Ракурсы и диалоги

Вчера, когда наш самолет, нечаянно прорезав крылом плотную пелену непроглядных ночных облаков, подарил единственный, чуть замедленный, кадр полночной Венеции, небогато усыпанной фальшивыми бриллиантами искусственных огней обычного города — я выдохнула восторженно: Неужели наяву!

На земле нас мгновенно обняла теплая, темная, влажная ночь, в которую, как в капучино кто-то добавил густых сливок тумана. Потом мы смело мчались в полной невидимости, предав себя на волю водителя автобуса, который знал этот путь слишком хорошо и теперь «исполнял» свою партию неведомой логистической партитуры, наверное, по памяти. Но я-то уже познала ту важную точку отсчета: Венеция — ракурс от Неба! Правда тогда, через несколько мгновений, самолет, словно извинившись за резкость, вновь взмыл ввысь, и облака снова сомкнулись, но ведь блеснуло же!

Утро было таинственным — сфумато…

Смягченные силуэты архитектурных мелодий, нанизанных на остинато каналов, смело прорезающих и блистающих под солнцем, были принакрыты вуалью утренней уже рассеивающейся дымки, являя собой живую картину, зовущую взгляд художника…

Но толпы людей, уже вышли на тонкие улочки, шумно выплеснулись на уютные campo, заученно выставляя правую руку со средствами фотокопирования и заворожённо, будто следуя какой-то порочной программе, зараженной вирусом тщеславия, с упоением запечатлевали себя. Какие там ракурсы! Только крупный план и «лобовая атака».

Нет, я не была строга. Живущая с ними в одном планетарном доме, я, кажется, все понимала, поэтому старалась обойти постоянно возникающие преграды так, чтобы «не влезть в чужой кадр».

Но вот Тинторетто, на встречу с которым я мчалась… Я помнила его взгляд с автопортрета еще с нашей первой встречи, в Лувре… Теперь же мне казалось, что он смотрит на нас с Неба, а дымка лишь чуть гасит и смягчает, глубокое выражение его старческих, чуть слезящихся глаз. Глаза, знаете ли, всегда слезятся… От старости. Он писал себя по памяти? Он заглядывал в зеркало? Нет он не желал запечатлеть себя в веках мудрым благообразным красавцем. Он оставлял нам в память о себе только выстраданную печаль. О чем?

(фото из интернета)

Мы переплывали гранд-канал на вапоретто, направляясь к церкви Сан-Джорджо Маджоре, потому что картину «Тайная вечеря» он написал именно для этого храма. Там она и осталась с 1952–54 года.

У меня в Венеции всего-то пара дней и конечно же, первый объект туристического маршрута должен был бы вести на площадь Сан Марко. Но я, словно преодолевая сопротивление толпы первым делом навестила адрес Campo della Carita, 1050, где находилась столь притягательная для меня Галерея Академии (Gallerie dell Accademia).

Там со мной случилось чудо. В одном из залов я остановила взгляд на двух полотнах Беллини, что висели рядом: Благовещение и Святой Петр (San Pietro) — с ключами от Рая.

Не знаю, что со мною произошло, но я, словно, встретила, то чему была несомненно причастна когда-то! Возник какой-то магический процесс «узнавания утраченного» и взволнованная, стараясь проглотить комок в горле, я стала искать «свой ракурс». Для меня в картине всегда есть та «точка отсчета», отыскав которою в пространстве выставочного зала, я начинаю слышать и понимать обращенное, кажется, только ко мне «слово художника».

Было стыдно показать свое волнение, и я всеми силами старалась его скрыть. Какая-то девушка фотографировала себя, закрывая протянутую руку Петра и я терпеливо ждала, чтобы тоже сфотографировать поразившее меня откровение — именно протянутую руку. Конечно, я понимала, что фотография ничего не передаст — только отпечаток воспоминания, но я не хотела потерять и эту возможность.

Я помнила, как великий фотохудожник современности Юрий Холдин до двенадцати часов «ставил свет», чтобы сфотографировать только одну фреску Ферапонтова монастыря… Он тоже искал ракурс…

А тут один щелчок и скорая техническая помощь — если кадр получился больным. Что мы о себе думаем! Мы, привыкшие верить только громкому голосу, реагировать на окрик в современных поделках от искусства и скучающие в космической глубине пианиссимо…

«Тишины хочу, тишины… Нервы, что ли, обожжены?» — скажет в конце жизни Андрей Вознесенский, но на то он и Поэт, чтобы слышать Вечность!

И снова галерея. Девушка отошла, пришли новые люди, а я все ходила по небольшому пространству, вникая в живописную тайну все глубже.

Смотрительница, что вначале равнодушно сидела спиной к шедеврам, почему-то взяла стул и на цыпочках отошла в сторонку, чтобы не мешать. Пожилая пара, что собиралась покинуть зал, почему-то осталась и стала внимательно вглядываться вслед за мной. Кажется, там было много народу, но я ничего не видела, ходила в ограниченном квадрате экспозиционного пространства, ждала, искала.

Да. Я нашла. Диалог состоялся. Но мне не хочется сейчас переливать свои ощущения в мягкий компьютерный текст. Интерпретировать в русле средств иного искусства — слова, то, что может выразить только живопись…

Известный для Возрождения прием, когда персонаж живописного полотна, словно выдвигается за его рамки звучит везде по-разному. Мадонна Боттичелли в Уффици — это очеловечивание небесного и наивное, чистое стремление живописца, через такое действо вознести любимое, земное к самим Небесам…

Здесь же, сам святой Петр протягивал в наш грешный земной мир, из мира запредельного, руку с ключом от Рая! «Бери — если сможешь»!

Но люди проходили мимо…

Время.

Через несколько часов, я уже смотрела на зеленоватую волну, что плавно и ровно скользила по борту небыстрого вапоретто и жила предвкушением новой встречи. Я знала, что в Сан-Джорджо хранится несколько работ Тинторетто, но я мечтала увидеть именно «Тайную вечерю».

(Простите за слово «хранится» — картины там живут и правда именно в этом)!

Сколько полотен великих и гениальных Мастеров живописи на эту вечную тему, я увидела в то недавнее и незабываемое путешествие по Италии. Однако в Сан-Джорджо я хотела увидеть подлинник художника, что дарил мне уже найденный и такой необычный ракурс — диагональ! Здесь не нужно было искать точку отсчета. Но только внимательно вглядываться!

Стремительное движение диагонали из нижнего левого угла в верхний правый, без сопротивления, по привычному движению читающего глаза.

За столом обычного затрапезного трактира Христос и Его ученики. Они все по одну сторону стола, который словно делит пространство картины на две части: одна чревата Светом, другая затемненная, бытовая. Хозяин, повариха, случайные посетители, собака гложет кость… Никто из присутствующих не понимает важности происходящего — для них, это обычное празднование Пасхи, группой незнакомых людей.

Но в Космосе все уже сдвинулось! Ангелы парят, невидимые неверующим глазам, тусклый светильник над столом не просто освещает, но проявляет иной, нематериальный свет! Как это можно выразить языком земных средств! Непостижимо! Но Тинторетто умеет.

Иуда еще за столом. Он одиноко сидит «по другую сторону». Он, единственный, которого не осиял свет, потому что уже задумал свое черное дело. А у всех других учеников пока негромко, но сияют нимбы над головами, ибо они сами того не ведая присутствуют при великом Откровении! Христос преподает им таинство Евхаристии! А они только веруют, хотя еще ничего не понимают… Однако веруют безгранично и в этом их сила и их судьба!

Сфотографировать картину довольно трудно, так как в центре находится главный алтарь, выполненный скульптором Джироламо Компанья. Он изображает фигуру Христа на Земном шаре в окружении евангелистов.

Собор имеет три нефа и шесть капелл. Здесь есть и другие живописные полотна, в том числе и Тинторетто, но мне не хочется сейчас переливать свой восторг в систематическую искусствоведческую беседу. Всему свое время.

Я несколько раз выходила из храма и погуляв по одноименному острову, заходила вновь. Я несколько раз подходила к «Тайной вечери» с разных сторон, уклоняясь от хаотичных волн людского потока.

Я не постеснялась даже сфотографироваться здесь, правда на том фоне, который этому действию вполне соответствовал…

Не ожидала, но здесь произошла моя вторая, после Лувра в 2013 году, знаковая, не случайная встреча и с современным художником Микеланджело Пистолетто.

Художник, уже разменявший восьмой десяток, по-прежнему смел в своих поисках. А еще он ироничен, ведь ирония — это прием, который намекает на противоречие между явным, но мнимым и в то же время истинным, но ускользающим.

Пожалуй, это ускользающее, он ищет всю жизнь. Может быть поэтому его любимый символ — знак бесконечности…

(фото из интернета)

Кстати, мой любимый знак пунктуации — многоточие. Наверное, мы в чем-то похожи! Поэтому я не возмутилась его присутствию в пространственной близости от самого Тинторетто, но вновь, как и в Лувре, почувствовала его смелую уверенность в уместности допустимого вмешательства, помечающего гений места…

Тинторетто переносит тоже Тайную вечерю в обычный трактир — разве это не могло вызвать удивление и может быть возмущение кого-то когда-то. Но Христос пришел в мир к грешникам, а не фарисеям, он исцелял в субботу из сострадания к людям, он разговаривал с самарянкой у колодца дольше, чем с великоумными мужьями, ибо узрел в ней духовную силу будущей проповедницы, готовую пойти на смерть за Истину.

Пистолетто расставляет свои зеркальные осколки, в которых отражается наш «треснувший по швам», но так гармонично задуманный Создателем мир!

Мы весело фотографируемся в созданной им, при помощи осколков отражений мира, новой реальности.

Вот здесь я — лишь отражение в зеркале, а фигуры женщин и ребенка — рисунки на стекле…

Однако, мы не замечаем, что привычное игровое пространство современного ищущего наслаждений человека -лишь карликовая планета в бесконечном Космосе. Красоту и Гармонию, которую нам — пигмеям не дано увидеть в избранном нами ракурсе — с виртуальной планетки удовольствий. Задуманные Творцом, как творцы — по Образу и Подобию, мы, современные люди, обмениваем свой истинно-творческий дар на мишуру, способную прельстить только цивилизованного дикаря.

А Микеланджело смотрит на нас в свою лупу чуть насмешливо и очень внимательно — поймем ли его!

Искусствоведы более полувека пишут о его принадлежности к «Arte Povera — бедное искусство», а он ускользает из тесных ограничивающих рамок в бесконечность…

Я делаю два шага вправо и новый ракурс вновь дарит неожиданность.

Вот как! Кажется, вашу растрепанную прядь, Маэстро, можно отстричь ножницами — она слишком доступна, выдвинувшись из двухмерности холста.

Вы утверждаете, что этого эффекта достигли при помощи лупы, но я буду утверждать, что это теплый ветер растрепал вашу прядь, когда-то совсем не седую…

Кажется, сегодня что-то похожее уже было… Похожий прием… Хотя совсем другие чувства, другая высота, иная духовная наполненность.

Да, современное «Бедное искусство», подобно вашей пластмассовой Венере, что уткнулась в груду поношенного тряпья секонд-хенда молчит слишком пронзительно. Спасибо вам за то, что вы транслируете это молчание.

Но услышит ли его человечество, увлеченное декларативностью, утверждающее вседозволенность, как свободу творчества и даже демагогически приглашающего вас в союзники собственных революционных, как им кажется, ниспровержений.

Наш интерпретативный разум эпохи постмодернизма выбирает удобный ракурс, имея достаточно аргументов, оправдывающих выбор.

А я, плавая по Венеции, как по реке времени, все-таки чувствую непрерывность процесса поиска человечеством Гармонии и вечной Красоты и благодарю этот удивительный город за аромат надежды. Распрямится ли современное искусство, загубленное примитивной пошлостью! Сделает ли свой шаг в сторону поиска той потерянной точки отсчета, с которой открывается Прекрасное! Найдет ли свою диагональ, не ту, что помогает соскользнуть в бездну, но возносящую к Небу!

День в Венеции был очень насыщенным. Нет, я не слишком помню, что ела (в Венеции все дорого и невкусно), я не слишком оценила достоинства кровати в моей скромной гостинице, так как слишком устала и готова была уснуть где-угодно, лишь бы принять горизонтальное положение.

Но перед тем как заснуть, я все же вспомнила главное событие дня.

Святой Петр протягивал руку к нам, живущим в этом мире, руку с ключами от Рая, но люди не замечая, проходили мимо…

Теги: Культурно-познавательный туризм