинулись где-то скрывавшиеся до той поры тётки числом не менее десяти, срывая с себя на ходу одежды.

Они выскакивали из трюмов, сыпались с мачт, и совсем бы худо пришлось фрайерочку, если бы из-за гостиницы не выплыл... настоящий фрегат с пушками и полной командой на борту. (Интересный момент: на чёрном флаге и бордовых парусах корабля традиционно белел в перекрещенных костях череп. Но, видимо, разделяя гуманистические взгляды присутствующих, авторы использовали в атрибутике череп бизона.)

Под фок-брам-реей на высоте полутора десятков метров окончательно отмороженный пират в цветастой юбке и перистым «ирокезом» на макушке крутил отчаянные сальто. Ещё выше, на грот-мачте его напарник угрожающе размахивал внушительного вида палицей. Остальная матросня своими ужимками и экивоками ясно давала понять, что ужо она тем девкам в оставшиеся предметы одежды перцу поднасыплет-то.

Разъярённые неуступчивастью фрайерочка дамы в долгу не оставались. Словесная перепалка постепенно переросла в орудийную. «Ядра» свистели над нашим мостком и нешуточные разрывы вздымали воду акватории. Одним из выстрелов снесло бизань «Голландца», но, в целом, тётки оказались точнее: взрывом разнесло крюйт-камеру «пирата», и он вместе с капитаном затонул (!) прямо у стен отеля под одобрительные апплодисменты публики.

Команда сажёнками рванула на женскую половину сдаваться в плен. Тётки произвели быструю селекцию, заставив кое-кого «прогуляться по доске», а кого-то просто скинув с останков бизань-мачты. У оставшихся в живых дело закончилось плясками, зажигательным фейерверком и, наверное, свадьбой.

Близилось время «Ч». Мы с Олежкой помчались в MGM. Фотоаппарат и видеокамеру пришлось оставить в машине: предстоящее мероприятие было, условно говоря, «закрытым» – фото- и киносъёмка не дозволялись. Про «бешенных лошадок» из парижского варьете «Crazy Horse» я слышал давно. Вернувшийся «оттуда» мой начальник из «NC» взахлёб воссторгался полуторачасовым спектаклем, составленным из самых, по его словам, красивых девушек Европы. Но представляя в общем виде канву шоу, о фактуре лично я понятия не имел.

В небольшом зальчике кабаре Олежка заранее закупил хорошие места – до сцены рукой подать. Служитель культа подал напитки. Для полной вальяжности и балдебона не хватало только сигареты – увы... А потом вспыхнула рампа, на экране прошли краткие кадры предыстории варьете, и на сценку чётким строем вымаршировала дюжина […хотя в классической схеме их должно быть двадцать] танцовщиц в тяжёлых чёрных шапках британской королевской гвардии. Другой одежды от шапок до пупков не наблюдалось. Хороши, чертовки, как на подбор! А формы... Битюк бы такие формы охарактеризовал со свойственной ему образностью: «Грудки торчат, как уши у овчарки».

Номеров-танцев общим числом было четырнадцать – по числу участниц, выступающих соло, плюс прелюдия и заключительное выступление – при участии всего «ансамбля». Между номерами – «бла-бла-бла...» по динамику и короткие видеосюжеты, которые, наверное, соединяли спектакль в единое целое, но для меня абсолютно недоступные. Поэтому, когда на выходе Олег нетерпеливо поинтересовался моим мнением об увиденном, я неопределённо пожал плечами. Нет, девочки – конечно... Ножки, сисечки, попочки...– всё на месте, вопросов нет.

Неплохо смотрелись первый и последний выходы всей команды. А в остальном... Уж, не «Берёзка», это точно. Да и светорежиссёр, на мой взгляд, изрядно перемудрил со способностями своей аппаратуры: световые шаблоны то покрывали тела красными квадратами, то расписывали зелёными полосами или жёлтыми кругами – то есть, цвет, вроде, есть, а изображение как бы отсутствует. Да и музычка неоднозначная...

Олег только скептически окинул меня взглядом, в котором явственно читалось: «Ты, батя, не просто дикий, ты – древний и замшелый ретроград». И настолько мне обидно за ребёнка вдруг сталось: он старался-старался, местечки лучшие выбирал, изюминку готовил, а я, пень старый, взял и не оценил. Дык, на то оно и демократическая страна: ни «Радио «Свобода», ни газета «Правда» здесь моё мнение не формировали.

Почти молчком добрались до гостиницы, поднялись в номер. Развесив на плечиках «броник», я вспомнил, что прикупить по пути водички мы забыли. Конечно, в Штатах и из-под крана можно было бы безбоязненно напиться, но бутилированная всё же как-то надёжнее.

Всё ещё дующийся за недооцененных «лошадок» Олег буркнул: «За углом на этаже автомат – пойди и купи». Логично. Полез в карман за лопатником. «Скоко стоит?» «Пару баксов». Поговорили, значит. Вытаскиваю из кошелька несколько купюр, закрываю дверь, бреду к автомату. Ну и что? Стоит здоровенный сундук, на картинке – банка «Кока-Колы», вся в капельках росы. А дальше-то что делать? Куда и какую деньгу совать?

Вот ведь чем хорошо советское инженерное образование? Своей универсальностью! Пользуясь безлюдностью коридора, принимаюсь неспешно изучать конструкцию аппарата, старательно изображая для потенциально возможных камер видеонаблюдения этакого скучающего бездельника, от нечего делать разглядывающего меню газировок. Скосив взгляд направо, обнаруживаю щель, напоминающую купюроприёмник. Беру двухдолларовую бумагу и запускаю в щель. Машина долго размышляет и бережно возвращает купюру мне в руки. Знакомое дело – не той стороной сунул. Хотя, барбосы, могли бы и нарисовать, каким образом президента перед использованием ориентировать.

Разворачиваю бумагу на 180 градусов и снова отправляю в аппарат. Машина думает и снова выплёвывает бумажку обратно. Ага, догадываюсь я, очевидно, для пользы дела президента надо лицом вниз повернуть. Скармливаю машине третий вариант комбинации. Машина думает и приводит ситуацию в исходное состояние. На четвёртый вариант я иду практически в безнадёге и не ошибаюсь в предчувствии. Не принимает аппарат мою деньгу. Ни за какие, можно сказать, деньги не принимает.

Беру из пачки следующий двухдолларовик – не юзанный ни разу, сохранивший ещё запах отпечатавшей его типографии. Повторяю ту же четырёхкратную операцию. Машина охотно размышляет над каждым вариантом, как бы оживившись после опостылевшего ей простоя, и с неизменной вежливостью и тактом возвращает денежку назад. И это доподлинно свидетельствует о том, что автомат работоспособен! В деньгах, чо ли, дело? Я с ужасом вспоминаю, что эти купюры были получены в московском банке, а стало быть...

Это ж хорошо, что меня пока не зацапали-не повязали! Прикидываю, как теперь избавляться от «гнилой» «зелени». Выбросить в урну? Нет, опасно. Хоть и Америка, но к баксам в мусорнике, думаю, и они пока не привыкли. Жечь в номере нельзя – сигнализация сработает. Спускать в унитаз? Не приведи господь, забьёт фановую систему, так ещё и гостинице неустойку из тюряги выплачивать придётся...

Эх, один ум хорошо, а два сапога – пара! Вернулся в номер и пожаловался на автомат Олежке. Олег ржал надо мной минут пять, явно отыгрываясь за непонятых «лошадок»: «Ну ты, батя, и дикий – с автоматом не совладал! У нас любому ребёнку известно, что двухдолларовую купюру в автомат совать бестолку, поскольку даже не всякий взрослый её хоть раз в жизни видел – не ходят двудолларовики по Америке – и весь тут сказ!» Ну что ж, смирился я, в каждой стране свои странности бывают; я вот в родном магаданском БТИ видел автомат, продающий посетителям кофе, в то время как ключ от пудового замка на дверях сортира выдавался исключительно сотрудникам уважаемой конторы.

И всё же пришлось снизойти до того, что попросить у Олежки помощи в усмирении непокорного автомата. Олег великодушно захватил гаманок, и мы отправились к чуду техники, не забыв, на всякий случай, захлопнуть за собой дверь.

Для начала у аппарата сын проделал все те же манипуляции, что и я. Автомат игру принял и четырежды успешно отфуболил клятую двухдолларовую купюру новому участнику шоу. Олег удовлетворённо хмыкнул и разыскал в кошельке среди кредиток бумажку достоинством в 10 баксов, изрядно потёртую и потрёпанную.

– Вот, теперь гляди, как работают настоящие деньги!

Автомат безропотно сглотнул купюру, пожевал и столь же равнодушно выплюнул более дорогого президента на пол. Олегу, не ожидавшему от соотечественника такого подвоха, пришлось за президентом нагибаться.

«Кока-Кола» на рекламе издевательски исходила влагой. Реноме советского инженера-механика стремительно, на глазах восстанавливалось.

– Двадцатка есть? – спросил Олег, глядя вдаль сквозь стену отеля.

– Дык, может, сразу сотней уконтрапупим? – поинтересовался я.

– Не умничай! – Олег предложил железяке новый аргумент. Железяка забила и на двадцатку. Вечер обещал закончиться в весёлой, непринуждённой обстановке.

Не считая пропущенные «рублёвку» и пятерик, оставалось испытать всего два номинала: полтинник и сотенную. В раздумьях, сумеет ли железяка отсчитать 98 долларов сдачи, я прислонился к стеночке. Триста милилитров газировки за сто баксов меня не вдохновляли даже среди пустыни Мохаве.

Но Олег не был бы программером, если бы пошёл проторенным алгоритмом. Его решение, как всегда, отличалось изяществом, хотя и попахивало некоторой прямолинейностью.

– Квотеры доставай.

Вообще-то, квотеры – 25-центовые монетки – мы копили специально для парковочных автоматов; нет квотеров – езди по городу хоть целый день, останавливаясь лишь для заправок. Оно конечно, у нас в Лас-Вегасе парковки бесплатные, но завтра предстояло ехать в Лос-Анджелес, а уж там на халяву машину, точно, не припаркуешь.

Жаба давила, но авторитет сына был на порядок приоритетней. Я покорно забрякал мелочью. Ненасытная железяка схавала почти весь наличный запас монет – ровным счётом восемь штук. Проход каждого квотера внутрь устройства индицировался на панели – всё по-взрослому. Когда табло высветило цифру «8» я выжидательно уставился на агрегат, а он, в свою очередь, молча зырил на меня. Постояли, помолчали...

– Кнопочку нажми, – негромко подсказал стоящий позади Олежка, когда пауза показалась ему неприлично затянувшейся.

Ага! Оказывается, и тут выбор делать надо. За время, проведенное у автомата, «Кока-Кола» меня несколько утомила, и я даванул на панель, соответствующую «just a water», то есть, чистой ключевой воде. Внутри автомата что-то жутко ухнуло, раздался грохот, похожий на тот, что издаёт привязанная к собачьему хвосту консервная банка, а ожидаемая бутылка передо мной так и не появилась...

– Кажись, чего-то поломал, – недоумённо повернулся я к Олежке.

– Нет, ты, батя, и в натуре – дикий. – Ребёнок легко передвинул меня в сторону и достал из лючка возле самого пола вожделенную бутылку воды...

Вот уроды! Выдавать покупку на уровне ниже пейджера – это ж додуматься надо!

Усталые, но довольные мы вернулись к номеру. В одной руке я нёс полегчавший лопатник, в другой – приятно холодящую пластиковую ёмкость. Ни с тем, ни с другим я расставаться не собирался, поскольку, всё равно, моя визитка с магнитным ключом покоилась в кармане «броника», «броник» висел в шкафу, а сам шкаф находился ровно за дверью, которую и следовало отпереть. Но второй-то экземпляр ключа был у Олежки – это я знал точно.

– Ключ давай, – протянул Олег руку в мою сторону.

– Какой ключ? – непроизвольно сидиотничал я.

– От номера, – терпеливо объяснил Олежка, изрядно утомлённый борьбой с техническим прогрессом и не вполне адекватным поведением папика.

– Он в номере, – пролепетал я, начиная догадываться о грядущем развитии событий: объяснения с администрацией, слесарь, взломанная дверь, плотник, компенсация ущерба, новые объяснения – уже не с теми и не там, и т. д., и т. п.

– Как в номере? – уровнял счёт идиотским вопросам сынок, будто мой ключ обязан был на собственных ножках проследовать за нами и уныло ожидать в сторонке, пока из автомата прольётся поток газировки.

Вы помните историю об инженере Щукине из бессмертного творения Ильфа и Петрова? В нашем случае перед запертой дверью тихонько, чтобы не разбудить соседей, переругивались ДВА инженера. К счастью, мы были в штанах, и с нас не капало. Про возможно оставленный открытым в ванной кран я старался не думать.

– А где твой ключ? – перешёл я на свистящий шёпот.

– На тумбочке, – отчего-то виновато ответил Олег и зачем-то уточнил, – у изголовья кровати...

– Вот! – назидательно поднял я к небу указательный палец. Хотя что, собственно, «вот!», уточнять не стал. Опыт руководящей работы и воспитания двух отпрысков безотказно сработал и на сей раз: Олег покорно развернулся к лифту. Я потянулся следом...

Примерный порядок раскрутки ситуации в отечественных гостиницах я описал выше. В отеле «Нью-Йорк, Нью-Йорк» города Лас-Вегаса, США дело обстояло несколько иначе.

Старший портье за стойкой, выслушав Олежку, сочувственно покачал головой, глянул в водительское удостоверение сына, потом – в компутер и, чиркнув пластиковой заготовкой вдоль магнитопровода, выдал страдальцам ещё один экземпляр ключа, который, каюсь, при выезде мы не сдали, и теперь я храню его, как память о самом примечательном вечере перед самой короткой ночью в году.

ГЛАВА XI. ЛОС-АНДЖЕЛЕС

«На мой взгляд, позволить сумасшедшим жить в своем собственном городе – вполне здравая идея, но мне никогда в жизни не понять, что человеку в своем уме понадобится там делать». (С) Билл Брайсон, писатель

«Лос-Анджелес представляет собо городоподобное образование, окружающее отель «Беверли Хиллз». (С) Фран Лебовиц, писатель

«Центр Лос-Анджелеса был местом, на которое показывают с близлежащих холмов, говоря: «Вон, смотри, вот те небоскребы – это оно и есть. Делать там совершенно нечего». (С) Дон Хенли, рок-музыкант

[Все эпиграфы любезно предоставлены Олегом].

День летнего солнцестояния обещал быть не слишком прохладным: не успев не то чтобы выспаться, а даже передремнуть толком, Ярило выперло спозаранку на безоблачные невадовские небеса и заняло исходную позицию. 285 американских вёрст, что нам предстояло преодолеть, для тех дорог не представлялись серьёзным расстоянием, но и их хотелось проскочить ещё до того, как на шоссейках начнёт плавиться и шкворчать пережаренный под инфракрасным излучением асфальт.

В начале восьмого мы покинули гостеприимный «Нью-Йорк, Нью-Йорк» и по 15-й федеральной дороге двинули на юго-запад в сторону городка с легкозапоминаемым названием: El Pueblo de Nuestra Senora la Reina de los Angeles sobre El Rio Porciuncula, что в переводе с испанского означало «Селение Девы Марии, царицы ангелов на реке Порсьюнкула». И кстати, в городке том, втором в США по численности населения, нас сегодня же ожидали некоторые дела, отложить которые «на потом» не было ни малейшей возможности.

Низко над машиной куда-то на север глухо пророкотал лайнер, вывозящий из Лас-Вегаса очередную партию граждан с изрядно облегчёнными кошельками, гаманками и лопатниками. Одновременно с юга валко заходил на посадку другой, тяжело беременный свеженакопленной американской валютой. Под гул моторов Олежка философически процитировал высказанную местным мэром мысль: «Лас-Вегас не строится на деньги выигравших», из чего становилось понятно, что самолёт, вроде, ЕЩЁ летит, а сидящие в нём пацаны УЖЕ «попали».

И хотя город, как таковой, давно закончился, по обочинам шоссе прямо среди пустыни нет-нет да и возникал оазис со ставшей за два дня такой привычной вывеской – «CASINO». Однако разжиженную недавней утратой сотни баксов кровь азарт не будоражил. Проплывающий за окном пейзаж также не вдохновлял, намекая на бренность сущего и изменчивость фортуны, чего бы она ни касалась – будь то хоть игровой автомат, хоть точка на карте с определёнными географическими координатами. Всего с десяток минут назад нас окружали высоченные пальмы и стриженные диковинно кипарисы, повсюду зеркально струилась вода, и вдруг всё куда-то исчезло, будто не только название отеля, но и всё прочее оказалось миражом.

Пустыня Мохаве... Выжженная земля, пятнисто покрытая бурыми кустиками наподобие верблюжей колючки. Сопки – почти такие же, как и на Колыме, но только без малейшего намёка на растительность. Некоторые склоны словно срезаны какими-то допотопными катаклизмами и отшлифованы песчанными бурями до такой степени, что по отчётливым полосам пород можно изучать геологическую историю континента.

Единственно, что не изменилось, так это шоссейка – всё такое же отменное покрытие, всё те же три полосы в каждом направлении, плотно заполненные автотранспортом всех типов и расцветок. Разве что чаще стали попадаться прицепчики с накрепко принайтовленными к ним лодками и катерами – народ на выходные устремился к океану – нашему, родному, Тихому.

На границе с Калифорнией пришлось поскучать в очереди к посту фитосанитарного контроля – ввоз сельхозпродукции на территорию штата строго контролируется. Тётка в униформе, с выражением лица, исключающем даже мысль об обоюдовыгодном консенсусе, приступила к досмотру катерочка тонн пяти водоизмещением. Минут через десять, вскрыв первую лючину во внутрибортовых полостях, она вроде бы как впервые обнаружила нас, стоящих в голове образовавшейся за это время многометровой колонны, и великодушно махнула рукой – объезжайте. Видимо, потенциально возможные пара десятков килограммов апельсинов в багажнике, по её мнению, не могли представлять серьёзной угрозы сельскохозяйственной экономике «Золотого штата».

И опять замелькали по бокам унылые каменистые сопки, покрытые сыпью колючек. Безжизненные расстояния, миля за милей... И в этом 15-е шоссе скорее походило на Колымскую трассу: Магадан, Палатка, Атка... Лишь проскочив от Лас-Вегаса километров сто тридцать, мы увидели какое-то подобие населённого пункта – городок Бейкер. Отсюда рукой было подать до национального парка с весёленьким названием «Долина Смерти».

Глянув на гигантский термометр, установленный у дороги, я не посчитал сие название излишне аллегорическим – 95 градусов по Фаренгейту, то есть, 35 градусам по Цельсию. И это в девятом часу утра. [Для особо пытливых напомню: на шкале Фаренгейта точка таяния льда равна +32°F, а точка кипения воды +212°F. Пересчёт одних градусов в другие осуществляется по формулам: C = (F – 32) * 5/9, F = C * 9/5 + 32].

А ещё в Бейкере есть придорожное кафе «The Mad Greek». Отбросив неподтверждённый увиденным на месте вариант – «Бешенный Грек», я выбрал более приемлемое – «Грек Ненормальный». И то, какому «нормальному» греку пришло бы в голову устроить точку общепита в этом пекле, столь не похожем на цветущий садами Пелопоннес?! Так ведь устроил. И обустроил. Абсолютной, стерильной чистотой в американских харчевнях меня удивить теперь было бы трудно, и в этом плане «ненормальный» как раз ни чем не выделялся.

Но по тому, с какой любовью он украсил своё заведение не только американскими, но и греческими флагами, фресками, коринфскими колоннами и копиями древних скульптур в стиле «а-ля Грис», по качеству подаваемой пищи, ласкающей не только утробу, но и взгляд – по всему этому было видно, что «Ненормальный Грек» не такой уж и ненормальный.

К тому же, если верить путеводителям, с посетителями здесь могли общаться на американском (безупречном калифорнийском) и английском (с небольшим акцентом), древнегреческом и греческом современном, арабском и иврите (только по выходным!), китайском и японском, хинди и корейском (для ответа по телефону), французском и итальянском (в сицилийском наречии), испанском и чистейшем мексиканском (?!), турецком и русском (в простейших терминах!) языках.

Чего ещё надо простым водилам-дальнобойщикам, в основном и посещающим кафе?! Ну, разве что иудеям было бы несколько сложно договориться о кошерности завтрака посереди трудовой недели, а корейцам любимое «хе» пришлось бы заказывать по телефону (собачек, кстати, поблизости от кафе я не увидел). А вот Диоген, к примеру, здесь вполне бы ужился, поскольку помимо широко употребляемого в узких кругах древнегреческого языка вокруг в изобилии росли пальмы в аккуратно окрашенных голубым железных бочках.

В общем, перекусили, чем Бог послал. Мне для лёгкого завтрака Бог направил: изумительной красоты жареный срез говяжей ноги с сахарной косточкой посередине, омлет из четырёх яиц, кусок запеканки, украшенный веточкой петрушки и непременной долькой сладкой дыни, пяток горячих тостов с разнообразными соусами, стакан свежевыжатого джюса с лимоном и, разумеется, чашечку крепчайшего кофе. Очень вкусно...

Ну а «после плотного обеда, по закону Архимеда», что? Правильно, тянет на философию.

Отъезжая от закусочной, убедились что за четверть часа температура окружающей среды повысилась ещё на пару градусов и достигла нормальной температуры человеческого тела, то есть, тепловой градиент между упомянутым телом и средой устремился к нулю, и потреблённые во время завтрака калории повышали лишь внутреннюю энергию потребившей их системы. Короче, «системе» требовалось выговориться.

По гласно достигнутой между мною и Олежкой ещё в Нэшуа договорённости, во всяческих разговорах мы старательно избегали тем политических – противоречия наши в этих вопросах, по большей части, хотя и не были антагонистичными, могли всё же омрачить и без того короткие счастливые часы общения. В замкнутом пространстве автомобильного салона к выбору темы надлежало отнестись ещё более скрупулёзно.

И как-то сама по себе речь пошла о политкорректных вполне проблемах языкознания. Подзабыли как-то мы, что почти день в день 57 лет назад проблемы эти уже поднимались в статье «Марксизм и вопросы языкознания», но в целом исходили из того, что, говоря языком статьи, «в каком направлении будут решены вопросы языкознания, – это станет ясно в конце дискуссии».

Начинали с качества обучения английскому языку в советских учебных заведениях. Олег в качестве сослагательного варианта предлагал сократить в пользу языка количество часов по сопромату. Мне за сопромат было обидно. В качестве образца Олег привёл систему образования у чехов. Мне стало обидно за восточных братьев-славян...

Естественно, отвечать по проблеме пришлось бедным чехам – за всё и сразу: за поруганный сопромат, за выученный не ко времени аглицкий язык, за чехословацкий корпус 1918-го года, за «бархатную революцию» 93-го, и, само собой, за «Пражскую весну» 68-го. В общем, в конце дискуссии направление языкознания определилось окончательно: из нашей политкорректности ни черта не выходит. Как в той известной присказке: «куда ни целуй – везде жопа». Олег глянул осуждающе и замкнулся, я на продолжении дискуссии не настаивал, и почти до самого Лос-Анджелеса мы продолжали путь молча.

Так, в тишине проскочили Барстоу, где заканчивалась пустыня Мохаве, и запрыгали с перевала на перевал хребта Сан-Габриель. Миль за пятьдесят до тихоокеанского побережья обнаружили, что пейзаж начал меняться: сначала появились древовидные кактусы (ещё не такие, как в фильмах о мексиканских прериях, но всё же...), постепенно и несмело зазеленели склоны сопок и холмов, за колючкой потянулись пальметные сады, и наконец с очередной макушки в далёкой дымке угадались высотки Даунтауна.

«Железная тётка» уверенной рукой и властным голосом вела нас к центру города. И коль уж в Лас-Вегасе мы жили в отеле на бульваре Лас-Вегас, то не нужно и трёх раз, чтобы догадаться, что в Лос-Анджелесе наша 18-этажная гостиничка «New Otani» располагалась на Лос-Анджелес стрит неподалёку от городской ратуши. Попутно надо заметить, что азиатов в Лос-Анджелесе живёт даже больше, чем афроамериканцев, и то ли наш отель поднялся в центре района, известного как «Маленький Токио», то ли квартал образовался вокруг гостинички с японским названием.

Во всяком случае, всё внутри и вокруг гостиницы носило явный отпечаток Страны Восходящего Солнца, не хватало только самураев в кимоно и с мечами, да дробно постукивающих деревянными колодками гейш (вот это, ей Богу, жаль...).

Однако, нам было не до японских изысков – Олежка загодя приготовил очередной «гвоздь программы» – визит в «Universal Studios Hollywood», расположенный в Universal City. Что такое Голливуд, никому объяснять не надо. Хотя, с точки зрения территориального расположения здесь таки многое изрядно запутано, а оттого и интересно. Вообще, Большой Лос-Анджелес (Los Angeles County) – огромная городская агломерация, аналогом которой в России может быть, пожалуй, только Большой Сочи.

На территории агломерации помимо собственно Los Angeles City, состоящего, как водится, из городских районов (одним из которых является и Голливуд), находятся и так называемые инкорпорированные (incorporated) города, как например, анклав Беверли-Хиллз (Beverly Hills) или Западный Голливуд (West Hollywood), и территории, особо учитываемые Американским бюро переписи населения (census-designated place, CDP), такие как Восточный Лос-Анджелес, и анинкорпорированные (unincorporated) городки типа того самого Юнивёрсал Сити.

Мы не будем сейчас разбираться в принципах муниципального управления каждого из указанных урбанистических типов; скажем только – разница есть, при том, что перемещаешься из одного образования в другое, не спотыкаясь о рытвины пограничного асфальта.

Для меня же, только что прибывшего в Город Ангелов, бренд «Universal Studios», запомнившийся ранее изображением опоясанного лентой земного шара, был прочно увязан со словом «HOLLYWOOD», и всю дорогу до Юнивёрсал Сити шарил я взором по близлежащим холмам, выискивая знаменитую белую надпись. Увы... Лишь однажды промелькнула она где-то в очень далёком далеке.

«Universal Studios» оказался своеобразным парком аттракционов, в чём-то подобным Диснейленду, который, кстати, расположен неподалёку – в городке Анахайме, километрах в сорока от Лос-Анджелеса. Правда, в отличие от Диснейленда, часть территории «Universal Studios» занята таки натуральными съёмочными площадками и павильонами. Поэтому, пройдя мимо знаменитого глобуса, мы для начала уселись в автопоезд и отправились на экскурсию по местам, где когда-то снимались не менее знаменитые фильмы. Уж каких только киношных чудес нам ни показали!

Мы проехали мимо здоровенного полотнища, на котором были с абсолютной достоверностью изображены неприступные скалы острова, которые я видел в фильме «Кинг-Конг». Когда же поезд, словно негру в... во внутренности, втянулся в абсолютно тёмный павильон, из черноты появился Конг. От мощной поступи супер-обезьяны с потолка посыпались бетонные балки, заискрили оборванные провода и стали взрываться бочки с горючим.

Летающий над головами вертолёт поливал гориллу пулемётным огнём, обломки другого геликоптера догорали у стены дома. Зубы чудовища клацали в опасной близости от Олежкиной руки с фотокамерой, а в довершение ко всему в подземелье хлынули воды Гудзона... Как выбрались – сам удивляюсь...... С ясного неба вдруг обрушился тропический ливень... По улице какой-то горной деревеньки на нас нёсся мощный, сметающий всё на своём пути бушующий поток и бесследно исчезал под самыми колёсами автопоезда......

На местной автозаправке два шикарных автомобиля попали «под обстрел» крупнокалиберных – судя по вздымаемым фонтанчикам пыли – пулемётов. Заправка рванула, автомобили взлетели на воздух, дамы взвизгнули, накрывая детишек подолами... А автомобильчики, не долетев до вагонов каких-то пару метров, приостановились и исполнили «на бис» натуральную джигу, поскольку были установлены на чудовищных размеров гидроцилиндрах, легко вращающих полуторатонные машинки во всех трёх плоскостях.

Через минуту авто вернулись на место, пожар на заправке сам по себе погас также внезапно, как и начался, а площадка приготовилась к встрече следующей группы экскурсантов...... Под вагончиками поезда натурально «проваливался» шаткий настил причала, и именно в тот момент, когда рядом из воды вылетала гигантская акула из фильма «Челюсти», только что на наших глазах «растерзавшая» зазевавшегося в «гавани» аквалангиста...... Вымерший «населённый пункт»...

И то – откуда здесь жизни взяться, если на него только что рухнул «Боинг-747». [ Я всё пытался и не мог вспомнить, в каком фильме видел этот рухнувший с небес «Боинг». И только почти год спустя при повторном просмотре фильма Спилберга «Война миров» заметил очень похожую декорацию. Не берусь утверждать, но, по-моему, это был тот самый самолёт. В кадре он появился всего на несколько секунд – неужто ради этого его и приволокли на съёмочную площадку?]

Разрушенные здания... Оторванный киль... В валяющемся в отдалении двигателе ещё продолжает вращаться турбокомпрессор... Среди дымящихся обломков самолета то там, то здесь видны куски «человеческой плоти»... Экскурсовод рассказывает, что для съёмок этого эпизода на «Universal Studios» доставили настоящий лайнер (как его тащили по улочкам Лос-Анджелеса – понятия не имею и экскурсовод об этом не говорил). Побочное впечатление: только глядя на вскрытые внутренности самолёта я смог реально ощутить его размеры......

Поезд въезжает в какую-то трубу и, набирая скорость, несётся по спиральному пути, опоясывающему её стенки. Трудно заставить себя поверить в то, что вращается собственно труба, а вагончики неспешно продолжают катить по горизонтали. Пытаюсь убедиться, что вектор силы тяжести по-прежнему проходит через пригвождённую ужасом к креслу задницу. Удаётся, но с большим трудом. К тому же в трубе появляются огромные членистоногие – то ли муравьи, то ли пауки. Они тянут к нам волосатые лапы, и я ощущаю их мерзкое прикосновение. Иди, убеждай себя, что это «всего лишь дующий из форсунок воздух...

В общем, после такой поездочки, думаю, многие пошли менять памперсы. Но мы с Олежкой не из таковских, мы сдюжили!

На нескольких крытых эскалаторах забираемся на смотровую площадку. Мимо проплывают изумительной красоты белоснежно цветущие деревья. Сверху вид великолепный – весь Голливуд под ногами, в зелени парков и садов.

Желая приобщиться к таинству создания фильмов, проникаем в очередной павильон, где нам рассказывают о прозаическом, казалось бы, процессе – озвучивании фильмов. Ну, ребята... Ох, и дурят же нас, ох, и дурят... Московская эстрадная «фанера» – детский лепет по сравнению с голливудской звукорежессурой.

В соседнем помещении нас просят не заходить за ограждающий барьер. Здесь снимают пожары. Опять гремят взрывы, в пламени обрушаются конструкции, искрят провода и т. д., и т. п...

Между делом обращаю внимание на странного вида сооружение: более всего оно напоминает громаду радиолокационной станции в Скрунде (или в Красноярске – кому как нравится). Глухая круто скошенная стена метров пятидесяти, как ни более, высотой, без единого окна. Внизу – воротца, выходящие в водоём. Олежка тащит меня мимо, не давая разобраться в том, что же здесь происходит.

Под пальмами, в густой растительности вывеска – «Jurassic Park». Ага... «Парк юрского периода»... Помним-помним, знаем-знаем.

Несколько смущает объявление: «Людям, страдающим нервными и сердечными заболеваниями рекомендуем воздержаться от аттракциона». Ладно, я – пока ещё – не псих, а моя кардиология – это моя кардиология, показывайте, что у вас тут. А они, типа: «Ах та-ак, тогда пожалте в камеру хранения и сдайте свои фото и видеокамеры. Мы, в случае чего, хоть их родне передадим».

Ой-ой-ой! Страшно-то как! Да хоть до носков разденьте – русские не сдаются! Нам предлагают прикупить за недорого одноразовые полиэтиленовые плащи-перелинки. Ну, щаз! Мож, ещё и сапоги надеть поверх моих-то мокроступов?! Кончайте ваньку валять, показывайте аттракцион в конце концов.

От толпы отделяют стайку туристов и рассаживают в плотик типа того, на котором мы сплавлялись по Танону и Уптару. Повторно настораживаюсь,

поскольку помню, как нырял вверх копытами в Уптар с известного надувного плавсредства. Но там-то я в «двухсотке» был один, а здесь за раз в плотике помещается не менее трёх десятков гавриков – ужо всем утопнуть не позволят. В довершение ко всему на грудь опускают доску-фиксатор – не вздохнуть, ни... выдохнуть. Оп-паньки! Теперь даже если оверкиль станешь, из захвата уже не выберешься. Олежка успокоительно рекомендует придерживать очки обеими руками...

Пока мы гнездились и настораживались, впереди стоявший плотик отчалил и скрылся за кустами близкого поворота, а через мгновение оттуда донеслись натурально леденящие душу вопли. По нервишкам-то, расшатанными годами перестройки, естественно, садануло, но виду я не подал, да и поздно уже было – «забор поплыл, качаясь на волнах...»

Проходим поворот. У бережка неспешно оседает в лоскуты истерзанный плот, а по берегу прогуливается парочка грёбаных рапторов с окровавленными харями. Предположить, что на пустынном «диком бреге» им кто-то просто так рыло пощупал – резонов нет, как нет следов и тех, кто добрался сюда за минуту до нас. Над головой из кустов высовывается еще одна зубастая морда.

На какой-то миг наши взгляды встречаются: он в моём читает неподдельное восхищение декораторами Голливуда, я в его – неизгладимое желание перекусить слегка заезжим колымским фрайером. Врёшь, не сожрёшь! Насколько возможно пригибаю голову к коленкам и проскальзываю под воплощением спилберговского сна разума.

После этого равнодушно жующие пальму диплодоки воспринимаются нестрашнее среднерусских бурёнок на лугу. Проплываем мимо диплодоков и въезжаем в чёрную-чёрную пещеру. Ощущение такое, что плотик постоянно поднимается вверх. То и дело из-за скал появляется какой-нибудь подсвеченный уродец и тянет к нам когтистые лапы. Не до смерти страшно, конечно, а так – до лёгкого помутнения сознания.

А в конце пещеры и вовсе: вопреки законам физики плот начинает скользить словно на качелях от одной разверстой пасти к другой, амплитуда раскачиваний всё возрастает и когда до зубов динозавра уже можно дотронуться рукой, свет гаснет окончательно, и в полной темноте плот проваливается в преисподню практически в свободном падении. Дай бог здоровья тому, кто предусмотрительно прижал меня к сидушке досочкой: обеими руками я удерживал на мокром носу очки, и не будь на груди деревяшки, лететь бы мне в тар-тарары уже вне плота.

Падение продолжалось долго, во всяком случае, дольше, чем мне бы хотелось. Наконец впереди забрезжил слабый свет, раздались громовые залпы, и под женские англоязычные визги и мужские общенациональные матюги, вылетев из воротец середь взметнувшихся в небо фонтанов, шмякнулись мы, як жабеняки об асфальт, в давешнюю лужу у подножия «скрунденской (или красноярской – кому что нравится) РЛС». Собственно, только что мы совершили пролёт от самой её верхушки до основания. А вот когда и каким образом нас на тую макушку затащили – тайна великая есть.

Ну, насчёт нервных и сердечных стрессов ничего сказать не могу – не до того было, а то, что штанишки у нас изрядно подмоченными оказались, так в этом водный аттракцион виноват. Факт!

[Вспоминается старый анекдот:

«– Кто вчера смотрел фильм ужасов?
– Я…
– Иди и убери за собой!»]

Слегка обалдев от эмоций, идём под высоченными (правильнее сказать – длиннющими), с кисточкой листьев на макушке, пальмами прогуляться по City Walk. Народищу – уйма – вечер пятницы. Буйство красок, реклам, дизайнерских изысков и выпендрончиков. В небе кружит дирижабль с рекламой колёс «Good Year». На площади под здешнюю уже «фанеру» парень стучит на там-тамах. Рядом, безуспешно пытаясь попасть в ритм, самозабвенно кружится девчушка лет шести в чудовищных, не по сезону сапогах...

Всё, на сегодня хватит, я ещё от Лас-Вегаса не остыл, а тут – такой новый напор. Но Олег многозначительно намекает, что завтра мы сюда снова вернёмся: входные билеты на два дня расчитаны, не пропадать же добру. Да к тому же нами ещё не все аттракционы охвачены...

О-хо-хо... Ребёнок есть ребёнок, даже когда ему тридцать три. А мне бы сейчас на диване поваляться, в потолок поплевать...

Домой, то есть в гостиницу, катим уже в темноте – не Магадан, чай, на этих широтах не то что белого междусуточья, но и сумерек практически не бывает: из дня сразу ныряешь в ночь. Нутром чую, что едем не по той дороге, что днём. Спускаемся с горы по узкому серпантину. Временами между деревьями справа мелькает панорама ярко освещённого Даунтауна, но остановиться сфотографировать не получается – знаки остановку запрещают, да и негде тут приткнуться. После очередного поворота открывается выезд на широкую магистраль.

Здесь же по указателю выясняем, по какой дорожке мы только что ехали – Малхолланд-Драйв. Россиянину это название мало о чём говорит, а Олежка собирается о столь знаменательном событии немедленно сообщить Машеньке – недавно по всей Америке прошёл сериал с тем же названием. И если я не ошибаюсь, «Красотка» Джулии Робертс по этой же дороге везла героя Ричарда Гира в Беверли-Хиллз. Пустячок, а приятно знакомые места посетить!

Полчаса спустя мы закончили начавшийся в Лас-Вегасе день в стандартном номерке на десятом этаже гостиницы «New Otani», Лос-Анджелес, штат Калифорния, США.... Утром, ещё не окончательно проснувшийся ребёнок напоминает собирающемуся на перекур папику, что нынче предстоит довершить экскурсию по «Universal Studios» принепременным посещением «House of Horrors» – «Дома ужасов». Господи, а вчера – это что было, «Дворец Белоснежки», чо ли? Доканает маленький папаньку, ох, доканает...

Волнуясь, путаю кнопки лифта, выхожу не там, где надо, и оказываюсь на веранде кафешечки, расположившейся в центре японского садика. Памятуя, что японцы – чуть ли не самый курящий на свете народец, прямо с порога раскуриваю московскую «Яву» и по-японски же неспешно прогуливаюсь по витиеватой галечной тропинке, проложенной между затейливо раскиданных булыжников и карликовых баобабов с секвоями. Серый столбик пепла на конце сигареты постепенно удлиняется, напоминая, что пора искать пепельницу типа урны.

Однако природолюбивые японцы не догадались без меня опоганить ландшафт бетонным изваянием. Изящные пепелки стоят на столиках, но за столиками-то сидят граждане, как говорится, титульной нации и плющат на меня и без того расплющенные глазки, одновременно растягивая улыбки до восьмых зубов каждой четверти. Я ответно приплющиваю собственные ставни и ощериваю любимый зуб, мол: всё о'кей, ребята, я тоже Хиросиму не одобряю.

А сам тем временем лихорадочно соображаю, что же делать с пеплом, а впоследствии и с самим «бычком». Прямого выхода на улицу со второго этажа не видно. Стряхивать на баобабы – не экологично, не этично и попахивает межнациональным конфликтом. Соваться к столику без бабок (а лопатник, естественно, в номере проветривается), опять же, национальное самосознание не позволяет.

Можно, конечно, подойти к столу и, кинув небрежно: «Сорри...», как бы случайно уронить пепелок на брюки ближайшему японцу, а там уже его проблемы. Но тоже некузяво получиться может: у меня хоть весовая категория потяжельше, а схлопотать каким-нибудь нунчаком в дыню с утра пораньше – счастья мало. И ведь учили идиота в преферансе: «Сначала сдай, потом закуривай», мог бы для начала об урночке побеспокоиться...

Продолжая щериться жизнерадостным посетителям кафе, элегантно сбиваю пепел в подставленную ковшиком левую ладошку. Потом эстетствующе приплёвываю обуглившийся уже фильтр, хороню его в той же пригорошне, и фальшиво насвистывая что-то из «Чио-Чио-сан», легко и непринуждённо покидаю территорию «сада Реандзи».

К моему возвращению маленький уже умыт и причёсан. Нет, что ни говори, а он у меня вполне самостоятельный. И похоже, придётся-таки на аттракционы ехать. Тайком заглатываю таблетку валидола, ещё одну запихиваю в пистон высохнувших к утру штанов – вчерашняя прогулка приучила.

Поскольку оскомина первого посещения, когда на каждом шагу раззявливаешь рот на чо-нить новенькое, была сбита накануне, экскурсия второго дня приобрела деловито-обзорный характер: вчера здесь были? – были! – хиляем дальше, не задерживаясь. А здесь? – здесь не были... – зайдём на минутку. К глубокому тайному удовлетворению колымского гостя «House of Horrors» оказался закрыт – то ли на закладку новых ужасов, то ли на санобработку помещения после предыдущих посетителей.

Но не успеваю вздохнуть радостно, как ребёнок уже тянет за руку куда-то в сторону: «Па-ап! Ну, па-а-ап! Пойдём в кино на «Шрека»! Ну, пойдё-ё-ём!» Разочаровывать малыша тем, что Шрека и евонную бабу Фиону я терпеть ненавижу, было бы непедагогично, а потому поддаюсь. Тем более, показ обещают в формате «4-D». Объёмную синему «3-D» я уже видел, а вот «4-D» – это как?

Отстояв очередь, получаем знакомые уже стереоочки. Занимаем места в зале. Свет гаснет. И вот на какой-то телеге мы трясёмся за мультяшным Драконом. Трясёмся в буквальном смысле – кресла под нами вздрагивают и подпрыгивают на виртуальных кочках. С трудом удерживаю на носу двухэтажную конструкцию из очков – своих и стереоскопических, пока в конце концов телега не выдерживает темпа и разваливается. Раздаётся жуткий грохот, одновременно и мой стульчак, похоже, подламывается подо мной. Инстинктивно хватаюсь за подлокотники, в результате чего выпускаю из рук пакет с бейсболками, проспектами и всякой прочей мелочью.

Пакет валится под ноги. Чертыхаясь, пытаюсь нашарить его ногой, но в это время киношные герои пересаживаются на Дракона и скачка на креслах продолжается. Шарящая по полу нога начинает выделывать натуральные футбольные выкрутасы, и пенальтирующим ударом окончательно забивает пакет под соседние ряды. В добавок ко всему на экране начинается ливень: в физиономию реально ударяет ветер с колючими брызгами. Очки опасно елозят по мокрому носу; спасая их, срываю и зажимаю в кулаке – и тут же изображение на экране расплывается, распадается на составные части 3-D-эффекта.

Последнее, что успеваю заметить, как Осёл плюёт в мою сторону. Плевок в виде струи из форсунки реально достигает цели. Всё! Экран гаснет, свет зажигается, заставая меня, извлекающего из-под кресел зафутболенный туда пакет, в позе «поплавком к верху». С чувством полной оплёванности, утираясь на ходу, гребу к выходу.

А на улице – солнышко жарит не по-колымски, пальмы под небесами расщепериваются, толпищи народу туда-сюда снуют. Пытаюсь тактично намекнуть ребёнку, что сыт достижениями киноиндустрии по сaмо горлышко. Олежка нехотя уступает, и мы уезжаем из сверхгостеприимных «Universal Studios».

А ведь собственно Голливуда мы так ещё и не видели. Тут-то и приходит в голову принципиально свежая идея: оставить авто на парковке, а самим воспользоваться услугами какой-нибудь экскурсионной фирмочки.

Оставляем машину на парковке, спускаемся на квартал ниже и оказываемся прямо на Аллее Звёзд, что тянется вдоль Голливуд-бульвара более чем на километр, да ещё заворачивает на перпендикулярную ему Вайн-стрит. И такая вдруг удача – сразу же натыкаемся на экскурсионное бюро. Покупаем билеты сразу на два автобусных тура: собственно Голливуд и в «звёздное обиталище» – на холмы Беверли-Хиллз.

Нас приглашают в открытый автомобильчик размером со старый добрый автобус «ПАЗ». Водитель, он же экскурсовод, пытается наладить автомобильный «матюгальник», чтобы путевые комментарии были слышны всем. Что интересно, способы «наладки» у него те же, что и у нас в России: периодически он тычет кулаком в усилок и дёргает микрофонный шнур. Если не помогает, стучит микрофоном по сидушке.

«Матюгальник» хрюкает, грюкает, но периодически таки включается, и в эти моменты я улавливаю, что водила пытается представить пассажиров друг другу. Очередь отвечать доходит до Олега. Внимательно ловлю ответы: «Oleg... From Ukraine...», мысленно составляю планчик своего выступления-презентации.

Водила что-то спрашивает и я отточенно произношу: «Хай! Май нейм из Александер…». Пока всё идёт гладко, даже имя прозвучало с эдаким аглицким пронаунсом. Вдохновлённый, я припоминаю классический монолог из курса 5-го класса средней школы: «Ай эм фром Раша. Ай воз бон ин Мэгэдан. Мэгэдан из зе кепитал оф ГУЛАГ...» Как говорится, «Остапа понесло»... Однако, в какой-то момент я почувствовал, как под ложечку ощутимо вошёл острый Олежкин локоток.

Так, сильно и незаметно для посторонних глаз, приговаривая: «Вот тебе седина в бороду! Вот тебе бес в ребро!», Остап бил Кису за воротами аукциона. По отчётливой артикуляции глядящего прямо перед собой Олега я понял, что время моего доклада минут пять уже как истекло, и окружающей публике дальнейшее развитие темы «The GULAG's heritage of the Russia» малоинтересно. Я обиженно заткнулся и молча окунулся в созерцание окружающей действительности.

А в действительности мимо проплывали бесчисленные киностудии с именами мировой известности, чёрного стекла здание телекомпании CNN, мраморные львы у входа в Национальную академию телеискусства и пальмы, пальмы, пальмы... И опять на далёких-далёких холмах, словно напоминание, мелькнула надпись «HOLLYWOOD».

Из-за неисправного «матюгальника» экскурсия завершается несколько раньше намеченного времени, до следующей у нас остаётся десяток-другой минут, и мы пошли от звезды к звезде, чередующимся с интервалом метра полтора. Внимательно смотрим под ноги, изучаем надписи, но большинство имён нам ни о чём не говорит. В какой-то момент отрываем глаза от тротуара и – оп-паньки!.. Вот оно! Ещё в Лас-Вегасе Олег обещал показать мне взаправдашний порношоп (надо же всё-таки разобраться, до какой степени загнивания они дошли?, да вот как-то не случилось. А тут – самый настоящий магазин секс-индустрии! Ну как же пропустить?!).

Заходим, нерешительно топчемся у прилавков. Всех покупателей – только мы, и продавец-латино плотоядно поглядывает, что бы нам такое впарить... Продать, в смысле... Не, ребята, без таких сувениров на родину возвращаться... Пытаюсь объяснить, что и каких параметров меня интересует. На пальцах, определённо, получается лучше, чем на словах, но чёртов латино всё-равно не врубается. Олег смущённо потирает кончик носа и тактично выходит из лавки. Бегу следом, чтобы узнать пару нужных dirty words, уточняю, возвращаюсь, покупаю и получаю «сувениры» в непрозрачном чёрном пакете.

Олег уже торопит – опаздываем на вторую экскурсию. В этот раз «матюгальник» исправен, а вот в качестве транспорта нам выпадает микроавтобус с затемненными окнами. И если в первом – открытом – автомобильчике обзор нам обеспечивался, используя лётную терминологию, по всей верхней полусфере, то здесь окно в мир сузилось до размеров бокового окошка легковушки.

Да и хорошо бы, если бы пространства вокруг были, как в Москве, а на узеньких улочках Голливуда и, тем паче, Беверли-Хиллз угол зрения сводился к минимуму, так что съёмку камерой я почти сразу и прекратил – всё-равно, кроме мелькания листвы за окном поймать что-либо в экранчик видоискателя было невозможно. Конечно, комментарии водителя помогли бы сориентироваться, но в этом безостановочном англоязычном «бла-бла-бла...» для меня толку было мало.

Тем не менее, с подачи Олежки, успеваю узнать, что участки у подножия холмов Беверли-Хиллз стoят от одного до пяти миллионов баксов, а вон там, наверху (видите, это вилла «красотки» Джулии Робертс?!) – до пятнадцати миллионов... Господи, нищета, голь перекатная! Да наши «настоящие пацаны» из России на недвижимость по таким ценам даже внимания не обращают – не их масштаб.

Два часа кружимся по серпантинам. Там, где не мешают заборы и густая растительность, открываются чудесные ландшафтные площадки. Вот тут-то и чувствуется вкус хозяев, их индивидуальность и своеобразие: шикарные лужайки, изумительный подбор тщательнейшей стрижки деревьев и кустарников, оригинальные скульптуры, выставленные прямо на придорожный газон: вон мопсы у ворот сидят, бабулька опавшую листву собирает, детишки мяч гоняют... Но главное – нет выпендрёжа, зaмками владельцы миллионых участков друг друга удивить не пытаются.

С холмов спустились на знаменитую улицу бутиков – Родео-драйв. Какие надписи на вывесках! «Frederic Ferrary», «De Beers», «Dior», «Chanel», «Dolce & Gabbana», «Brioni»... Червячок снобизма вновь шевельнулся в душе.

До вечера ещё далеко – гуляй себе да гуляй. Для большего удобства решаем перепарковать машину поближе к Аллее Звёзд. Ну да, это ж только сказать просто – перепарковать, а найти свободное местечко у тротуара как раз вовсе не просто. Кружимся по близлежащим улочкам – бесполезно. Один виток, другой... И вдруг – получите, есть местечко. Едва протискиваемся к свободному парковочному автомату. Вот где квотеры нужны! Закидываем в монетник никелевые кружочки из расчёта четыре штуки на час, помноженные на три часа предполагаемой прогулки. Олег смотрит на контрольный дисплейчик: м-м-м...

Оказывается, через два часа парковка переходит в бесплатный режим (о, как бывает!), так что на полновесный бакс мы уже полиняли, автомат сдачи не выдаёт. Ну, блин, специалисты, понимаешь, понаехали, два инженера-автолюбителя... Настораживает и другое: рядышком под ритмичный музон из бум-бокса отирают заборчик несколько афроамериканцев неинтеллигентной наружности, а двое белых туристов (что представляется очевидным из обвешивающей их кино-фотооснастки) все манипуляции с оплатой проводят у этих ребят на виду, после чего удаляются явно не на пятиминутный срок. Оно, конечно, пока ещё день, солнышко светит...

Снова перемещаемся от звезды к звезде. По нашим прикидкам, их на Аллее не менее пары тысяч. Попутно уясняю, что на латунном кружке в центре
каждой звёзды имеет место быть пиктограмма, символизирующая одну из каких-либо пяти категорий: кино, театр, телевидение, радиовещание и, наконец, граммзапись. А вот встречается и первое знакомое имя: Кирк Дуглас – помните его Спартака? Чуть далее – Энрико Карузо (его не слышал, о нём – сколько угодно). Потом – Джимми Хендрикс – если покопаться в домашней фонотеке, так наверняка его записи найду. Ещё через квартал – звезда Чарли Чаплина. Здравствуй, Чарли...

Перекусить заходим в малюсенькое – на четыре столика – японское кафе. Единственное украшение интерьера – старинный кассовый аппарат красного дерева. Хозяин обслуживает посетителей самостоятельно. Удивительно, но Олегу он подаёт палочки, а мне – угадав каким-то внутренним чутьём – видавшую виды вилку. Еда – вкусная, цены – умеренные. Как же ему удаётся обеспечивать рентабельность своего предприятия?! Олег что-то заметил на противоположной стороне бульвара.

– А не желаете ли посетить музей Книги Гиннесса?

Конечно же, желаем – это же Книга Гиннесса – не баран чихнул! Пересекаем проезжую часть и почти сразу натыкаемся на «звезду» Мерилин Монро. Привет, милочка, я же говорил в Вашингтоне, что буду без тебя скучать... А неподалёку от Мерилин встречается – кто бы, вы думали? – Feodor Chaliapin! В другой раз я, наверное, постоял бы над обеими звёздами в размышлениях о «загогулинах» судьбы, близко связавших на голливудском тротуаре столь известные и малосовместимые фамилии, но сейчас, извините, спешу.

Про необычности из Книги Гиннесса наслышан давно и изрядно. Поэтому и от музея ожидаю чего-то экстраординарного. Вот чудик: а чего, собственно? Небольшой музейчик в полуподвальном помещении. По стенам тематические стенды, на полу макеты – для пущей наглядности. В общем – и всё... Но уж коль деньги плачены, старательно заглядываем в каждый закуток, пытливо изучаем сравнительные размеры Эйфелевой башни и Эмпайр-Стейт Билдинг, ищем, что бы такое хотя бы сфотографировать на память о посещении. В конце экспозиции понимаем, что лучше всего запечатлеть самих себя, а на будущем фото для привязки к месту снимка сделать бесхитростную надпись: «Мы – в музее Книги Гиннесса, Голливуд, Лос-Анджелес, США». Тут-то нас нежданчик и подстерегал...

Наша с Олежкой экипировка в течение всех пеших прогулок не отличалась разнообразием. Я, на правах старшего, ограничивал собственную ручную кладь одной лишь видеокамерой. Дорожный блокнот, сигареты, лопатник и прочие мелочи привольно располагались в многочисленных карманах «броника». Олежка же, как верный оруженосец Санчо Панса, пёр на себе рюкзачок, в котором помимо всех личных документов и кредиток размещались две бейсболки, дневной запас питьевой воды, «дамочка из GPS» (не оставлять же её одну в машине), многочисленные путеводители и проспекты.

Помимо прочего в рюкзачок до вечера складировались приобретённые в течение дня сувениры. Так что этот галантерейный изыск имел вполне функциональную нагрузку. Шикарную фотокамеру Олежка носил преимущественно в собственных руках (ну да, было бы странно, если бы фотик мы упаковали на дно рюкзака), изредка передоверяя его мне.

И именно в тот момент, когда мы решили произвести единственный снимок в гиннессовском музее, обе камеры каким-то образом случились у меня в руках одновременно. Олег стянул с плеча рюкзачок и, не выпуская из рук его лямки, потянулся за фотоаппаратом... Таким образом, в четырёх руках оказались четыре ремешка.

Помните, что писал В. Конецкий «к вопросу о психологической несовместимости»?

«Я жду: заметит он, что я ремешок привязал, или нет? Похвалит или нет?... Саг-Сагайло не глядя, привычным капитанским движением протягивает руку к пеналу, ухватывает кончик ремешка и выдёргивает бинокль на свет божий. Ремешок, конечно, раскручивается, и бинокль – шмяк об палубу. И так ловко шмякнулся, что один окуляр вообще отскочил куда-то в сторону.

Саг-Сагайло закрыл глаза и медленно отсчитал до десяти в мёртвой тишине, потом вежливо спрашивает...»

У нас с Олежкой в плане психологической совместимости было всё нормально, что, однако, не помешало ремешку фотоаппарата скользнуть между многочисленными пальцами, и фотоаппарат – шмяк об пол. И так ловко шмякнулся, что в стороны только брызги стеклянные полетели.

Олежка закрыл глаза и медленно отсчитал до десяти в мёртвой тишине, потом вежливо говорит:

– Хороший аппарат... Был...

Я, понимая, что ущерб, нансённый ребёнку, оценивается примерно в две штуки баксов, тактично держу паузу и молча пытаюсь определить источник хрустальных брызг. Объектив? Маловероятно, стекла было бы гораздо больше. Более вероятно, что «брызнул» LCD-дисплей. Тоже, конечно, жаль, но ремонт обойдётся всего в тысячу «зелёных». Правда, не известно, остался ли целым механизм?

С тяжёлым душевным трепетом поднимаем аппарат с пола. Беглый взгляд на объектив – цел!!! Олег с большим сомнением жмёт рычаг включения аппарата – камера жужжит и – о, чудо! – в полумраке музея дисплей озаряется голубым светом! Слава тебе, Господи! А разбитое стекло откуда?

Интерес к Гиннессу утерян, проявляется интерес к «Nikon». Экскурсия окончена, выходим на улицу, присматриваемся и выясняем, что осколки образовал разбитый вдребезги нейтральный серый светофильтр. Во всём остальном, не считая ещё трещины на фиксаторе крышки объектива, камера уцелела!!! Проверяем и убеждаемся в том на ближайшей «звезде» – Арни Шварценеггера; снимок попадает в нашу хронографию.

Однако Олег всё ещё сокрушается:

– Беда-то какая! Теперь платить баксов пять за светофильтр и не менее двух «зелёных» за новую крышку объектива...

Угу, узнаю хохла: пара тысяч, о потере которых предполагалось несколько минут назад, померкла. А вот реальный ущерб в семь долларов – тут жаба давит...

В конце концов отрываем взгляды от камеры и тротуара со звездой Арника и выясняем, что на траверзе находится Кодак-Театр. Вообще, до того я слышал только о «Кодаке», и с театром сие благородное название ни коим образом не связывал. Про премию «Оскар» я тоже слышал и даже пару раз наблюдал фрагменты церемоний награждения. Интуитивно конечно догадывался, что вручают премию в Голливуде – это во всяком случае логичнее, чем в Нью-Йорке или Чикаго (а впрочем, почему бы и не там?).

И только здесь и сейчас я узнаю, что «Оскаров» вручают именно в Кодак-театре. Вот, в этом самом, что через дорогу. Червячок снобизма внутри организма вновь поднялся на дыбы.

Опять пересекаем Голливуд-бульвар и углубляемся в псевдо-индо-египетские интерьеры внутреннего дворика строения. Почти сразу натыкаюсь на голливудскую «туфту»: монументально выглядевшие со стороны дворика многометровые неохватные колонны «с изнанки» оказываются пустотелыми муляжами, как впрочем, и сидящие на них слоны. Но «наколку» столь бесхитростно никто не старается замаскировать, что ни малейшего разочарования «туфта» не вызывает. А окружающая безупречная чистота не позволяет плюнуть в «фальшивого» слона.

Шарю запоминающим взглядом по сторонам и вдруг с одной из галлерей я вижу то, что давно выискивал в окружающих пейзажах, – всемирно известную надпись на холмах – «HOLLYWOOD». До неё достаточно далеко – километра три-четыре, но трансфокаторы обеих камер позволяют очевидно засвидетельствовать факт – «Саша и Олег здесь были».... Спускаемся вниз. У входа в Кодак-театр толпится народ, причём явно гуще, чем в тривиальной повседневной ситуации. По скоплению публики и

присутствию телевидения можно догадаться, что кого-то ожидают. Но кого? А чёрт его знает! И всё же – Кодак-театр, однако, не Урюпинский Дом культуры. Раз публика ждёт – уж, наверное, есть основания. Снобизм может праздновать окончательную победу – мы «приобщены».

Не сговариваясь, и даже стыдливо не глядя друг на друга, пробиваемся к тому месту, где, как водится для «оскароносцев», расстелена красная ковровая дорожка. В видоискатель камеры помимо толпы попеременно въезжают то затянутые в чёрное лос-анджелесские полицейские (красавцы-парни!), то торгующая свежесрезанными розами бабуленция: «$2 ech». Пропущенная в слове буковка «а», в отличие от цены, даже мне режет глаз. Однако, старая, с такими ценами на магаданский рынок можно не соваться – за демпинг могут и бока намять; у нас красная цена красной розе – по меньшей мере – восемь баксов за штуку.

Стоим, ждём... Минут через десять подъезжает лимузин типа «Субарбан-Шевролле». Из передней дверцы появляется неуклюжий рыжий пацан лет тринадцати с загипсованной рукой. Пацан топчет звёзды знаменитостей и интенсивно жуёт резинку. К нему незамедлительно бросаются телеведущий, пара мобильных телекамер и звукооператоры с микрофонами на удочках. Становится ясным, что вся бодяга из-за этого рыжего малёнка и организована. Кто такой? Не признаю... Обидно, понимаешь, – все суетятся, а я – не в курсе.

Тем временем из задних дверей «Шевролле» выгружается целая команда: тётка в голубом, девица лет тридцати в синем, мужик в полосатом пиджаке, ещё одна девица – в чёрном, «шестёрка» мужеского полу с двухлетним ребёнком на руках... Седовласый ведущий суёт эскимо микрофона то одному, то другому. Ё-моё! WHO IS WHO?!

В небе кружит вертолёт, подъезжает колоритный чернокожий полицейский на мотоцикле, ажиотаж нарастает... WHO IS WHO?! Ё-моё!

В возникшей суматохе даже не сразу замечаю подкативший сюда же огромный автобус, из которого высаживается даже не делегация, а форменный десант: дамы – в брюликах и декольте, мужики – в штиблетах и при галстуках. У первого на груди болтается бейдж: «Chuck Della Sala, Monterey, CA. MAYOR». Ага, понятно, майор Чук, Советская Армия, значит. Стало быть, ждите, господа, полковника Гека. Не дождались, однако... Всё майоры да майоры – с майоршами, правда, знамо дело.

В общем, выяснилось наконец-то, что «mayor» – вовсе и не майор даже, а обыкновенный мэр, которых теперь и у нас в Россиянии – хоть пруд пруди. А в «Кодаке» все они собрались по случаю как раз Всеамериканской конференции мэров (эко событие!). И хотя расчитывали мы, что на кучу мэров прибудет хоть один губернатор (разумеется, штата Калифорния, и, разумеется, Джон Мэтрикс и Терминатор – в одном лице), но не состоялось как-то... Пришлось вместо снимка с губернатором довольствоваться сделанной получасом ранее фотографией на фоне звезды с гордой надписью «Arnold Schwarzenegger».

Светлое время суток заканчивалось. В жуткой спешке проскочили мы мимо звезд семейных любимцев – Брюса Виллиса и Мишки Джексона. У последней пацан в шляпе и чёрных очках неспешно выделывал вялые па под музычку из бум-бокса – зарабатывал бабло на пропитание. Качество пародии не вдохновляло, и мы без остановок проследовали к самому началу Аллеи, где вблизи «четырёх серебряных леди» поклонились звезде, уложенной в память семи голливудских полицейских, погибших в разное время при исполнении служебных обязанностей. Ну а рядом (червячок снобизма вновь ожил) сфотографировались у звезды Элвиса Пресли.

Смеркалось...

В целом, прогулка по Голливуду была завершена, насколько позволял режим «галопом по америкам»; местные достопримечательности осмотрены, ноги налились привычной уже свинцовой тяжестью и хотелось как можно скорее оказаться на мягких подушках рентованного «Доджа-Стратуса», оставленного нами где-то на другом конце бульвара. Потопали назад.

Мэрское мероприятие в Кодак-театре, судя по всему, ещё не закончилось, о чём на фоне вечереющего неба недвусмысленно напомнили два чёрных силуэта с биноклями в руках на крыше здания. Без труда можно было догадаться, что у их ног лежали добротные снайперские винтовки с приличной скорострельностью и неплохой убойной силой. Поэтому, когда Олежка прицелился в силуэты объективом фотоаппарата, я не стал ждать, пока прицеливание произведёт противоположная сторона, и потянул ребёнка в сторону. Но зуд фототворчества овладел сыном с жуткой силой.

На ближайшем к Кодаку перекрестке, где количество полицейских на душу голливудского населения приближалось к максимуму, Олег упал за бетонной тумбой на одно колено и опять приник глазом к видоискателю: крышу какой-то ресторации напротив украшал динозавр, удерживающий в зубах здоровенные часы с обратным ходом стрелок (чтобы представить такие часы, посмотрите на свой будильник через зеркало). Меня же в данный момент ящер занимал меньше всего: в тот же миг в Олега вперились не менее десятка пар бдительных глаз, и мне уже почудилось, как симпатичная негритяночка-полисвумен расстёгивает кобуру кольта немаленького калибра на своём крутом бедре...

Слышь, Бальтерманц [Дмитрий Бальтерманц (1912-1990) – мастер документальной фотографии, фотокорреспондент, начальник фотоотдела журнала «Огонёк»] ты мой ненаглядный, хорош, наверное, судьбу испытывать! Пока нас мордами о капот не ткнули, пойдём-ка своё авто разыскивать.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается... Днём мне показалось, что машинку мы оставили где-то здесь, неподалёку. Мы неспешно шли по тротуару и с ленцой скользили взглядами по припаркованным вдоль всего бульвара автомобилям. Квартал проходим, другой... Да нет, чо-то мы далеко забираться начинаем! Но и проскочить мимо нашего «Стратуса», вроде бы, не могли. Ленца как-то сама по себе проходит, глаз набирает остроту и начинает обшаривать не только контуры машин, но и их номера, словно именно это и предопределяет успех поисков.

Ещё квартал за спиной, а «Стратуса» нет, как и не было. Да нет, ну не к чёрту же на куличики мы загребли в свой дневной прогулке!

Молчание угнетает, а поделиться с Олежкой своими опасениями я не решаюсь, видя, что и он, кажется, уже разделяет мои сомнения.

Ещё пара десятков машин осмотрена от рифлённой резины до глянцевых крыш. Я начинаю разбираться в рисунках протекторов и оттенках автомобильных эмалей. А «Стратуса» между тем всё нет. Так я и знал, не следовало столь демонстративно покидать авто на глазах местной «золотой» молодёжи. За время нашего с Олежкой отсутствия «Стратус» можно было бы не только угнать или увезти при помощи эвакуатора, а просто оттолкать на руках почти до самого Сан-Франциско, где разобрать подчистую до последнего болтика...

Олежка притормаживает, подчёркнуто равнодушно ковыряет носком асфальт и, глядя под ноги, как можно спокойнее говорит:

– Кажись, проскочили... Может, вернёмся?

Угу, щаз... Пару километров мы уже протопали. Ну хорошо, вернёмся назад (это ещё плюс два кэмэ), благо – если найдём, а если – нет? Обернуться в данную точку – ещё два кэмэ плюс: итого – шесть. Скорость пехоты на марше – 4,5 км/час, а мы не маршируем, мы машину разыскиваем: потенциально – два часа убитого впустую времени, не считая убитых наповал ног. С другой стороны, если продвигаться вперёд, оставив «Стратуса» за спиной, так и до Лас-Вегаса можно пёхом добраться. Правда, что там тогда на рентовке отдавать? Стоптанные кроссовки?

Я ощутил на себе все прелести положения Буриданова осла. Так тот хоть между двумя вязанками сена сдох, а мы, похоже, дуба врежем так и не найдя рентованного автомобильчика... Плюнул бы с досады на палубу, но плевать нельзя – не принято! Да и слюна поиссохла в безрезультатных поисках.

Но ведь в чём сила хохла? В тупом прямолинейном упрямстве! Понимая логику Олежкиного предложения и всю нелогичность собственного поведения, говорю фальшиво-бодрым голоском, внимательно разглядывая фонарь на противоположной стороне улицы:

– Да чо там – возвращаться?! ПРОГУЛЯЕМСЯ ещё немножко...

«Прогулка» растягивается на два очередных квартала. В конце концов, догадываясь, что с таким же успехом можно будет поискать «Стратуса» на проспекте Ленина в Магадане по возвращении из отпуска (после, разумеется, принудработ в золотых копях штата Калифорния для возвращения долга за исчезнувший автомобиль), ломаю своё национальное самосознание и готовлюсь разворачиваться в обратном направлении.

Но тут моё внимание привлекла реклама на заборе! Вот мы всё ругаем рекламщиков – надоели, мол, ни вздоху от вас, ни продыху! Осточертели, дескать гламурные девицы, со всех сторон призывающие отовариться то прокладками с «крылышками», то антиклимактерическими средствами, а лучше всего – и тем, и другим одновременно. А где бы был я сейчас, если бы не рекламщики? Что бы делал? Шахта, кирка, лом, лопата-грабарка, опротивевшие апельсины – на завтрак и бананы – на ужин......

С рекламы на меня смотрела гламурнейшая из всех гламурных девица. И вот ведь особенность мужской психологии – ругался, чертыхался, плевался на рекламу со всеми вместе, а тётку на заборе где-то в подсознании таки отметил. В нужный момент подсознание подвсплыло, и я заорал, словно потерпевший, тыкая пальцем в изображение и распугивая припозднившихся редких прохожих-голливуддян:

– Помню! Помню!! Мы мимо этой тётки сегодня проходили!!!

Можно подумать, что этот рекламный баннер был уникален и не мог повториться ещё в десятке мест на Голливуд-бульваре! Но таково уж было желание поверить в почти невозможное счастье. Однако, буквально через пяток метров восторг мой исчез почти с той же стремительностью, что и появился: на ответной части баннера, выполненный в аналогичной манере, с забора жизнерадостно скалился мужик. В моём подсознании этот мужик не всплывал...

Сокрушённо я прошептал почти на пороге слышимости:

–... а мужика-то не припоминаю...

На что тотчас радостно откликнулся Олег:

– Да Бог с ним, с мужиком, вон наша машина стоит!

Ищите и возрящете! Точнёхонько напротив баннеров у парковочного автомата терпеливо дожидался нас рентованный «Стратус» – целый и невредимый. Это ж сколько мы от него днём отмахали! – незаметненько так, по звёздочкам, от одной к другой...

Разместившись в салоне, поделились друг с другом несбывшимися предчувствиями и несостоявшимися опасениями. Я рассказал, как прикидывал наши материальные возможности на предмет компенсации рентовщикам за утерянный автомобиль. Олег похихикал – страховка авто входила в стоимость ренты. С другой стороны, в случае угона Олегу предстояло бы давать нудные и подробные показания в полиции.

Тогда бы пришлось перечислять все вещички, находящиеся в машине на момент угона, и, как следствие, объяснять, зачем двум путешествующим мужикам понадобились предметы, так сказать, эротической направленности, давеча прикупленные мною в местном секс-шопе... Смешно? Да не до смеха. Ребята в участке могли бы истолковать всё и по-своему.

Но всё хорошо, что хорошо кончается. Учитывая, что два стресса (авто и фотоаппарат) для одного дня несколько многовато, по пути в гостиницу заехали в «ликёрник» и соответствующим образом отоварились, в результате чего спали ночью крепко, а утром поднялись минут на двенадцать позже обычного.

Удивительно, но утро 24 июня в Лос-Анджелесе более походило на начало рабочего дня в Магадане – с океана натянуло облаков, и солнышка вовсе не было видно. Для меня – самое то: тепло, а не жарко, влажно, но не душно.

Дабы не повторить вчерашний реприманд с японской кафюшечкой, спустился вниз вместе с Олежкой. И хотя находились мы в районе «Маленького Токио», за углом, как нельзя более кстати обнаружился «Старбакс» со стоявшими на улице столиками. Взяли по сэндвичу, здоровому стакану кофе и расположились под сложенным по случаю плотной облачности зонтом. С кайфом, не скрываясь, курю – мы не в помещении, а народу помимо нас – раз и обчёлся, дым никого не беспокоит (я уже научился ориентироваться по розе ветров, чтобы не раздражать Олежку).

Из-за ближайших кустов появляется фигура бичёвской – по американским меркам – наружности и направляется, определённо, в нашу сторону. Ясно дело, по утрам буксы могут гореть синим пламенем и в этом климате. Олег предусмотрительно перекладывает пакет с провиантом и фотоаппаратом на дальнюю от бича сторону стола, и это обстоятельство не укрывается от взгляда приближающейся фигуры. Фигура подходит, оценивает иерархию находящихся за столом и, признав старшего, обращается ко мне с взволнованной речью, в которой так и слышится: «Мосье, же не манж па сис жюр. Гебен зи мир битте этвас сентс ауф дем штюк брод...»

Я бы не удивился, если бы далее последовало продолжение: «Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы». Перевод Олега более точен: бича обидело наше недоверие, выразившееся в перемещении по столу ценных вещей и документов. Не думают ли досточтимые сэры, что он способен скатиться до вульгарной уголовщины?! Думают, ещё как думают! Но как бы это объяснить досточтимому бичу, не обидев его при том? Хех! Элементарно, Ватсон, по-русски...

И стараясь не нарушать фонетику и морфологию, я отвечаю бичу на чистом русском языке в том смысле, что прибыв из Магадана, Колыма, ГУЛАГ, Россия, сам был бы не против перехватить пару-другую баксов у чёртовых янки, а вот эта самая булка с кресс-салатом куплена на последние, заработанные тяжёлым физическим трудом в невыносимых условиях Магадана, Колымы, ГУЛАГа, России, центы, а потому делиться с кем бы то ни было хоть баксами, хоть упомянутым сэндвичем я в принципе не готов. Да здравствует российско-американская дружба! Смерть немецким оккупантам! Честь имею кланяться!

Самое удивительное, что бич внимательно прислушивается ко всей этой белиберде, а потом вновь что-то излагает Олегу по-английски. Олег переводит: мужика интересует, не словяне ли мы? Получив утвердительный ответ, бич сокрушённо качает головой, говорит, что сам он – грек, а стало быть, тоже почти словянин. А поскольку братья-словяне всегда должны помогать друг другу... Короче: мосье, же не манж па сис жюр...

К счастью, кофе допит, сэндвичи слопаны, мы поднимаемся, а грек, чутко уловив по отношению к нам беспочвенность своих притязаний, перемещается к соседнему столику.

Прежде чем снова погрузиться в нутро «Стратуса», совершаем небольшой моцион вокруг отеля. Улочка, на которую мы выходим из «Старбакса», носит имя астронавта Эллисона Онизуки (Ellison Shoji Onizuka). Хм-м... Джона Гленна – знаю, Нейла Армстронга – тоже, Онизуку... не припоминаю. Пробел в самообразовании.

Всё проясняется, когда мы подходим к масштабной копии стоящего на стартовом столе Шаттла. Здесь же – мемориальная доска: Онизука – один из семерых астронавтов, погибших при старте «Челленджера» в 1986 году.

Олег предлагает составить план сегодняшнего дня: к вечеру нам надо вернуться в Лас-Вегас, а это часа 4-5 дороги. Мне бы хотелось, конечно, побывать на пляже – ведь купленные на Брайтон-Бич плавки так и лежат ненадёванными. А тут: и Малибу, и Санта-Моника, и Лонг-Бич... Но отсутствие солнца делает пляжную перспективу малопривлекательной. Впрочем, может к обеду поближе...

А пока Олег предлагает посетить ещё одну достопримечательность – турбоход «Queen Mary» – крупнейшее из сохранившихся судов этого класса. И стоит оно, между прочим, как раз в Лонг-Бич – глядишь, и на пляжик где-нибудь там заскочим. [Лонг Бич (англ. – Long Beach) – дословно, Длинный Пляж. На деле же – крупнейший портовый город-спутник Лос-Анджелеса].

Поехали. Я конечно представлял, что судно стоит не где-нибудь на пляжной отмели, а в порту, но я очень слабо представлял (точнее – не представлял вовсе) масштабы этого порта. Казалось бы, меня, выросшего и прожившего всю жизнь в портовом городе, подобным сооружением не удивишь, но, Господи!, сравнивать морпорт Магадана с портом Лонг-Бич (даже без учёта прилегающего к нему лос-анджелесского порта) – то же самое, что пытаться сравнить аэроплан братьев Райт с суперлайнером А380.

Искать в этом порту конкретное судно, даже такого размера, как «Queen Mary» – задача не из простых. Для начала нужно было бы попасть на нужный пирс «Н» (пирсы поименованы латинскими буквами – от «А» до «Т»). При этом надо понимать, что слово «pier» – «пирс» означает здесь вовсе не причальную стенку на одно-два судна, а целый район порта площадью в десятки и даже сотни гектаров. Но! У нас же была «железная леди» GPS и стоило только указать ей адрес (!) судна, как она уверенно поволокла нас по хитросплетению дорог и улиц. (Кстати говоря, именно в районе порта повстречали мы дорожную развязку в пяти (!) уровнях – просто «башню» сносит при виде таких сооружений).

Вела нас «леди», вела – и привела... Оказывается, даже в Америке GPS не может всё предусмотреть – ремонт, дорога перекопана, ищите объезд. Правда, с указателями – всё нормально, есть указатели. Забили «тётке» кляп в рот, чтобы не возмущалась НАШИМ выбором, и поехали. Ехали, ехали – и приехали... Снова ремонт, дорога перекопана, ищите объезд. Но на этот раз указатели уже не были столь предупредительны – от места раскопа вывели, а дальше уж, друзья, сами как-нибудь...

А по сторонам – портальные краны, штабеля контейнеров, траки суетятся, да ещё натуральные «трамвайные поезда» ходят – по три вагона-спарки – тут уж не зевай! Ехали, ехали – и приехали: дорога закончилась, упёршись торцом в какую-то контору... М-да... Видать, не судьба нам с «Мэри» повстречаться. Пришлось у «тётки» кляп выдёргивать – выводи, милая, хоть куда, но выводи – не весь же день по чёртовому порту скитаться. Не ровен час, опять в какую-нибудь неприятность вляпаемся (ездют тут всякие!).

«Тётка» обиженно всхлипнула, но бразды правления таки переняла и через десяток минут вывела нас к цивилизации: административный центр, набережная, а у причалов на океанской воде... (чуть было не написал «покачивались». Кой там – «покачивались», штиль полнейший, водичка, как в блюдечке)... стояли «припаркованными» сотни яхт самых разных размеров и «фасонов».

Ну, здравствуй, Тихий океан, здравствуй, мой родной! И запах морского раздолья – такой знакомый, не чета Атлантической «лужице». Интересно, если «бычок» в воду зафигасить, имеет ли он шансы до Магадана доплыть?

Под берегом в мелкой волне ныряли привычные мне бакланы. Распугивая чаек мимо проскользнул красавец-катерок под двумя флагами: государственным – США и псевдо-пиратским – для прикола, как я понимаю (а если «прикола для» пальнуть по бутафорскому «пиратскому» катерку вполне не бутафорской картечью?). С пирса – обычного, в нашем, магаданском понимании – несколько рыбачков пытылись удить рыбу. Во, чудаки! – на мой профессиональный взгляд поймать в самой сердцевине порта что-либо кроме использованного резинотехнического изделия попросту невозможно. Но рыбачки старательно резали наживку и хлестали лесами зеркальную гладь залива.

Ещё со стоянки яхт сквозь лес мачт мы видели три красно-чёрных трубы, принадлежавшие какой-то серьёзной океанской посудине. Каково же было наше удивление, когда, оторвав взгляд от тихоокеанских вод, на противоположной стороне залива, метрах в шестистах обнаружилась цель нашей поездки – вставший на вечную стоянку огромный теплоход «Queen Mary».

Чуть левее чалился суперлайнер не менее впечатляющих размеров – 12-палубный «Carnival Pride» под панамским флагом. И хотя возраст судов различался лет, примерно, на семьдесят, что неизбежно отразилось на различиях их архитектур, прочие технические параметры обоих «корабликов» были вполне соизмеримы: водоизмещение порядка 80000 тонн, длина – около 300 метров, каждый расчитан на две с чем-то тысячи пассажиров.

Я максимально «подтянул» поближе суда трансфокатором видеокамеры, провёл объективом слева направо и – три тысячи чертей! – чуть не выронил камеру из рук: готов побожиться, что из-за носа «Queen Mary» выглянул красный гюйс ВМФ СССР! Мистика? Но после этого удержать нас в движении к крайней юго-восточной точке нашего «Великого Американского похода» не мог уже никто.

Краешком-краешком Олежка провёл машину по хитросплетению портовых проездов, и через десяток минут запарковались чуть ли не под самым бортом «Королевы». Нависающие над причалом 55 метров стали впечатляли, но было что-то уничижительное для океанской красавицы в том, что с берега в её борт фундаментально вонзались десятки труб различного диаметра и назначения, и не трап уже, а целое примыкающее здание венчала надпись «HOTEL Queen Mary». Увы, ничего личного, только бизнес! Впрочем, у Стивенсона, кажется, попадалась мне гостиница с названием «Король Георг», да и освоенный нами отель «Святой Григорий» в Вашингтоне – не многим лучше.

Разбалованные доступностью лас-вегасских отелей, мы и здесь не преминули подняться на борт и не ошиблись – дюжие пацаны с бейджами «Security» не бросались нам наперерез и толстые тётки в кружевных воротничках не выскаивали из-за стоек с криками: «Кто такие? В какой номер? Посетителям – до двадцати трёх!»

Бесконечные коридоры «Королевы» с глухими дверями кают по обеим сторонам особого интереса не представляли. Единственно, я попытался спроецировать их на аналогичные закоулки «Титаника» в тот момент, когда на нём, уходящем под воду, погас свет – и мурашки пробежали по коже. Действительно, жутковато. Но Олег уверенно вёл вперёд, будто ежедневно разгуливал по палубам и коридорам лайнера, и таки вывел – точно к кают-компании, превращённой нынче в гостиничный буфет.

Недешёвый, надо сказать, буфет – вход обошёлся нам что-то баксов в тридцать-сорок с носа. Но, надо сказать, он того стоил. Широченный, от борта до борта зал, отделанный красным деревом, с очень высоким потолком. На центральной торцевой стене – многометровый гобелен. Посередине зала в окружении сияющих буфетных стоек – пьедестал с арфой и, соответственно, арфисткой. Негромкая, словно создаваемая хрустальными подвесками, музыка служит прозрачным звуковым фоном застолья. Мягкие полукресла. Ну и кухня – вне замечаний. Официанты кружат по залу и разливают шампанское в фужеры настоящего хрусталя.

Я, конечно, понимаю, что буфет гостиницы – это не VIP-зал отеля «Ritz» – здесь нет помпезной роскоши, да и публика попроще – в шортах и гавайских расписных рубахах. Но всё же как это отличается от близких (и не очень) моему сердцу российских пригостиничных и прочих кабаков, где за гораздо бoльшие деньги получаешь по полной мере разухабистой музычки из «кинаповских» колонок, подкисшего со вчерашнего вечера «Столичного» салата в посеревших от времени тарелках с надписью «Общепит» и изумительно-утончённого хамства официанток на фоне несвежих скатертей неопределённого цвета.

[Кстати, тому кто думает, что я всё время сгущаю краски, рекомендую сходить на интернет-страничку http://reports.travel.ru/letters/68414.html?cc=us, где ещё в октябре 2004 года некая Наталия Ефимова выложила свои впечатления от посещения Лос-Анджелеса и Лас-Вегаса. В частности, она пишет: "В ходе прогулки по Hollywood Boulevard или Голливудскому Бульвару - бывшему месту работы ге-роини Джулии Робертс из фильма "Красотка" - нас одолел аппетит. Мы решили пообедать здесь же, не от-ходя от дорожки, вымощенной звездами "Битлз", Элвиса Пресли, Хулио Иглесиаса и других знаменитостей, очевидно имеющих непосредственное отношение к кино.

Зашли в первое попавшееся кафе, и из местного магнитофона донеслось родное: "Жил-был на свете Антон Городецкий…" Вот это, пожалуй, и был долго-жданный культурный шок - приехать в Голливуд, чтобы послушать песню "Ночной Дозор", в мои планы никак не входило. Тем не менее, мы остались поесть (оказалось, что это русское кафе - кто бы мог поду-мать), подружились с русской официанткой и сделали заказ по меню, где, что характерно, не было и намека на русскую кухню.

Весь отечественный колорит заведения заключался в том, что барную стойку опутывала мигающая гирлянда (вспоминаю себя в забегаловках на родных курортах а-ля Судак-Геленджик), магнито-фон орал современный репертуар московских радиостанций, а в кафе разрешалось курить. Последний во-прос заслуживает особого внимания, ведь Калифорния - некурящий штат, где запрещено курение во всех без исключения общественных местах.

Что делают наши: посетителя, желающего покурить, сажают за сто-лик у раздвижной ширмы, ведущей на улицу. Ширму открывают, а столик выдвигают таким образом, чтобы часть его оказалась за пределами кафе. Получается, что товарищ сидит вроде, как и не в общественном мес-те, а на улице, так что он смело зажигает сигарету и обкуривает всех остальных посетителей, обалдевающих от такой наглости. Но поели мы, надо сказать, весьма сносно..."]

Олежка сходил за вторым дессертом, дожевал клубничку размером с кулак, промакнул губы накрахмаленной салфеткой и заметно повеселел. Экскурсия продолжалась.

Мы сошли на берег по трапу № 2, и я понял, что мистике в нашей жизни места нет: под бортом американского лайнера «Queen Mary», чуть опережая его корпус, покоилась на воде советская дизельная подлодка 641-го проекта (или класса Foxtrot – по классификации НАТО, именуемая американцами «Russian Scorpion»). И не просто покоилась, а стояла в надлежащем состоянии под гюйсом и военно-морским флагом Советского Союза.

И, как в Вашингтонском музее авиации и космонавтики, меня снова охватило двойственное чувство: НАША лодка – ИХ собственность. Пленница? Но пленникам не позволяют гарцевать под родными флагами. И вот ведь: у них лодка не расплющена в металлолом, не порезана «на иголки», а превращена в музей. Разве одно это не стоит чувства благодарности к американцам? Ведь, скажем, в Санкт-Петербургском (подчёркиваю – не Ленинградском!) Музее подводных сил России сегодня нашлось место только для рубки подлодки этого типа. Что, причальная стенка на Балтике коротковата?

Позже я покопался в источниках и выяснил, что подводных лодок этого класса было построено, начиная с 1958 года, 75 единиц. Из них 3 вошли в состав Кубинских ВМС, 5 – Ливийских, 8 – Индийских. Часть лодок с Балтийского флота перебазировали на Тихий океан, во Владивосток. Именно оттуда в 1995 году (чёрное, нечистое, проклятое для страны время) лодка с бортовым номером Б-427 была продана группе австралийских бизнесменов и переведена в порт Сиднея.

Опять же: ничего личного, бизнес, твою дивизию! – как любил приговаривать знакомый штурман-подводник каплей Маис Адильметов. А австралийцы лодку почистили, подремонтировали, довели, так сказать, до товарного вида и, спустя три года, продали американцам. Плавучим доком славный боевой корабль доставили в Лос-Анджелес и разместили под боком «Queen Mary», сохранив, между прочим, всю аттрибутику ВМФ СССР (ну разве что «присобачили» ещё на рубку свою маркетинговую «фишку» – самопальный логотип «RUSSIAИ SCOЯPIOИ»).

Ну и кто в этой истории выглядит наиболее неприглядно: американцы? австралийцы? или таки наши, «россиянские» отцы-командиры?

И всё же под наконец-то выглянувшим полуденным солнышком алый флаг с пятиконечной звездой на фоне лос-анджелесских небоскрёбов показался мне в чём-то особо символичным!

Мы не стали спускаться в недра корабля – не настолько у нас с Олежкой моряцкие души. А вот в сувенирную лавку ОКОЛО зашли. Как я понял, посетив несколько американских музеев разного назначения и масштабов (включая столичный Аэрокосмический), государство в их содержании не участвует вообще, либо участвует весьма ограниченно – все (либо основные) средства поступают от спонсоров и от собственных заработков. Поэтому наличие сувенирных магазинчиков, лавок или хотя бы лотков ОКОЛО – принепременное условие существования любого из них.

На площади около полусотни квадратных метров продавалась самая разная советская и псевдосоветская символика. У входа в стеклянной витрине красовались китель и фурага контр-адмирала. Правда, орденские планки под Золотой Звездой Героя и орденом Ленина размещались, мягко говоря, в неуставном порядке, а на правом борту, чуть выше орденов Отечественной войны II степени и Красной Звезды, золотого значка командира подводной лодки и значка «За дальний поход» прилепился не вполне адмиральский значок «Отличник Советской Армии»... Но для неискушённого покупателя и это вполне годилось!

Под нетолстым стеклом витрины кучкой лежали Золотые Звёзды на красных муаровых колодках, а рядом с ними – сверкающий брильянтами Орден «Победа». Цены – божеские: 25 баксов – за Звезду, 50 – за орден... М-м... Явной бутафорией попахивает. Так и оказалось. Но учуяв в нас настоящих знатоков, да ещё общающихся на русском языке, продавец предложил на продажу и настоящие ордена: Красной Звезды, Отечественной войны и Александра Невского – но уже по 75 долларов за штуку (около 2-х тысяч рублей по курсу) и был явно разочарован, когда мы отказались от такого великолепного предложения.

Что это? Цинизм? Кощунство? Наверное... Но не в большей степени, как если бы в магаданском «Восходе» выставили на продажу «Пурпурное сердце» или Медаль Почёта. [Кстати говоря, Медаль Почёта - единственная награда США, частная перепродажа или производство копий которой запрещены американским федеральным законом]. ЧУЖАЯ, ИНОЗЕМНАЯ награда – не более, чем предмет купли-продажи и коллекционирования; за ней пролитая кровь не чувствуется. Другой вопрос – кто и как эти награды продал здесь, в России? Разумеется, речь идёт не о стариках-ветеранах, вынужденных продавать реликвии, чтобы оплатить квартирку-халупу и купить кусок хлеба...

Но кое-что мы всё-таки прикупили. Всего за $19,95 я приобрёл набор советских дензнаков образца 1961 года: наш родной «деревянный» рубль, зелёный трюндель, синенький пятерик, красный червонец и лиловый четвертак. За исключением чуть потемневшей «пятёрки», все остальные купюры оказались абсолютно «не юзанными», словно только что вышедшими с печатных станков фабрики Гознака. К кляссеру прилагался и сертификат подлинности. Ну где бы ещё я смог бы сегодня купить настоящие советские деньги, кроме как не в Лос-Анджелесе?!

На вертящихся стойках наше внимание привлекли открытки – размером чуть побольше обычных, почтовых. А на них – репродукции известных плакатов советских времён. И хотя цена каждой из них – $1,95 – маленькой не казалась, купили мы их с Олежкой – каждый по десятку. Я углубился в «сталинскую» тему: «Великий Сталин – светоч коммунизма!», «Любимый Сталин – счастье народное!», «Слава великому Сталину – зодчему коммунизма!», «О каждом из нас заботится Сталин в Кремле».

Увы, мои с сыном оценки Сталина оказались диаметрально противоположными. Поэтому Олег ударился в «бытовуху»: «Долой кухонное рабство! Даёшь новый быт», «Смерть мухам!», «Следите за чистотой в чуме!», «Причина венерических заболеваний – преступное легкомыслие!». Последний лозунг заставлял задуматься...

– Ну что? – спросил сын, выходя из лавки. – Поехали назад?

Назад?? Это куда? В Нэшуа? Москву? Магадан? Да вон он – Магадан – прямо за океаном, только поднимись на цыпочки – и увидишь знакомые сопки полуострова Кони... Но из-за исконного славянского максимализма – из двух зол всегда выбирать большее – мне предстояло на обратном пути пересечь северо-американский континент, Атлантическую «лужу», пролететь над всей Европой, а затем и над Азией, чтобы понять в конце концов, что «назад» – это всего лишь зеркальное отображение «вперёд».

ГЛАВА XII. ЛАС-ВЕГАС (Часть 2)

«Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет выбирать дорогу». (С) О. Генри, писатель

Bye-bye, Pacific! Будь здоров, до встречи в Магадане! С трудом заставляю себя отводить глаза от зовущих в сторону указателей: Malibu», «Santa Monica»... Постепенно, по мере удаления от величайшего на земле водоёма, пришло смирение с тем, что купленные на Брайтон-Бич почти три недели назад плавки, скорее всего, будут использованы не по прямому назначению лишь на ЮБК, то есть – на Южном Берегу Колымы, до которого, вообще говоря, ещё и добраться надо.

А дорог-то – вона скоко... «Железная тётка» уверенно выводила нас по хитросплетению эстакад, путепроводов, развязок, количество коих – просто невообразимо! Олег сосредоточенно крутил баранку, а я мысленно философировал на тему, подсказанную бесподобным Уильямом Сидни Портером по прозвищу О. Генри, – «дороги, которые мы выбираем». Вот и Олежка, похоже, выбрал свою, единственную. Прав он или не прав – но это его выбор, и тут бы батяньке давно уж смириться бы надо, а сердце отчего-то саднит.

Катила вторая половина дня воскресенья; катила, возвращаясь с отдыха к местам постоянного обитания, добрая часть населения Американского континента: в попутных полосах невадцы (невадчане –?) погромыхивали здоровенными кемперами, переполненными запахами океана; навстречу из Лас-Вегаса легко трусили калифорнийцы с угасающим запахом давешних денег в облегчённых бумажниках. Удивительное зрелище являли собой эти бесконечные, несущиеся встречными параллельными курсами, колонны: словно два стада бизонов всё пытались да никак не могли разминуться в прерии.

Припекало... Единственную «зелёную стояночку» сделали в городке Йермо, миль за восемьдесят до запомнившегося «бешенным греком» Бейкера. Открыл дверцу машины и словно оказался в хорошо прогретой сауне – Олег где-то подсмотрел температуру: 44 старых, добрых Цельсия. Даже интересно стало: долго ли смогу продержаться при этих градусах. Хватило, правда, ума – в тенёк убраться. Впрочем, на открытом месте и так не выстоишь – ветруган дует, что у нас на Колыме.

А вместо снега песок из пустыни несёт – за десять минут так морду отпескоструит – жена родная не узнает. Вот и жмётся народ под стенки, а стенок всего – раз, два – и обчёлся: заправка да магазинчик. И на обеих (стенках) одинаковая надпись: «Restrooms are for customers only» (на заправке – фундаментальная, в магазинчике, на двери – на коленке писанная). А народу – надо... И вот ведь удивительное дело – ещё лет двадцать назад братан на это внимание в отечественных конторах обратил: почему «посадочных» мест, что в женских, что в мужских клозетах – одинаковое количество?

Таки и здесь, на заправке в Йермо, та же картина: у «джентльменского» отсека – ни души, а у «мадамского» – тётки стайкой жмутся, очередь образовывают. Пока в конце концов наиболее нетерпеливая под бдительным приглядом супруга не скрылась за соседней дверкой. Контрабандой, так сказать... Вот вам и Штаты с их хвалённой дисциплиной! То-то же, когда прижмёт, так и не на такие ещё законы положишь!

В прохладе кондишена покатили дальше. В Бейкере уже не останавливались – спешили, поскольку на вечер заранее была составлена определённая «культурная» программа. Отметили только, что на самой вершине гигантского термометра около «Mad Greek» светились цифирки: «110»...

Невада обнаружила себя абсолютно неожиданно: середь пустыни у дороги, как мираж, возникли группы строений: город – не город, посёлок – не посёлок, поменьше нашей колымской Палатки будет. Однако, зданьице слева – этажей в шестнадцать росту – и здоровенная вывеска у шоссе: «Whiskey Pete's. Casino & Hotel» – сомнения не оставляли: Лас-Вегас где-то неподалёку. Справа проносится реклама «Primm Valley. Casino Resorts» и только затем малоприметный плакатик: «Welcome to Nevada» – местечко Примм, граница Калифорнии и Невады, до Вегаса остаётся всего-то 40 миль.

В «город развлечений» въехали под предвечерним солнцем и без задержек проследовали в его северную часть – к отелю «Стратосфера». Столь необычным названием гостиница обязана 360-метровой башне, на вершине которой помимо смотровой площадки и вращающегося ресторана имеются несколько суперэкстремальных аттракционов (кому не слабo покататься на «гигантских шагах» над бездной? или испытать ощущение невесомости в «падающем» лифте?).

Сынишка, естественно, не преминул предложить папику забраться на «башенку», но заметив проступившую вдруг сквозь свежий загар смертельную бледность, настаивать всё же не стал и ограничился по высоте номером на 16-м этаже, где папик на всякий случай первым делом задёрнул глухие шторы на окнах.

Засиживаться в номере не стали: до отлёта оставалось чуть больше суток, а посмотреть хотелось ещё на многое. Зашли в казино «Sahara» – не впечатлило... Ещё бы! Нам было уже с чем сравнивать! Но у Олега имелся таки «рояль в кустах», и он повёз меня в «Treasure Island» – знакомый уже «Остров Сокровищ» – на представление так называемого «Cirque du Soleil» [Канадский "Цирк Солнца" (Cirque du Soleil) на сегодня - самая мощная в мире цирковая корпорация. География её деятельности простирается на пять континентов.

Cirque du Soleil - самая могущественная в мире империя развлечений, ориентированная на цирк! - http://www.daily-press.ru/archives/314 ] – «ZUMANITY» [Словари перевода этого загадочного термина не представляют, но как объясняет всеведущая "Википедия", "Zumanity" образовано игрой слов "zoo" и "humanity", что рефлективно воспринимается как "the human zoo", т. е. "человеческий зоопарк"]. Между прочим, входной билет в этот «зоопарк» стоил $86.90 – мягко говоря, не дёшево.

Ну, не знаю... Действо, представленное нам, мало соответствовало моему представлению о цирке, сохранившемуся с детских времён от Цирка на Цветном бульваре. Канадцы же поставили многоплановое шоу, в канву которого были вплетены действительно неплохие цирковые номера. Но

остальное... Я – отнюдь, не ханжа, и известие о том, что «ZUMANITY» – это первый «адюльт-ориентированный» проект цирка, меня вовсе не шокировало, как не шибко смутило и то, что у находившихся в зале «служителей» и «служительниц культа» из-под распахнутых пиджаков проглядывало трико с искусно выполненной росписью «топ-лесс» – оригинальничают, ну так на то и цирк.

И пока две лесбияночки купались в бокале объемом литров в пятьсот – это выглядело вполне невинно, но когда пара мужиков в клетке слились «в пароксизме страсти» – чо-то подташнивать начало. И юмор... С моими знаниями языка трудно было расчитывать на дословное понимание, но цирк – зрелище наднациональное, здесь и «без академиев» всё должно быть понятно. А в контексте размахивающего полуметровым искусственным фаллосом мужичка трудно было представить, что сыпал он цитатами из Вергилия или из того же самого Самюэля Клеменса по прозвищу Марк Твен.

От происходящего крепко попахивало исконным российским явлением, называемым «чёсом», когда затухающие «мега-звёзды» наезжают в глубинку «чесануть» напоследок деньжат с простодушных провинциалов. Но более всего удивили сами американцы – они не то чтобы смущённо хихикали, а откровенно ржали во всё белоснежное многозубие раззявленных ртов и с удовольствием участвовали в пошловатых выходках «ковёрного» – и это

после тех музейных толп, что видели мы в Нью-Йорке и Вашингтоне! А может, людям просто неловко было чувствовать себя «причёсанными», а раз уж плачено за билеты без малого по сотне баксов, так «надо отдаться без сопротивления и попытаться получить удовлетворение»?

В общем, хотелось мне временами крикнуть, как в том анекдоте: «Разве это цирк?! Это бардак, а не цирк! Вот у моего дяди бардак – так это цирк!»

Опять не сошлись мы с Олежкой во мнениях, опять дискомфорт почувствовал от того, что вот, сынка старался-старался, а я – пень старый.., и т. д., и т. п... Чёртовы канадцы, весь вечер насмарку перевели!

Но утро вечера мудренее. Поднялись раненько и подались опять в южную часть Стрипа, где под чёрной пирамидой отеля «Luxor» возлежал невозмутимый Сфинкс.

110-метровая пирамида восхитила. [Пирамида "Люксора" всего на 30 метров ниже своего прообраза - Великой Пирамиды в Гизе, более известной у нас, как пирамида Хеопса, которого, вообще говоря, звали вовсе не Хеопс, а Хуфу. А Сфинкс и вовсе не уступает размерами своему египетскому собрату, хотя и выглядит тысячи, эдак, на четыре с половиной лет моложе]. Даже не заходя внутрь можно было догадаться, что внутреннее её пространство каким-то образом обустроено – ну не может такая громадина ограничивать пустой или залитый бетоном объём – тут вам не Египет.

Но в действительности всё оказалось гораздо сложнее: когда внутри строения я задрал голову кверху, то увидел устремившиеся ввысь под углом около 40 градусов и практически смыкающиеся в одной точке все четыре грани. Оценить высоту и объем пространства внутри, сопоставив с тем, что видно снаружи, представлялось мало возможным. Смущало и то, что внутренние желтоватые поверхности стен были выполнены ярусными уступами, в то время как наружные, облицованные 26783 плитами чёрного стекла, – были идеально плоскими. По щелям между уступами с идеальной периодичностью следовали полосы дневного света (а снаружи, напомню, пирамиду покрывало чёрное стекло).

Было ясно, что меня дурят, однако, совсем непонятно – в чём именно. Потребовалось несколько минут времени и подсказка в виде нескольких эскалаторов, чтобы сообразить, что и в пирамиде имеется отель, да и не какой-нибудь шестнадцатиэтажный «замухрышечка», а натурально – тридцатиэтажный. Все 30 этажей были у меня на виду – те самые «ярусные уступы», а собственно «номера» плотно прилепились к граням пирамиды наподобие ласточкиных гнёзд. То, что я принял за полосы дневного света, оказалось элементарными трубчатыми светильниками, подвешенными над дверями каждого номера.

Кстати, о светильниках... В вершине люксоровской пирамиды, там, где пирамиду Хеопса-Хуфу венчал позолоченный камень – пирамидион, смонтирован самый яркий в мире прожектор: 45 ксеноновых ламп мощностью 7 кВт каждая образуют вертикальный луч, который, как утверждают, в ясную погоду можно увидеть аж из Лос-Анджелеса (а это, напомню, 440 км по прямой).

Ай, да архитекторы! Ай, да проектировщики! Ай, да Сашка – сукин сын! Даже имея об архитектуре более чем отдалённое представление, я бы умельцам, спроектировавшим пирамиду «Люксора», поставил «пять баллов» с закрытыми глазами! Ну и, разумеется, всё, что касалось внутренней роскоши и «египетского» антуража было исполнено по самому высшему разряду.

Здесь же зашли в «детскую комнату» казино, где юные отпрыски посетителей имели возможность просадить на игральных автоматах родительские денежки. Кинули и мы по квотеру в стеклянный ящик, где милые моему сердцу, но игрушечные «Катерпиллары» сгребли наши монетки с сотнями вброшенных ранее в единую кучу, не докатив её однако на несколько микрон до щели, откуда, в случае выигрыша, на нас должен был бы обрушиться серебряный дождь.

Сказав «спасибо!» «Люксору», пошли по внутренним переходам в «Манделей Бей» (Mandalay Bay) – полюбовались мозаичными полами и вкусили индийских мотивов. Заодно посетили винный магазинчик, где нам предложили бутылочку Шато Латур 1953 года всего-то за 1440 баксов и Шато Марго 1961 года за 2950. Не стали брать. И отправились в сказочный городок «Экскалибур» (Excalibur). На чём? На трамвайчике без вагоновожатого.

Необычно, конечно: погромыхивают вагончики по проложенной на высоте 5-этажного дома эстакаде. Глянешь вперёд – нет в кабине никого, да, кстати, и кабины тоже нет, одно ветровое стекло просвечивает, глянешь назад – то же самое. Ал-лё! А кто стоп-кран дёргать будет, ежели чего? Хотя... Шибко ли на 15-метровой высоте стоп-кран поможет? Примерно также, как зайцу – стоп-сигнал...

Чудо-«Экскалибур» – словно из мультика вырезан: того и гляди из игрушечных, украшенных разноцветными шатрами крыш, башенок появятся Белоснежка и семь гномов. Ага... Игрушечный-то – игрушечный, но с своими четырьмя тысячами номеров является пятым по величине во всех Соединённых Штатах. [Как я уже писал, на момент нашей поездки список крупнейших отелей США возглавляли 14 гостиниц Вегаса, в том числе: MGM Grand Hotel - 5034 номеров, Mandalay Bay - 4825, Luxor - 4408, The Venetian - 4027, Excalibur - 4008... И ведь не пустуют, бронировать загодя приходится].

Дальше отправились к «Венецианцу» (The Venetian) – там у нас намечалось завершение «культурной программы». Но прежде обошли мы первый этаж, и показалось мне, что над интерьером работали те же дизайнеры, что и в «Париже» – здесь оказались мы под голубым итальянским небом (расписным, естественно) на узких улочках Венеции. А что такое улочка в Венеции? Правильно, канал.

Так надо же было додуматься до того, чтобы проложить натуральный канал внутри здания, не позабыв ещё вывести его и в расположенное снаружи озерцо. А по каналам движутся что? Правильно, гондолы – одиннадцатиметровой длины лодки. А в каждой – гондольер, который еще и услаждает слух четырёх пассажиров итальянскими напевами – баркаролами. Всё – по-взрослому!

Насмешила, правда, одна деталь, замеченная на стоящей у причала лодке, – ремни безопасности для пассажиров. Сколько не пытался я сообразить, как обеспечат они безопасность при перевороте лодки «оверкиль», – ничего путного придумать не смог.

А вокруг – магазинчики венецианского стекла, венецианских же масок... Олежка выбрал одну – Машеньке в подарок, не из самых дорогих, прямо скажем. Я на ценник глянул, поперхнулся слюной и решил, что за эти бабки целую роту в противогазы обрядить можно. Мафиози, блин!

Но что особо восхитило – так это потолочные плафоны и стенные медальоны в лобби. Да, ребята, тут, пожалуй, и Эрмитаж отдыхает – столь шикарной росписи мне видеть ещё не доводилось. Понятное дело – Возрождение...

Так неспешно добрались мы до последней точки программы – Музея мадам Тюссо. Прошлись, поглазели на знаменитостей. Поцеловал я ручки Лайзе Миннелли, задарил доллар стоящему с протянутой рукой Джорджу Клуни, запанибрата похлопал по плечу Джона Кеннеди: мол, как дела, старик? С Карибским кризисом таки разобрался? А потом, пока Олег «любезничал» с принцессой Дианой, я с президентской трибуны из-под звёздно-полосатого флага какую-то фигню нёс...

На выходе от мадам, как водится, сувенирная лавка размещалась, а в ней – прорва пластинок на магнитиках, ну, тех что к холодильникам сейчас прилеплять модно. Тематика – самая разнообразная. И подивился я тому, что многие пластинки весьма нелестно о Буше-младшем отзываются. Уж как его, бедного, там не полоскали! И ничего, лавку ребята из ФБР не прикрывают, хозяина с продавцами в участок не волокут. Вот, что значит истинная толерантность взглядов. Интересно, а начни я в «Морже» подобным образом наших «презиков» окучивать, долго ль продержался бы?

Тем не менее, выбрал я себе пластинку понейтральнее, где тётка образца конца 40-х рекомендует: «If You Want Breakfast In Bed, Sleep In The Kitchen» (для тех, у кого, как и у меня, английский в пределах «читаю и перевожу со словарём», намекаю: «Кто желает завтрак в постель, пусть спит на кухне»). Присандалил я эту тётку дома в Магадане к холодильнику, и догадайтесь, сколько раз с тех пор получил завтрак в постель? Однако, справедливости ради отмечу, что и до того – не чаще.

Ну а уж после Тюссо заглянули мы напоследок в шикарнейшие «Mirage», «Caesars Palace» и, ещё разок, в «MGM Grand» – слов уже не хватает всю красоту описывать. Наступил, видимо, момент пресыщения, когда красота уже не просто восхищает, а начинает придавливать, заставляя всё чаще задаваться вопросом: ну почему – ЗДЕСЬ можно, а ТАМ нельзя? Почему ЗДЕСЬ, среди пустыни, сумели выстроить «город-сад», а ТАМ, даже на чернозёмных почвах, приходится ограничиваться утверждением, что «на Марсе будут яблони цвести»? На Марсе, может, и будут... Увы, расхожее мнение – «ить бабок в тех Штатах – что у собаки блох» – далеко не всё объясняет.

Короче говоря, Олежка очень точно отмерил нам время пребывания в сказочном городе Лас-Вегасе – не больше и не меньше, и это время истекало.

Минут за десять сдали мы верно послуживший нам «Стратус» компании-владельцу, засняли на остаток плёнки пустующие игровые автоматы в зале вылета (и то – до этого места мало кто лишние деньги доносит) и вскорости разместили подуставшие чресла на сидушках авиалайнера – в который уж раз за последние три недели! Вот тут я и ушёл в полную отключку от действительности: где-то в глубинах мозга сработали автоматы эмоциональной защиты, и не помню я дальше ни самого полёта, ни пересадки в Кливленде – ничего, что хоть чуть-чуть бы напоминало об обратном пересечении страны по диагонали.

ГЛАВА XIII. НЭШУА, НЬЮ-ХЕМПШИР (Часть 2)

«Эрнст Генри Шеклтон, отправляясь на зимовку в Антарктиду, взял с собой самую некрасивую женщину, которая встретилась ему в Лондоне. Объяснил свой поступок так: "Когда она покажется мне красавицей, я пойму, что пора возвращаться домой...» (С) С. Сущанский

«– Ты был в Антарктиде?
– Да.
– Чего там интересного?
– Мы пингвина в тельняшку одели…
И всё.»

(С) В. Конецкий

Ранним утром вторника 26 июня наш самолёт заходил на посадку в Бостонском аэропорту Логана.

В Бостоне Олежке ещё предстояла деловая встреча типа «ярмарки невест», на которой роль «невест» выполняли потенциальные соискатели рабочих вакансий, ну а «женихов», соответственно, – потенциальные работодатели. По этому поводу в аэропортовском туалете Олег гладко выбрился и сменил кроссовки на туфли, походные джинсы – на цивильные брюки, а вполне ещё приемлемую, по моим понятиям, футболку – на припасённую к случаю свежую сорочку. Я же – в своём прикиде – на фоне ослепительно-блестательного ребёнка выглядел, мягко говоря, непрезентабельно и старался держаться слегка позади.

Удивительное дело, но оставленную на неведомой парковке «Максиму», которую я считал утерянной для нас навсегда, удалось отыскать без особого труда – сказывались, видимо, благоприобретённые за время проживания в Штатах навыки Олега.

«Ярмарка» проходила в отеле то ли «Шератон», то ли «Хилтон» – не помню точно, но название само по себе внушало уважение. Олег расчитывал провести в собеседованиях часа два или около того, а мне предложил тем временем поскучать на креслице в холле. Однако, я не стал испытывать местный фейс-контроль на прочность и предпочёл посидеть в тенёчке на скамеечке у входа. Не скажу, что в этот час поток посетителей был слишком оживлённым, но с десяток-другой граждан мимо меня ко входу всё же проследовали.

И уж, не знаю, почему, но, как минимум, двое из них, окинув меня доброжелательным взглядом, приветливо произнесли: «Good morning!» «Morning!» – так же учтиво ответствовал я, полагая, что небритостью своей физиономии и стaтью, приобретённой за целый год преподавания в Магаданском ПТУ № 4, как минимум, смахиваю на профессора Массачусетского технологического института.

Олежка управился с делами гораздо скорее, чем ожидалось: работодатели представляли, в основном, ВПК США, и «неграм», то есть «не гражданам» ловить там было нечего, а пара поступивших предложений сына не заинтересовали. Так что ещё до полудня мы успели домой в Нэшуа. А дом – он и в Америке дом, и возвращаться туда всегда радостно и приятно, каким бы коротким и захватывающим не было бы путешествие.

А уже тем же вечером мы покатили в нью-хемпширский Манчестер. Дабы не быть уличённым в мужском эгоизме, Олежка и Машеньку пригласил на представление всё того же «Cirque du Soleil» под названием «Delirium». [Словарь ABBYY Lingvo переводит: delirium - сущ. - 1) делирий, бред, расстройство сознания (сопрово-ждаемое галлюцинациями, обычно зрительными), 2) крайнее возбуждение, исступление; экстаз. Комментарии требуются?]

На это раз цирковой спектакль состоялся на подиуме огромного зала «Verizon Wireless Arena», существенно отличающегося от арены вегасского «The Treasure Island». Также сильно отличалась и постановка; это было некое мультимедийное шоу, в котором было задействовано всё: цирковые номера, окружающий звук, цвет и свет на колоссальном полупрозрачном экране... Для меня не хватило одного – осмысленности происходящего.

То есть, вообще говоря, представление как раз полностью соответствовало своему названию, и потому на обратном пути я изо всех стариковских сил старался удержаться от оценок спектакля, но... Остапа – в который раз уже – понесло... Вот чёрт, неужели я и вправду настолько закостенел в «шорах соцреализма», что не в состоянии разглядеть авангардных, экстатических устремлений «нового искусства»?! Та хай грец тем канадцам!

А со следующего дня Олежка включился в полновесный рабочий график – для него отпуск закончился: завтрак наскороту у ноутбука, короткое «пока-пока» и – до вечера. Дома же к хозяйственным делам ребятишки меня больше и на пушечный выстрел не подпускали, разве что с Машенькой по лавкам за продуктами прокатиться. И настала у старичка самая настоящая пенсионная жизнь: с внуками повозиться, да на бэк-ярде округлившийся живот под солнышком погреть. Ну чем, скажите, плохо?! Да вот только что-то закисать я начал.

После той «живой работы», что мне мои боссы в «Морже» обеспечили, практически полное безделье начинало угнетать, причём жить в таком режиме предстояло аж до 21-го июля. И стала всё чаще посещать меня крамольная мысль: деток и внуков я повидал, экскурсионную программу выполнил – дай бог каждому, так не пора ли и честь знать, на родину выбираться?

Ностальгией здесь, по определению, и не пахло – по поводу чего, собственно, ностальгировать – по несчастной, убитой стране и уродливой надстройке, именуемой государством? Но привычной активной жизни, определённо, не хватало. Вроде бы, всё понятно. Но как об этом ребятишкам сообщить – они же для бати по полной схеме стараются, выкладываются? Как их-то не обидеть?

Сначала, ясно, подполз на пузе к Олежке: так, мол, и так, нельзя ли билетик на пару неделек раньше выправить? А тот аж в лице переменился: с какого, типа, перепугу?! Ну-ка, признавайся, старый, чем это мы с Машкой тебе не угодили?..

Ну вот, так я и знал! Постарался, как мог, объяснить, да похоже, не слишком убедительным оказался. С большой обидой полез Олег в интернет билеты переделывать, а на следующее утро, пока Машенька к завтраку не спустилась, опять допытывается: твоя воля, захотел уезжать раньше – уезжай, вот твои новые билеты, но токо прежде, давай, колись – в чём дело? Машка полночи проревела – ей-то за что такая радость?

Ох, и накраснелся я перед сыном! А потом ещё и перед Машей. Тут мне совсем неудобно было: хвастанул я перед поездкой в южные края, что, вот вернёмся, и устроим хозяюшке нашей настоящие краткосрочные каникулы – пусть поедет куда-никуда, от кухни развеется. Но по возвращении уже и одни выходные прошли, и другие, а всё чего-то не складывалось: то рабочие графики у неё с подружками не совпадали, то мест в отелях недокупиться было... И вот, только-только всё, вроде бы, «в ёлочку» сходиться начало, так нa тебе, тесть номер отчубучил... В общем, «попал» я со всех сторон: и детки у меня – чудесные, и сам я – тоже зла никому не желаю, а всё коряво как-то получается, некузяво, можно сказать.

Но так или иначе, а билеты по маршруту Бостон – Нью-Йорк – Москва были взяты на 5 июля. Оставалось выполнить ещё некоторые формальности, в том числе и финансовые.

Как уже упоминалось, в Штаты я прибыл, имея в кармане пластиковые карты ВТБ-24 и дорожные чеки American Express. Сначала в Нью-Йорке, а потом и в Нэшуа с чувством глубокого удовлетворения (облегчения, удивления и т. п.) выяснил, что пластик ВТБ-24 в банках США таки валиден – они без возражений отваливали мне наличку в банкоматах и, как показалось, даже процент за это не взимали. Но пластик – пластиком, а что же дорожные чеки? Хотя с ними-то, по определению, вообще никаких проблем быть не должно – это же American Express, на минуточку!

Попросил я Машеньку свозить меня в местный банк, чтобы быстренько красивые бумажки в кэш конвертировать. Поехали. Заходим. «Хай!» – «Хай!» – типа, приветствие такое. Тётка за стойкой – само солнечное сияние, улыбается: «Бла-бла-бла?» Машенька ей так же по-светски вполне отвечает: «Бла, дескать, и бла». Тётка – ко мне: «Миста?..» «... Глусшченко», – говорю. «О'кей, о'кей, миста Глус-ш-ченко, бла-бла-бла». Машенька подсказывает: «Чек и удостоверение личности». Протягиваю тётке три чека на три же штукаря зелёных и краснокожую паспортину. Пауза.

Улыбка на лице служительницы банковского культа меняется на некое подобие озабоченности, углубляющейся с каждой секундой. Пауза. Тётка внимательно изучает чек за чеком, словно видит их впервые в жизни. Потом также внимательно, страницу за страницей, включая пустые, незаполненные, изучает паспорт, сверяет изображение на снимке с мордой лица в натуре. За это время я бы трижды уже успел удовлетвориться... увиденным, я имею ввиду. А с тёткиной физиономии выражение крайней озабоченности так и не сползает.

Тётка (напряжённо): «Бла-бла-бла».

Машенька: «Она просит ещё один документ, подтверждающий оригинальность подписи».

А у меня чо, фабрика Гознака, чо ли? Но для вида роюсь в гаманце и, надо же, обнаруживаю зарплатную карту Сбербанка, выданную когда-то в «Эн Си». Карта, естественно, уже не действующая (выдаётся сроком на 2 года, а «Эн Си» в моей жизни когда был?!), но образец моей подписи на ней таки имеется. Размахиваю картой в воздухе, как Бендер «почтовыми квитанциями».

Я (по-английски): «О'кей?»

Тётка (радостно): «Бла-бла-бла!»

Принимает карту, разглядывает. Радость на челе омрачается.

Тётка (сокрушённо): «Бла-бла-бла...»

Машенька: «Она говорит, что может обналичить только один чек на сумму всего в одну тысячу американских долларов.»

Дальше говорю только я – по-русски, естественно, но Машенька старательно транслирует, тщательно подбирая подходящие обороты.

Я: «Слышь, мышь серая, это чо, тревел-чеки Америкэн Экспресса или таки пользованные трамвайные билеты?.. Вас ис дас, натюрлих?.. Бля!»

Машенька (тётке): «Бла!»

Тётка (почти шопотом): «Бла-бла-бла...»

Машенька: «При этом она рекомендует больше не показывать вашу карту кому-либо ещё, ибо карта просрочена, но своевременно не сдана в выдавшее её отделение банка, а это, по её словам, о-очень серьёзное нарушение их правил».

Понимаю, что в американском банке спорить даже бесполезней, чем в российском. Не дай бог, возьмут за цугундер – объясняй им потом, ху из ху, и почему в России за просроченные пластики в участок ещё никого не закатали...

В общем, утёрся, взял брошенную с барского банкирского плеча тысячу и ушился восвояси с мыслью: «Вот уроды!»

Олег, которому я попенял на порядочки в американской банковской системе, тут же взялся за разработку схемы «отмывания» моих чеков. Господи, как же это по-русски! Оказывается, если чеки не обналичивать, а дать указание банку перевести адекватные суммы на некий банковский же счёт, то банк становится в своих претензиях более лояльным и без проблем выполняет эту операцию. То есть я без труда мог бы перечислить суммы с остальных чеков на Олежкин счёт, а он тут же обналичил бы их через банкомат.

И ещё Олежка порекомендовал воспользоваться услугами того банка, в котором они с Машенькой обслуживались. Моему скептицизму, смешанному с соответствующей долей ёрничания, не было предела: ведь это ж только в России от перемены мест слагаемых и сумма может измениться, а тут, в оплоте демократии и банковского бизнеса... Etc, etc...

Но делать нечего – бабки-то нужны. На следующий день едем с Машенькой в «нужный» банк. И там безо всяких проблем в течение пяти минут я

обналичиваю свои чеки, не прибегая к изощрённой и тщательно продуманной накануне схеме. Вот и говори после этого: арифметика, слагаемые... Правда, надо добавить, что в качестве второго документа с личной подписью я догадался наконец показать свои водительские права, выданные Магаданским ГИБДД ещё в 2000 году.

Между прочим, об арифметике. Поехали с Машенькой в садик за Ванькой. Выехали заранее, чтобы успеть предаться столь любимому нашими туристами развлечению – шопингу. Тоже, доложу я вам, вещь в себе. Скажем, купить средь лета в колоссальнных по размерам и шикарных по ассортименту магазинах заказанные мне Людмилкой зимние куртки и сапоги оказалось невозможным – не сезон. Я ж говорю – уроды! Не ведома им наша старая добрая традиция: готовь сани летом...

Ну, купил я там носочки разные, плавочки, футболочки... Как раз на 63 кг, как потом в аэропорту оказалось. Свалили мы всё в машину и вместе с Яночкой отправились вокруг лавки погулять – не короткий, надо отметить, маршрут. Но американцы, наверное, не были бы американцами, если бы не попытались на этом маршруте слупить с нас какие-никакие дополнительные прибыли.

Глядим, стоит на тротуаре прямо ма-аленькая каруселька – всего на три лошадки. Ну как тут внучке приятное не сделать – она же стоически по магазину вместе с нами моталась?! Сажаю Янку на лошадку, ищу дырку для бабок. Есть! Всё удовольствие – 1 квотер – 25 центов, по-нашему. Бросил монетку, каруселька под музыку закружилась, лошадка скачет, Янка аж глазки закатывает – довольна, значит. Ну, откружила каруселька своё, сняли ребёнка с лошадки, дальше пошли. А внучка всё назад, на лошадку оборачивается. Проходим метров двадцать, за угол поворачиваем – здрасьте! – точно такая же «кружилка» с лошадками стоит.

Янка уже своим ходом к лошадкам подруливает и смотрит выжидающе: сажай, мол, дед, верхoм. А дед и рад стараться – усадил, монетник уже не глядя находит, заряжает квотер и... ни музыки тебе, ни движения. Что за оказия такая?! Неисправна, чо ли, кобылка оказалась? Нутром чую – неисправную тут бы не поставили – не Россия, понимаешь. Попытался кобылу под зад подтолкнуть – не тут-то было, почище осла лошадка сопротивляется. Но я же – советский инженер, негоже мне перед американской механической лошадью да ещё при внучке пасовать! Ну, думаю, животина несчастная, либо ты у меня сейчас поскачешь, либо я тебя тут же, не отходя от кассы, как говорится, вдребезги-пополам и отоварю!

И чувствую, в этот момент какое-то нужное словцо, как ключик, на мозг упало. Касса... Ага, касса... Шо там у них меленькими буквовками у монетника написано? И представьте, хватило мне моих познаний в английском, чтобы понять, что означает «50 cents». Я почти интуитивно второй квотер в щелку запустил – тут-то каруселька и закружилась-завертелась. Правда, без музыки.

Про музыку у монетника ничего написано не было... Вот вам и рыночные отношения: и полсотни метров не прошли, а цены ровно в два раза подскочили, хотя самую услугу урезали. Ну разве не уроды?... С момента приобретения новых билетов дни завертелись, как в перекидном календаре. Ребятишки по-прежнему осуждали моё преждевременное бегство, но приближающийся отъезд всё расставлял по своим местам – времени дуться друг на друга по пустякам не оставалось.

Олег, по горло загруженный рабочими проблемами, исхитрился выкроить в своём графике денёк для заключительного аккорда «программы пребывания». Как раз 4 Июля подкатило – двухсоттридцатиоднолетие со дня освобождения страны из-под британского ига, если кто подзабыл.

– Когда летишь? Пятого? Ну давай тогда четвёртое посвятим военно-морской тематике. На «Наутилусе» побывать хочешь? А старинные парусники посмотреть?

Ну-у-у... «Наутилус» – это же первая в мире атомная подводная лодка! А парусники за последние 56 лет я вообще только на картинках видел, хоть и прожил бОльшую часть жизни «у самого синего моря». Это было предложение, от которого не отказываются. Тем более, как утверждал мой маленький, «это здесь неподалёку – часа три в одну сторону...» Совсем, однако, сынка на колымские мерки и масштабы перешёл.

Сели, поехали. Сначала в сторону Бостона, а потом – по 95-й дороге – на юг, вдоль океана. Точнёхонько полпути до Нью-Йорка отмахали. Конечная цель поездки – коннектикутский городок Нью Лондон, расположенный на реке, ну надо же, фиг с трёх раз догадаешься, таки Темзе. Вообще, я заметил, что в своё время американцы в географических наименованиях не шибко фантазировали: в Нью-Хемпшире, скажем, свой Нью Лондон имеется. Там же можно найти Манчестер, Дублин, Вашингтон и даже небольшой Ливан (Lebanon).

А Бруклин, который запомнился мне крупным районом Большого Нью-Йорка, так вообще в каждом штате Новой Англии имеется (во всяком случае, в Нью-Хемпшире – свой, в Мейне – свой, в Вермонте – опять-таки, свой). Да и Хадсонов, то есть Гудзонов, вокруг – как собак нерезаных. Хотя, только ли Штатам такая топонимика свойственна?

Едешь, помню, по бескрайней России: Ивановка, Петровка, Малиновка... Мелькнёт где-нибудь деревенька Большая Грязь или речушка Малая Сопля, и опять – Малиновка, Петровка, Ивановка. А уж совхозов «Заветы Ильича» и колхозов «Путь к коммунизму»... Магадан, правда, один. Даже в планетарном масштабе, чем выгодно отличается от того же Лондона.

Едем, значит... Погодка – так себе: пасмурно, дождик накрапывает. Надо же, а почти целый месяц солнце светило... С дорогами американскими я почти пообвыкся – у каждой развязки уже не ахаю восхищённо и гладкое, как стол, покрытие воспринимаю как должное. В общем, дорога, как дорога, ничего особо примечательного. Впрочем, одно пятнышко таки приметилось: где-то, в Бостоне, что ли, промелькнула автозаправка с русскоязычным логотипом «ЛУКОЙЛ». Вона, куда г-н Алекперов забрался. А я-то всё голову ломаю, почему в Магадане бензин не намного дешевле, чем здесь...

Подъезжаем. Вообще, если быть точным, нам нужен даже не Нью Лондон, расположенный с той стороны Темзы, а Гротон, разместившийся на этом берегу. Присматриваемся к указателям. Ага, замелькали: «Submarine Force Museum», «Submarine NAUTILUS»... Городок расположен в сплошном лесном массиве; строения прячутся средь деревьев, и не поймёшь, то ли ещё по трассе, в колымском смысле, едешь, то ли уже по городу рассекаешь. Спасибо, «железная тётка» дорогу подсказывает. Но вот впереди замаячила площадь, за которой угадывается простор широкого устья реки – до океана здесь рукой подать.

Подготавливаю видео и фотоаппаратуру. Увешан камерами, аки ялынка игрушками. Олег подсказывает:

– Паспорт приготовь, проверить могут.

Понятно, не в булочную, чай, едем. Достаю свой «орластый безмолоткастый» и зажимаю в кулаке так, чтобы сразу было видно через окошко авто, кто едет.

Ворота и что-то типа КПП. Ныряем под поднятый шлагбаум, за которым нас встречают четыре неулыбчивых охранника, включая тётку – в незнакомой мне униформе. Хм... Как-то уж больно строго у них въезд в музей оформлен. Но всё же растягиваю обрамление рта по максимуму, мол: «Хау-дью-ду, ледиз энд джентльмен! Нам бы у ваших лодочек-подводочек пофотографироваться. Где, грите, припарковаться?»

Один из охранников о чём-то переговаривается с Олегом через опущенное стекло, и что-то в его интонациях мне не нравится, причём настолько, что я, словно Амаяк Акопян, дематериализую свой тёмно-красный паспорт во внутрисалонном пространстве и начинаю стыдливо прикрывать камеры локотком левой руки. При том успеваю отметить, что остальные ребята, включая тётку, вполне профессионально рассредотачиваются вдоль стены КПП. Да что за ерунда такая?

Тем временем Олег заканчивает беседу, понимающе кивает, поднимает стекло и включает передачу. Отвечать на мой немой вопрос он не успевает, поскольку стоящий у самого угла КПП чернокожий верзила энергичным жестом призывает нас свернуть именно за этот угол, хотя, по моим прикидкам, на парковку нам следовало бы ехать прямо – вон они, машинки, на плацу выстроились, да и места свободного там ещё хватает. Олег же послушно и молчаливо сворачивает налево, потом ещё раз налево и мы через вторые ворота выезжаем на ту же площадь, с которой въехали под шлагбаум три минуты назад. Мистика да и только!

Наконец Олег шипит:

– Линяем отсюда! Знаешь, куда нас занесло?

Интенсивно кручу головой и вижу транспарант: «NEW LONDON U.S. NAVAL SUBMARINE BASE». Ни фигасеньки себе! На военно-морскую базу впёрлись!

Два славянина – с фотоаппаратами, видеокамерами, жэпээсами и прочими шпионскими атрибутами... Это ж только потом, из «Википедии» я узнал, что «the town of Groton, is known as the submarine capital of the world», т. е. Гротон – ни что иное, как мировая столица подводного флота! Американского, естественно, ядерного...

Позже я попробовал спроецировать аналогичную ситуацию на свою отчизну: вот бы точно так пара американцев заскочила по запарке в какой-нибудь Балтийск или Североморск. В каких экскурсиях провели бы они следующие лет десять-пятнадцать-двадцать? По каким лесоповалам? Загадка разрешилась просто: до музейных ворот мы, завернув на базу, не доехали метров пятидесяти. Опять-таки, американские «странности»: вот он, музей, – публичное, можно сказать, место, заходи кто хочешь, хоть инопланетянин. А вон, чуть ниже по течению, крупнейшая военно-морская база, лодки у пирсов стоят, ничем не прикрытые. А чего, собственно, прикрывать? Если хотите, можете из Интернета и карту места скачать, и снимок спутниковый. А что же у нас, в России? Шпиономания уже в генах сидит, но при всём том сумели и государство прокекать, и авианосцы «на иголки» прораспродать, и комплексами «Стрела» пол-Чечни вооружить...

В общем, описывать музейные экспонаты – дело, как я уже говорил, неблагодарное. Вот и не будем этим делом заниматься. Одно скажу – очень интересно было. Ну а в «Наутилус» мы, разумеется, спустились. И что больше всего поразило? Для своего времени, а построен он был в начале 50-х годов, это была супер-лодка. Тесновато в отсеках – так там вальсировать и не надо. Гальюн в треть квадратного метра – тоже не беда, чтоб газетками не зачитывались, значит.

А вот как при двухметровом подволоке кубрика шконки в четыре яруса разместили – это надо было бы видеть. Пятьдесят сантиметров пространства по вертикали (гораздо меньше, чем на третьей полке плацкартного вагона!), и живи себе под водой – не тужи, день за днём, неделю за неделей, месяц за месяцем. И в потолок поплёвывать удобно – попадаешь сто раз из ста... Нет, ребята, после того кубрика на палубе так и хочется заорать: «Peace to World!» Тут по жизни человек пацифистом стать должОн.

Часа два спустя уже без особых приключений, перекусив в небольшой кафюшечке, отправились мы в обратный путь. Но не проехав и десятка миль по 95-му шоссе, Олег опять повернул направо, к океану. Вскоре нам открылось широкое устье другой реки, буквально забитое парусной мелюзгой типа швертботов. Лодчонки беспорядочно сновали туда-сюда; прямо на дисплейчике видеокамеры я увидел, как одна из них выполнила классический переворот овер-киль, и несколько других поспешили к ней на помощь, выуживая из водоёма незадачливых мареманов. Суета-сует... И тем величественней на суетливом фоне выглядели стоящие у причалов настоящие, «взрослые» парусники.

Лесистый противоположный берег украшали белоснежные домики, как я определил, «викторианского» стиля (в жизни не ведал, что такое «викторианский стиль», но уж больно слово красивое). И вообще, всё здесь было каким-то призрачно-мистическим, причём «мистическим» в натуральном смысле, поскольку и река, и гавань, да и сам городок назывались одним именем – Mystic. [Mystic - англ. - мистический, таинственный]. Вот только крупный остров, отделяющий гавань от океана, назывался иначе – Masons Island.

И попасть в гавань с морской стороны можно было только в обход Масонского острова, по узенькому – метров пятьдесят шириной – проливчику, оттого-то, видать и «таинственные» названия пошли – пойди, догадайся, что за скалой скрывается. Кстати, напомнило мне это местечко наш, магаданский остров Недоразумения – тоже не сразу поймёшь с моря – остров это или материковый мыс какой, и речушку Оксу из-за него почти не видать.

Так вот, мысочек, у которого стояли красавцы-парусники, когда-то, в 19-ом веке был самым настоящим портом – с причалами и верфями; и порт этот, естественно, тоже назывался Mystic Seaport. С тех пор много воды по Mystic River утекло. Порт, как таковой, своё существование прекратил, а название и верфь остались. И предприимчивые американцы решили: а чего добру задаром пропадать, когда здесь можно неплохие деньги делать? И вот эдак году в 1929 группка энтузиастов на клочке земли площадью всего-то 15 гектаров начала воссоздавать, как теперь принято говорить, «реконструкцию» морского порта образца 19-го века и, надо сказать, увлеклась.

Для начала восстановили верфь, на которой и по сей день неспешно (а чего торопиться в свободное от работы время?!) строят новые и восстанавливают старые парусные суда. И между прочим, в здешней коллекции, состоящей из полутора десятков кораблей и катеров самого разного класса, имеются четыре, считающихся, натурально, национальным достоянием, в том числе китобоец «Charles W. Morgan» постройки 1841 года. Много ли в великой морской державе – России – таких реликвий сберегли?

Потом ребята принялись и саму деревню восстанавливать: по брёвнышку, по досочке свезли сюда со всего Северо-Востока более-менее уцелевшие старинные дома, подшаманили их, подкрасили и организовали в каждом своеобразный мини-музей – по профессиям, востребованным портом в том же 19-м веке. Есть здесь и вполне действующая кузня, и аптека со склянками снадобий, и парусная мастерская, и бондарная... До фига, чего есть, прямо скажем! В лавке старинные хронометры до сих пор точно тикают и склянки отбивают в положеное время. Ресторанчик при мероприятии нужен? – таверну построили. Красиво чтоб было? – музейчик резных скульптур организовали, тех, что на носу каждого почти парусника прежде ставили.

А теперь ещё средь посетителей костюмированные представления устраивают. При нас отделение солдат в форме федералов ли, конфедералов ли устроило показательную пальбу из «фузей» устрашающего вида: порох через ствол из рожков засыпали, шомполами запыжевали да ка-а-ак... Грохот, дымище, пыжи горелые летят – то-то публике на радость! Мимо детишек в кибитках возят, мужики в сюртуках и цилиндрах важно шествуют, барышень в кринолинах под ручки ведут. На лужайке митинг какой-то организовали – ну чисто Гайд-парк времён Чарльза Диккенса...

А ещё в одном из здешних домиков находится модель местечка в том виде, которое оно имело в 1870 году, в масштабе 1/128. В результате получился макет 15-ти метровой длины – с миниатюрными строениями, кораблями, экипажами, человечками и, само собой разумеется, рекой. Как говорил гид, в строительстве макета приняло участие почти всё население городка. Населения же того – обхохотаться можно! – 4001 человек, включая младенцев и стариков.

И что же из этого всего вышло? Да ничего особенного, если не считать, что за год Mystic Seaport Museum посещает около 400 000 человек. В сто раз больше населения самого городка! При том, насколько я понял, аттракцион этот на бюджетном содержании не состоит, действует по принципу самоокупаемости. И, похоже, окупается.

Мы с Олежкой особо не куражились: в гостинице не ночевали, знаменитую местную пиццу не вкушали, на парусниках и катерах по заливу не катались, но на билетиках и сувенирчиках таки долларов по пятьдесят там оставили. Так вот, что характерно: если в целом по США ниже официального уровня бедности живут примерно 12,3% населения, то для городка Mystic эта цифра составляет всего 3,1%. Вот бы колымским посёлкам так...

Походили мы с Олежкой по деревеньке, в лавки-мастерские позаглядывали, на верфи побывали, на парусники поглазели (ух ты! мачты какие высоченные...), на борт того самого «Чарльза Моргана» взошли. А там ещё один штришок из всей яркой палитры музея обнаружили. Ну вот нечего людям делать! Маются от безделья, можно сказать. Наш работяга за неделю так нагорбатится, что, выпади ему выходной, так он его на кухне с друзьями проведёт, за бутылочкой-другой-пятой-десятой «бормотушки» родимой.

Для разнообразия могут и рыла друг дружке пощупать: хошь – кулаком, хошь – табуреткой. А нет – так ляжет мужичок на диван у телека и целый день свой культурный уровень повышает: там – «Аншлаг», тут – «Дом-2» или вон, гвоздь сезонов, «Comedy Club»... Граждане же Мистика – странные люди: праздник на календаре, а они лучшего времяпрепровождения не нашли: на паруснике собрались, одни по вантам, как мартышки, прыгают, другие канаты тягают, типа, паруса поднимают. Ещё и поют при этом.

Песня, чувствуется, наша, босяцкая (жаль, не понял ни черта, но слова хорошие). А запевалой и, похоже, боцманом – по совместительству – у них мужик один с во-от таким пузом (когда он, бедолага, успевает пивка попить – ума не приложу). Целый день верёвки потягали, песни попели – праздник и закончился. Убогие, одним словом...

Хорошо им песни петь! А нам пора уже домой поспешать – завтра на Родину лететь, однако. «И опять увалы, взгорки...», как писал Александр Трифонович. Рассекаем по Коннектикуту...

– На указатель обратил внимание? – спросил на скорости 80 миль в час Олежка.

Ага, щаз... На американских дорогах, где вербальные указатели, в отличие от российских пиктографических знаков, составляют абсолютное большинство, мне больше делать нечего, как переводить придорожные щиты, несущиеся навстречу со скоростью и частотой киношных кадров. Но после всех наших дорожных «нежданчиков» я свободно мог предположить, что мы снова въехали на территорию какого-нибудь супер-пупер-секретного объекта.

– Нет, а что? – интересуюсь осторожно, прикидывая с лёгким внутренним содроганием связанные с этим (возможно, длительные) отсрочки вылета на историческую родину. – Опять?..

– Да нет. Поворот к резервации могикан проскочили...

Ну, слава богу, таки проскочили! Несколько успокоившись, отматываю зрительные образы в памяти на пару километров назад. Действительно, что-то такое мелькнуло: то ли «Mahican...», то ли «Mohegan...». [Позже всё же оказалось, что таки не "могикане", а "моухегане". Первым-то эту путаницу устроил А. Блок, только не Александр, который про "улицу, фонарь, аптеку" сочинял, а Адриан, которого ещё в 17-м веке зачем-то чёрт в Америку занёс].

И подумалось с интонацией известного анекдота: так вот, оказывается, где «последний из могикан» проживает. Может, вернуться, мозолистую краснокожую руку пожать: «Рот-фронт!», дескать, комараден?

– Не, не пожмёшь, – разочаровал Олежка. – Во-первых, тебя в эту да и в любую другую резервацию без приглашения или специального разрешения просто никто не пустит. Во-вторых, для этих ребят закон штата не писан; у них свои законы, не противоречащие только федеральному законодательству. И если в федеральном законе не оговорено прямо, что снимать скальп с живого россиянина нельзя, то легко можно облысеть аж до самого черепка. Хочешь проверить – оговорено или нет?..

Я в сомнении почесал последние негустые кудри и послал могикан куда подальше...

Дома нас ждал прощальный ужин. Попытался с бокалом в руке сказать ребятам, насколько признателен и благодарен за все их хлопоты и старания, но не смог – слеза задушила. Покурил последний разок на бэк-ярде, задумчиво глядя в вызвездевшее к ночи небо. Америка, Америка...... Четверг, 5 июля 2007 года. Неужели прошёл целый месяц?! Неужели были наяву Нью-Йорк, Вашингтон, Лас-Вегас, Лос-Анджелес?! А детки, внуки?

Олег заранее предупредил, что не сможет сопровождать меня до самого Нью-Йорка – день-то рабочий и «закашивать» его – даже по поводу отъезда отца – в Америке не принято. Поэтому договорились: сын отвезёт меня в бостонский Логан, сдаст с рук на руки американским авиаперевозчикам, а там, папаня, только коробочкой не щёлкай, а так на штатовских путях-дорогах ещё никто не пропадал. Ясен перец, язык, если уж и не до Москвы-Магадана, то до Киева всяко доведёт. Тьфу-тьфу-тьфу!

Загрузили мы оба моих чемоданчика, включая купленный здесь оккупантский по размерам сундучок, в «Максимку», обнял я напоследок Машку: «Д'якую, доню, спасибо, роднулечка!», внуков своих расчудеснейших – Ваньку и Яночку – расцеловал и – в дорогу.

В аэропорту Логана выяснился приятный нюанс: чемоданы мои проследуют в Москву независимо от меня, стало быть, в Нью-Йорке не придётся мотаться по багажным стойкам, а это с моими знаниями английского ощутимый плюс. Из минусов: вес багажа – 63 кг – существенно превышал норму бесплатного провоза и нам надлежит доплатить за доставку его из Бостона через Нью-Йорк в Москву... м-м-м... аж 25 долларов [... то есть, около 600 рублей. За тот же багаж на рейсе Москва-Краснодар я заплатил уже примерно 4 тысячи, а за удовольствие лицезреть его в Магадане - 8 тысяч рублей].

Дядечка, крякнув, кинул чемоданы на ленту транспортёра, и я только тогда встрепенулся: господи, а таможенный досмотр? Олег саркастически хмыкнул, припомнив забывшуюся, было, фразу:

– Каким ты был, таким ты и остался... Ну и дикий ты, батя, всё же. Таможню-то только что прошёл, когда вещички сдавал.

Как?! Без глобального шмона?! Я ж 63 кг за пределы США вывожу, не сто грамм...

– Бай-бай! – улыбаясь, помахал вслед рукой американский работяга....

– Ну, сын, давай прощаться... До встречи!

– До скорой встречи, – подчеркнул Олег. – Следующей зимой ждём.

М-да... Где она, следующая зима?..

Загребая ногами, я пошкандыбал на досмотр, Олежка проводив меня взглядом за рамку металлоискателя, исчез в потоке пассажиров. Так вот и расстались...

Без труда найдя по указателям свой гейт, уселся в креслышко – неподалёку от стойки регистрации. Два монитора над стойкой высвечивали длиный список отбывающих рейсов, среди которых угадывался и мой – Бостон-Нью-Йорк. Чуть раньше в списке стояли три борта на Вашингтон, рейс в Майами и ещё один ньюйоркский, улетающий минут на двадцать раньше меня.

– Бла-бла-бла-Вашингтон.., – объявляют по трансляции. У стойки образовывается быстротечная очередь, пофигурно исчезающая в дверях гейта.

До вылета чуть больше часа. Я спокоен.

– Бла-бла-бла-Майами...

До вылета сорок минут. Я спокоен.

– Бла-бла-бла-Вашингтон...

Так, не понял, ведь уже на Майами посадку объявляли.

Трансляция не унимается:

– Бла-бла-бла-Вашингтон... Бла-бла-бла-Нью-Йорк... Бла-бла-бла-Вашингтон...

У них там чо, заело?

Вижу, как через зал несётся американское семейство: папик, потрясающий над головой билетами, дородная мамаша и выводок ребятишек. Догадываюсь, что это опаздывающие. Вот чего трансляцию на Вашингтоне заклинило.

– Бла-бла-бла-Нью-Йорк...

Ага, это, похоже, мои предшественники подтягиваются. До вылета двадцать минут, и пора перебираться поближе к стойке. Сейчас, вот только очередь на посадку пойдет. Дисциплинированно, не создавая сутолоки, меняю дислокацию. На мониторах остались Майами, два ньюйоркских борта, потом – Сиэтл и ещё кто-то.

– Бла-бла-бла-Сиэтл...

Позвольте, что за дела?! А где мой борт? До вылета, между прочим, пять минут.

– Бла-бла-бла-миста Глус-ш-ченко-бла-бла-бла-ту Москоу...

Оп-паньки! Не ослышался ли?

– Бла-бла-бла-миста Глус-ш-ченко-бла-бла-бла-ту Москоу...

Срываюсь с места, как потерпевший, рвусь к стойке.

– Ай эм миста Глус-ш-ченко! Это ай эм миста Глус-ш-ченко! – для наглядности тычу себя пальцем в грудь с такой силой, что ноготь должен выйти где-то между позвонками.

Служащая за стойкой, внешностью напоминающая тётю Бесю с одесского Лонжерона, сокрушённо качает головой. Я не слышу, но физически ощущаю осуждающее «ай-вэй...» Она энергично машет в сторону выхода: «К'мон, бой, гоу-гоу-гоу!» Шлю аэропортовским служащим воздушный поцелуй и лечу на посадку.

А в салоне сотня американских пассажиров терпеливо дожидается славянского раздолбая. И опять ни одного раздражённого голоса, ни одного косого взгляда. Все – люди, все – человеки... Едва успеваю плюхнуться в единственное свободное кресло, как самолёт покатил по рулёжкам.

В нью-йоркском аэропорту Кеннеди действовал в точном соответствии с олежкиными инструкциями: по прибытии на первом этаже терминала распросил симпатичную негритяночку в униформе, как проехать в Москву. Моего «английского» как раз хватило, чтобы сконструировать фразу: «Пли-из... Веа ай кен флай ту Москоу?» Негритяночка очаровательно похлопала глазками и принялась что-то длинно излагать.

Но по тому, как своими ставнями я захлопал ещё энергичнее, она, видимо, сообразила, что умничать особо не надо, и изящно ткнула рукой в сторону эскалатора на второй этаж. А там – и вовсе уж просто: знакомые рамки металлоискателей, сквозь которые я, наученный бостонским опытом, опрометчиво кинулся задолго до вылета, а потом до самой Москвы потирал опухающие без курева уши. Впрочем, об этом я уже писал.

По указателям нашёл нужный гейт, без труда выделил в толпе увеличивающуюся с каждой минутой группу сограждан и три часа спустя повис в пространстве над Атлантическим океаном.

Всё. Прощай, Америка! Или, если повезёт, до свидания....

Не люблю я, братцы мои, самолётов. И не потому что там – «десять тысяч под башмаком» – об этом, как раз, меньше всего задумываешься. А вот

просидеть на рейсе «Интеравиа» Москва-Магадан восемь часов в позе человеческого эмбриона, когда мужик спереди, откинув кресло, спит у тебя на коленках, ребёнок сзади топотит шаловливыми ножонками в спину, толстая тётка справа обдаёт жаром своей «духовки», а сосед слева каждые сорок минут, извиняясь, протискивается покурить тайком в гальюне, – превращают «приятный полёт» с давних реклам «Аэрофлота» в непреходящий кошмар.

«Дельта», конечно, в этом плане покомфортнее будет. Но и здесь десять часов недвижного сидения сиднем – не сахар, прямо скажем. К концу полёта ноги представляются чугунными кнехтами, к которым уже можно швартовать океанские суда. А кроссовки, ежели вдруг надумаешь, снять, так это можно сделать только с помощью ножниц или ножа, но их на борту иметь не положено. Поэтому, обычно, я в лайнере, если и не разуваюсь, то уж во всяком случае расшнуровываю обутку по полной схеме.

А чтобы в шнурках, ежели чего, не запутаться, заталкиваю их внутрь башмаков, поглубже. По прибытии в аэропорт назначения зашнуровываться обратно в межкресельном пространстве возможности, как правило, не представляется, вот и шлёпаю на терминал в расхристанно-обувном, можно сказать, виде.... Когда к люку остановившегося напротив надписи «Шереметьево-2» самолёта подали «кишку» для выхода пассажиров, я с облегчением выбрался из нутра лайнера и, переступая порог, разделяющий территории США и России, заметил, что распутанный над Атлантикой шнурочек из кроссовки таки вывалился. Велика ли беда?! Тут же опустился на колено, чтобы привести обувь в порядок.

И было в этом коленопреклонении нечто символичное: здравствуй, Россия-мать, поворотился твой блудный сын из дальних странствий... Но патетике момента что-то, определённо, мешало. Я осторожно потянул носом воздух и учуял явный запах дерьмеца, оставленный грязной тряпкой уборщиков, а может, натянутый откуда-то извне.

Всё сразу встало на свои места.

И Россия-мать в не очень свежем сарафане, поправляя сбитый слегка набекрень кокошник, едко уточнила: «Ну чо, блин, нагулялся?!»

[Кто-то может сказать, дескать, что ж ты, сукин сын, ёрничаешь по поводу и без повода в адрес великой нашей матушки-России? Злобствуешь, совсем берега потерял... Так ведь уже на следующее утро в аэропорту "Домодедово" нам с племяшом Андреем нахамили сотрудники авиакомпании "S7" ("ЭсСэвн Эйрлайнс" - ну, самое подходящее имя для российской - сибирской! - авиакомпании; не припоминаю я что-то в Штатах названий типа "Авиаперевозки Ы-СтоПолстаШесть"), в результате мы не попали по предоплаченным билетам на свой рейс в Краснодар, а за новые билеты пришлось выложить ровно в два раза больше, чем за купленные накануне по Интернету...]

ГЛАВА XIV, ОНА ЖЕ – ПОСЛЕДНЯЯ

«– Гляди суда! – закричал Андрей. Подбежал с кружкой к микроскопу, долго настраивал прибор, капнул на зеркальный кружок капельку воды, приложился к трубке и, наверное, минуты две, еле дыша смотрел...

– Вот они, собаки!..– прошептал Андрей Ерин. С каким-то жутким восторгом прошептал: – Разгуливают...

Ночью Андрей два раза вставал, зажигал свет, смотрел в микроскоп и шептал:

– От же ж собаки!.. Што вытворяют. Што они только вытворяют! И не спится им!

– Не помешайся, – сказала жена,– тебе ведь немного и надо-то – тронешься.

– Скоро начну открывать, – сказал Андрей, залезая в тепло к жене. – Ты с учёным спала когда-нибудь?

– Ещё чего!..

– Будешь. – И Андрей Ерин ласково похлопал супругу по мягкому плечу. – Будешь, дорогуша, с учёным спать...» (С) В. Шукшин

«Не смотри на Дядю Сэма как на волшебника с дарами... Это страна больших возможностей, но здесь нельзя терять времени даром... Здесь люди ловки и практичны. И в этом их преимущество. Если хочешь стать им подобным, действуй также, как они. А пока ты этому не научишься, ты останешься в стороне и сам будешь виноват в этом...» (С) Густаво Эгурен

На берегу залива Массачусетс во время давешнего пикничка, пока молодёжь развлекала себя и малУю детвору запусками воздушных змеев, разговорился я с тёщей одного из Олежкиных друзей – интересно, знаете ли, с американской тёщей пообщаться. Дама, заметно смягчала звук «г», что безошибочно выдавало её малороссийское происхождение, и при том более чем прилично владела русским языком.

Я уже готовился тезисно изложить ей концепцию российско-украинских отношений последнего десятилетия, как вдруг оказалось, что «американская» тёща вовсе никакая не американская, а прибыла сюда всего месяцем раньше меня чуть ли не из Харькова. Тезисы, естественно, отпали, как яйца от продналога, а диалог наш плавно перетёк в русло априорных апперцепций, безнадёжно погружающее собеседников в пучины эмпириокритицизма.

– Вы заметили, – спросила дама, – американцы практически ничем от нас не отличаются?

– Да?.. М-м-м… – Я сделал по возможности умное лицо и попытался уцепиться за соломинку материализма. – Ну разве тем только, что имеют одну голову, две руки и примерно столько же ног.

– Что вы, что вы!.. – очаровательно всплеснула дама руками – такого всплеска я не видал со времён своей юности. Мой материализм скрипнул и слегка прогнулся. – Они так же открыты, они так же радушны… В конце концов, они так же искренне верят в Бога! – Тут материализм внутре крякнул и обмяк окончательно.

Я рванул тельник на груди:

– Не хотите ли пивка ли?

Дама окатила меня взглядом такой температуры, что вынутое из сумки-холодильника пиво показалось крутым кипятком. В ответ я понимающе жмуранул глазами и в духе Елпидифора Пескарёва из рассказа В. В. Конецкого отметил на всякий случай отрицательный факт капиталистической действительности:

– А с раками в стране напряжёнка, нет у них раков-то...

После чего не стал дожидаться ответа в духе капитана из того же рассказа, а просто отошёл с пивком в сторонку и присел, задумавшись, на прибрежный камушек. Вот так с тех пор в задумчивости и пребываю...

Что искал и что нашёл я на далёком континенте? Изменилось ли что в моём мировоззрении? Если да, то что именно? С каких позиций буду рассматривать теперь наше «вчера», оценивать «сегодня» и представлять «завтра»? Ведь как утверждал Виссарион Белинский, «убеждение и истина – не одно и то же». Истина абсолютна, фундаментальна и недвижима. Но и убеждения, в свою очередь, тоже – не дамские перчатки, чтобы менять их по пять раз на дню. А ежели ничего не изменилось, так какого беса надо было ехать на край света, озадачивать и без того занятых людей? Нет, спинным мозгом чувствую, в чём-то я другим стал. В чём?

Я не полюбил Америку. Любовь – слишком серьёзное чувство, чтобы появиться и проявиться за какой-то месяц. Известное дело: вы сначала поживите бок о бок, оботритесь друг о друга, да так, чтобы и в радости, и в печали, а потом уже о любви поговорим. Но я видел массу американцев, глубоко и искренне любящих свою страну. Они могут протестовать против чего угодно чуть ли не на пороге Белого дома, а скажи им, что США – «неправильное» государство – порвут, как Тузик грелку. И прикладывая руку к сердцу во время исполнения государственного гимна, они, что, рисуются?

А поднимая бесчисленное множество государственных флагов везде – от Монумента Вашингтона до гравийного заводика и флагштоков у одноэтажных коттеджей, разве только демонстрируют свою лояльность к власти? Как бы не так! Американцы могут по-разному относиться к войне в Ираке, но неподалёку от дома Олежки на Гленн-драйв в течение месяца я видел на коттеджике самодельный плакат с содержанием типа: «Сержант Смитт, тебя ждут дома!», разумеется, на фоне государственного флага и в окружении широко распространённых в Штатах красно-бело-синих розеток.

У американцев звёздно-полосатый флаг – символ любви к своей Родине. Для сравнения: вряд ли моё личное мнение о российском триколоре вызывает головную боль у наших чиновников, но почему же федеральный закон РФ разрешает вывешивать его – флаг – на жилых домах только в дни государственных праздников? Ну не маразм ли?

В Штатах патриотизм не на словах, а на деле – в любых формах и проявлениях. А потому горячие аляскинские парни воюют в иракской пустыне, в горах Афгана, бомбят Сербию... Калифорнийские рыбаки забрасывают сети на шельфе Берингова моря... Это не игры патриотов, это серьёзная государственная политика, имя которой экспансионизм. А что, другими государствами такое не практикуется? И Россия не посылала Ермака «прирастать Сибирью»? И Советский Союз в Афганистане лишь гуманитарными посылками ограничивался? И автоматами Калашникова Африку заодно с Латинской Америкой мы не заваливали под будущие политические дивиденды? Тоже ведь, знаете ли, – экспансия.

Только вот сдаётся мне почему-то, что экспансия – это обычная государственная политика, проводимая во благо страны и народа, её населяющего. И не надо делать скорбную мину оттого, что г-на Буша интересы американцев заботят в большей степени, чем интересы сербов, а прибалтов их проблемы грузят сильнее российских; уж так устроен мир – нравится это кому-либо или нет. Вот мы: ушли из Вьетнама, от Кубы отвернулись, на монголов рукой махнули – и что, легче стало? Теперь Буш с монголами дружбу заводит – свято место пусто не бывает...

Тут другое дело: правом на экспансию, по определению, может пользоваться только сильное государство. Экспансия прибалтов... – даже не смешно. Есть бомба в кармане – можно и в ООНе туфлей по трибуне постучать – рядом и пикнуть не посмеют. А нет ничего – так любая «костяная» «НОГА» будет тебя по всем европам «чмурить», то парусники арестовывая, то последние из летающих истребителей ВВС, и чернож... пые пираты будут пароход за пароходом, самолёт за самолётом повсюду захватывать. «Не ходите, дети, в Африку гулять...», – не о нас ли, нынешних, сказано?

Государь-император Александр III предупреждал: «У России два союзника – армия и флот». Не прислушались! А американцы, как и положено умным людям, на ЧУЖИХ ошибках учатся, а потому своих мало совершают.... Нет, не полюбил я Америку. Я в неё влюбился – горячо, трепетно и, разумеется, безответно, как старшеклассник влюбляется в новую училку. Влюблённость – безнадёжна, быстротечна и некритична, но оставляет след и добрую память на всю оставшуюся жизнь. Как и положено, чувство это определяется, в первую очередь, внешним эффектом. Да уж, что-что, а подать свою страну, чтобы «красиво было», американцы умеют!

Но ведь красота эта не с неба свалилась – весь лоск и глянец, весь достаток страны добыты нелёгким трудом миллионов простых граждан. И, понятно, под о очень неглупым руководством. Нигде, ни разу не увидел я лозунгов: «Планы демократов – планы народа!» или «Республиканская партия – наш рулевой!» Тем не менее, и планы имеются, и рулевые находятся. Тут один вывод напрашивается: пахать надо, а не языком молоть!...

Однажды, на заре «перестройки» – лет двадцать так назад – беседовал я во время перекура на огороде со своим старшим братом, не ставшим тогда ещё по причине молодого вполне возраста «кладезем мудрости». Я, помнится, всё кивал на Японию: «живут же люди...» А он – повторяю, молодой вполне мужик, всего-то инженер-механик по образованию – высказал единственной фразой фундаментальнейшую, на мой взгляд, истину: «Хотите жить, как в Японии? Так и вкалывайте, как японцы!» Что-то не слышу я простую эту мысль с высоких государственных трибун.

Вот мы тут всё вычисляем: «почему Россия – не Америка»? Мол, и климат там не тот, и войны у них что-то давно не было... Ну, во-первых, нынешние американцы в том мало повинны – уж как сложились история с географией, так и сложились. А во-вторых, на каждом шагу я чувствовал их основной, как мне показалось, лозунг: «Работать, работать и работать!» – то, от чего россиян систематически отучают уже не одно десятилетие. Причём для американцев не так уж и важно, глава ты корпорации или мойщик окон, не суть, главное – ты работаешь.

А на заработанные деньги можешь позволить себе купить соответствующий кусок качественного пирога под названием «общественный продукт». И это тоже весьма отличает США от России, где даже за свои заработанные, кровные, можно сказать, получить качественный товар или услугу – задачка не из простых. Или это кому-то доказывать надо, примеры приводить? Кто, когда и для какой «отмазки» придумал гнусный ругательный ярлык – «общество потребления»? А мы? «Я, ты, он, она... вместе – целая страна», мы – не потребляем? Но есть тут один момент: чтобы потребить, так прежде ещё и произвести надо. И другой, не менее важный: а что именно МЫ потребляем?

У нас прилагательное «китайский» в сочетании с любым товаром является синонимом определения «хреновый». Но видели бы вы глаза Олежки, когда я заявил, что хочу наконец-то купить в Штатах нормальные, не китайские вещи. Он, по-моему, даже не сразу понял, что я имел ввиду, а потом объяснил мне, дикому, что практически весь ширпотреб на прилавках американских магазинов как раз китайского производства (тоже, между прочим, проявление экспансии, только экономической), отчего, впрочем, качество товаров не страдает.

[Здесь я специально подставляюсь, попробуйте поймать - только что писал: "чтобы потребить, надо бы произвести", а тут, нa тебе: производят китайцы, а потребляют американцы. Так ведь надо понимать, что США на внешние рынки тоже не с пустыми руками выходят: китайцам - высокие технологии, от китайцев - полукальсоны с начёсом - всем дело находится]. Вот и разбирайтесь, с чего бы это вдруг на американских рынках, в отличие от российских, китайцы такими дисциплинированными становятся.

А дело, думается, и в том, что царит в США диктатура закона – единственная, пожалуй, форма диктатуры, приемлемая в современном мире. При существующем там законоприменительном сите, через которое процеживаются все политические, экономические и прочие проявления общественного бытия, брак, халтура, низкое качество просто не достигают конечного потребителя. На фоне российского «пофигизма» и общенационального правового нигилизма, когда для одних законы законны более или менее, чем для других, вера американцев в абсолютизм закона даже умиляет. Написано на двери «Не входить!» – он помрёт у порога, но так и не переступит.

Другое дело: рано или поздно придёт дядька и спросит, а почему, собственно, «не входить!», с какого такого перепугу, каким законом предусмотренно? Здесь шибко запретами не побалуешься. [Меня же перманентно удивляют таблички на дверях наших общественных заведений: "Вход строго воспрещён!" Что значит "строго"? А если просто "воспрещён" - значит таки можно? А если и вовсе - "Не входить!" - тогда как?] Но уж если нельзя, то нельзя, под каким бы соусом иное не предлагалось.

Отвлекусь немного от американских дел и напомню недавнюю историю с португальским премьер-министром – по «ящику» показывали. Послали его, бедолагу, в Латинскую Америку – в загранкомандировку. Ну, самолётик там организовали, журналистов на борт подсадили, чтобы «освещали», ЧТО НУЖНО. Лететь через Атлантику долго и муторно – по себе знаю. Премьер, чтобы время скоротать, к себе в салон министра финансов пригласил – типа, чтобы анекдотами свежими обменяться. Сидят, травят. Ай, да славно время покатилось! А по ходу разговора мужикам ещё и покурить захотелось.

Салон-то отдельный – чего б не покурить? Вот и закурили. А журналюги-сволочуги этот момент заприметили и вынесли на обсуждение общественности: как это так! нам, смертным, во время полёта курить запрещают, а сами... Так премьер-министр государства был вынужден и штраф заплатить, а потом ещё долго, как пацан, перед телекамерами оправдываться, что не знал, мол, о существовании запрета о курении на борту, а потому, в качестве искупления, вообще курить бросает... Смешно? Да не до смеха! Сказано «не курить!» – не закурят, сказано «спиртное детишкам до 21 (!) года не продавать!» – не продадут, сказано – полицейские взяток не берут! – даже не думай предлагать, себе дороже выйдет! Так может, именно поэтому «Россия – не Америка»?

Дороги в Штатах хорошие? Ну да, хорошие. А нам что мешает? Нефти для асфальта – хоть залейся, нерудных материалов – хоть засыпься, рабочих рук – хоть запожимайся, денег – всей стране задницы утирать не на один год хватит... Так в чём же дело? Но когда прикидываешь, сколько из выделенных бабок осядет на дорогах, а сколько – в карманах чиновников всех мастей и т. н. «предпринимателей», то начинаешь понимать, что одну из двух извечных российских бед мы не исправим никогда, а вторую... вторая неисправима в принципе – ведь лозунг «нас... м-м-м... любят, а мы крепчаем!» остается для десятков миллионов россиян основополагающим. И власти делают всё возможное, чтобы лозунг этот не поменялся.... Так постепенно и пришёл я к выводу, что американцы совершенно иные, чем мы. Нет, не до степени свифтовских лапутян, конечно, но всё же... И не берусь я сказать, лучше они или хуже нас, славян, они – просто другие. Пытаться пересадить их опыт на наши почвы – дело дохлое, группы крови, можно сказать, несовместимы. Но что-то... как-то... ребята, может, позычим у них?.. На минуточку?

г. Магадан, 2007-2008 гг.

© Александр Глущенко. Материал размещен с разрешения автора.

Теги: Культурно-познавательный туризм