Вечный город. Знакомство

Я с детства была влюблена в Италию. Это случилось однажды, когда по радио я услышала литературную инсценировку «Сказок об Италии» Горького. Пение «Санта Лючии», сопровождавшее рассказ о сорванце южанине Пепе, произвело на меня такое впечатление, что я в свои четыре года целый день пыталась воспроизвести незнакомую, запавшую в душу мелодию на языке, который звучал тоже как песня, достойно вплетаясь в ласковый музыкальный напев.

Сестре моей бабушки ничего не оставалось, как выучить со мною «Санта Лючию» — она знала ее на итальянском, и это стало началом моего нового увлечения.

Как только я научилась читать, книги проверялись на содержание в них итальянских слов, с переводом в конце страницы. Я стала вести свой итальянский словарик с мечтою, когда-нибудь выучить итальянский язык.

И если в хореографическом классе с нами разговаривали, можно сказать, на французском, то музыкальная школа открыла возможности постигать музыкальные термины, которые были только на итальянском.

Знакомство с итальянской культурой стало новым откровением в моей жизни, и эта любовь осталась навсегда, приобретая все более осмысленные и значимые черты.

Когда в 1964 году знаменитый театр «Ла Скала» приехал на гастроли в Москву, я ловила каждую новость об этом событии по радио, а когда возникла возможность услышать концерт солистов театра по телевидению, тогда это было только в записи, — вот было счастье! Кажется, я не смела и мечтать о посещении Милана, но могла собирать свою фонотеку и слушать, слушать.

Я мечтала о дальних странах, и в первую очередь об Италии, в маленьком провинциальном Ульяновске, когда сидела с очередною книгою в руках, обвеваемая тополиным пухом лета, под недальние звуки необыкновенного голоса Робертино Лоретти, что раздавался из соседнего дома.

О, как бы я хотела побывать в Италии, во Флоренции, на родине оперы, где кружок «camerata» искал пути возрождения античной трагедии… А Венеция, а Неаполь!

О преддверии моей поездки в Италию можно было бы рассказывать бесконечно, потому что это была вся моя жизнь, наполненная музыкой Верди, Россини, Пуччини, трепетом перед талантом Леонардо, Рафаэля, Микеланджело, восторгом, который вливала далекая не осязаемая мною природа, но с верою, что она прекрасна.

Я долго откладывала свою поездку в Италию, когда возможность такая уже, наконец-то и открылась. Почему? Боялась разочарования. А может быть опасалась, что это я разочарую Италию… Готова ли я увидеть и принять в себя все то, что она, возможно, захочет мне подарить. Смогу ли оценить эти дары!

Сколько людей ездит, летает по миру, но возвращаются пустопорожними, даже и сами не ощущая своей отделенности от того мира, в котором только что существовали. В моем случае, это было бы предательством моих идеалов, которые я вынашивала с детства.

Рим для первой поездки в Италию был выбран не случайно. Для моей души, это был наиболее неблизкий город. Рим — «Оплот католицизма», как возглашали советские учебники, представлялся мне холодноватым, чуть презрительно взирающим с высоты своих вековых седин на всех, кто желал его постичь. Ведь даже опера, которая пришла в Рим, из Флоренции, Венеции, Неаполя, в Риме была пестована семейством Барберини, находившимся в родстве с самим Папой, что заметно повлияло на ее существование.

Мне представлялось, что знакомиться с Италией нужно было именно с Рима, чтобы услышать, как стучит это сердце. Я была готова к тому, что Рим будет ко мне вежливо снисходителен. Это устраивало. Я не обольщалась и приземлялась в аэропорту Фьюмичино со спокойным сердцем, с мудрым взглядом на жизнь, смиренным пониманием того, что «счастье, если его слишком долго ждать… Стареет».

Рим встретил меня пасмурным днем и даже чуть моросящим дождиком. Ну вот! Привезли питерскую погоду, — улыбнулись мы с мужем и, разместившись в экспрессе «Леонардо» — «Leonardo Express», стали смотреть в довольно серый заоконный мир.

Я прислушивалась к итальянской речи и радовалась тому, что иногда понимаю суть разговора рядом сидящих итальянцев.

Меня беспокоила гостиница. С карточки деньги не сняли, не заблокировали, на мое первое письмо — подтверждение приезда никто не ответил и лишь перед самым вылетом, на мое вторичное послание, гостиница в лице незнакомого Франко успокоила весточкой — Ждем! Приезжайте!

Гостиницу я выбирала сама, по главному для меня признаку — расположение в центре, рядом с Ватиканом.

Римское метро, оказалось незатейливой песней с очень простой мелодией — всего две линии, синяя и красная.

Поскольку в Риме везде ведутся раскопки — метро как жанр, не слишком соответствует этому городу, поэтому здесь нет разветвленной сети, как, например, в Париже, так что ориентироваться легко. Голос диктора, объявляющего остановки все время предлагал готовиться то на правую сторону, то на левую: a destra, a sinistra… Но мы упорно сидели и ждали своей остановки «Ottaviano».

Добраться до гостиницы не составило труда и уже скоро мы оказались в своем маленьком номере с окном на улицу.

Гостиница «Hotel Prati» оказалась именно такой, какой мы и ожидали ее увидеть — миниатюрной, уютной, хотя и с небольшой претензией на свое благородной происхожение: Римская гостиница, не забывайте, господа!

Что ж! Чуть наивно, но мило.

В отзывах некоторые постояльцы жаловались на очень маленькую душевую кабину. Кто-то даже рассказывал о своем казусе — влез помыться, но без посторонней помощи уже не смог выбраться. Так что был предупреждающий вопль к персоне больших размеров того, кто, по словам одного юмориста: «Нее, не корумпированный. Он от природы такой толстый».

Гостиница «Hotel Prati», нас нисколько не разочаровала, скорее очаровала. Никакие «коррумпированные» здесь остановиться не могли, так как отель перетекая из трех в двух и наоборот трех — звездочность, был скромным и действительно миниатюрным, что нас нисколько не напрягало в виду телосложения достаточно стройного, гибкого, и по-сравнению, с застрявшим неудачником в душе, несомненно, грациозного.

В гостинице мы оказались уже вечером, так что день прилета, не учитывался нами в нашей программе. Поэтому мы со спокойным сердцем отдохнули, после чего вышли на площадь св. Петра, чтобы завтра же с утра примериться к стремительному броску в Ватикан. Уже сумрачное вечернее небо, перестало плакать и новый незнакомый город, с мощеными дорогами, посматривал на нас просветленно, как смотрит ребенок, после недолгих и не горьких слез.

Утренняя побудка была немного волнительной. Никаких предварительных билетов у нас не было (так решили), знание об очередях в Ватикан и тем более в музеи Ватикана, напротив, были. Что день грядущий нам готовит! О Сикстинской капелле я мечтала так тихо и так робко, что можно сказать, что и не мечтала вовсе, но все же, как Золушка, надеялась на чудо.

Завтраки в нашем отеле были чудесные. Никто не напрягал, не наблюдал, мы приходили и в очень миниатюрном, но уютном помещении просто спокойно завтракали, так, как будто были у себя дома. Круассаны, булочки и прочую выпечку, приносили утром из кулинарии, что находилась, кажется, в том же доме, поэтому они были еще теплые. Должна признаться, что вкуснее я нигде не встречала. Парижские круассаны по сравнению с нашими гостиничными, вообще не выдерживали никакой конкуренции.

«Наетые» вкусной сдобой (количество не ограничивалось), «напитые» капуччино (количество не ограничивалось) мы вышли на площадь св. Петра и тут же попали в объятия приятной девочки с Украины — тогда мы еще считали друг друга соотечественниками несмотря ни на что.

Она жила в Риме три года, и в тот момент подрабатывала в одной из экскурсионных фирм.

В ее задачу входило формировать группы по языковому принципу для организаций экскурсий в Ватикан.

Русская группа набиралась не быстро, и мы побродили по близлежащим улочкам в предвкушении События.

Вскоре энергичная дама объединила нас зычным, профессиональным возгласом. Раздала наушники и стремительно повела вперед и только вперед.

Мы смело проходили сквозь все толпы, очереди, и заслоны, так как под покровительством нашего гида, мы были на каком-то особом положении.

Я впервые была на такой экскурсии, когда голос гида у тебя в наушниках, хотя наша дама и махала золотым флагом то тут, то там.

Однажды я где-то замешкалась и поняла, что нужно быть очень осторожной — голос в наушниках создает иллюзию близкого соприсутствия, а на самом деле, наша маленькая русскоязычная группа (русские, украинцы, немцы) могла уйти далеко и вообще потеряться для меня в толпе. Дабы не отстать от спутников, я стала более внимательно следить за перемещением «наших» в невозможно великой массе, и взмахи золотого флага мне явно помогали.

Я не сноб, и всегда отношусь к гидам, как к собратам по профессии, с пониманием, сочувствием, с чувством благодарности. Конечно, многое из того, что рассказывала наша гид, не выдерживало критики, тогда я просто фильтровала информацию и не слишком обижалась на «дезинформацию».

Я знала, что в музеи Ватикана больше уже не попаду, но что в собор св. Петра приду еще непременно, поэтому не слишком стремилась вставать в очередь, чтобы потереть ногу статуи св. Петра. и вообще бегать по огромному храму. У меня были маленькие цели и мечты, которые постепенно сбывались. Я мечтала увидеть капеллу, где находилась знаменитая «Пьета» Микеланджело. Христос, снятый с креста покоится на руках Девы Марии. Скорбь Матери. Нет слов. Здесь можно только молчать.

Эту фотографию я позаимствовала из Интернета, но и она совершенно ничего не передает. Я же стояла потрясенная и вообще забыла о фото. Потом все же что-то сфотографировала.

Люди словно растворяются, фотовспышки наталкивающиеся на стекло ограждающее теплый мрамор, словно не замечаются. Здесь можно стоять, кажется вечно.

Микеланджело было всего 24 года, когда он создал эту скульптуру. Нет сил называть ее шедевром, гениальным произведением — любые оценочные эпитеты только принизят это творение.

Микеланджело никогда ничего не подписывал. Лишь здесь оставил свое имя.

Почему? Не стоит фантазировать. Наверное, в этом холодном камне была вложена искорка его души, которая сделал мрамор теплым и живым на все времена…

Все же рискну разместить и свою фотографию. Почему-то мне кажется, что она теплее…

Потрясением стало мое присутствие в Сикстинской капелле. Я знала, что Capella Sistina была построена архитектором Баччо Понтелли еще в XV веке, как домовая церковь. Здесь есть камин, который выставляется только во время выборов Папы, в этом камине сжигаются записки, поданные во время голосования.

Конечно, я разглядывала фрески на стенах, протяженностью 40 метров! Над сценами из Старого и Нового Завета трудились Боттичелли (отношусь к нему с трепетом), Россели, Перуджино, Гирландайо, Пинтуриккио, Синьорелли. Да мало ли чего я уже знала…

Однако когда моему взору предстал " Страшный суд» Микеланджело, я вздрогнула и остановилась потрясенная. Сколько раз видела эту роспись на картинах, во фрагментах, сама рассказывала о ней, но могла ли я ожидать то, что предстало воочию!

Микеланджело было уже 60 лет, когда Папа Павел III пригласил художника заново расписать большую алтарную стену. Около 400 фигур, изображенных художником, словно в неведомом тогда пространстве 3D живут и двигаются.

Гиды рассказывают утомленным туристам о том, как «реставраторы», по приказу Папы, «одевали» впоследствии обнаженные фигуры, рассказывают о том, как… Я же смотрю на одну из самых драматичных фресок в мире и не могу оторваться. Людской муравейник гудит, голос в наушниках рассказывает о забавном… Но об этом может вспомниться потом… Я стою задрав голову. Время словно остановилось.

Микеланджело начал роспись летом 1536 года, хотя заказ был получен раньше. Он готовился. Работы начались и продолжались четыре года. В 1540 году Микеланджело упал с лесов, для выздоровления ему потребовался перерыв в месяц, но он вернулся к делу своей жизни, не доверяя его никому. Он пользовался помощью лишь для приготовления краски, а также при нанесении подготовительного слоя штукатурки под роспись. Микеланджело ассистировал только Урбино, предполагают, что он писал фон. При позднейших исследованиях, помимо добавления драпировок, не обнаружено никаких вмешательств в авторскую живопись Микеланджело. Художник начал работу с верха стены и постепенно спускался вниз, разбирая леса и постепенно теряя здоровье, зрение, но это было для него не важно.

Фреска была завершена в 1541 году, её открытие состоялось в канун Дня Всех Святых, в ту же ночь были представлены фрески потолка капеллы.

Легко представить, как в октябрьский день 1541 года высшее духовенство и некоторые миряне собрались в Сикстинской капелле, чтобы присутствовать при открытии этой фрески алтарной стены. Впечатление, а скорее воздействие было великим. Предание рассказывает, что потрясенный Папа с благоговением упал перед фреской на колени, умоляя Бога простить ему его грехи в день Страшного суда.

Конечно, я увидела Лаокоон.

Я была в Миссионерском этнографическом музее, где сегодня собраны шедевры, привезенные со всего мира. Я видела… Но Микеланджело!

Теперь я понимаю, почему после своей поездки в Рим так и не написала рассказ. Ведь первый день моего пребывания только начался, а я уже израсходовала «лимит доверия» моих читателей. Сама не люблю длинные рассказы — они меня огорчают.

Посмотрим — может быть, еще и продолжу вспоминать спустя время. Как знать. А тогда сидя в ресторане с новыми знакомыми немцами, что вместе со мной прошли всю экскурсию, я весело болтая, думала о том, что как бы дальше не сложилась моя поездка, она не напрасна.

Я видела это!

День распогодился. Было тепло, уютно и ласковое сентябрьское солнце не жалило, а светло печалилось вместе со мною о важном и вечном, приоткрывая этот новый, незнакомый вечный город. Первый день моего пребывания в Риме только начинался…

Теги: Культурно-познавательный туризм