Привычно ассоциировать Перу с зелеными холмами загадочного Мачу Пикчу или холодным озеро Титикака, куда в основном пролегают туристические маршруты. Знакомы они многим, если и не воочию, то по многочисленным фотографиям добравшихся до них счастливчиков. Но есть и другие пространства в Перу, где безжизненные пустыни простираются на километры до океана, где гуляет ветер и уносит песок в песчаные горы.
Идеально ровная дорога прорезала проносившиеся за окном нескончаемые песчано-каменистые холмы, сливавшиеся в единое желто-коричневое пятно. Дорога № 1. Так называют в Перу Панамериканское шоссе, что прямой стрелой пересекает всю страну с севера на юг и убегает дальше, в Чили. Наш автобус мчался в сторону небольшого центра в 300 километрах от Лимы.
Название города показалось знакомым. Поковырявшись в памяти, вспомнила, а ведь читала о черных камнях Ики, артефактах, не вписывающихся в официальную теорию эволюции мира своими выгравированными сюжетами всякой всячины невероятного и немыслимого, вплоть до разных динозавров и операций на черепе древними эскулапами неизвестной цивилизации.
Кто, когда наносил линии, похожие по структуре на те, что оставляет бормашина, до сих пор ученым не ясно. Хотя и находили в летописях 16 века упоминания об этих странных камнях, в 19-м сами камни, в 20-м засомневались, что они настоящие, уверовав, это — подделка.
Только в Ике не задерживаемся. Пересев с автобуса на такси, втроём мчимся дальше, за город, к оазису с лагуной и песчаными дюнами. В существование лагуны, мистическим образом появившейся посреди застывших грудами песков, также верилось с трудом, как ученым в подлинность камней Ики.
Покружив 4 километра, такси остановилось у небольшого отеля с садиком и бассейном на краю крошечного поселения, где проживает не больше сотни постоянных жителей. Деревенька Уакачина (Huacachina), а это была она, облепившая небольшую лагуну естественного происхождения, с 40-х годов прошлого века превратилась в популярное у зажиточных перуанцев место отдыха, в некотором роде курорт республиканского значения.
В своё время лагуна Уакачина, национальный объект культурного наследия, из-за своей неординарности посреди пустыни даже удостоилась внимания Центрального резервного Банка Перу, запустившего в оборот с изображением озера банкноты образца 1991–2006 годов номиналом в 50 новых солей. Теперь такие банкноты вроде бы не в ходу и перекочевали в коллекции нумизматов.
Долгое время воды лагуны считались целебными с благоприятным воздействием на суставы, и рядом с озером появились отельчики и аллейки. Всё миниатюрное, разбежаться негде, и знакомство с деревней не затянется надолго. Целебным курортом она давно быть перестала, и, если бы не сплошные, простиравшиеся на километры вокруг мини-лагуны пески, которым чуть позже нашлось применение, в деревушке делать особо нечего.
Разве что прогуляться вокруг лагуны, и я направилась к ней. Среди этих холмов нескончаемых золотистых песков водный оазис казался искусным обманом, миражом, способным, как только солнце поднимется ввысь и зальёт всю местность ослепляющим глаза светом, навсегда исчезнуть в одно мгновение.
То и поражало, как этот оазис жизни сумел сохраниться, не будучи погребенным в постоянно движущихся песках. И могла ли сочная зелень искусственно посаженных эвкалиптов и пальм, окруживших кольцом мутноватое озерцо, стать надежной преградой натиску песчаных дюн, нависших стеной над деревней на сотню метров.
Находиться в полдень на открытом воздухе жарко. Кто не скрылся в отеле, ресторане или под тенью пальм, старался взять напрокат катамаран либо лодочку и найти на лагуне прохладу. Никто не купался, отпугивала замутнённость воды с отражениями на её поверхности.
Я не ошиблась, предположив, что такие небольшие лагуны обязательно должны привлекать к себе птиц, и, обойдя её по периметру, наткнулась на пичужку с длинной шеей. Она бродила по кромке воды, то ли, принимала оздоровительные ванны, спасаясь от осадившего деревню с утра зноя, то ли выискивала на глади спокойной воды, есть ли, чем поживиться.
Но и у воды живительной прохлады не чувствовалось, разве что у китч-фонтана с полуобнаженной русалкой растекалась тонкими струйками иллюзорная свежесть. Памятник русалке — дань местной легенде о золотовласой и зеленоглазой принцессе, обожавшей ванные купания на свежем воздухе. Купание сопровождалось пением, и кто слышал чарующий голос, не мог оставаться равнодушным.
А легенда такая. Однажды момент купания застал молодой охотник, сраженный не столько пением, сколько прекрасной наготой принцессы. Спасаясь от ненужного воздыхателя, девушка бежала, но преследователь не отставал, вот-вот догонит. Небеса услышали отчаянные мольбы девушки, и там, где ступала её нога, появлялся песок, заставивший охотника остановиться и отступить. Теперь понятно, откуда пески здесь. От ног бежавшей принцессы!
Так по легенде появились в этом месте песчаные дюны, а вода из ванны принцессы образовала озеро, там и живет та красавица, превратившаяся в русалку. Говорят, ночью у лагуны слышат мелодию, словно кто-то тихо поет. Конечно, всё это сказки, но так хочется верить в обыкновенные чудеса.
Пески Уакачины не меньшая достопримечательность, чем лагуна, нет, бОльшая! Они похожи на пирамиды, хотя эти дюны и не самые большие в Перу.
Первенство по величине в стране и второе место в мире после аргентинской Федерико Кирбус (1230 м) принадлежит дюне Сьерро Бланка, известной также как Дюна-Гранде (1176 м) недалеко от города Наска. Дюны Уакачины, конечно, в разы меньше, но, на фотографиях они настолько огромны, что с трудом различаешь попавших в кадр людей. Не похожи ли они на микроскопических муравьев, ползущих на далёкой неизвестной планете?
Когда курорт пользоваться спросом перестал, деревушку забросили, и она заглохла до той поры, пока в девяностых годах предприимчивые иностранцы не додумались, как в неё вдохнуть вторую жизнь. Чем привлечь новые поколения туристов в Уакачину, подсказали сами пески. Конечно, песками!
Это же горы, хотя и песчаные, а с высоких дюн можно кататься на багги. Со временем появился и такой вид развлечения, как сэндбординг — катание на «песочной» доске, потому как лучшие условия для сэндбординга там, где песок, в пустынях. Для того сюда и приезжают туристы.
Все катания после полудня, с 16-ти часов. К тому времени народ просыпается и выползает из своих отельных нор. И что удобно, необычная на вид машина — багги, издававшая страшный грохот и рёв, забирала нас от нашего же отеля и везла на край деревни, откуда начинались заезды. Но пока собравшиеся на всех машинах не выплатили своеобразную дань в размере трех солей, не считая заранее оплаченного тура в гостинице, никто никуда не двинулся. Хитрюги!
Наконец, и нам дан зеленый свет. Загорелый водитель, по виду скорее европеец, чем перуанец, ободряюще всем улыбнулся и нажал на газ. Багги яростно взревел и, угорелый, понёсся вверх, разбрасывая миллионы песчинок в разные стороны. Гонка по дюнам началась.
На что было похоже? На американские горки, только без рельс. Разогнавшись по ровной поверхности, наш драйвер направил машину прямиком на первую горку. На вершине багги накренился вперед и, задрав свой зад, рьяно ринулся вперед, то есть вниз.
Весь наш экипаж судорожно схватился за железные рейки и с удовольствием, от души, в 8 глоток заорал — А-А-А-А!!! Орали так, самим смешно стало. Адреналина — море, сплошной драйв, словно в пропасть летишь, но в последний момент, когда следовало бы упасть, резко сбрасываешь скорость и плавно с парашютом приземляешься в заданной точке.
Другая горка еще выше, соответственно, спуск круче, адреналину больше и ор громче.
Тур на этом не закончился. Наступила очередь для сэндбординга (sandboarding), как называется катание на доске с дюн.
Сэндбординг считается молодым видом спорта и спортом для молодых. Но историки утверждают, что на деревянных досках с барханов спускались еще в древнем Египте. С какой скоростью, остаётся только гадать, а официальный мировой рекорд в Книге рекордов Гиннесса составляет 82 км/час, неофициальный — 97 км в час.
Если не считать египтян, опробовавших, возможно, первыми такой способ передвижения по барханам, то начало популярности сэндбординга в наши дни, как вида спорта, положил бизнесмен Лон Биль, проехавшийся в 1972 году на доске по песчаным дюнам пустыни Мохаве в Калифорнии.
С тех пор сэндбординг получил известность, добравшись постепенно туда, где много дюн и песка — в Бразилию, Египет, Арабские Эмираты, Чили, Перу. И перуанская Уакачина попала в отряд весьма популярных мест сбора любителей катания по песчаным горкам со всего мира.
Собравшиеся не прочь себя попробовать в этом скоростном виде спорта. У тех, кто решился, получалось неплохо, эффектно, уверенно держались и двигались на доске. У кого-то за плечами прежний опыт, иные катались на сноуборде в заснеженных Гималаях. И хотя виды спорта похожи, различия между ними есть, и даже существенны: отличаются доски, скорости меньше у сэндбордиста, а главное отличие в скольжении доски, нижняя часть которой имеет выпуклость.
Если направлять сэндборд, рассчитывая, что под ногами не песок, а снег, неминуемо падение спортсмена. Весь секрет правильного скольжения в сдвиге песчинок относительно друг друга. Чем больше число сдвигаемых песчинок, тем больше скорость и эффектней спуск.
Современные доски для сэндбординга, как правило, делают из отходов древесины лиственных пород, для профессионалов снаряжение изготавливается из отборной древесины, стекловолокна и композитного пластика.
Не умевшим или побаивавшимся скатиться стоя, всё равно хотелось почувствовать скорость, дыхание ветра и свободу движения, и они спускались, приклеившись животом к доске. Вряд ли разогнать таким способом правильно песчинки, да и есть вероятность уткнуться в конце спуска носом в песок.
Нет уж, лучше постою наблюдателем — боюсь скорости. Помнится, с какой осторожностью, притормаживая заплетающимися ногами, каталась в Чегете и у нас на Урале на горных лыжах. Одно дело лыжи, другое — доска.
Пока ребята развлекались, я осматривалась вокруг, наблюдая за поведением пустыни. До побережья Тихого океана отсюда 45 километров, поэтому эту часть пустыни Сечура нередко называют Тихоокеанской. Здесь всегда солнечно и жарко, и крайне редко идут дожди.
Сухой воздух обжигал легкие и плотным, раскаленным маревом колыхался вдали, затуманивая дымкой изгибы линий золотистых песчаных дюн. Вспученные бугры не были нагромождением бессмысленности, напротив, геометрически выверенные, они подчинялись единым законам, по которым формируется рельеф каждой пустыни.
Блестели песчинки золотыми отполированными крупинками. Вставали огромные тени, пугающие черными дырами.
Все пустыни разные, и дюны разные, но все движутся, колышутся, растекаясь в стороны морскими волнами.
Была бы возможность взглянуть на эту песчаную пустыню с высоты птичьего полёта, тогда бы рельеф предстал в виде гигантского кружевного полотна, искусно сотканного ветром, с тонкими узорами борозд и волнообразных линий.
С земли такой ландшафт выглядит, как аккуратно вспаханное поле с пухлыми грядками, готовыми для посадки, скажем, картофеля.
Песчаные гряды неподвижны, но ветер не дремлет. Пройдет еще несколько минут, еще одно дуновение, и от постоянного действия ветра рисунок в золотом песке изменится, будет иным.
К тому же еще песок запоёт, известно, что от ветра в песке рождается звук. Ветер здесь не утихает ни минуты, постоянно совершенствуя и придумывая узоры до состояния совершенства.
Но совершенству пределов нет. И ветер снова и снова берется за свою работу, одно прибавит, где-то убавит, уберет лишнее, что не вписывается в его представление о картине абсолютного идеала.
И так без конца. Линии складываются в узоры, узоры формируют волны, те накроют предыдущие, скрывая чьи-то следы.
Следы на песке недолговечны, они существуют до тех пор, пока их не разрушат очередные порывы ветра.
Вот и те следы, что ежедневно появляются на дюнах от машин и людей, ветер аккуратно прикроет, заметёт своим горячим дыханием, как не бывало тех следов.
Увидев неожиданно возникший на фоне дюн почти призрачный девичий силуэт, я вспомнила легенду об убегавшей от охотника принцессе, ставшей русалкой, и ассоциации накрыли меня ностальгией. Стилистика чего-то далёкого, невозвратно прошедшего, вместе с тем такого близкого и знакомого, словно ожили кадры странного, стильного «Забриски-пойнт» Антониони, его действие происходит в пустыне.
И материализовались строки Александра Блока:
И вот она пришла и встала на откосе.
Были рыжи ее глаза от солнца и песка.
И волосы, смолистые как сосны,
В отливах синих падали на плечи.
Пришла. Скрестила свой звериный взгляд с моим звериным взглядом.
Бросила в меня пучок травы и золотую горсть песку.
Потом — вскочила и, прыгая, помчалась под откос…
Я гнал ее далёко… кричал и гнал ее, как зверя,
Вновь кричал и звал, и страстный голос был — как звуки рога.
Она же оставляла легкий след в зыбучих дюнах, и пропала….
К вечеру пустыня приобрела новые краски. В лучах заходящего солнца жёлтые пески окрасились в мистический красновато-оранжевый цвет.
Солнце медленно скатывалось за горизонт, постепенно скрываясь за песчаным холмом, темневшим в помутневших мгновенно сумерках. Погружалась в темноту деревушка, лагуна, этот удивительный оазис среди песков, и так не хотелось покидать песчаный холм, где все следы исчезают.