Что значит заводской поселок где-нибудь на Урале? Наверняка грязь на дорогах, летняя пыль, сугробы зимой, невзрачные здания. А есть ли секреты у церкви, ею быть переставшей?
Ответы на эти вопросы даст маленький посёлочек, не больше 4-х тысяч человек проживающих, который покажется человеку, выпавшему из устроенной городской среды где-нибудь в начале марта, неприглядным, деревней, куда в любом случае приезжать лучше летом, никак не зимой, может, и вовсе не стоит.
На вид и в самом деле деревня деревней этот старинный уральский горнозаводской поселок Верх-Нейвинский Невьянского района в 80 км от Екатеринбурга. Жилая застройка в основном старая, деревянная, с учетом этнических и религиозных предпочтений прежних владельцев.
В иных городах давно такой старины уже нет, ушла, растворилась в бешеном ритме городской суеты, не выдержав испытание временем. И как выглядела та старина прежде на тихих улицах, ныне забитых машинами, в нагромождении новостроек, никто не помнит, совсем не знает. Здесь же улицы застыли сугробами прошлого в тишине оголенных белых берёз. Весной всё поплывёт и в грязь превратится.
При своих малых размерах и прочем посёлок, однако, смог собою заинтересовать, и туристами городской люд стал наведываться сюда, как я с экскурсией, рассмотреть, что за колорит в уральской провинции.
Экскурсионная программа на день, хотя и оставила многое в стороне, достаточно обширная и началась в центре посёлка на площади Революции со знакомства с той незначительной его частью, где каждый дом хранил память о прошлом. Говорят, порой старые вещи лучше новых тем, что они обрастают историями. И обычный заводской поселок, каких на Урале много, приобрел своё узнаваемое лицо благодаря этим историям. Но, чем больше узнавала их, тем больше недоумения, тем больше вопросов.
Жителям Верх-Нейвинского, вышедшего из старообрядческого поселения, приятно считать, что их поселок старше Екатеринбурга лет на 60. У краеведов своя версия основания посёлка с разницей в сто лет с бытующим в недрах поселковой администрации мнением.
Становление селения они связывают с началом строительства в 1762 году железоделательного завода на берегу реки Нейва, для чего его основатель Прокофий Демидов, правнук родоначальника рода Демидовых, завез 800 работников, положив тем самым начало посёлку Верх-Нейвинский.
Прокофий Акинфиевич, чей известный портрет кисти Левицкого в репродукции висит на стене в местном краеведческом музее, куда мы заглянули чуть позже, — обычный барин с родословной известных промышленников, каких в российской империи пересчитать можно по пальцам.
Решил вот заводик на Урале построить, любил пчёлок, о которых написал целый трактат, собирал гербарии и слыл ботаником, жертвовал большие деньги на Московский университет, а запомнился современникам различными эпатажными выходками и розыгрышами в столицах, что и породило массу о нём легенд. В зависимости от исторического контекста клеймили его «самодуром», или торжественно причисляли к «своим» за то, что эпатажем «бросал вызов окружающему его обществу». А он просто так жил, покуда позволяли деньжищи.
То пеньку всю скупит позлить англичан, то закатит праздник, что после прямиком на кладбище отправились полтыщи пьяных дО смерти душ, или засыплет улицу солью рассекать на зимних санях в середине лета. Вот и во время обеда под руку попался графин, и пришла Демидову в голову блажь: заводоуправлению в далёком уральском Верх-Нейвинском быть таким же.
Так ли было или вымысел, но дом, что стоит в Верх-Нейвинске и поныне, прозванный в народе «Дом-графин», обзавёлся занятной историей своего рождения. Стоит иногда загадывать эдакие экзотичные желания, на первый взгляд сумасшедшие, чтобы когда-то воплотились они в реальную жизнь.
Хотя в реальности постройку здания в 1775 году относят ко времени второго владельца заводом — Саввы Яковлева, достроившего выкупленное у Демидова предприятие шестью годами раньше. В любом случае в самом старом здании поселка, в его чуднОй форме отпечатались пышность и тучность екатерининской эпохи с вариацией на уральский лад.
Любители оригинальной архитектуры по достоинству оценят это бочкообразное строение бывшего заводского управления, но вряд ли попадут внутрь. На стене здания с башенкой и часами, чей звон слышится каждый час только по будням, вывеска поселковой администрации.
Если не повезло туристу, возможно, повезло строению. Не даст же администрация разрушиться столь важной исторической вещице, размещенной на поселковом гербе. Хотя сомнения всё же есть: если внимательно приглядеться к внешнему виду «графина», давно его не чистили и не мыли.
Не отступая от традиции утверждать незыблемость существующих устоев памятниками властителям, в Верх-Нейвинском в 1901 году установили чугунного Александра II Освободителя, известного в российской истории своим реформаторством.
Только памятник уже не тот, что был раньше. Пьедестал остался, какой стоял под скульптурой, а самого Александра на нём нет. В 1922 году превратили царя в земной шар в память о борцах за власть Советов, символизируя революционный пожар по всему миру. Жаль, запечатлеть памятник властителю страны Советов не успела, быстро промелькнул за окном. А он тоже занятный — с указующей левой рукой.
Окончательно сформировалось лицо заводского посёлка стараниями инженера Гавриила Маркова, нового управляющего демидовского завода (ныне это часть гиганта «Уралэлектромедь»), и к началу 20 века посёлок архитектурно преобразился, обзавёлся общественными сооружениями — больницей, волостным правлением, народным училищем, вполне достойными украшать улицы какого-нибудь крупного города времен царской России.
Дед Маркова, родом из крестьян Березовского завода, считал себя потомком крестьянина Ерофея Маркова, прославившего себя тем, что нашел в окрестностях Березовского первое золото на Урале. К слову сказать, золотая лихорадка не обошла стороной и Верх-Нейвинский, намывали золото в речке Нейва.
Может, сам факт родства с родоначальником золотой лихорадки на Урале и сработал в судьбе инженера, когда он получил приглашение в Енисейскую губернию управлять золотыми приисками, но при большевиках был арестован за привлечение иностранного капитала в производство. Могло закончиться всё плохо, если бы не нарком Леонид Красин, вытащивший Маркова из тюрьмы.
Оставил о себе добрую память Гавриил Марков и великолепным красно-белым зданием (1904), построенном по его инициативе в стиле дворянской усадьбы с псевдорусским декором. В 1943 году сильный пожар уничтожил огнем почти все внутренние помещения, но после 8 лет ремонта старинное здание, к счастью, восстановили, только теперь внутри не пациентов лечат, а раздаются голоса учащихся центра дополнительного образования.
Особенно приглянулось мне бывшее волостное правление постройки 1898 года. Сама постройка каменная, а на её крыше высится шатровая из дерева башенка. Оригинально, красиво, но красота — не главный фактор для селения, где все дома в большинстве деревянные. Так и вижу: стоит в башенке дозорный, оглядывая окрестности, нет ли пожара. Долгие годы сюда планировалось перевезти краеведческий музей, как говорится, воз и ныне там.
Этот этап развития Верх-Нейвинского пришелся на окончание 19-го — начало 20 века. А это, как известно, в истории России период зарождения всякой смуты от народного просвещения до внедрения в сознание рабочего класса мысли, не пора ли что-то глобально менять.
А то, вишь ли, зажрались дармоеды-дворяне, переобувшиеся в буржуа, попивая свои чаи из просвечивающих на свет фарфоровых чашечек Кузнецова.
С началом 20 века и в Верх-Нейвинском зашевелились смутьяны, тайно собираясь в кружки. В доме горного инженера Павла Яргина рабочие устроили явочную квартиру, куда захаживали и беглые политические, в их числе Янкель Мовшевич с партийной кличкой товарищ Андрей, больше известный как Яков Михайлович Свердлов, увековеченный в названиях многих улиц. Да что говорить, Екатеринбург долгое время жил с именем верного соратника Ильича.
Время гражданской войны спокойным в этих краях назвать нельзя, белых сменяли красные, а страдали жители, прежде всего, из числа купеческого сословия. Одни ушли в Сибирь с войсками отступающей армии Колчака, другие, кто остался, сильно пожалели об этом.
Память о погибших жителях Верх-Нейвинского в годы войны увековечили мемориальным комплексом с вечным огнём и монументом, уменьшенная копия которого стоит в музее. В памяти посёлка военных дней 40-х остались не только подвиги на полях сражений, но и трудовые будни сидельцев местной колонии.
А что произошло с церквями, что были когда-то в поселке? Из трех существовавших церквей действующей осталась одна — Вознесенская церковь (1839), построенная на горе Сухой на месте старообрядческой часовни, да и та с восстановленным из руин по классике 90-х годов обновленным видом.
Поднялась на холм посмотреть, видны ли остатки церковного кладбища, где хоронили священников и купцов. Об этом кладбище с массивными мраморными памятниками, сделанными по заказу в Италии, упоминал в своей книге побывавший в Верх-Нейвинском известный путешественник Василий Иванович Немерович-Данченко, брат знаменитого театрального режиссера.
Снег закрывал землю, но и так видно — пусто. Ветер глобальных перемен семнадцатого все надгробия разрушил, мрамор разбил, даже деревья вокруг пошли на дрова. Сиротой стояло одно надгробие, не занесенное снегом, и то простенькое, рядом с церковью внутри ограды.
С этого пригорка открывался вид на демидовскую плотину, образовавшую Верх-Нейвинский пруд. Пруд на реке Нейва достался не только посёлку, но и городу на противоположном берегу — Новоуральску, выросшему под живописной горой вокруг секретного комбината. Жаль, к пруду не спускались, хотя сюда лучше приехать летом, придти на пруд, когда проходят соревнования яхтсменов, прогуляться по тихим улочкам посёлка. Почему-то была уверенность, найдется немало нового из того, о чём услышала на экскурсии.
Тот же Василий Немерович-Данченко, поднявшись на Сухую горку, где стоим теперь мы, так описывал свои впечатления: «Оставить Верх-Нейвинск, не полюбовавшись его дивными видами с Сухой горы, нельзя. Так хороши окрестности отсюда. Кругом верст на сорок открываются дали, то полные сурового и мрачного величия, то приковывающие к себе взгляд идиллическою прелестью долин и полей, раскидывающихся под вами. Кругом грядами поднялись крутые горы…».
Не поленилась — в церковь зашла. Встретила улыбкой приветливая смотрительница, головой кивнула, фотографируйте, если хотите.
Да фотографировать-то нечего — новодел. Как церковь прикрыли в 1940-м, старый иконостас, спасая, увезли в какую-то деревушку, вроде в Тарасково. Тамошняя церквушка, как и Вознесенская церковь, были приписаны к Никольской церкви Верх-Нейвинского завода.
И вот эта кирпичная церковь Николая Чудотворца, проще Никольская, строившаяся в два этапа в пятидесятых и семидесятых годах 19 века по проекту главного архитектора уральских горных заводов, как раз и интересовала меня больше всего. Основная экскурсия прошла там, затронув и место бывшего кладбища рядом с церковью, где теперь стоит крест.
Давно в этом здании уже не церковь, а поселковый очаг культуры с казённым трафаретным названием — «Центр культурно-досуговой и спортивной деятельности», предоставивший свои этажи сразу трём очажкам: Дому культуры с вокально-танцевальными коллективами, библиотеке и историко-краеведческому музею.
Экскурсия «Тайны Никольского храма» предлагала погрузиться в историю старинного здания, заглянуть в укромные уголки, узнать секреты и тайны, хотя тайной и не является, что населяли его в разное время церковники, кинотеатр, казармы для осужденных, Дом культуры. Без экскурсии никто по внутренним помещениям центра не разрешит ползать, там строго, и всё под контролем, как в прежней колонии.
Удивительно, кое-какие элементы прошлой церковной жизни до конца не изжиты и чудесным образом остались. Как вошла, почувствовала запах ладана, пропитавшего толстые стены. Никакое советское время не смогло искоренить его, даже годы пребывания в бывшей церкви отряда потных заключенных. Не секрет, тюремный запах, один из самых стойких, сохраняется долго.
В фойе предлагали прихватить с собой на память церковный запах, прикупив кирпичную крошку с ароматом ладана из подземелий. Только у меня есть некоторые сомнения, хотя и не верующая, насколько это этично.
Экскурсовод повела нас в актовый зал с разрисованными панно в советском стиле. На одной стене краткий курс учебника истории побед на советский лад. Древнерусское войско Александра Невского, разгромившее на льду рыцарей Ливонского ордена, передаёт эстафету коннице буденовцев, рвущейся в бой за страну Советов, та советскому солдату второй мировой, голову склонившему в память о миллионах погибших.
Трудовые победы не менее значимы: от сохи понурого, забитого непосильным трудом крестьянина царской России до полёта свободного от пут империализма человека в космос и бодрого строителя очередного …изма.
На противоположной стене — баянисты-гармонисты, русские красавицы в кокошниках-сарафанах, худосочные балерины, темпераментные грузины, озябшие от морозов чукчи, полуголые папуасы до кучи, все танцуют, символизируя собою не забытый с юности постулат: в стране Советов не просто жить хорошо — жить весело!
Как в 1936 году закрыли храм, так клубом и стал, и устраивали там веселые танцы да из зрительного зала смотрели кино. Представляю, какое веселье ожидало отряд из трехсот осужденных, пришедших на смену комсомольцам в 1942 году, когда в здании храма устроили казарму исправительно-трудовой колонии. Колонисты не сидели тупо, на бывшем демидовском заводе исправлялись трудом.
Завсегдатаи клуба особо не расстроились, что их потеснили, и танцевальными па переместились в другую церковь, благо выбор в посёлке еще был. Глядя на этот с тухлой желтизной зал, остаётся теперь гадать, какие росписи могли заполнять огромный храм прежде.
Всё голо, всё пусто. Только два кудрявых ангелочка прежних росписей, чудом сохранившиеся на стене сцены, сияли из тёмного угла улыбкой чистоты, какая только может быть у невинного ребенка, напоминая своим существованием, ЧТО навсегда и безвозвратно потеряно, ушло с былой жизнью.
Пока рассматривала ангелочков с их светлой, милой улыбкой, чувствую, кто-то сверлит меня невидящим взглядом. Обернулась — Ильич с повреждениями лёгкой степени тяжести. Нос разбит, взор затуманен, потерпевший, явно.
Надо бы пожалеть несчастного, каюсь, позлорадствовала. Ага, значит, дождался того времени, чтобы притаиться, с печалью подглядывая из-за угла, что в истории будет дальше. Присмотрелась, а ангелочки с той же наивной улыбкой, или всё же с другой? Понимали ли они, что за дядя в соседях, какую роль сыграл в жизни родного им дома. Так два осколка разных эпох, неизменные «жертва-палач», совместились рядом.
Из зала дверь через коридорчик вела в небольшую каморку, служившую с 90-х каким-то работницам умственного труда рабочим местом. Дальше рассказ гида переходил в разряд «воскресших чудес».
Именно работницы, шелестя тихо бумажками, в 98-м заметили, еле видимая роспись на стене вдруг ожила, заиграла красками, проступил лик, глаза засверкали. С каждым днём портрет становился ярче, и воскрес на старинной фреске образ святого Евтихия, патриарха Константинопольского, жившего в 6 веке. Изгнанный со святейшего трона, он провел 12 лет в монастыре, исцеляя больных, изгоняя бесов. Как тут не задумаешься о чудотворении, что изгнание бесов — процесс взаимный.
Комнатку от работниц освободили и заполнили церковной утварью, какая только у жителей поселка нашлась: старинный кованый сундук, церковная книга, детали богослужебного облачения духовенства конца 19 века, хоругвь, кресты, иконы, Николай Чудотворец в окладе. Получился религиозный филиал краеведческого музея.
Ко дню памяти Николая Чудотворца в Никольский храм шли крестным ходом верующие из соседней Нейво-Рудянки под песнопения и молитвы с образом Божией Матери «Знамение», которую горнозаводские рабочие избрали своей покровительницей. Икона оставалась в храме в течение двух недель, затем с песнопениями отправлялась в обратный путь.
Все принадлежности, атрибуты старообрядчества и христианской церкви, гармонично дополняли картину жизни и веры в Верх-Нейвинском на протяжении века.
На стене старая фотография, каким храм остался в истории, стройным, высоким, подтянутым. Церковь строилась однокупольной, эклектичной, с трапезной и колокольней. Колокольню разрушили, вещий колокол с высоты сбросили, он упал на землю раненой птицей и разлетелся осколками. Сколько лет минуло, а кусочек с годами нашёлся.
Экскурсовод повела нас дальше, в подвалы. Дверь приоткрылась, пахнуло теплом, потом сильным жаром. Вот уж не думала, что в здешних подземельях, как на побережье Черного моря в разгар сезона. На полу осколки старинных кирпичей стопкой, подняла один — сравнительно лёгкий, но клеймо, о котором экскурсовод говорила, на нём не нашла. Кирпичи в Верх-Нейвинском делал заводик купца Скороходова.
Подошли к какой-то дыре в стене. Экскурсовод поясняет, это — карцер для заключенных, нарушивших внутренних свод правил. Кто хочет посмотреть, как там внутри было сидельцам, шаг вперед! Молчание. Тишина. Никому в карцер не хочется. Мне терять нечего, из-за спин собравшихся сделала вперёд шаг, пойду добровольцем с полным погружением в исторический контекст. Проводили меня прощальным взглядом, возвращайтесь, с богом!
Еле влезла, протиснувшись в дыру, ногу на стул, потом на днище ниже уровнем. На полу мелкая крошка, мысль засвербила, не отсюда ли берут крошку на сувениры. Узкое пространство, особо не развернуться, метр в ширину, два в длину, зачем прорублено таким изначально, можно догадываться, неужто для склепа.
Вижу, справа какое-то ответвление, я туда, просвечивая темноту фонариком. Но это тоже тупик. От фонарика просветлела ниша, а там, не мерещится ли призрак демидовского графина! Он и здесь наследил. Интересная получилась встреча, два графина за один день, не иначе знак свыше. Вылезла вся зачуханная, в пыли и крошке, зато с впечатлениями от погружения в контекст
Все ли секреты раскрыты или остались еще тайны, но наверх не полезли, хотя дыра какая-то в потолке маячила, видимо, вела когда-то на колокольню. И снова спустились в подвал, другой, куда спуск круче намного. Внизу обширное помещение с незнакомыми странными конструкциями, на вид старинными. Что за механизм, ушами прохлопала. Есть варианты?
Следом за ним помещение намного «карцера» шире, вполне приличное, сойдет за келью. Давно известно, строили раньше храмы так, чтобы были ходы и подземелья под основным зданием и возможность в них скрыться.
Следующий этап экскурсии, советский, из области «искусство кино — в массы». На третьем этаже маленькая каморка папы Карло, тьфу, киномеханика, правда никакого окошка, куда бы строчил его аппарат, выдавая проекцию на экран, я не увидела. Может, просто комната для хранения давно вышедшего из употребления кинооборудования.
Всплывает в памяти неясный, затуманенный временем эпизод, может, из фильма, киномеханик в маленькой комнатке по сотому разу смотрит надоевший ему фильм. Пленка рвется, зрители негодуют, свистят, «кина не будет». А какой трагедией был для маленькой девочки поход родителей в кино — меня не взяли! Даже помню, на какой фильм — «Моё последнее танго» с красавицей испанкой Сарой Монтьель. Прав был Ильич, когда выдал не умерший афоризм: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино».
В соседней клетушке — коллекция музыкальных инструментов от народных инструментов и барабанов до эстрадных гитар годов 70-х. Все можно потрогать и поиграть, если умеючи.
Экскурсия завершалась осмотром экспозиции Верх-Нейвинского историко-краеведческого музея, ютившегося в двух маленьких комнатках на одном из этажей Никольской церкви, о жизни поселка на протяжении трех веков. Музей мизерный, не совсем внятный. Не предназначены церкви для музеев. Его экспонатами и проиллюстрировала свой рассказ, отдельно рассказывать о нём нет никакого смысла.
Основан он в 1968 году и позиционирует себя музеем боевой и трудовой славы, нацеленным на сбор исторического материала родного поселка чуть ли не с доисторической эпохи, с археологических находок — костей мамонта, обнаруженных в окрестностях, плавно перетекающей к эпохе лапотной России и демидовским временам, превратившим деревню в заводской посёлок.
В другой комнатке сосредоточено всё остальное, начиная от революционного запала и заканчивая подвигами жителей Верх-Нейвинского на трудовых и боевых фронтах. Сегодня в музее насчитывается более 2 600 предметов основного фонда. И как они только сумели вместиться в две крохотные комнатки, удивляюсь.
Закончилась наша экскурсия о судьбе и секретах Никольской церкви, пробудившая интерес к истории самого посёлка. Как таковая, интересная, качественная, но… если бы не одно «но». В голове всё время крутились мысли, начинающиеся со слова «но».
Для того ли строилась церковь усилиями многих людей, вложивших свои средства, чтобы другие поколения в ней танцевали и веселились, сидели затворниками, смотрели кино. Разве об этом они мечтали, когда закладывали первый камень в фундамент и молились в отстроенной церкви. Разве виделось им будущее посёлка и церкви таким, каким сложилось сегодня. Не судьбой ли многострадальной церкви Верх-Нейвинский дал исчерпывающе краткий ответ на все мучавшие меня вопросы.
Приеду ли в другой раз, не знаю, желание вроде бы осталось взглянуть на эту старину летом, сходить на пруд, авось новыми историями обернётся заводской посёлок и раскроет свои остальные секреты…
Теги:
Культурно-познавательный туризм