Предыдущая часть — Памирская свадьба
Мы проснулись на рассвете и сразу в путь.
Предыдущая часть — Памирская свадьба
Мы проснулись на рассвете и сразу в путь.
Бывший нам постоянным попутчиком Пяндж, образуется из соединения р. Памир и р. Вахан. Происходит это возле кишлака Лангар, последнего поселения в Ваханской долине.
За ним трасса карабкается вверх. Высокие стройные тополя исчезают, привычный рокот реки замолкает, крутые горы заменяются холмами.
Закутанные в куртки пастухи, гонят свои стада. Ваханская долина завильнула внизу в сторону Афганистана.
Начинается Восточный Памир (высота за 3300 м), безжизненное высокогорное пространство, которое принято сравнивать с поверхностью Луны.
Моя спутница почуствовала себя плохо, жалуется на головную боль и сонливость. Шагар кормит её таблетками. Выходя из машины, надеваем куртки. Становится очень зябко. Облака по небу не проплывают — они идут по земле пешком, осложняя видимость водителю.
Новой спутницей дороги стала, утыканная пограничными столбиками мелкая речка.
Переходя таковую, стадо диких афганских верблюдов, с гордым видом нарушает границу.
Возле бывшей казачей заставы Околоток охотничьи домики. На стороне соседей — мазар киргизского святого в виде юрты. Едем совсем одни. В советское время интенсивность движения была высокой, транспорт попадался примерно через 10 минут.
Неожиданным сюрпризом становится встреча с немецкими журналистами, снимающими передачу о Памире. Их джип догнал наш на одной из остановок, но Хорам совсем не обрадовался, а предпочёл побыстрее уйти в отрыв. Лучше оставлять за собой клубы пыли, чем дышать ею.
Застава Харгуши (зайчики) расположилась на высоте 3967 м.
Сообщаем пограничнику о верблюдах нарушителях. Закутанный в шинель большеносый солдатик, оказался шугнанцем. Проверив документы, задерживать не стал, поблагодарил за бдительность и пожелал счастливого пути.
Возле солёных озёр Тузгуль и Музгуль выходим на асфальтовую трассу М 41 Хорог — Ош, но Шагар предлагает свернуть в кишлак Булюнкуль, где разводят стерлядку на озере с одноимённым названием.
Даже сейчас, по прошествии времени, я боюсь увидеть во сне, что меня забыли тогда в Булюнкуле.
Условия жизни в Восточном Памире крайне тяжёлые.
Суровый климат дополняет отсутствие работы.
Русский мужик не прижился в этих местах даже в советское время.
Но булюнкульцы не унывают.
О том, что плохо живут, не знают.
Говорящих ящиков почти нет, а электричество появляется на 6 ч. и только ночью.
Недалеко от кишлака великолепное голубое озеро Яшилькуль звального происхождения.
Чуть дальше за горами на севере знаменитое Сарезское озеро. Русский путешественник Н. Иванов, в 1885 г. был в этих местах, заходил в кишлак Сарез, беседовал с жителями, подмечал их неповторимые обычаи, написал отчёт о своей экспедиции, передал в Академию Наук подаренные исмаилитские книги.
Во время схода оползня в 1911 г. появился завал. Вода реки Бартанг (Мургаб) поглотила кишлак вместе с людьми, образовав Сарезское озеро, имеющее самую высокую плотину в мире (567 м)
Афганские талибы грозили взорвать сарезскую перемычку. Страшно подумать, что может произойти в таком случае. Смоет Хорог, Куляб и всё остальное. Достанется даже Узбекистану.
Господи, храни Памир и Таджикистан!!!
Из растворившегося тумана, как символ несгибаемости восточных памирцев, появляется посёлок Аличуль.
В советские годы, председатель здешнего колхоза, был дважды Герой Соц. Труда. Будь моя воля, я бы каждого человека наградил, жить здесь в наше время уже героизм.
Киргизские юрты разбросанные по Аличульской долине, мужчины в длинных национальных колпаках, стада обросших шерстью яков. Другой климат, и, как следствие, другой народ.
До Октябрьской революции киргизы считались более зажиточными, по сравнению с бадахшанцами. Они могли заплатить огромный калым, взяв в жёны ваханку или шугнанку, тогда как горячим бадахшанцам оставалось только украсть невесту.
Киргизки неохотно шли замуж за соседей. Однако, за всю историю, войн и конфликтов между двумя народами не было.
На обед останавливаемся в старинной юрте, которая более 150 лет переходит от отца к старшему сыну.
Хозяин пожилой круглолицый мужчина, часто принимает у себя проезжающих.
В неглубоком, болотистом пруду семья разводит рыбу, держат овец и яков.
Гостеприимный киргиз предлагает заночевать. С русским языком мужчина на ты и даже работал учителем литературы. Его дед воевал под Москвой, о чём хозяин юрты написал стихотворение.
Очень жаль, что не удалось пообщаться подольше, однако, увы, время поджимает. Движемся дальше, периодически попадая в туман.
Перестройка остановила проект строительства в Аличульской долине военного аэродрома.
Радиолокационные станции оказались заброшены. Предприимчивые киргизы из села Башгумбез приватизировали себе малый купол радара, приспособив его под купол мечети.
Наша запланированная остановка в Мургабе.
Город производит тяжёлое впечатление. Деревьев нет, очень холодно, дома-мазанки, словно сгорбленные старушки, имеют покосившийся вид.
С уходом российских пограничников, не отличавшийся красотой город, сдал ещё сильнее.
Неухоженный Ленин показывает проживающим здесь людям рукой, в сторону Хорога и Душанбе.
Горного киргиза, от соотечественника из Оша можно отличить по большому носу.
Правительство Киргизии выделяло мургабцам наделы земли возле Оша. Однако, увы, не прижились горцы на равнине. Человек, проживший в горах, при переселении в низину, как правило, начинает болеть.
Ошские киргизы называли мургабцев таджиками и всячески враждовали с ними. Из-за множества проблем почти все переселенцы вернулись назад, где появилась новая беда.
Кочевник на одном месте долго не остаётся, его стадо пощипав траву переходит дальше, давая возможность растениям набрать силу.
После развала Союза прекратились поставки дешёвого угля. Народ, при отсутствии деревьев, выкапывает длинный корень кустарника трескен, используя его в качестве топлива.
Один куст вырастает за 30 — 40 лет. Из-за неразумной деятельности, возле Мургаба образуется высокогорная пустыня, метут пыльные бури. Что ждёт город в будущем, неизвестно.
Когда последние звёзды исчезали, а небо начинало светлеть, по старой русской традиции, минутку посидев помолчав, трогаемся в путь.
День обещает хорошую погоду, но в горах всё крайне непредсказуемо.
Соседство с Афганистаном закончено. Рядом появился, замотанный километрами колючей проволоки, Китай.
Через какое-то время подкатываем к озеру Каракуль (чёрное озеро). Глубокое, безжизненное водное пространство, на дне которого всегда лёд. На бирюзовой глади в хорошую погоду отражаются снежные шапки гор одна из которых — пик Ленина.
Я учился в школе носившей имя Юрия Юматова. В 1967 г. в составе группы парашютистов — добровольцев Юматов был десантирован на Памире, возле пика Ленина. В данном эксперименте, плохо подготовленные к холоду солдаты, почти все погибли от кислородного голодания.
Советский Союз опасался нападения со стороны Китая и вынужденно демонстрировал силу. Слава героям, отдавшим жизнь за Родину!
Когда-то у караванщиков, при переходе перевала, пала белая кобыла от изнеможения, дав этим название самому высокому на территории бывшего СССР перевалу «Ак-Байтал» (4655 м)
Джип совсем не хочет ползти вверх, Хорам переходит на пониженную передачу. Кислорода не хватает двигателю в камере сгорания. Нам тоже тяжело дышать.
Валентину сморил сон. Я, выйдя из машины, и сделав десяток шагов по тонкому слою снега, чуствую громадную усталость, уже совсем рядом Киргизия. Подъезжаем к таджикскому погранпункту.
В небольшом домике расположилась таможня. Пограничники живут в бочках. Шагар представляет нас как журналистов из Москвы. Начинаются обычные восточные базары, начальник показывает какой он крутой, после пропускает. Таджикистан остаётся позади, кончилась и нормальная дорога.
На нейтральной полосе хозяйничают расплодившиеся стаи рыжих сурков, встав на задние лапки они пытаются разглядеть кто мы и что нам нужно. Двадцать километров, до киргизского КПП «Кызыл Арт» преодолеваем за 50 минут.
Добравшись видим очередь из двух микроавтобусов, люди из Мургаба едут в Ош. Завтрак по времени уже прошёл, обед ещё не наступил, но граница в прямом смысле на замке. Через 30 минут появляется солдатик, за ним подтягивается офицер. Проезжающие сдают документы, разворачивают сумки для досмотра, всех начинают шмонать, проверяют даже карманы.
Проверка закончена. Мургабцы загружают баулы и садятся в авто, через 20 м. процедура повторяется. Люди вновь выходят, раскидывают вещи. Теперь уже таможенник роется так, будто хочет выкопать в чужом чемодане нору.
В этот момент, со стороны Киргизии, подкатывает упакованный иностранец мотоциклист.
— Десять баксов подрулили,- шутит один из пограничников.
Нас долго не задерживают, слова «Москва», «журналисты» производит нужный эффект. Тойота, словно на крыльях, катит вниз, но разогнаться не получается. Ушедшие вперёд микроавтобусы остановлены возле поста МВД (служба наркоконтроля), тормозим и мы.
Располневший, холёный киргизский капитан ведёт досмотр. Забирая паспорт заглядывает в глаза проверяемому, не удивлюсь если он видит заднюю стенку черепа. Водители обречённо отворачивают запаски, разбортируют их, после снимают обивки дверей.
Молодой лейтенант, длинным крючком с удовольствием проверяет внутренности машины. Сразу видно, свою работу он ценит и любит.
За всё время маршрута я не увидел даже грамма наркоты, косяков ни кто не забивал. Обкуренные не попадались. Даже если предположить, что кто-то из пассажиров провёз посылку, это капля в море.
Основной поток идёт совсем другим путём.
Хорам с Шагаром объясняют милиционерам цель поездки, моя спутница открещивается от связей с наркобаронами, я выдавливаю улыбку, и мы следуем дальше.
По мере спуска вниз солнце начинает ласково греть, ветерок из открытого окна успокаивать, горы удаляются.
Я развернулся на 180 градусов, ловя взглядом убегающую красоту.
Вспомнились:
Весь мир на ладони — ты счастлив и нем,
И только немного завидуешь тем,
Другим, у которых вершина ещё впереди.
Белые шапки памирских вершин смотрят свысока через Алайскую долину на молодой Алайский хребет.
Сколько длится противостояние? Кто вырастет круче?
У гор свои споры, у людей свои.