Палаты Ватикана. Часть первая или Мастера обидеть может каждый.

И давай книжки умные читать. Для повышения теоретической грамотности. А то вдруг спросят внезапно:

— Что это там нарисовано мелким шрифтом в левом верхнем углу? Колибри над райским цветком, или демоны ада?

А я замешкаюсь и не найдусь что ответить. Поэтому подготовку провел по всем фронтам.

Выяснил даже, что капелла не имеет никакого отношения ни к цифре «70». Ни даже к «17», как на то намекает англицкая транскрипция названия. И никаких семидесяти безвинно пострадавших молодых семнадцатилетних девственниц здесь никогда отродяся не было, как то рисовала моя необузданная фантазия. Потому что реальная жизнь папского престола хоть чуть-чуть, но отличалась от картин, изображенных в сценах от Маркиза-де-Сада.

Хотя… Но это к делу уже не относится.

На самом деле папская молельня обрела свое имя исключительно в честь римского папы Сикста Четвертого. Великая капелла существовала еще и до него. Старенькая комнатка, в которой время от времени собирались все кардиналы и решали вопросы насущные. Как сейчас представляю, аки споры на теологические темы в процессе диспута непременно переключаются на вполне жизненный ракурс. Примерно в следующей последовательности: Бог. Вселенная. Духовность. Жизнь земная. Тело бренное. Медицинские аспекты. Пища физическая. Выпивка. Бабы. Ну, посудите сами, о чем еще могли разговоры разговаривать двести мужиков родственных профессий, собранных волею судьбы в одном замкнутом месте? Когда наша чисто мужская компания собирается в бане, то мы тоже обсуждаем чаще всего автомобили и женщин. Авто в те стародавние времена не было, поэтому круг вопросов на повестке дня папского конклава был предельно очерчен. Или Вы серьезно думаете, что кардиналы чем-то существенно отличаются от инженеров? Но это к делу тоже не относиться.

Итак, на месте Великой капеллы папа Сикст Четвертый повелел построить бронированное каменное сооружение с функциями неприступной крепости. А опасаться ему было кого. Времена неспокойные. То флорентийские Медичи наезжают по беспределу, то турецкий султан в виде Мехмета Второго обещает козу сделать. Нет, обороноспособность необходимо укреплять. В результате получилось то, что получилось. Мощный серый прямоугольник с минимальным набором окон и дверей. А для того, чтобы придать ему необходимый статус, пошли проверенным путем. Пригласили самых знаменитых художников, чтобы расписать интерьеры под орех. Творить, не строить. Это каменщика можно подгонять, требуя досрочной сдачи объекта. А попробуй подобное объяснить мастеру настенных росписей? Тут же начинается отмазон:

— Краски не те.

— Муза ушла и не вернулась!

— Отстань, противный, я в депрессии…

В результате чего интерьерные работы затянулись на долгих шестьдесят лет. Вначале Сандро Боттичелли с бригадой итальянских маляров-штукатуров рисовал картинки на стенах. Медленно, медленно, руководствуясь принципом:

— Солдат спит, служба идет.

На художественном языке это звучало так:

— Начальника! Краска нада высохнуть, мана…

Время шло. Краски сохли. Папы Римские менялись естественным образом, потому что старость неизбежна, как крах средневековья. Бригады мастеров тоже не миновала сия участь. И вот однажды от очередного понтифика заказ на производство работ получил очередной гений беличьих кисточек. Микеланджело приступил к работе в 1508 году.

Как Вы думаете, дорогие читатели, сколько лет ушло на работу у маэстро?

— Пять лет?

— Десять?

— Неужто пятнадцать?

Щас! Как бы ни так. Кое-как, с грехом пополам фрески были расписаны до логического конца только в 1541 году. Тридцать лет и три года!!! Вот, оказывается, что роднит Микеланджело и знаменитого русского витязя Илью Муромца. Тот тоже ровно столько же лежал на печи, прежде чем попасть в анналы истории. Поэтому если бы не знал, что Микеланджело итальянец, смело бы подумал о его истинно русском происхождении.

Начинал работу при папе Юлии Втором. Заканчивал уже при Павле Третьем. Причем сто пудов работы затянулись бы и еще лет на несколько, но, в конце концов, у заказчика лопнуло терпение. Дословно неизвестно, куда в сердцах пообещал Властитель католического мира засунуть гениального художника, и в какое место гениальному художнику он пообещал засунуть орудия его труда, да только в ускоренном порядке, буквально за несколько месяцев работа была доделана и с превеликим успехом сдана. Все как в реальной жизни. Пока художника не обидишь, результата не получишь.

Этот тезис знаю по себе. Нет, я себя, конечно, с Микеланджело не равняю, но в подобной ситуации однажды побывал. Сейчас расскажу.

Где-то в середине девяностых мы, наконец-то, заработали на свою собственную квартиру. Двухкомнатную хрущевку в достойно убитом доме. Понятно, что за ремонт взялся с энтузиазмом и наименьшими затратами. Поклеить обойчики с рисунком в мелкий рубчик, побелить потолочек, покрасить беленькой масляной красочкой окошки и косячки. Чем я ни художник? Но особый восторг вызывала ванная комната. Три угла и стена с дверью изогнутая даже не по параболе, а по настоящей гиперболе. Нечто! Вдобавок к этому приплюсуйте полное отсутствие стройматериалов современного уровня и волгоградскую кафельную плитку качества «третий сорт не брак». Ни тебе бустилата, никакого клея для плитки. Народное средство. В масляную краску ядовито зеленого цвета, по случаю добытую на стройке, подмешиваем цемент марки М200, и на эту гремучую смесь клеим кафель. Без зазоров. Стык в стык, потому что о затирках тогда тоже никто не знал.

Проканителившись недели две вечерами после работы, урча и фырча, кое-как комната обретала божеский вид. И вроде дело уже идёт к концу. И осталось только десяток плиток положить. Да только опытным глазом вижу, что остались то самые трудные. Чтобы сошлась линия каждую нужно подточить, под каждый уголок маячок подложить. Восемь раз отмерить, три раза приклеить. А ломы по рукам и ногам вяжут! Энтузиазм уже прошел, как у того Микеланджело вначале работы. И стал я, честно говоря, немного косить. То голова после непосильного труда болит, то фильму интересную по телевизору показывают, то лучше я пойду с сыном погуляю…

Жена, она вначале грязь и бардак в ванной терпела. Потом, как у женщин водится, включила автопилу. Слово за слово, молотком по столу. Кончилось всё ультиматумом:

— Если быстро не доделаешь, спать будешь не со мной, а вместо собаки в прихожке на коврике!

— Ах, так! — Воскликнул я, как истинно обиженная творческая личность, — Ах, так! Тогда я вообще ничего делать больше не буду…

И как настоящий человек своего слова честно продержался целых два дня.

А потом в сердцах и с гораздо большим энтузиазмом завершил работу за двадцать минут. Ну, скажите, чем я не Микеланджело? А?

Вот, наконец, настал тот час. Я захожу и вижу Вас.

В том смысле, что сбылась мечта. Дважды спускаюсь по какой-то тёмной лестнице, три поворота налево, потом направо, прохожу в узкую непонятную дверь, возле которой охранников толпится больше, чем телохранителей у американского президента, и попадаю в Святая Святых. Сикстинская капелла в полный рост.

Первое впечатление, если отбросить всё то, что читал, учил и о чём мечтал, всегда самое правильное. Это потом уже начинаешь себе придумывать всякое. А пока вижу огромный большой прямоугольник. И высоченные потолки с небольшим сводом. Ну да, на них действительно что-то нарисовано. Причём первоначально задрав голову, абсолютно не понимаешь, что это. То ли колибри над райским цветком, то ли те самые демоны ада.

Нет, ей богу, у меня, конечно, слегка подсевшее зрение, ещё со школьной парты оставшееся, но не до такой степени же? Задираю голову. Щурюсь до состояния китайского болванчика. И всё равно не могу различить, где там картина Искушения Христа и очищения прокажённого, а где нанесена сцена обрезания сына Моисея. Тут чтобы разобраться, непременно нужно придворную богословскую академию с отличием закончить.

Стою так, в нелепой позе минут несколько. И чувствую внутренним голосом, как моя шея под тяжестью неимоверной мозговой деятельности в слишком умной голове начинает хрустеть, скрипеть и напрочь отказывается дальше поворачиваться. А эта самая умная голова, под тяжестью набежавших мыслей, готова отвалиться. Совсем. После чего элементарное чувство самосохранения, присущее любому живому индивиду, заставляет меня путём ужасных усилий вернуться в исходное состояние.

Тут бы, конечно, выручила бы современная техника в лице фото либо видеокамеры. Но болт там рос. Съёмка запрещена. Совсем. Мало того, запрещено даже разговаривать. Причём настолько, что даже официальных гидов тупо выгоняют из помещения, как только они пытаются рот раскрыть. На любом языке, понятное дело. Охраны, как я уже сказал, в капелле больше, чем «Беркута» на Майдане. И все пытаются защитить стародавние фрески от туристических объективов.

Запретный плод сладок. Исключительно по библейской легенде. Но Ева, она по неопытности погорела на яблочке. А у нас есть настоящий Авось. Который выносит иногда, как Сивка Бурка. План действия такой:

— Нас четверо. Встаём в кружок и делаем вид, что рассматриваем драгоценные росписи. Сами тем временем следим за бодигардами и закрываем телами самого смелого. А он делает фотовыстрелы от бедра. С обеих рук не целясь.

От бедра, не от бедра, а от пуза, учитывая нашу комплекцию, точно получится.

Что запечатлелось, то и публикую. Как смог, вытягивал на фоторедакторе. Но получилось не особо. С другой стороны, как истинный акын импровизатор, что вижу, то и пою…

Теги: Культурно-познавательный туризм