«Problem» — притворно участливо сказал полный усатый пожилой албанский таксист, протягивая мне свой видавший виды потёртый кнопочный телефон. «Problem» было, видимо, единственным известным ему словом на языке межнационального общения. Слово это из-за частого повсеместного использования давно уже потускнело и сильно растеряло свою способность вызывать мгновенную тревогу, однако, я с некоторым опасением взял трубку. Всё-таки в три часа ночи по дороге из аэропорта албанской столицы всякий «прОблем» возможен.
— Мы не можем вас принять, — голос отеля в трубке был отчаявшийся и неумолимый, как у проповедника, возвещающего конец света.
— Как не можете нас принять? — опешил я, — У нас же забронировано два номера.
— Да, но предыдущие гости сломали ванну, у нас все сломано, и вытекла вся вода. (Дословный перевод с его английского).
После недолгих расспросов я понял, что отель нас принять не сможет и ночевать нам негде от слова совсем. Не самое лучшее начало путешествия в Албанию! Может, у них там жили какие-нибудь рок-звезды и разгромили свои номера. Или пьяницы. Или люди в состоянии аффекта. Или пьяницы рок-звезды в состоянии аффекта. Конечно, такое с каждым может случиться. Но почему именно с нами?!
Тирана. Вид на православную церковь Воскресения Христова.
А так все хорошо начиналось. Да, прилетели ночью, рейс опоздал. Зато багаж получили первыми — сразу же схватили наш серый родной чемодан, покачивающий на ленте своими округлыми боками, как манекенщица на подиуме. Аня даже зачем-то проверила, наш ли: ввела наш код (000) и заглянула в приоткрывшуюся щелку. Конечно, наш.
Теперь у нас не было жилья, страшно хотелось спать, а единственным знакомым в албанской столице был отельный «проповедник конца света», к которому мы ехали от безысходности.
«Проповедник» встретил нас растерянно. Почему-то он не догадался хотя бы попробовать подыскать нам другой отель. Увы, сервис в Албании сейчас — не самая сильная сторона. Мы, ухватившись за вай-фай и открыв Букинг, сами нашли отель совсем рядом. Тут проповедник все же оказал нам неоценимую услугу, сопроводив нас туда и найдя вход в отель. Сами мы этот вход никогда бы не нашли, так как он был замаскирован под гангстерские трущобы, в которых происходят криминальные разборки между маргинальными слоями общества.
Наконец, мы поселились в наш новый уютный и совсем неплохой отель Vista Hotel Boutique, и, наконец, могли долгожданно лечь спать. Дана только зашла забрать свои вещи из чемодана — у нее был отдельный номер, так как на следующий день к ней присоединялся Йохан. Аня открыла чемодан, уставилась на его внутреннее содержание, сделала несколько движений руками, как бы прогоняя наваждение, после чего произнесла: «Это не наш чемодан»…
На ресепшене нашего отеля заседал мужественный бородач, похожий на албанского национального героя Скандербега в молодости. Я обратился к нему с мольбами позвонить в аэропорт и сказать, что мы перепутали чемоданы, а потом вызвать нам такси в аэропорт. Бородач все выполнил, за что ему большое спасибо. И скоро мы с Аней уже ехали обратно в аэропорт на машине, видавшей, наверное, ещё диктатора Энвера Ходжу и готовой в любой момент развалиться, как его диктаторский режим.
Наше богатое воображение рисовало нам, как ничего не подозревающая респектабельная семья, берет наш чемодан и, приняв его за свой, везёт его с собой ночным трансфером куда-нибудь во Влёру или даже в Ксамиль. Утром их будит теплый луч солнца, и прибой за окном нашёптывает что-то романтическое. Они мило и искренне улыбаются друг другу и, понимая друг друга без слов, одновременно рука об руку проникают в будущность отпускной идиллии, чтобы никогда больше не расставаться. Они в сладком предвкушении, томно обнявшись, открывают чемодан, и…
И тут они начинают на перебой проклинать тех, кто перепутал чемоданы. Затем они громко обвиняют друг друга и ругаются, как никогда в жизни не ругались. Выплёскивается темная и даже черная сторона души каждого из них, о которой они раньше и не подозревали. Их будущность заканчивается, идиллия рассыпается, их брак распадается. Жена в слезах проклинает предательский чужой чемодан, а муж срывается, хватает ненавистный багаж сильной волосатой рукой и с размаху выбрасывает его в окно — прямо в прибой, нашептывающий что-то романтическое…
Вот так мы своих вещей больше никогда не увидим.
К счастью, реальность оказалась гораздо к нам добрее. Простота некоторых вещей в Албании поражает. «Можно я пройду в зону выдачи багажа?» — спросил я стражей аэропорта. «Конечно, нельзя!» — «А я там чемоданы перепутал» — «А, тогда можно».
В Lost&Found меня уже ждал бодрый старичок, деловито ворочавший грудами багажей. Звонок бородатого Скандербега из отеля возымел свое действие, и оказалось, что всё уже нашлось! Старичок всучил мне наш чемодан и попросил расписаться в засаленной бумажке. Чужой чемодан он у меня забрал, поставил его на весы, цокнул языком то ли в знак одобрения, то ли как проявление озадаченности, поднял на меня проницательные глаза и сказал, типа, всё — я могу идти. Я почувствовал в тот момент, что если и есть где-то на свете счастье, то это именно оно! Я подхватил наш чемодан подмышку, сдержанно поблагодарил старичка, удержавшись от того, чтобы его расцеловать, и, по-японски кланяясь, задом попятился к выходу.
Что стало с теми людьми, брак которых из-за чемоданной путаницы мог распасться, и были ли они вообще, я не знаю и никогда теперь не узнаю. Я ничего про них не спросил — в четыре часа утра в аэропорту Тираны после череды ночных приключений мне было точно не до того. Мы, наконец, были свободны, приятного отягощены собственным чемоданом и могли с чистой совестью, немного поспав, приступать к осмотру нашей с Аней 47-ой страны — Албании.
Православная собор Воскресения Христова.
Тирана
Тирана — это, на самом деле, прихожая, притворяющаяся столицей. Сравнительно чистая (отношение к мусору в Албании, увы, на довольно пещерном уровне), вполне опрятная (в центре), с несколькими записными достопримечательностями, и всё. Хорошая прихожая. Ничего плохого про нее сказать нельзя. Но Тирана — точно не то, ради чего стоило бы посетить Албанию.
В Тиране нам предстояло исполнить ещё одну жизненную миссию — познакомиться с молодым человеком нашей дочери. Россиянам пока нельзя без труда попасть в ЕС, а голландцам пока нельзя без труда попасть в Россию, поэтому была единодушно выбрана территория, куда всем нам можно, и где ковидных и визовых ограничений самый минимум, а если говорить точнее, никаких вообще. И Йохан приехал на следующий день. Высокий, умный, весёлый, изучающий русский. Он приветствовал нас: «Здравствуйте». А мы приветствовали его по-нидерландски: «Ik wil een kruisbes». И сразу стали друзьями.
Тирана окружила нас нестерпимой жарой, сплошным архитектурным разнобоем и громадной площадью Скандербега посередине. Площадь выпячивала свой огромный исторический музей с гигантским прокоммунистическим панно, которое, к сожалению, было на реставрации.
Народному герою Албании — борцу с османскими завоевателями Скандербегу было как будто совестно за недавнее диктаторское прошлое своей страны, и он сидел на своем коне на самом краю площади. Ненавязчиво указывал на небольшую мечеть Этхем-бей (Xhamia e Et’hem Beut), говоря: «Смотрите зато, что у нас есть».
Мечеть на вид скромна, но внутри — полный набор изящества. Со стен помимо замысловатых витых растительных узоров на тебя смотрят глаза-окна аккуратных домов и мечетей с куполами-луковицами, перемежаемыми острыми минаретами. Всё это оторочено послушными линиями кипарисов с загнутыми верхушками. Исламу не свойственно изображение пейзажей, но здесь — почему бы не воплотить на стенах, то, что сотворил Аллах, и что возвели правоверные во славу Его?
Мечеть чудесным образом пережила коммунистический период и сохранилась во времена «первого в мире атеистического государства», коим объявил Албанию диктатор Энвер Ходжа. Прекрасное всегда побеждает диктаторов.
Вы, наверное, знаете, что в Албании во времена коммунистической диктатуры было построено невероятное количество бункеров на случай нападения внешних врагов. Но случилось страшное — враги почему-то не напали. Бункеры теперь стоят ненужные по всей стране и ветшают. А в одном из центральных бункеров сделали музей BunkArt. Производит он тягостное впечатление. Венчает экспозицию аллегорическая фигура диктатуры — страшное и отвратительное безжизненное чудовище с пропагандистским телевизором вместо головы.
Несравненно более вдохновляющим местом явилась пешеходная улица Мурата Топтани — как оазис в центре кипящей столичной жизни.
Под сенью прохладных деревьев она ведет к потертой временем стене некогда грандиозной крепости императора Юстиниана — того самого, который в свое время, по его мнению, превосходил царя Соломона в области строительства рекордных по размерам храмов. От крепости остались только стены, но внутри них организована ресторанная и торговая лепота. Там мы пообедали разными видами албанской пасты — petka и jufka — с грибами.
Крепость Розафа в Шкодере
Крепость Розафа в Шкодере берет, конечно, больше своей видовой составляющей, нежели архитектурной. Многочисленные рукава, протоки и соединения рек Дрины и Буны вьются, сплетаются, расплетаются, меняются в размерах и очертаниях, пока, наконец, заключив в объятья крутой холм, на котором стоит крепость, не вольются в огромное плоское зелёное пятно Скадарского озера.
Шкодер. В крепости Розафа.
Вид на Шкодер из крепости Розафа.
Крепость хранит в себе много тайн и опасностей. Гуляя по ней, приходится пробираться мимо страшных албанских мух на стене и устрашающих ос-убийц. Но дети смогли!
Скадарское озеро, Широка
Шкодер Шкодером, но в городе жить не хотелось. А вот магическая привязанность к Скадарскому озеру сохранилась у нас со времён Черногории. Этому величественному, раскинувшемуся на две страны водоёму как-то удалось за долгие века не допустить более-менее глобальных поселений людей на своих пологих бархатных берегах. Вместе с тем эта толща воды таит в себе какую-то историческую магию, вобрав в себя нечто неизреченное и непередаваемое в словах. Может, для кого-то в нем и нет ничего такого, кроме мусора местами на берегу, но для нас в нем запечатлено нечто гипнотически важное, даже потустороннее. Возможно, тому виной просто ретроспектива рефлексирующего сознания.
Широка. Скадарское озеро.
Забронированный на одну ночь гестхаус Bella Vista был в дремлющем сладкой дремотой поселке Широка в пяти километрах от Шкодера. И был он даже не в самом поселке, а стоял немного на отшибе, как одинокая сторожевая башня на берегу озера, на которое он жадно смотрел всеми своими мечтательными балконами.
В меру улыбчивые хозяева гестхауса не знали по-английски ни слова и, что удивительно, даже не старались знать — обычная языковая картина для Албании, как оказалось. Поэтому общение с гостями было у них возложено на дочку — тонкую девочку лет пятнадцати, которая тоже по-английски не знала ни слова, но умела пользоваться гугл-переводчиком.
Вид с балкона был царственный. Широченное — во весь горизонт — озеро начиналось где-то далеко слева, в Черногории — где холмы устало и полого сбегали к воде, продолжалось на севере, где оно без какого-либо выделенного перехода превращалось в туманные горы, и заканчивалось справа, где неясными очертаниями напоминал о себе полупропавший Шкодер.
Этот же драгоценный вид прилагался к завтраку на террасе, превращая простую добротную пищу, подаваемую нашими хозяевами, в утонченные яства, а наш разговор обо всякой всячине в великосветскую беседу.
Побережье было освоено птицами. На рассвете то тут, то там ловко ныряли за рыбой неутомимые бакланы, а после этого молча сидели на гладких камнях у воды, медитативно глядя на горный массив Проклетье на противоположном берегу, сушили на солнце промокшие перья.
Малый баклан (Microcarbo pygmaeus). Скадарское озеро.
Временами покрикивая друг на друга в воздухе носились какие-то чайки, на поверку оказавшиеся не чайками, а их родственницами крачками. То ли это были белощекие болотные крачки (Chlidonias hybrida), то ли чайконосые крачки (Gelochelidon nilotica), я так до конца и не разобрался. Но важно ли это? Главное, крачки. И даже это не очень важно. Главное — птицы. Но и это не самое важное. Главное — озеро. Но нет, и это не самое важное. Главное — природа, жизнь, семья, путешествие, и вдыхать это полной грудью.
Скадарское озеро не особо купабельно — заход в воду не тот. Но ещё дома, из любопытства бродя по гугл-картам, я открыл около нашего гестхауса убористый каменистый пляжик.
Густая свежая вода обволакивала и давала лёгкость полета. Полета не в вертикальной плоскости, а в горизонтальной — удаляющиеся ракурсы, но на том же визуальном уровне. Аня не стала купаться — она не купается в воде без соли. А я и молодые влюбленные долго не могли покинуть стихию.
Вечером в Широке на набережной — засилье кафешных столиков. Прохладный воздух после дневного пекла привлекает вечерних едоков к озеру. Атмосфера приятная и приятельская. Наконец, мы добрались до морепродуктов (которые, к слову, в Албании замечательно дешевы) и озеро-продуктов. Krap na tave — скадарский карп, запеченный с овощами в йогурте — непревзойденный местный специалитет.
Шкодер, мост Меси
Мост Меси (к футболисту, оказывается, отношения не имеет) был построен в восемнадцатом веке вельможными османскими пашами. Речка, через которую был перекинут мост, ныне отсутствовала, но это мост ничуть не смущало — он также трудолюбиво гнул спину над пустым каменистым оврагом под редкими шагами случайных пешеходов, своим изяществом призывая всякий ум досоздать бурный поток внизу посредством воображения. Да, для моста ныне, конечно, времена уже не те. Вот раньше по нему проезжал вооруженный всадник на лихом коне и зажиточный купец на богатой повозке. А теперь только мы ради праздного фото и немого любопытства.
В сам город Шкодер мы почти и не заехали. Наш путь теперь лежал в самом заманчивом для нас направлении — в горы, в Албанские Альпы, вершины которых еще дома манили нас из гугл-карт и дразнили интернет-картинками. А теперь они убегали к линии горизонта, зовя нас успеть их догнать.
